Борис встал во весь рост на броне, навел бинокль.
– Вот сволочизм! Мост, похоже, взорван...
Впереди поднимались столбы дыма. Только это не мост горел, а разведенные у дороги костры. Хворост был сырой. У моста на этой стороне сгрудилось штук двадцать машин. Людей – около сотни. «Красные» и «синие» стояли вперемежку. Виктор разглядел песочную форму «синих», их высокие каски и лучевые винтовки «Горгона».
«Синих» примерно столько же, сколько «красных», – отметил про себя Ланьер.
Их вездеход пристроился в хвост застывшей на дороге колонны. Встали вновь. Уже окончательно.
– Похоже, два пролета моста разнесли фотонными ракетами. Третий пролет, надеюсь, уцелел – сказал Борис.
Офицер, сидевший на вездеходе с голограммой «синих», орал в свой комик: вызывал наблюдателей. Но никто не откликался.
– И что теперь делать? – спросил Борис. – Может, плот сварганим?
Откуда Бурлаков знал, что моста уже нет? Сам взорвал? Нет, конечно. Да и что это меняет теперь? На ту сторону не успеть. Ворота вот-вот закроются. В полночь, когда наступит первое декабря. Виктор точно знал, что никаких отсрочек не бывает. Никогда. Врата неумолимы и точны. Ими никто не управляет. Они сами по себе.
Понтонно-мостовой батальон наверняка уже перешел реку. Своими силами немного можно успеть. Технику уже точно не перетащить. Пешком придется. Пешком не дойти. Или все же можно? Сколько от моста километров? Виктор достал карту, сверил расстояние. Сто двадцать километров. Можно дойти... можно... но если оставить Димаша здесь.
Извините, господа, но it's impossible...
Если бы наблюдатели вызвали военную полицию, дали свой вертолет... Но чем ближе к зиме, тем опаснее летать: попадешь в воздушную ловушку, машина за несколько минут превратится в хлам. Хорошо, если грохнешься на поляну. А если на макушки деревьев – что тогда? Даже если уцелеешь, кто будет искать в последние дни, когда все спешат к воротам? Похоже, в этом году эмпэшники впали в спячку задолго до закрытия врат. Дорожные службы уже на той стороне. Мост не будут чинить до следующей весны. Тогда явятся новые, другие, и все восстановят...
Впереди полыхнуло бледным холодным огнем. Что это?
– Похоже на сварку, – пояснил Каланжо. – Неужели кто-то вез с собой сварочный модуль? Прушный мерзавец.
«Ты останешься... ты уже решил...» – мысленно приказал себе Ланьер и стиснул кулаки.
– Раненых переносим... раненых в первую очередь! – прокричал бегущий вдоль колонны вестовой.
– Так что, мост уцелел? – с надеждой спросил Борис.
– Перейти можно, по одному в ряд, – отозвался вестовой.
Все оживились. И «красные», и «синие». Борис спрыгнул на землю.
– Достаем Димаша. Мы его несли. И сейчас понесём! Давайте, Виктор Палыч!
Топчий кинулся помогать вытаскивать носилки.
«Зимовка в завратном мире. Это будет классная тема. Гремучка умрет от зависти, – думал Виктор. – Такое еще никто не порталил. Потому что никто... еще никто из портальщиков не возвращался после закрытия врат. Остался – сгинул. Но я везучий, я вернусь. Если не буду требовать от Судьбы невозможного. И потом... Валгалла...» – Ланьер против воли улыбнулся и потрогал нагрудный карман, в котором лежала карта. Все эти дни после выхода из моргала он пытался придумать, как ему остаться здесь, за вратами, но только не с марами. Как только Бурлаков предложил ему крепость, он уже знал... где-то внутри... еще не произнеся для себя даже мысленно решение (или приговор), знал, что останется. И шел дальше, чтобы вытащить ребят, чтобы они не пропали.
Он останется. Алена поймет. Она именно этого и хотела от него. Надеялась все время, что он отважится. Интересно, окажись мост целым, сумел бы Виктор повернуть назад? Неведомо. Но Бурлаков не солгал. Мост обрушился. Все решилось само собой.
Виктор оглядел сержанта. Тот был широкоплеч, лет двадцати с небольшим. Кто знает, может быть они с Борисом донесут носилки? Должны донести. Стимуляторов накушаются и добегут. Две таблетки на шесть часов. Потом еще две...
– Неси Димаша, – Виктор положил сержанту руку на плечо. – А я здесь... попробую продержаться.
– Виктор Палыч, вы что? – опешил Борис. – Мы ж теперь навсегда вместе.
– Я просто трезво оценил силы. С носилками я и ста шагов не пройду. – Конечно, он преувеличивал. Мог бы нести... но зачем?
– А как же вы... – Борис тряхнул головой. – Мы без вас ни за что! Или вы следом переправитесь... Нагоните. Если налегке – быстро нагоните.
– Нет. Я не буду переправляться. Я вернусь.
– Куда? В блиндаж? – не понял Рузгин.
– В крепость. К Бурлакову.
– Это ж на целый год! Врата весной назад не пропускают.
– Знаю. Продержусь до весны. Как наши пойдут, я выйду и встречу...
– Вас за мара примут и тут же пристрелят.
– А я повязку на голову повяжу: «Портальщик»! Идите. Времени не теряйте... Ну, вперед! Удачи! Постарайтесь первыми пройти. Сейчас не часы – минуты на счету. Про стимуляторы не забывайте.
Виктор достал из кармана записную книжку, нацарапал адрес и протянул Борису:
– Алене моей скажи, что до следующей осени ждать придется. Пусть ждет... А если и следующей осенью не выйду, тогда – адье, мон ами. Чем раньше мост перейдете, тем больше шансов дойти. Дорога обледенела. Пленки и всякого барахла навалом вокруг. Пару деревьев срубите, волокушу сделайте, и раненого, как на санках, по ледяной корке. Бегом. Ну, вперед, а то застрянете.

3
Мост рухнул, но часть перекрытий и огромных ферм уцелела. Быки поднимались над водой нетронутые. Черная вода кипела белыми бурунами. Ледяная вода. Если рухнешь – сгинешь. Тут же течение унесет. Несколько металлических балок сварили, соорудили мосток. Переправиться можно только пешком. Офицеры «синих» и «красных» сообща руководили переправой. В первую очередь – носилки с ранеными. То есть пара здоровяков и одни носилки с пострадавшим. Скорее! Скорее! Врата не ждут!
Виктор обошел колонну по обочине. Остановился в стороне, отсюда открывался вид на реку, на изувеченный мост и на заречную часть тракта. Закурил. Почему-то антиникотиновые прививки на этой стороне не действуют. А вот прививка от гепатита – ничего, работает... кажется.
Целый год... Бросит его Алена или нет? Почему он не рассказал ей про Валгаллу? Боялся? Чего?
Сто двадцать километров. Дойти можно. Даже с носилками. Но это подвиг. Риск своей шкурой ради другого. Виктор оглянулся, испытывая все возрастающее беспокойство. На ту сторону переправлялись слишком медленно. Двигались гуськом. Осторожно ступали. Металл обледенел. Очередь Димаша еще не подошла. Вновь повалил снег. Сорваться в воду ничего не стоит... Переправу остановили: крепили тросы с карабинами. Для страховки.
Виктор подошел к капитану Каланжо:
– Как идет переправа?
– Как видишь – хреново.
– С ранеными они не успеют к воротам.
– Должны успеть. – Каланжо нахмурился, – Может, на той стороне транспорт имеется.
– Нет там никакого транспорта. Зачем себе врать? Они бросят раненых.
– Что ты мелешь?
– Они бросят раненых и уйдут. Завратная жизнь течет по своим законам. На той стороне никто не судит за то, что происходит здесь. Даже маров, если им удается прорваться. Врата очищают. От убийства. От крови. И от предательства тоже.
– Маров сразу убивают.
– Да... маров убивают. На этой стороне. Охрана ловит их здесь. Только здесь. Но после закрытия врат никакой охраны не будет Наши раненые обречены.
Каланжо с минуту молчал. То ли искал возражения, то ли обдумывал, есть ли выход из ситуации, но не находил ни того ни другого.
– Что ты предлагаешь? – спросил наконец Каланжо. – На перевале Ганнибала, говорят, есть склад. Вернемся назад, заберем оборудование, наведем понтонный мост, переправим вездеходы.
– Не успеем. Да и не будет сейчас никто этим заниматься. Время на исходе. Вот-вот темнеть начнет. У моста техники на любой вкус. Все равно ее бросят. Выберем вездеходы понадежнее, загрузим в них раненых и вернемся. Здоровых отпустим через мост налегке. Они успеют к вратам. У кого хватит сил.
– Ничего не понял. Что ты спикаешь? Кого отпустим? Кого возьмем? Куда вернемся?
– Отпустим здоровых к вратам. Раненых отвезем в крепость Бурлакова и перезимуем, – старательно, как ребенку, втолковывал Ланьер.
– Ты, часом, не «синяк»? Не агент ихний? – возмутился Каланжо.
– Могу поклясться, что нет. Но теперь это не имеет значения, как сказал Бурлаков.
– Прекрати дурацкие разговоры.
– Почему?
– Это приказ. Я старше тебя по званию.
– Разве это мешает нам остаться людьми?
И тут они услышали крик. Разом обернулись. Орали на мосту. Кто-то, расталкивая идущих с носилками, рвался с той стороны на эту. Его не пускали, толкали, он не обращал внимания, его сбивали – он повисал на руках.
– Сейчас он скажет, что «санитары» бросают раненых... – Виктор усмехнулся. – Может быть, посмотрим на вашу трофейную «Горгону»?
– Я пристрелю...
– Кого? Гонца? Глупо...
– Бросают... – долетел крик. – Бросают... все... все...
«Гонец» наконец прорвался на берег и, чуть ли не рыдая, кинулся к ближайшему офицеру.
– Они двоих застрелили... Парни цеплялись, умоляли... их застрелили... хуже маров... звери...
– «Горгону» не отдам! – сказал Каланжо.

4
Офицеры собрались на военный совет. Впрочем, обсуждать было нечего. Неверный приказ. Выбирали самых сильных – поручали израненных. Чужих. «Красным» – «синих» и наоборот. Почему я должен подыхать за тебя? Отцепись. На ту сторону переправился только один офицер. Его застрелили. За полчаса отступление превратилось в бегство.
Что теперь делать? Предложение было единственное: уходить, оставив раненых и технику под охраной добровольцев. «Охрана» – как отговорка. Прикрытие. Что будет дальше с оставленными – никто не знал. Искать поселения, деревни пасиков, зимовать. Примерно так звучала диспозиция на предстоящие три месяца.
– Кто хочет остаться? – спросил руководивший переправой подполковник «красных». Он был молод, лет тридцати или чуть больше, рука перевязана. – Есть добровольцы?
– Я могу, – сказал Ланьер. – Лейтенант Виктор Ланьер. Был за «красных».
Он будто ненароком подчеркнул это короткое слово «был».
– Валяйте, – кивнул подполковник. – Кто с вами?
Он смотрел поверх голов, не хотел даже взглядом потребовать, настоять. Виктор тоже не смотрел на людей. Уперся взглядом в разрушенный мост. Но знал, что Рузгин останется. Хотя бы ради Димаша.
– Я, – сказал первым Рузгин. Громко выкрикнул. Звонко. Гордился собой.
«Сберечь надо парня, – подумал Виктор. – Такие первыми погибают, к сожалению».
Потом вызвался Каланжо. И наконец – Топчий. Что сержант останется – Виктор не ожидал. Он – здоровяк. Дошел бы. Да кто ему Димаш? Или за Каланжо держался?
– Не боишься? – спросил Ланьер сержанта.
– Чего мне бояться? – выпятил губу сержант. – Не один же буду. Прорвемся.
Виктор отобрал для раненых три вездехода и джип. Машины – лучшие, самые вместительные. Запасы – первое дело. Приказал брать с собой все, что может пригодиться во время зимовки. Оружие. Любое. Даже автоматы, к которым уже нет патронов, бластеры без батарей. Кто знает, может, потом найдутся запасные. Виктору вспомнился их блиндаж. Если мары не разорят, оттуда многое можно забрать. К примеру, грибы сушеные. А что, Димаш знатный супчик сварит. Только бы поправился.
Как-то так вышло, что опять он командовал, хотя Каланжо был старше по званию. Но капитан молчал. Выполнял указания Ланьера.
Со всех машин изъяли запасы топлива, инструмент, консервы, оружие. Пока готовились, поток желающих переправиться иссяк. Начинало смеркаться.
Борис с сержантом перешли мост последними – они должны были отыскать брошенных на произвол судьбы раненых.
Димаш в одеяле, как в коконе, тем временем мирно посапывал в чреве вездехода. Виктор и Каланжо стерегли застывшие неподвижно машины. Виктор сменил батарею «Гарина», теперь хватит на двадцатъ выстрелов; взял еще автомат. Каланжо предпочёд трофейную «Горгону». Зря. Спору нет, эта штука плюется огнем весьма эффектно, но сжирает батарею за три выстрела. А потом – либо жди пулю в живот, либо поднимай ручонки.
– Бросят нас парни, как пить дать, бросят и сбегут, – бормотал Каланжо, нервно посасывая трубку.
В завратном мире многие начинали вновь курить. Но курильщика трубки Виктор встретил впервые.
– Не сбегут, – сказал Виктор. – Борис – отличный парень. Мы через мортал летом вместе прошли. Да и сержант твой – нормальный мужик.
– Я, признаться, непрушный, – вздохнул Каланжо. – В прошлый раз, когда за врата ходил, угодил в такое дерьмо... У всех командиры как командиры, а наш – только с девками по кустам обжиматься, Настоящий гарем завел. Вместо палатки – шатер с кондиционером и ванной. Ребят отправлял баб ему искать по деревням пасиков. Мне это надоело, я с капитаном сцепился. Я сюда пришел, говорю, не с бабами в койке воевать. Говорю, на кой хрен тебе было за врата топать, на той стороне бабья хватает. Допрыгаешься: эмпэшники заявятся, тебя к стенке, нас – в фильтрационный лагерь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44