– Мне кажется, мы заблудились, – сказал я.
– Нет, едем правильно, вон впереди мост, – ответил Ефим.
Я, как ни всматривался, ничего не увидел,
– Ты уверен? – спросил я.
– Я ночью, – сказал он, – вижу как кошка.
Мы остановились. На моих часах было ровно одиннадцать. До назначенного времени оставался час. Сначала нам нужно было проверить, нет ли засады, а потом самим подготовиться к встрече.
– Оставим лошадей около моста, – предложил я,
– Нельзя, – возразил кучер, – учуют чужих лошадей и заржут. Нужно отвести их подальше в лес.
Спорить было не о чем, и мы в поводу повели своих коняг вглубь леса. Впереди двигался Ефим, я – почти вслепую следом.
– Вот тут ладно будет, – сказал кучер, останавливаясь.
Мы привязали лошадей к деревьям, надели им на морды мешки с овсом и вернулись к дороге. Было холодно и сыро.
Мы шли опушкой. Под ногами предательски хрустели сухие ветки. Ефим нес ружье с единственным заря-дом, у меня была только сабля.
– Ты когда-нибудь стрелял из ружья? – спросил я его.
– Доводилось, – ответил он. – Когда был жив Иван Иваныч, брал с собой на охоту.
Я понял, что он говорит о покойном катином муже. Наконец мы вышли на дорогу. Начался мелкий осенний дождь. Не сговариваясь, мы начали не идти, а красться. Я увидел мост, только когда мы подошли к нему вплотную. Мы затаились, но никаких подозрительных звуков слышно не было.
Я тронул Ефима за плечо и показал, куда идти. Он кивнул, и мы спустились к воде. Речка Уклейка мирно плескалась между опорных мостовых бревен. Внизу, около самой воды, рос густой кустарник. В лунную ночь здесь было не спрятаться, но теперь это было незлободневно.
– Холодно, – сказал я, невольно ежась.
– Мы к холоду привыкшие, – откликнулся Ефим. – Скоро, поди, приедут.
Больше говорить было не о чем.
Придумывать планы действий, пока ничего не известно, было глупо. Оставалось ждать развития событий и действовать по обстоятельствам. Так прошло минут двадцать.
– Едут, кажись! – тихо сказал кучер, вытягивая шею, чтобы лучше слышать.
Действительно, к привычной тишине ночи и мерному плеску воды примешались какие-то новые звуки.
– Верховые, и не один, – опять сказал Ефим.
Я пока ничего такого, чтобы определить, сколько человек едет и даже откуда, не слышал. Однако, через пару минут и сам различил чавканье копыт о грязь дороги.
Конные приближались со стороны Уклеевска. Видимо, парикмахер оказался прав.
Стал слышен негромкий говор нескольких человек.
– Тихо! – зачем-то предупредил кучер, притронувшись рукой к моему плечу.
Я понял, как нервничает молодой парень и сказал ему в самое ухо:
– Не трусь, все будет хорошо.
Всадники подъехали к мосту и остановились на нашей стороне. Их было трое.
Рассмотреть что-нибудь даже наверху, на фоне более светлого, чем земля неба, было невозможно. Различались только темные силуэты.
– Иваныча еще нет, – сказал один из прибывших низким, сиплым голосом.
– Приедет, куда денется, он всегда припоздняется, – ответил ему бойкий тенорок.
– Кабы не опоздал, сговориться-то, поди, надо, – сказал первый.
– Успеем сговориться, а нет, так и сами дело решим. Нам же больше достанется.
Ничего не значащий разговор в данных обстоятельствах звучал весьма зловеще, хотя голоса были самыми будничными, как будто разговор шел об обычных хозяйственных делах.
– Федюнь, ты лошадь-то перековал? – спросил бойкий тенорок. – Али так и ездишь о трех копытах?
– Перековал, – подал голос невидимый Федюня. – Пахомыч совсем рехнулся, за подкову полтину содрал! Видано ли дело!
– И не говори, – вмешался сиплый, – за все про все плати. Так никаких денег не хватит!
– Это тебе-то не хватит?! – засмеялся обладатель тенора. – Твою кубышку потрясти, так на каменный дом в Москве наберется.
– А ты на чужой каравай рот не разевай!
– Тише, вы, – одернул товарищей Федюня. – Кажись, кто-то едет!
– Иваныч, поди, – равнодушно констатировал сиплый.
Невдалеке заржала лошадь. Один из коней троицы негромко ответил и несколько раз фыркнул.
– Он, – подтвердил тенорок, – я его Савраску без узды, по голосу знаю. Всегда до последнего тянет.
Послышался глухой стук копыт о настил моста, и над нами возникло новое темное пятно.
– Здоровы, что ли, разбойнички! – сказал знакомый голос урядника. – Как сами?
– Здорово, Иваныч, что припозднился?
– Никак, без меня управились?
– Куды ж нам без тебя, – поздоровавшись, недовольным голосом сказал сиплый. – Ты же у нас наиглавнейший!
– А ты, Фома, не можешь без подковырки!
– Ладно вам свариться, – вмешался тенорок. – Скоро полночь?
– Скоро, поди, – ответил урядник. – Коней надо увести. Вот-вот гости будут.
– Интересно знать, чего это твоего купчика в Уклеевск понесло?
– Поди, Ивана Тимофеевича ищет, – сказал полицейский. – Баринок шустрый, да глупый, сам на тот свет просится. Камни прихватили?
– А то, не в первый раз.
– Здесь надо бы запас впрок сделать, привезти подводой, пусть до нужды лежат, – засмеялся Федюня, – а то чего кажный раз верхами возить.
– Вот и сделай, делальщик, – опять вступил в разговор, видимо, всем недовольный Фома. – Только языком трепать можешь,
– Денег у него много с собой? – спросил Федюня.
– Договорились на двухстах рублях, – ответил урядник. – Сто мне, сто вам. А что сверх найдем, те поровну.
– А магистру чего говорить будем? Он поди, заподозрит! Как так совсем купец пустой был!
– Ему и с купчихи куша хватит. Слыхать, она чуть ли не мильенщица.
– Так уж и мильенщица!
– А то! Не здря же за ней глаз приставили и нарочного прислали. А какова сама-то из себя?
– Справная, – ответил тенор и причмокнул губами. – Гладкая и лицом ладная. Как магистр ей натешатся, мы попользоваемся! Наши уже очереди разыгрывают!
– Ишь! – завистливо сказал урядник. – И мне, что ль, к вам наведаться, страсть люблю сладких баб.
– Да и девка при ней хороша, тоже вся такая-этакая! – продолжил дразнить полицейского тенор. – Будет, с кем поиграть!
Я почувствовал, как напрягся Ефим, и предупреждающе положил ему руку на плечо. Он ее сбросил, но, кажется, немного расслабился. Во всяком случае, не полез наверх выяснять отношения.
– Ладно болтать да чужие деньги считать, – вмешалея в разговор Федюня. – Сейчас должны появиться. Если ты, Иваныч, чего не перепутал!
– Это когда я что путал! – обиделся урядник. – Это ты все путаешь! Поди, опять нам грязная работа, а ты при конях будешь?
– Поговори у меня! – рассердился Федюня. – Ты свое дело делай, а я и без тебя знаю, при ком мне быть! Поди, магистр лучше тебя знает, кого старшим ставить!
– Да я что! Мое дело сторона. Я свое получу и ладно, – миролюбиво ответил Василий Иванович.
– То-то! Ты стой и жди своего купчика, а Фома с Сашкой вниз, в засаду. И чтобы чисто сделали! Бросайте не у берега, как в прошлый раз, а посередке, да веревки ладно привяжите, чтобы не всплыли!
– Куда им всплывать, по середке омутище, а в ем сомище, не в первый раз замужем! – зачастил тенор.
– Ну все, с богом. Как кончите дело, свистните! И не забудьте подкладку у купцовой одежи проверить, они любят деньги в подкладки зашивать.
Опять по настилу моста затопали лошадиные копыта. Наверху было тихо, наверное, оставшиеся ждали, пока старшой уйдет подальше.
Минут через пять молчание нарушил недовольный Фома.
– Федька, он жук! У магистра в любимцах ходит. Поди, на всех кляузы доносит.
Разговор, однако, никто не поддержал, видимо, с доносами друг на друга в моргуновском воинстве было все в порядке.
– Чего же, Иваныч, твой-то купчик не едет? – спросил тенором Сашка.
– Приедет, куды ему деваться. Может, заблудился в темень, или еще что. Вы, мужики, идите-ка лучше вниз, к воде, там ждите.
– Зачем это еще? – спросил Фома.
– Сдается мне, что купчик не так-то прост! Как в трактире-то дело повернул, что не прикопаешься. Вдруг ума хватит пешим ходом подойти! Увидит, что я не один, и смекнет, что дело нечисто.
– Нам-то что, мы можем и внизу подождать, – согласился Сашка. – Пошли, что ли, Фома.
– И то правда, чего здесь как перстам торчать.
Мужики тяжело вздыхая, как будто предчувствуя свою судьбу, начали спускаться по крутому склону,
Я предостерегающе тронул Ефима. Он отдвинулся, положил ружье на землю и присел в кустах.
– Ну и темень, – пожаловался Фома, – тут спотыкнешься и в воду запросто полетишь. Как нечего делать. Вода-то, поди, студеная!
– А то, – ответил Сашка, спускаясь задом и держась руками за растущий на склоне кустарник. – Склизко очень, у меня подошвы съезжают.
Я опять тронул Ефима за руку и указал на тенора. Мне выпадал Фома. «Гайдуки» уже добрались до нас. Дальше тянуть было нельзя, и я ударил Фому клинком в шею, тот замер и, не издав ни звука, повалился лицом в косогор. Одновременно вскочил на ноги Ефим и взмахнул рукой. Раздались глухой стук и треск. Сашка, однако, успел вскрикнуть.
– Вы чего там? – спросил сверху урядник.
Момент был критический. Если он нас обнаружит, то со своей позиции запросто расстреляет.
– Чего, спрашиваю, вы там делаете?! – уже тревожно спросил Василий Иванович, наклоняясь над спуском и пытаясь рассмотреть, что у нас здесь происходит.
– Иваныч, иди сюда, что здесь есть! – ответил я, пытаясь подражать сиплому голосу Фомы.
– Чего есть?
– Мошна!
– Что за мошна! – заинтересовался урядник, начиная спускаться.
– Быстрей, уплывает! – поторопил я, но, наверное, не так похоже, как сначала.
Василий Иванович что-то почувствовал и приостановился на полдороге.
– Что за мошна? – повторил он вопрос.
Я постарался, и теперь у меня получилось более похоже.
– Сашка, держи, деньги уплывают!
Такого полицейский выдержать не смог и скатился к нам.
– Где деньги? – свистящим шепотом спросил он и ойкнул, почувствовав, как острие клинка укололо ему горло.
– Ты чего это, Фома? Совсем сдурел!
– Тише, Василий Иванович, – ответил я своим натуральным голосом. – Мошна уже все равно уплыла.
– Это кто? Ты кто такой? – спросил он по инерции, уже поняв, с кем встретился. – Вот, значит, как!
– Именно так.
– Убивать, значит, будете?
– А что нам остается делать?
– Отпусти, добрый человек, я тебе службу сослужу, – ласковым, просительным голосом не очень уверенно проговорил урядник.
Все произошло так быстро, что он еще до конца не осознал, как крепко влип, и теперь тихонько пятился от меня, оттягивал время, видимо, пытаясь придумать, как выкрутиться.
– Ты уже сослужил, – ответил я. – А больше ты мне ни к чему.
– Ты тише-то саблей играй! – воскликнул он, – Я полицейский чин! Меня обидишь – на вечную каторгу в Сибирь пойдешь!
– Так кто докажет? – продолжил я. – Камни есть, омут глубокий, кто тебя там отыщет?
– Ты, ваше степенство, не замай! Не по-христиански поступаешь! Убьешь, я к тебе по ночам стану приходить! В геенне огненной погибнешь!
– А коли отпущу, что будет?
Такого поворота разговора Василий Иванович не ожидал и сразу не придумал, что посулить.
– Тогда, о! Считай, я у тебя в долгу! Тогда!..
– Ах ты, июда! Чего удумал! – закричал Ефим, и урядника отбросило от меня в сторону.
– А... – еще пытался что-то произнести он, падая на трещащие под его телом кусты.
– Ну, Лексей Григорьич, благодари Бога, что я в впотьмах вижу. Этот июда чуток тебя в живот из пистолета не застрелил.
Я наклонился над бьющимся в агонии телом. Светлым пятном дергалось запрокинутое лицо. Ничего разглядеть в такой темени я не смог.
– Где пистолет? Я ничего не вижу, – сказал я Ефиму.
Он нагнулся и сунул мне в руку холодное, мокрое от росы оружие. На мосту тревожно заржала лошадь урядника.
– Давай выбираться наверх, нам нужно еще найти Федю, – сказал я, стараясь чтобы голос звучал ровно.
– А с этими что будем делать?
– Разберемся с Федей, вернемся – и утопим. Слышал, они специально для нас камни и веревки привезли.
– Не по-христиански это, – тоскливым голосом проговорил Ефим.
– А ты что предлагаешь? Полицию позвать или самим их хоронить?
– Может, так оставим, утром, кто поедет, увидят и по обычаю похоронят?
– И тогда нас станет ловить и полиция, и вся банда Моргуна...
– Эх, грехи наши тяжкие, – только и сказал кучер. – Ладно, пошли искать того Федюню. Он у них, по всему видать, самый главный злодей!
Мы поднялись наверх. На мосту стояла привязанная к перилам лошадь урядника. Она пятилась, натягивая повод, и нервно перебирала ногами. На краю моста лежало два больших камня, перевязанные веревками. Мы с Ефимом оказались на распутье, не зная что делать дальше. Искать укрывшегося в лесу Федюню было не очень здорово. А позвать его свистом – рискованно. Вполне возможно, что свист у наших противников был какой-нибудь условный,
Напуганная запахом крови лошадь опять тревожно заржала. Ей издалека отозвались уведенные Федюней товарки.
– Они там, – указал в строну московской дороги Ефим, – саженей сто отсюда.
– Пошли, может быть, и найдем, – решился я хоть на какое-то действие. – Только смотри, если он ускачет и предупредит своих, нам с тобой мало не покажется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41