Хозяин перегнулся через стол, опасаясь, что их могут услышать, хотя в зале никого не было.
– А вы? Почему остались вы? Неужели только из-за раненых? Или вас интересует еще что-то... – он понизил голос до шепота.
– Что может меня интересовать здесь?
– Многое. Ведь вы – портальщик.
– Например?
– Например, Валгалла?
– Что вы знаете о Валгалле? – живо спросил Ланьер, даже не пытаясь скрыть, насколько его интересует Валгалла.
Но Бурлаков его разочаровал:
– Практически ничего. Время от времени она высылает свои отряды. Иногда ей нет ни до кого дела, иногда она вмешивается в жизнь каждого. Однажды от них прибыл парламентер и предложил заключить договор; мы не заходим в их зону, они не пересекают наших границ. Но они постоянно нарушают пункты договора.
– Что это такое – Валгалла? Неужели даже вы не можете ответить? – Ланьер недоверчиво хмыкнул.
– Говорят разное, – Бурлаков сделал вид, что не заметил его насмешки. – Будто бы это такая же крепость, как и у нас. Только там постоянный контингент. Другие утверждают, что это мир мертвых, которым управляет спятивший некромант.
– Вы верите в это?
– В мортале все возможно. Валгалла расположена в недоступной зоне.
– Но они как-то вошли туда?
– Не знаю – как. Кажется, это единственное, чего я не знаю. Ладно, хватит об этом темном мире. Поговорим о ваших обязанностях.
О стол брякнули нанизанные на медное кольцо ключи. Металлические, с черными бородками. И все разные. Виктор взвесил связку в руке. Тяжелые. Не похожие на квадратики пластика, которые открывают двери на той стороне.
– Вы будете иметь доступ в любые помещения, – пояснил Бурлаков. – Вот ключ от винного погреба. Но не советую слишком часто вторгаться в подвалы нашего Бахуса. Ганс не любит, когда к нему являются без приглашения. Этот ключ – от кладовых. Точно такой же есть у Светланы. Этот – от калитки в восточной стене. Можно незаметно выйти из крепости, не обязательно у всех на виду топать через главные ворота. А этот... – Бурлаков выбрал из связки массивный ключ с узорной бородкой. – От арсенала. Идемте. Вам надо взглянуть.
Они прошли коридором мимо кухни, спустились на несколько ступенек. Дальше шли двери в кладовые и в винный погреб, но Бурлаков вставил ключ в отверстие в стене, повернул, потом налег плечом. Дверь, замаскированная под нишу, легко повернулась на шарнирах.
Вниз вела узкая лестница. Бурлаков освещал путь вечным фонарем. Еще одна дверь. И за ней – просторное помещение. Вырубленный в скале прямоугольный низкопотолочный зал. Вдоль стен – ящики и стойки с оружием.
– Пулеметы и патроны к ним, – пояснял хозяин. Белый кружок от фонарика прыгал по ящикам. – Огнеметы, – Бурлаков указал на металлические тубы, окрашенные в грязно-зеленый цвет. – Ракеты «стингер»... А это... – Хозяин погладил серебристый бочонок. – Автономный лазер. Такая штука может мгновенно сжечь вездеход. Или танк...
– Но ведь это все запрещено применять во время военных действий.
– Кем?
– Комитетом по контролю врат.
– Сейчас зима. Комитет заседает на той стороне. Странички в инете оформляет, сочиняет новые правила для «синих» и «красных». То есть для дилетантов-игроков. А тем временем отряды «милитари» в своей зоне испытывают самое смертоносное оружие. Поверьте мне, я-то знаю. Как вы понимаете, автономный лазер я не мог изготовить в своих мастерских.
– «Милитари» вам подарили эти экземпляры?
– Скажем так: я их позаимствовал.
– Вы можете проходить в зону «милитари»? – У портальщика загорелись глаза.
Еще никому не удавалось разнюхать, что же происходит там, в зоне отнюдь не детских игр. Профессионалы строго охраняют свои секреты.
– С некоторых пор да, – весьма туманно отвечал Бурлаков. – Но вам это не удастся. Во всяком случае – пока.
– Это вы появлялись около нашего блиндажа? – Виктор дал понять, что понял намек. – Мы называли вас призраком.
Бурлаков сделал вид, что не слышал вопроса.
– Если крепость станут штурмовать, я пущу в ход любое оружие, – хозяин крепости покосился на ящики в углу, накрытые маскировочной сетью. – Разумеется, все это можно использовать лишь для экстренных случаев. Обычно мы обходимся тем боезапасом, что хранится в караульне. Мары ничем подобным не располагают.
– Мы имеем дело только с мэрами? – В голосе Ланьера послышалось недоверие.
– Не только. Но всех своих противников зимой мы называем марами. Так проще. Маров все ненавидят. Все – без исключения. Сюда, в арсенал, доступ имеют только трое. Я, Хьюго. Теперь вы...
– Это ключи моего отца?
– Нет. Мне принадлежит крепость, Полю – замок. Эту связку я в начале зимы вручаю своему заместителю. О том, что здесь видели, никому не рассказывайте. Я имею в виду прежде всего новичков. У вас может появиться желание приблизить к себе своих друзей. Постарайтесь такой ошибки не делать. Теперь вы входите в мой круг.
– Боитесь людей, которых сами же привели в крепость?
– Скажем так... стараюсь быть благоразумным. Мои люди верят в меня, и я их не подведу, О новичках я ничего пока не знаю.
– Но я – тоже новичок.
– Вы – другое дело.
– Другое дело... Забавно. Вы что же, видите меня насквозь?
– Считайте, что так.
– Тогда вы должны видеть, что я не меняю друзей по чужому приказу.
Бурлаков рассмеялся:
– Я вижу, что вы – строптивы. И это хорошо.
«Если я хоть что-то понимаю в людях,,. а я льщу себя надеждой, что понимаю... – думал Ланьер, поднимаясь по лестнице вслед за Бурлаковым, – хозяин приблизил меня, чтобы умерить амбиции Хьюго. Он уверен: я не побоюсь дать ему отпор. Вопрос в другом – сумею ли».

3
«Сейчас я лягу, – Виктор с вожделением смотрел на кровать с белыми простынями. – Сейчас...»
После мытья и переодевания в чистое он был почти счастлив. Почти.
Сейчас он ляжет... настоящая кровать... Здесь, в Диком мире. Это казалось чудом.
Он коснулся ладонью чистой льняной простыни. Синеватая... чуть-чуть (в свете вечного фонаря все приобретает синеватый мертвенный оттенок). На ночь электричество в жилых помещениях отключали: энергию берегли.
Виктор растянулся на кровати. Закрыл глаза. Во сне он увидит Алену – непременно. Алена... с каждым днем она становилась чуть-чуть другой, он не вспоминал, а придумывал ее. Как будто по старой фотографии создавал голограмму. Впрочем, он не слишком часто о ней думал. Это была его особенность: в новой обстановке он всецело отдавался работе. Все личное сжималось до размеров серебряного медальона, носимого на груди. Счастливая черта для портальщика; он мог идти вперед, не оглядываясь, привязанность не тянула его назад неподьемным якорем.
Правда, после закрытия врат явилась смутная тревога: не получив от него вестей, будет ли она ждать целый год или посчитает убитым и тут же забудет? Ему хотелось верить, что будет ждать, но он знал, что настоящая преданность встречается редко.
Дверь дернули. Потом кто-то грохнул кулаком.
– Ну, и чего ты закрылся? Боишься, что тебя изнасилуют, как красну девицу?
– Кто там? – спросил Ланьер раздраженно.
– Это я, Каланжо.
Виктор отодвинул засов.
– Бурлаков посоветовал дверь на ночь запирать. А в чем, собственно, дело?
– Надо поговорить.
– Завтра нельзя?
– Нет, – хмуро ответил Каланжо и плюхнулся в деревянное кресло.
– Выпить есть?
Ланьер протянул ему флягу. Наполнил за неимением коньяка галльским вином. Каланжо глотнул.
– Вино, то, что пили за обедом? Неплохое, но легонькое.
– Почему ты не в госпитале?
– Сбежал. Знаешь ли... не могу я там... Больница для тех, кто в отключке. Если могу стоять на ногах – бегу из лазарета, таков мой принцип.
– Так о чем разговор?
– Я был за вратами пять раз.
– Да, я помню, ты говорил. И что?
– Ты знаешь про эффект врат? Врата смывают кровь? Слышал?
– Конечно.
– Я проходил врата пять раз, пять раз сюда, четыре обратно. Так вот... Когда возвращаешься, в самом деле все меркнет, будто свет выключают. Или волна накатывает и стирает записи. То есть что-то остается, но бледно, невнятно. Волна уходит и все уносит с собой. Забирает злость и жажду мести. Ни намека на враждебность. Было и прошло. Даже погибших не жаль. Как будто то, что случилось с тобой неделю назад, было давным-давно. Тридцать лет назад, к примеру, За врата все идут в одиночку. С друзьями нельзя. Так говорят. И это правильно...
– Я знаю, – повторил Ланьер. Глаза слипались, спать хотелось невыносимо. – То есть слышал – сам еще не пережил. Не довелось.
– Но когда идешь сюда, ничего не забываешь.
– Разве? Тот мир теперь за тридевять земель.
– Всего лишь иллюзия. Здешние события затмевают. Но на самом деле ничего не забываешь. То есть врата как бы действуют в одну сторону.
– Странно было бы ожидать, что здесь явления симметрии.
– Но я заметил еще одно. На той стороне Дикий мир меркнет. Как будто все было не с тобой. Но при этом тянет назад: вернуться, вернуться... Кажется, будто ты что-то оставил здесь, частицу себя, часть души или кожу. И вот ты возвращаешься. И то, что оставил... как будто находит тебя, вновь сливается с тобой. Ты находишь себя в прямом смысле слова. Непередаваемое чувство. Кто хоть раз пережил, непременно захочет вновь и вновь это ощутить. Когда уходишь в тот смиренный чистенький мир, ничего похожего не ощущаешь. Никогда.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Я многое знаю о здешнем мире. Хочу, чтобы ты тоже знал. Возможно, пригодится. Не мне объяснять портальщику, как важна информация. – Каланжо достал из кармана помятую бумажную карту и ручку. – Кстати, теперь, когда операции «синих» и «красных» закончились, скажите-ка, в какой зоне дислоцировался ваш батальон. Во время июльской операции. – Каланжо исподлобья глянул на Ланьера.
Виктор едва не расхохотался. Ага! «Пришел поделиться информацией»! Как же! Хитрец. В июле «красные» и «синие» несли самые большие потери. «Черный следопыт» хочет знать, где на следующий год искать пропавших без вести.
– Давай карту, я отмечу зону, где мы были, – предложил Ланьер.
Каланжо заколебался. Потом протянул карту портальщику.
Ого... это была не та милая пустышка, которую выдавали проходящим врата. Карта самодельная, но очень грамотная. С четко прочерченными дорогами, с обведенными черным зонами морталов и кляксами ловушек.
– В июле мы были вот здесь, – Ланьер ткнул ручкой в зеленый квадрат с мелкими поперечными черточками (то есть обширное болото).
– Но это не зона войны в нынешнем году. Вы попали в нейтрал.
– Теперь я знаю, куда мы попали, а тогда – батальон получил приказ обойти противника с фланга. Ну и пошли. Кто шел слева от нас, кто справа – понятия не имели. Связь не работала. Забрели в болото. Потом нос к носу столкнулись с «синими». От них узнали, что находимся совсем не там, где должны быть.
– Кто-нибудь погиб в болоте?
– Из наших – трое. Но мы вынесли их тела. И «синие» своих не бросали. А потом... – Ланьер энергично придвинул карту к себе. – В августе мы пошли сюда. – Он повернул карту, и ручка заскользила над фиолетовой зоной мортала. – Здесь, примерно здесь, погибли двое. А здесь еще двое. Вот тут...
– Но это же мортал.
– Именно.
Каланжо нахмурился.
– Ты знаешь, что в центре? – Капитан постучал пальцем по белому пятну посреди пятна фиолетового.
– Нет. А ты?
– Понятия не имею. Но оттуда никто никогда не возвращался. – Каланжо спрятал карту. – Мне кажется, ты взялся не за свое дело, Ланьер. Я нисколько в тебе не сомневаюсь... но крепость – это для тебя слишком сложно. Может быть, ты – лидер. Но ты – одиночка по духу. Не управленец. К тому же ты порядочен.
– Таким меня угораздило родиться. Бурлаков искал именно порядочного человека.
– Он врал. Может неосознанно. Но врал.
– Что ты имеешь в виду?
– Любой лидер скажет, что ищет порядочных и честных, а на самом деле, будь он трижды хорош, подыщет себе в помощники лизоблюдов и подонков. Это не выбор разума – древний инстинкт. Недаром среди апостолов нашелся Иуда. Я предупреждаю, чтобы ты был начеку. Если что – располагай мной.
– Каланжо, не настаивай, я тебе свое место не уступлю.
– Ладно, я пойду спать. Если что-нибудь узнаю, расскажу.
Он шагнул к двери. Потом остановился.
– Кто вас повел летом в этот чертов мортал?
– Эдик Арутян, портальщик. Его придавило деревом в ловушке.
– Вам всем повезло, что унесли ноги. Опаснее этой зоны в Диком мире нет. Уж поверь мне. Летом соваться туда – самоубийство. Там ловушки на каждом шагу, и они мигрируют. Странно, что вы сумели выйти.
– Мне кажется странным другое, – покачал годовой Ланьер. – Сами врата...
Каланжо ухмыльнулся:
– Они многим кажутся странными.
– Не в том смысле, что они пропускают в одну сторону и затем закрываются, – это тайна для физиков, и она будет разгадана. Странно другое. То, что некий материальный объект производит нравственную селекцию. Снимает грех с души. Выдает индульгенцию.
– Бог? – спросил спешно Каланжо.
– И ты в это веришь?
– Черт! – Каланжо ударил кулаком о ладонь. – Черт! С тобой невозможно говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44