Он специально лишил себя этой способности из соображений безопасности. – Это будет совсем не так, как было у тебя с боевой группой. Мы не сможем по-настоящему, до конца, проникнуть в сознание друг друга. Просто будем понимать друг друга быстрее и полнее.
– Хорошо, – Джулиан улегся на кушетку и тяжело вздохнул. – Тогда давай начнем.
Оба устроились на кушетках, приладили к шеям мягкие воротники шлемов, освободили эластичные трубки с жидкостью от пластиковых креплений и повертели головами, пока имплантаты не подсоединились к разъемам как следует. Потом передние половинки шлемов опустились, закрыв лица.
Прошел час, и забрала шлемов с легким шорохом открылись. На лице Джулиана блестели капельки пота.
Марти сел на кушетке. Он заметно посвежел и приободрился.
– Разве я не прав?
– Прав, наверное. Но я все равно хотел бы сам съездить в Северную Дакоту.
– В это время года там очень хорошо. Никаких Дождей.

* * *
Когда я покинул лабораторию Марти, дождь угомонился, но, как тут же выяснилось, ненадолго. Я увидел, что над студенческим центром ливень хлещет вовсю и полоса дождя быстро движется в мою сторону. Поэтому я поставил велосипед обратно на стоянку и вернулся в помещение – и тут как раз хлынул ливень.
На крыше здания находилось шумное, ярко освещенное кафе под куполом. Это было как раз то, что надо. Я слишком долго пробыл взаперти внутри двух черепных коробок, занятый изматывающими размышлениями.
Несмотря на то что сегодня была суббота, в кафе было полно народу – наверное, из-за плохой погоды Мне пришлось выстоять в очереди целых десять минут прежде чем я добрался до прилавка и смог заказать себе чашку кофе и булочку, а потом еще оказалось, что все стулья заняты и негде даже присесть. Но внутри купола вдоль края крыши шел бордюр как раз подходящей высоты, чтобы на него можно было облокотиться.
Я еще раз перебрал мысленно все, что узнал от Марти. Десятипроцентная летальность при операциях по вживлению имплантатов – не совсем верная цифра. На самом деле семь с половиной процентов пациентов умирают, два и три десятых процента получают тяжелое повреждение мозга, два с половиной процента отделываются более легкими, восстановимыми повреждениями, а еще у двух процентов пациентов получается так, как это вышло у Амелии – никаких вредных последствий после операции не остается, но имплантат не действует. Согласно статистике смертности, около половины умерших – призывники, которых без их согласия направили на службу механиками, и погибают они из-за того, что не могут выдержать сложностей работы с солдатиками в боевой группе. Довольно большая часть других смертей происходит из-за несовершенства хирургической техники и плохого операционного оборудования в Мексике и Центральной Америке. Марти считал, что по большому счету для таких операций сейчас уже практически не нужно участие оперирующего хирурга, разве что для контроля на случай непредвиденных осложнений. Господи боже, автоматическая нейрохирургия! Но Марти уверен, что имплантация проходит на несколько порядков проще, если человеку потом не надо будет работать механиком, в боевой группе солдатиков.
И даже если отбросить эти десять процентов смертей, все равно остается одна сотая процента самоубийц, которые так или иначе сводят счеты с жизнью у Бостонской стены.
И как же, интересно, нормальные люди докатываются до такого? Гражданские, которые совершают самоубийства, подразделяются на несколько категорий: искатели сильных ощущений с неуравновешенной психикой, люди, страдающие от одиночества или сексуальной неустроенности. Очень много таких людей, как Амелия, – у которых семейные партнеры с имплантатами, а сами они поставить себе имплантат не могут.
Первое, что надо усвоить: это ни в коем случае нельзя делать бесплатно. Всеобщее благоденствие научило нас одному – люди обычно не ценят того, что достается им даром. Пусть это будет стоить месячную норму кредиток – хотя, по сути, большую часть этого месяца человек так или иначе проведет в бессознательном состоянии. Еще один важный фактор, который проявится с течением времени: люди, не прошедшие гуманизацию, будут менее удачливы в жизни. Может быть, они будут и менее счастливыми, хотя это трудно определить объективно.
Еще одна небольшая проблема – как быть с такими людьми, как Амелия? Поскольку они не могут подключаться через имплантат, подвергнуться гуманизации они тоже не смогут. Они будут чувствовать себя увечными, обозлятся и, возможно, из-за этого будут склонны к агрессивным действиям. А два процента из шести миллиардов – это составит сто двадцать миллионов людей. По одному волку на сорок девять овечек – этого вполне остаточно, чтобы обеспечить стаду должный «присмотр». Марти предполагал, что для начала таких людей надо изолировать, к примеру – переселить на острова, предварительно попросив выехать оттуда всех гуманизированных местных жителей.
Если заставить наши нанофоры наделать побольше новых нанофоров и сделать их общедоступными, любой человек сможет жить где угодно в полном комфорте, как в странах Альянса, так и на территориях нгуми.
Но, чтобы дело выгорело, перво-наперво необходимо будет подвергнуть гуманизации наших солдатиков и все военное руководство. Для этого надо проникнуть в генеральный штаб и на пару недель изолировать армейское командование от общества. У Марти даже был разработан план подобной операции – подложный приказ из Вашингтона, из Военного министерства, согласно которому всем высшим военным чинам надлежит пройти двухнедельные учения в полной изоляции.
Меня Марти выбрал на роль тайного агента. Он перекроил мои записи, так что я теперь как бы просто получил вполне безопасное небольшое нервное истощение. «Сержант Класс готов к несению службы, но командованию Портобелло рекомендуется полнее использовать его опыт и образование и перевести в руководящие кадры». Прежде чем возвращать меня в армию, Марти предполагал слегка подчистить мне память – сделать так, чтобы я на время забыл о попытке самоубийства, об участии в его заговоре и о катастрофических последствиях проекта «Юпитер». А потом, когда дело будет сделано, все встанет на свои места и я снова буду самим собой.
Следующая часть «эксперимента» заключалась в том, что мою прежнюю боевую группу нужно будет оставить в подключении на достаточно долгий срок, чтобы с ними произошла гуманизация. А потом я, уже находясь в расположении генерального штаба, сделаю так, чтобы моя группа туда проникла и подменила группу охраны.
О генералах хорошо позаботятся, им предоставят самое лучшее медицинское обслуживание. Марти подготовит специальные приказы, чтобы доставить с военной базы в Панаме одного нейрохирурга и его ассистента. У этой врачебной бригады поразительно низкий уровень неудач при операциях вживления имплантатов – в девяноста восьми процентах случаев имплантации проходят успешно.
Начавшись с генерального штаба, «эксперимент» быстро охватит весь мир. Акция будет распространяться снизу вверх – из Портобелло, и сверху вниз – благодаря связям, которые были у Марти в Пентагоне. И вскоре вся наша армия станет гуманизированной. И война закончится сама собой. Но начнется другая, еще более грандиозная битва.
Я жевал сладкую булочку с крабово-яблочной начинкой и смотрел сквозь прозрачный купол на плотную стену дождя. Потом я прислонился к стеклу и стал рассматривать посетителей кафе.
Большая часть народа была лет на десять-двенадцать моложе меня. Они казались мне такими чужими и непонятными – что значит разница в возрасте! Но, может быть, я всегда был немного не таким, как эти ребята? Я никогда не чувствовал себя уютно в подобной обстановке – пустая болтовня, флирт, глупые шутки – даже тогда, когда мне было столько же лет, как сейчас им. Мои мысли все время были заняты либо книгами, либо компьютером. Девушки, с которыми я в те времена занимался сексом, были того же редкого сорта, что и я – они были не против прерваться ненадолго и расслабиться в постели, после чего снова спешили вернуться к своим умным книжкам. Как и у каждого подростка, до колледжа у меня случались ужасающие, вселенские юношеские влюбленности, но, после того как мне стукнуло восемнадцать или девятнадцать, я вполне самореализовался в сексе, и секса у меня было – дай бог всякому. А теперь спираль развития совершила очередной виток, и общество вернулось к консервативным привычкам поколения Амелии.
Изменится ли все это, если у Марти выгорит его безумная затея, то есть если у нас выгорит наша затея? Не бывает близости более полной, чем та, что достигается в совместном подключении. А жгучий интерес юношества к сексу подогревается в основном любопытством, которое в подключении будет удовлетворено с первой же минуты. По-прежнему будет интересно делиться мыслями и впечатлениями слюдьми другого пола, но понимание того, каково это – быть мужчиной или быть женщиной, – все равно придет уже в первые несколько минут контакта. У меня сохранились чужие воспоминания – память тела – о родах, выкидышах, менструациях и о том, как покачиваются груди при ходьбе. Амелия все время расстраивалась, что я разделяю со своей боевой группой мучения постменструального синдрома. А все наши женщины со смущением вспоминали о непроизвольных эрекциях и ночных семяизвержениях, они знали, как иногда мешает мошонка, когда идешь или сидишь, скрестив ноги.
Амелия успела почувствовать всего лишь тень этого, мимолетный отблеск – в те две минуты, которые были отпущены нам тогда в мексиканском госпитале. Может быть, отчасти наши нынешние затруднения проистекали из ее чувства неудовлетворенности оттого, что ей достался только этот краткий миг понимания. В последнее время мы с Амелией занимались любовью всего пару раз, не больше – после той неудачной попытки, в тот день, когда я застал ее с Питером. В тот день, когда я подключался вместе с Зоей. А тут еще так много всего случилось – этот грядущий конец света, и все такое, – что у нас просто не было ни времени, ни желания разбираться в наших интимных затруднениях.
В кафе пахло гимнастическим залом, и мокрой собачьей шерстью, и крепким кофе, но молодежь, казалось, совершенно не обращала на это внимания. Девчонки и мальчишки подыскивали себе пару, прихорашивались, старались себя показать – короче, в их поведении здесь было гораздо больше животного, чем когда они сидели в классе и занимались физикой.
Наблюдая за этим причудливым ритуалом знакомства, я почувствовал себя таким старым… Мне стало грустно, и я подумал, сумеем ли мы с Амелией когда-нибудь полностью помириться? Дело было еще и в том, что я никак не мог выбросить из головы ту картину – Амелия с Питером. Но я должен был признаться, что отчасти в этом была виновата и Зоя, и другие такие, как она. Всей нашей группе было жаль Ральфа, из-за этой его неуемной жадности до проституток с имплантатами. Но мы вместе с тем прекрасно чувствовали и его сексуальный экстаз от встреч с такими девицами и знали, что переживания Ральфа с каждым новым разом ничуть не тускнели.
Я ужаснулся, подумав на мгновение – а смог бы я сам жить такой жизнью, как Ральф, – и снова ужаснулся, когда был вынужден признать, что смог бы. Отношения, бедные в эмоциональном плане, зато наполненные жгучей страстью, хоть и недолгой. А потом – снова обычная жизнь, до следующего раза.
Неутолимая жажда полноты ощущений, когда ты чувствуешь себя ею, когда ваши мысли и чувства сплетаются воедино – в сердце своем я замуровал эту жажду в надежную темницу, повесил на нее табличку «Каролина» и накрепко запер дверь. Но теперь я не мог не признаться самому себе, что это было более чем впечатляющим переживанием – даже с совсем незнакомой девушкой. Пусть и умелой, и довольно привлекательной, о все равно чужой, и нам не приходилось притворяться, что мы друг друга любим.
Вот именно – не приходилось притворяться ни в чем. Марти прав. Нечто вроде любви возникает при контакте в подключении как бы само собой. Не говоря уже о сексе, мы с Зоей за какие-то несколько минут стали ближе друг другу, чем любая обычная семейная пара, счастливо прожившая вместе пятьдесят лет, – в том смысле, что мы узнали друг друга гораздо глубже и полнее. Это чувство взаимопонимания начало ослабевать сразу же после того, как мы отключились, и постепенно угасало в течение нескольких следующих дней, пока не превратилось просто в одно из воспоминаний. Но я знал что стоит нам снова подключиться вместе – и все вернется. Так, значит, если непрерывно оставаться в подключении две недели подряд, изменишься навсегда? Да, я могу в это поверить.
Я не стал обсуждать с Марти никаких конкретных сроков, выразив тем самым свое молчаливое согласие. Нам обоим нужно было время, чтобы каждый мог как следует обдумать мысли другого.
Я не стал также обсуждать, каким образом он собирается изменять армейские медицинские записи и заставлять высшие военные чины плясать под свою дудку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60