– Хорошо, хорошо, – закивал Артем. – Только знаешь что... Мне с девушкой наедине надо остаться. Понимаешь?
– Я тебе не мешаю! – Семенов сам наполнил свой бокал до краев.
– У тебя же уборочная, – напомнил Артем.
И убрал со стола бутылку.
Семенов залпом опрокинул фужер и поднялся.
– Невежливый ты парень, Артем! – пробормотал, остановившись в дверях. – Я к тебе со всей душой, а ты выгоняешь. Как будто я не вижу: не та эта девушка, которой под юбку сразу лезут. Обидел... честно скажу – обидел. А я эту обиду запомнил. Учти.
Семенов сокрушенно покачал головой и вышел.
– Ну? – глянул на гостью вовсе не дружелюбно Артем. – Что там у вас приключилось?
Алена оглянулась.
– Не волнуйтесь, индикатор прослушки включен. Жучков нет. Так о чем речь? – успокоил хозяин.
Внешне Артем мало походил на Виктора: невысокого роста, темноволосый, с бледным некрасивым лицом. Нос курносый и слишком большой, глаза блекло-голубые, навыкате.
– Что вы знаете про Поля Ланьера, отца Виктора? – напрямую спросила Алена.
– Практически ничего. Он погиб, как и мой предок, на последней настоящей войне. Мы оба посмертники. Только мой отец – пилот. А Поль воевал в пехтуре. Рядовым. Пал в первом бою.
– И все? Больше ничего? – разочарованно протянула Алена.
– А что я могу еще сказать? Мамаша – и та ничего не знает, кроме имен. Тогда ведь, после войны, каждый боролся за себя. Выживал. – Артем окинул гостью снисходительным взглядом. – Вы этого, конечно, помнить не можете. И не знаете, – добавил язвительно. – Не интересовались.
– Но и вы не сразу после войны родились, – заметила не без яду Алена.
– Ну, не сразу. А когда вступила в действие программа «Возрождение». Тогда на каждого ребенка, что наши бабы рожали для Европы, можно было родить одного своего. Вернее, не так. Не можно, а нужно. Правительство наше тут же примазалось: решили, что евросы слишком большие деньги «нот, наши неизбалованные женщины за такие бабки не одного, а сразу двоих вырастить могут. Как говорится, деньги ихние, польза наша. Сначала ребеночка для Евросоюза извольте, а через год – еще одного, на благо Родины, исполните свой гражданский долг – задаром.
– Разве нельзя было отказаться? – не поняла Алена.
– Да потому, что расписку бабы давали: мол, обязуюсь исполнить свой гражданский долг или вернуть государству выплаченное мне пособие. Смешно, да? – скривил губы Лисов. – Кое-кто, конечно, пронюхал, что пособие это платит Евросоюз, а наши назад не имеют права требовать ни евродолла. Но многие, пока сообразили, что и как, уже нарожали детей, за которых никто ничего платить не собирался. Баб наших, как всегда, обули. Только не в туфельки.
– Вы – циник, – заметила Алена.
– Разве цинизм – говорить правду? – пожал плечами Артем. – Цинизм – использовать лучшие человеческие порывы в своих целях. Обманывать, лгать самым беззащитным.
– Но, погодите... если за Виктора платил Евросоюз, почему его не увезли в Европу?
– В Европу? – переспросил Артем. – А разве мы – не Европа? Да ладно, ладно, не буду придираться к словам. Дело в том, милая моя Аленушка, что детей заказывал Евросоюз, а забирали их родственники или те, кто собирался усыновить, Да, действительно, почти всех увозили. Витьку дед тоже хотел забрать. Но мамаша, дуреха, не позволила. Стала умолять: не отнимайте кровиночку, пускай тут при мне остается. Дед, конечно, имел право настоять на своем, но он почему-то спросил Витьку; «Хочешь со мной в Париж?» А он: «С мамкой останусь». Дед в Париж один вернулся, на Витьку серьезно обиделся.
– Дед? – переспросила Алена.
– Ну да. Робер Ланьер. Витька вам ничего не говорил о нем? Как старик к нам приезжал и подарки привозил? Не рассказывал? Виктор потом, когда вырос, ездил к деду раза два. Может, и больше – я не знаю, что там и как, мы с Витькой уже не общались.
– Этот Робер Ланьер жив до сих пор? И мы можем его сейчас найти?
– Да запросто. Только почему вас так заинтересовала Витькина родня? Планируете получить наследство?
– Дело в том, что этот его отец, Поль Ланьер, жил полвека за вратами. А теперь явился в наш мир.
– Самозванец, – заявил Лисов.
– Он как две капли похож на Виктора. Ростом, правда, чуть-чуть ниже. Так вы можете найти Робера Ланьера?
– Идемте. Сейчас все сделаем.
Они прошли в небольшую гостиную.
– Отвернитесь, – попросил Лисов, – я не люблю подключаться к компу через разъем, когда меня кто-то видит.
Алена пожала плечами. Подобное подключение – не редкость. Многие, напротив, нарочно демонстрируют свой симбиоз с компьютерами.
– Итак, что мы имеем? Робер Ланьер, девяносто пять лет, уроженец Лиона, бывший виндекс... Неверно, бывших виндексов не бывает. Работает в портале «Беспросветность». Хорошее название для портала. Мизантропы наверняка балдеют. Надо же, девяносто пять, а он все еще может работать... Кстати, когда я его видел, он выглядел лет на сорок, а было ему в то время за шестьдесят.
– Как вы его нашли так быстро по сети?
– Просто. Специальная программа виндекса... Если честно, я его давно уже нашел.
– Зачем? Виктор просил?
Лисов не ответил, поднял палец, давая понять, что ему не надо мешать – идет общение с компьютером. Потом Артем вынул разъем и отключился от компа.
– Ответ придет через пять минут.
– Ответ? От кого?
– От Робера Ланьера.
– Если он соизволит ответить.
– Нет, это автоматический ответ. Так называемый пеленг. Вопрос отправлен его личному компу. Виндексы получают пеленг автоматически.
– Оказывается, у вашей профессии есть преимущества.
– У нашей профессии куча преимуществ. Прежде всего мы имеем право сдохнуть в любую минуту.
– Поль Ланьер тоже был виндексом. Вы это знаете?
– Конечно.
Негромко звякнул комп.
– Пришел ответ?
– Получен пеленг, – сообщил комп. – Желаете подключиться, шеф?
– Канал защищен?
– Абсолютно.
Артем взял разъем. Повертел в пальцах и вдруг вытащил из угла пластиковую куклу, размерами и видом удивительно похожую на него самого. Даже разъем у куклы располагался точно так же на затылке, как у Артема. В следующую минуту кукла была подключена к компу. А потом что-то вспыхнуло. Не то чтобы ярко. И грохнуло – не особенно громко. С воплем «Ложись!» Артем кинулся на пол, Алена слетела с дивана.
Когда через полминуты они поднялись, на месте человекоподобной куклы сидела обугленная мумия. Отвратительно воняло горелым пластиком.
– Если Робер Ланьер был подключен к компу, он труп, – подвел итог Артем. – Если нет, у него только сгорел комп.
– Что это было? – У Алены предательски клацнули зубы.
– Киллер виндексов.
– Что?
– Говорят, вирус такой. Но я думаю, эту программу применяют вполне осознанно. Она выводит из строя блоки питания. Скачок напряжения, и человек с шунтом в башке становится копченой курицей.
– Кто-то хотел убить Робера Ланьера?
– Или меня. Шансы равны.
– Что будем делать?
– Не знаю. Какие у вас были планы? Найдете меня, и...
– И вы мне подскажете, куда этот человек мог сбежать.
– Весной бы я ответил: он ушел за врата. А сейчас – куда угодно. В любую точку земного шара.
– Значит, он появится в ближайшем аэропорту. Это точно. Виндексы могут контролировать терминалы?
– Запросто! Вот только... – Артем покосился на сгоревшую куклу. – Нам нужен другой выход в сеть.
ИНТЕРМЕДИЯ
ПОСЛЕ ВОЙНЫ
В детстве Витьке казалось, что война все еще длится. О ней говорили все и постоянно. В сознании людей время делилось на две половины: до и после. Сама война была вне времени. Просто война. Без измерения. Витька родился после. Но у него было все время такое чувство (особенно в детстве и в юности), что он ее пережил. Все события сравнивали с тем, что было во время войны. «Тогда было иначе», – примерно так начиналась каждая вторая фраза. Одно время Витьке казалось, что война – это часть жизни и она вот-вот должна вновь наступить. Каждое утро он, просыпаясь, прислушивался: вдруг началось, а никто еще не знает. Вдруг уже... Но день проходил за днем, а война не возвращалась. Даже взрослые научились потихоньку ее забывать. Но это было так трудно.
Фильмы и геймы были только про войну. Остальное казалось пресным. На войне было много трупов, много крови и выкриков: «Огонь!» На фронте все становились героями. Даже муж соседки Марты, низкорослый, нервный, дерганый Павлуша, был героем и на лоснящемся пиджаке носил какие-то густо позолоченные железяки с трехцветными ленточками. А по пьяни (впрочем, он почти всегда был пьян, но малая доза не считалась) рассказывал, как лично врывался с десантом в захваченный «востюгами» Иркутск. Их рота заняла район новых колоний, солдаты носились по этажам, запаляя «Гариными» все подряд. На последнем этаже он отыскал какую-то китаянку с дочкой. Мамашу связал, а дочку поимел во все места. А потом обеих пристрелил. Ему боязливо верили. Марта гордилась.
«Мы бы и Хабаровск могли взять, если б сволота наверху нас пустила», – рассуждал Павлуша.
Когда Вера робко возражала, что вся территория Приморья превратилась в мертвую зону и теперь ее чистить надо лет сто, Павлуша орал:
«Молчи, дура! Русскому мужику ничто не страшно! Поняла, дура? Мы куда угодно придем! Бутылку выжрем, зубами вцепимся – и на рывок! Подня-я-яли! Небось пупок не развяжется! Дай нам волю! А теперь там косоглазые, суки, хозяйничают!»
«Мы с ними дружили, обнимались, – вспоминала Марта. – Думали, они нас научат, как жить надо, как работать. Любили, можно сказать, а они...»
Ну, это было ожидаемо: кого прежде любили, с тем крепко потом дрались. Париж обожали – потом шли на Париж. С немцами обнимались и совместные парады устраивали – на Берлин тоже пришлось идти. Пекин стал лучшим другом? Ну все, готовьтесь штурмовать Пекин. Не довелось. Штурмовали Иркутск. А вокруг Хабаровска ставили заграждение, отсекая мертвую зону.
Голод был второй темой после темы войны. Голод коснулся почти всех. У мамы в шкафу на кухне вся нижняя полка была вся забита консервами. Когда подходил к концу срок хранения, их съедали и покупали новые банки. Суп из тушенки был самым частым блюдом в Витькином детстве. Или картошка с тушенкой. Обычно по воскресеньям мама распахивала дверцы шкафа, смотрела на батарею из банок и вздыхала:
– Ах, если бы у меня в войну было столько запасов!
Витька мечтал изобрести машину времени и перенести припасы назад, в то время, когда мама жила в такой нужде. Он подозревал, что она их покупает и копит именно для этой цели.
Правда, однажды Витька подслушал разговор мамы с какой-то женщиной, и из этого разговора следовало, что в войну не все гражданские голодали, что, напротив, многие очень здорово питались, даже жирели. И, главное, богатели.
«Вот сволочи!» – возмущались женщины.
Витьке вдруг пришла в голову простая и вполне очевидная мысль: наверняка те, кто обжирался и богател, смертельно презирали тех, кто голодал и умирал на войне. Он не знал, что из этого открытия следует, но пока решил держать эту мысль при себе.
Витька и Артем росли как близнецы. Год разницы – почти не в счет. Близнецы от разных отцов. Во дворе их дразнили пятаками и посмертниками. Они обижались. С пацанами дрались, взрослых обзывали в ответ на презрительные клички. С тех пор Виктор терпеть не мог ругани. Она его обжигала и заставляла вспоминать, что он – пятак. Его мать получала за него пять сотен евродоллов. А за брата – ничего. Они родились после войны, потому что каждый погибший солдат имел право продлить себя в потомстве. Разумеется, тем, кто уходил на войну, чьи тела разрывало на части слепое железо, было плевать на это великое право.
Отцом Артема был пилот Лисов, Поль Ланьер служил в пехоте. Кто бы мог подумать, что пехтура все еще должна удобрять землю в век киборгов и умных боевых машин. Витька страстно завидовал Артему. Однажды, когда какая-то тетя (черт бы побрал всех этих любопытных теток) спросила, кем был его отец, Витька соврал, что пилотом. И эта тетя (Ланьер вспоминал о ней неизменно с ненавистью) подошла к маме и принялась сюсюскать: «Ну надо же! Надо же! У мальчика отец пилот истребителя, герой, сбивший три „востюговских“ самолета!» Артем стоял рядом и все слышал. Как он взъярился! Как налетел на старшего Витьку. Бац! Кулак расквасил нос брата! Артем был слабее и ниже ростом, но не задумываясь кидался в драку.
– Не смей примазываться к моему отцу! Не смей! Ты, пехтура сраная!
Но в общем-то они не сильно с Темкой ссорились. Играли обычно вдвоем. Да и кто им был нужен? Больше всего они любили играть в старой «Немезиде». Внутри огромного серого цилиндра сохранилось несколько кронштейнов и рам для крепления оборудования. Входную дверь кто-то уволок, чтобы приспособить в своем скромном жилище. Витька с Тёмкой забирались внутрь и воображали, что несут в «Неме» дежурство. «Немезида» не позволяла взрываться ядерным и термоядерным зарядам. Ракета приносила лишь радиоактивный заряд; он мог, разумеется, сработать как «грязная» бомба, когда корпус ракеты раскалывался, но ядерный Апокалипсис сотворить был не в силах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44