Кучер примерился взглядом и почесал в затылке.
– Тяжел, однако, будет, да если за верх потянуть, пожалуй, осилю!
– Вы не посмеете учинять здесь разбой! – закричал ресторатор. – Иначе я отправлю вас в темную!
– Это каким же образом? – поинтересовался я, загораживая выход из комнаты.
Он мне не ответил и приказал мужику, постриженному под горшок и пока никак не участвующему в дискуссии:
– Спиридон, иди, зови полицию!
Мужик послушно кивнул и пошел прямо на меня.
– Лучше оставайся на месте! – сказал я ему. – Иначе хуже будет!
Однако, Спиридон был слишком силен, чтобы кого-то бояться, и послушен хозяину, чтобы внять доброму совету. Он попер прямо на меня. Я дал ему подойти почти вплотную и тремя точными ударами ногой в голень и руками в живот и в челюсть уложил на пол.
– Помогите! Убивают! Караул! – вразнобой закричали остальные участники переговоров. Громче остальных орали хозяин и женщины. Один Спиридон тихо Мычал, пытаясь встать с пола.
Однако, долго стенать о судьбе соратника им это не пришлось. Ефим взялся за верх буфета, уперся ногой в стену, с натугой наклонил его, и предупредив криком: «Поберегись!», опрокинул. Раздался оглушительный грохот и звон бьющейся посуды. После чего наступила мертвая тишина. Все присутствующие, как завороженные, смотрели на результаты наших усилий.
После минутного шока первым плачущим голосом заговорил хозяин:
– Вы что же это, ироды, делаете! За что нам кара такая? ! Кто за все это платить будет?!
Ответить ему никто не успел, в этот момент из зала послышался строгий начальственный голос:
– Что за шум? Кто разрешил?!
– Господин урядник, поглядите, что эти ироды наделали? – пронзительно закричал хозяин.
– А вот и полиция, – сказал я Ефиму. – А ты боялся, что здесь ее не сыскать!
– Что здесь происходит? – спросил, входя через пустой дверной проем в комнату, перепоясанный ремнями, с шашкой на боку, полицейский. – Свят, свят, свят! Аким Кузьмич, что это у вас за разор?!
– Вот, гости постарались! – ответил хозяин, указывая на нас пальцем. – Деньги за обед не заплатили и учинили разбой и разорение.
– Это как так! Кто разрешил! Немедля в кутузку! – страшно выкатив глаза и гневно шевеля усами загремел урядник.
Мне показалось, что мы с Ефимом немного поспешили и перестарались.
Теперь полиции будет труднее объяснить причину нашей несдержанности. Однако, бывает, что хорошая мысль приходит не только потом, но и вовремя. Я разом переместил акценты в происшедшем, закричав полицейскому:
– Господин урядник, хозяин ресторана похитил мою жену!
– Как это похитил? – вытаращил глаза полицейский, переводя удивленный взгляд с меня на толстенького, кругленького хозяина.
– Напал на меня, чуть не убил, а пока я был без памяти, похитил жену и служанку!
От неожиданности и курьезности обвинения никто не смог произнести ни слова,
Даже хозяин, вылупив от возмущения глаза, только беззвучно шевелил губами.
– Как же так, Аким Кузьмич, зачем вы жену у этого господина похитили? – первым заговорил урядник.
– Я похитил? Да что вы их слушаете, Василий Иванович, никого я не похищал, а ихней жены так даже в глаза не видел! Они одни приехали и, напившись, скандал учинили!
Как я не был разгорячен и потрепан, но на пьяного никак не походил, и полицейский дал это понять хозяину:
– Если они и были пьяным, то теперича совсем протрезвели.
– А то, что я не один был, – продолжил я, – пойдите, взгляните, сколько приборов стоит на моем столе!
– Извольте, – согласился полицейский, неодобрительно глянув на хозяина.
Мы с урядником пошли в зал считать приборы на столе. За нами гурьбой двинулась вся ресторанная прислуга, включая поднявшегося на ноги Спиридона. Не знаю, что они рассчитывали увидеть, но интерес проявили повышенный.
– Действительно, три прибора, – поделился результатами расследования полицейский. После чего пошел еще дальше. – Здесь сидели женщины, вот, ели сладенькое, а они, – он указал на меня, – всего-то две рюмки скушали. Как же так получается, Аким Кузьмич? Выходит, вы и правда ихнюю жену украли!
– Да не краля никаких жен! – закричал в отчаянье хозяин, уже понимая, что такой поступок вполне объясняет и извиняет разгром в буфетной. – Василий Иванович, отойди со мной на минуточку, мне тебе два слова надо на ушко сказать!
– Это как так отойди! – возмутился я. – Сие есть попытка подкупа должностной персоны!
Пожалуй, я немного перемудрил с лексикой, и фраза получилась архаичной, но меня поняли.
– При следствии допросы снимаются и без публичности, – грозно сообщил мне урядник и отошел с хозяином.
Говорил он совсем коротко, Аким Кузьмич прошептал несколько слов на ухо полицейскому, и тот отшатнулся.
– Это надо же! – только и сказал он, после чего снял фуражку и принялся отирать пот с широкой лысины. – Что же вы сразу-то не сказали!
– Вот так-с! – довольным тоном, как после победы, произнес Аким Кузьмич, потирая ручки. – Теперь сами рассудите, крал ли я чужих жен?!
По уряднику было видно, что попал он в такое трудное положение, что не знает, что делать дальше. Он растерянно водил взглядом по участникам событий, как будто ожидал хоть какой-то помощи.
Потом холодно мне улыбнулся и, откашлявшись, попросил:
– Вы изволите ли, господин проезжий, уделить мне свое время для, для... – он не сразу подобрал нужные слова, – разговора с глазу на глаз.
Для меня не было большой загадки в том, что сказал ему хозяин, к такому повороту событий я был готов.
– Извольте, уделю.
– Тогда соизвольте пройтись в ихнюю комнату, – сказал урядник, указывая взглядом на хозяина. – Там нам никто не помешает.
Я кивнул, и мы с ним прошли в небольшой скромно обставленный кабинет с двумя стульями и письменным столом.
– Слушаю вас, – сказал я полицейскому.
Однако, говорить он не спешил, отирал потное лицо чистой тряпицей и прятал глаза под мохнатыми бровями.
– Вы мне что-то хотели сказать? – поторопил я. – Извините, у меня украли жену и мне нужно ее искать.
– Да никто у вас ее не крал, – наконец, решил заговорить урядник. – Я бы на вашем месте спокойно ехал по своим делам, а потом она и сама, с Божьей помощью, к вам вернется...
– Вы в своем уме? Вы что такое говорите?
– Да в своем, в своем! Именно в своем, потому и советую. Иван Тимофеевич – они человек горячий, вспыльчивый, не ровен час рассердятся, так не то что Вашу жену, вас нельзя сыскать будет.
– Это Моргуна зовут Иван Тимофеевич? – прямо спросил я, переставая валять дурака.
– Оне-с, – скривившись, подтвердил полицейский.
– А кто он, собственно, такой?
– Вы и вправду не знаете? – удивился он.
– Откуда я могу знать какого-то Моргуна, если впервые в жизни попал в ваши края и вообще никого здесь не знаю!
– Человек-то они известный, и не только в нашем уезде, а, почитай, на всю Россию. Уже под судом с дюжину раз был, да все как с гуся вода. Одним словом – ловкач! Мошна у него такая, что не завязывается, родня самая знатная, вот он и куролесит. А как что, всех сутяг купит, и сам черт ему не брат. Сам нашкодит, а те так дело повернут, что безвинный виноватым стает, а он вроде ни при чем. Не одного беднягу таким родом на каторгу заслал. Ехали бы вы отсюда подобру-поздорову, а жена... жена дело наживное.
– А что же вы, полиция?
– Что полиция! Он самого уездного исправника дальше сеней не пускает, а тот ему в именины подарки возит! Ему министр внутренних дел друг и брат! А вы говорите, полиция!
– Так что же мне делать?
– А нечего делать! Пока вашей женой не натешится, не отдаст. Дай Бог, если вернет живую-здоровую! А то были случаи, или покалечат, или вообще баба пропадет, как и не было!
– Ну, это уж нет! Такое со мной не пройдет!
– А что сделаешь? У него сорок гайдуков, один другого стоит. Не люди, а головорезы! Вся округа от них стонет, а ничего не попишешь, у него власть, деньги и сила!
Мне показалось, что урядник искренне огорчен и стыдится своего бессилия.
– Где этот Моргун живет?
– Сказать не труд, тебя, добрый человек, жаль: ни за понюх табаку пропадешь!
– Это мы еще посмотрим, кто первый пропадет. Нас двое, у моего человека тоже зазнобу увезли, и он этого так не спустит. А вдвоем, глядишь, и прорвемся!
– Ну, гляди, дело твое, – перешел на «ты» урядник, – только помни, я тебе не помощник. Если встряну, со службы уволят и по миру пустят, а то и живота лишусь. Я человек семейный, мне детей кормить надо.
– Понятно, я и не в претензии. Только если помочь не можешь, то и не мешай.
– Это обещать могу твердо и за себя, и за помощника. Он малый молодой, справедливый и против правды не пойдет. Кого тебе опасаться нужно – это станового пристава и исправника, эти не то, что за тридцать сребреников, за грош мать родную продадут. Если выйдет у тебя дело, все против тебя же и повернут.
– Оружие здесь есть, где купить?
– Разве что в губернском городе, только дотуда ехать дальше, чем до Москвы. А что тебе нужно?
– Пару ружей, пистолеты, огневой припас...
– Этим я помочь могу. Пистолетов мне не достать, да и не нужны они тебе, одно баловство барское, а пару ружей предоставлю. Только тайно, чтобы ни одна живая душа не знала, иначе мне несдобровать!
– Понятно, что тайно. Давай договоримся, куда ты их привезешь, а я ночью заберу. Там же я и деньги оставлю.
– Так дела не делаются, – возразил урядник. – Сам доставлю. Ты знаешь мост через Уклейку?
– Откуда мне знать ваши мосты, я же здесь в первый раз.
– Он близко отсюда, как выедешь на московскую дорогу, через версту поворотишь на полдень, на город Уклеевск. Там он и есть.
– И далеко он от столбовой?
– Верст пять, не боле. Да там не на заплутаешь, он до самого Уклеевска один, другого нет. Подъезжай к полуночи, там и встретимся. Раз такое у тебя горе, то дорого я не возьму. За все про все двести рублей.
– Что же у тебя за ружья за такую цену?
– Ружья как ружья, главное, что стреляют.
– Хорошо, пусть будет двести, а теперь расскажи все, что знаешь про этого Моргуна.
Глава 9
Тебе нужно сбрить бороду и поменять одежду, – сказал я Ефиму, когда мы добрались до заштатного города Уклеевска, отстоящего на тридцать верст от московской дороги. Заштатными именовались селения, пользующиеся правами города, но не служащие административными единицами.
– Это еще зачем? – удивился кучер, уважительно поглаживая свою роскошную растительность, закрывающую половину груди.
– С такой бородой и в ливрейном армяке тебя каждый встречный запомнит, а нам это ни к чему.
Прибыли мы в Уклеевск в нашем экипаже и теперь думали, куда пристроить карету и лошадей, пока будем заняты разборкой с Моргуном. Заштатный городок был небольшим населенным пунктом с двумя церквями, земской школой и тремя ярмарками в году. Как рассказал словоохотливый старичок, встретившийся нам около винной лавки, православных жителей в нем было 1588, протестантов 16, магометан 21, прочих исповеданий 12; дворян 5, почетных граждан и купцов 4, духовного звания 8, мещан 1479, военного сословия 115, крестьян 186, прочих сословий 31. Численность его населения определить можно было довольно точно, суммировав сословия и вероисповедания.
– Пошли в цирюльню, пока будем бриться, попробуем узнать, что здесь почем.
Бриться Ефиму не хотелось, но мои доводы его убедили, и он скрепя сердце согласился. Мы оставили экипаж у единственной на весь город парикмахерской и вошли в пропахшее дешевым одеколоном помещение. Посетителей здесь не было, и цирюльник, встав навстречу широко зевнул, щедро показывая остатки зубов.
– Чего желаете? – спросил он сонным голосом. – Могу завить...
– Завиваться мы пока не будем, хотим побриться.
– Это моментом, – пообещал ремесленник. – Извольте садиться.
Я кивнул Ефиму на кресло и он, тяжело вздохнув, сел под бритву палача.
– Жаль, поди, такой красоты лишаться? – сочувственно спросил его парикмахер, взвешивая рукой окладистую бороду. – Сами откуда будете? Я вас в наших краях раньше не встречал.
– Купеческого звания, – ответил я. – Едем по торговым делам.
– Чем торгуете?
– Зерном, кожей и так, чем придется.
– Дело хорошее, – сообщил мастер, яростно щелкая ножницами вокруг расстроенного лица клиента. – А может, завиться желаете?
– Мы желаем оставить на постой лошадей и карету, а сами дальше поедем верхом. Хорошо заплатим!
– Хорошо – это сколько? – поинтересовался цирюльник, намыливая клиенту щеки.
– По рублю за день постоя, – предложил я.
– И вы думаете, что это хорошо?
– И еще по рублю на прокорм лошадям, – добавил я.
– Рубль и рубль, это будет три. Если согласны на три рубля, я помещу ваших лошадей в своем коровнике и буду ласкать их, как любимого котенка!
– А как же корова?
– Какая корова! О чем вы говорите! Та корова давно стала говядиной. Думаете, у меня есть желание крутить коровам хвосты?
– А наши лошади не станут кониной?
Парикмахер оценил чужую шутку и засмеялся.
– Пусть я бы так жил, как будут жить ваши лошади!
Национальная принадлежность мастера не вызывала двояких толкований ни по внешним признакам, ни по манере говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41