ведь я запросто мог бы прикончить их обоих всего двумя выстрелами. А потом уничтожить все записи и застрелиться самому.
Я мог бы стать Шивой – Разрушителем Миров, если перефразировать высказывание первооткрывателя ядерного распада. Посредством простейшего акта насилия я мог бы уничтожить всю Вселенную.
Здорово все-таки, что у меня с головой все в порядке.
Инженерам Проекта будет совсем несложно предотвратить угрожающую Вселенной катастрофу. То же самое произошло бы при любом случайном изменении расположения всего нескольких элементов кольца. Системе постоянно приходилось подравнивать порядок расположения элементов, выстраивая миллионы километров системных блоков в кольцо – это при том, что каждый новый блок надо было закрепить менее чем за минуту, прежде чем он улетит куда-то под воздействием гравитации спутников Юпитера и потеряется навсегда. Конечно, эта минута – все равно что вечность по сравнению с тем ничтожным мгновением, которое Проект должен воспроизвести. А еще немало времени понадобится на то, чтобы превратить все кольцо в одну орбиту и разогнать его до нужного ускорения – и только потом появятся те самые сверхускоренные частицы, которые положат конец всему сущему.
* * *
Я сам не заметил, как это случилось, но Питер постепенно начал мне даже нравиться. Он в самом деле был настоящим рабовладельцем, но себя он изнурял работой еще сильнее, чем меня или Амелию. Он был чрезмерно саркастичным и темпераментным и регулярно взрывался. Но я никогда прежде не встречал человека, настолько преданного науке. Питер Бланкеншип походил на сумасшедшего монаха, отринувшего все, кроме любви к господу.
По крайней мере, так мне казалось.
Ускорители там или не ускорители, но тело мое – на счастье или на горе – оставалось телом солдата. Находясь внутри скорлупки управления, я постоянно выполнял упражнения для мышц, чтобы они не застыли в неподвижности. А когда я работал в университете, я тоже каждый день уделял время разминке – чередуя часовую пробежку с часом занятий на тренажерах. Так что я мог обходиться практически без сна, но не мог обойтись без физических упражнений. Каждое утро и каждый вечер я на время оставлял расчеты и отправлялся на пробежку.
Эти утренние пробежки я использовал не без пользы, систематически изучая деловую часть Вашингтона. Я садился на метро и уезжал каждый день в разных направлениях, а потом бежал обратно и смотрел по сторонам. Я успел осмотреть большую часть памятников – на того, кто действительно был рожден, чтобы стать солдатом, эти зрелища произвели бы огромное впечатление. Я добирался даже до таких отдаленных окраин, как Вашингтонский зоопарк и Александрия, – когда чувствовал, что нагрузки маловато и надо бы сделать пару лишних миль.
Питеру пришлось смириться с этими перерывами в работе – я объяснил, что мне необходимо движение, чтобы не «застояться». Кроме того, я заметил, что от прогулок на свежем воздухе у меня проясняется голова – на это он ответил, что его голова и так достаточно ясная, и единственные упражнения, которые ему необходимы, – это занятия космологией.
Однако в действительности все было не так просто. На пятый день, уже почти добежав до станции метро, я вдруг вспомнил, что оставил дома карточку. Я развернулся и прибежал обратно.
Моя одежда лежала в гостиной, за раскладной кроватью, на которой мы с Амелией спали. Я вытащил карточку из бумажника и уже собрался было уходить, но тут вдруг услышал странные звуки, доносившиеся из кабинета Питера. Дверь туда была полуоткрыта, и я заглянул внутрь.
Амелия, обнаженная ниже пояса, сидела на краю стола, обвив ногами лысую голову Питера. Она так сильно сжимала крышку стола, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Лицо ее было запрокинуто к потолку в предвкушении оргазма.
Я закрыл дверь – замок тихо щелкнул – и выбежал на улицу.
Несколько часов я бежал изо всех сил, останавливался только для того, чтобы купить воды и влить ее в пересохшее горло. Я добежал до границы между округом Колумбия и Мэрилендом, но дальше меня не пустили, потому что у меня не было с собой паспорта. Так что я не стал бежать дальше, а зашел в бар под названием «Пограничный». Воздух там был просто ледяным, и сигаретный дым стоял столбом. Я заказал дозволенный в округе Колумбия литр пива и отправил его внутрь, а потом добавил еще литр – на этот раз виски.
Сочетание ускорителей с алкоголем породило довольно неприятные ощущения. Сознание как будто сорвалось с катушек и расплылось во все стороны.
Когда оно понемногу начало снова собираться на место, я как раз размышлял о верности и ревности. Наверное, это нечто вроде возрастной проблемы: когда мне было лет пятнадцать-двадцать, я с легким сердцем пускался в самые разнообразные сексуальные приключения и эксперименты, твердо веря, что секс – это физиологическая потребность, а любовь – нечто иное, и двое любящих друг друга людей могут улаживать эти вопросы совершенно независимо один от другого. Когда Амелии было столько, сколько мне тоща, общество было более консервативным в таких вопросах – никакого секса без любви, а потом – исключительная моногамия, верность в браке.
Амелия согласилась принять мои принципы – или их отсутствие, как могли бы сказать недоброжелатели – хотя оба мы тогда думали, что вряд ли станем пользоваться предоставленной друг другу свободой.
А теперь она ею воспользовалась, и для меня это оказалось сокрушительным ударом. Еще год назад я бы не задумываясь ухватился бы за предложение заняться сексом с Сарой, в подключении или нет – если бы таковое предложение поступило. Так какое я имею право чувствовать себя уязвленным, когда это сделала Амелия? Она живет с Питером уже довольно долго, и их связывает гораздо большее, чем то, что объединяет большинство семейных пар. Она очень уважает его, и, если Питер пожелал заняться с ней сексом, с какой стати Амелия должна была ему отказывать?
Однако я сильно подозревал, что это ей, а не ему захотелось секса. Судя по тому, что я видел, Амелия определенно получала от этого удовольствие.
Я покончил с выпивкой и переключился на кофе со льдом, который даже с тремя добавочными кусочками сахара на вкус напоминал соляную кислоту из аккумулятора.
Знала ли Амелия, что я их видел? Я захлопнул дверь, не задумываясь, но они могли и не запомнить, что оставляли ее приоткрытой. Бывает ведь иногда, что двери захлопываются сами, из-за сквозняка.
– Ты, я вижу, заскучал в одиночестве, солдатик… – я одевался на пробежки в свою обычную форму, на случай, если захочется выпить лишний бокал пива. – Тебе, наверное, грустно… – она была довольно миловидной блондиночкой лет этак двадцати.
– Спасибо за заботу, но у меня все в порядке, – ответил я.
Она присела на соседний стул и показала свое удостоверение – рабочее имя Зоя, медосмотр прошла всего пару дней назад. В списке постоянных клиентов – только одно имя.
– Я не просто шлюха. Я неплохо разбираюсь в мужчинах, и, можешь мне поверить, у тебя далеко не «все в порядке». Ты выглядишь так, будто собрался пойти и прыгнуть вниз головой с моста.
– Так не мешай мне.
– Ой-ой-ой, какой ты! Знаешь, вокруг не так много парней, и я не хочу, чтобы их стало еще меньше, – Зоя приподняла локоны парика на затылке, показывая имплантат. – А парней с имплантатами всегда было мало.
На девушке было свободное легкое платье из натурального шелка, которое плавно обрисовывало ее стройное тело, показывая и все и ничего: «этот товар настолько хорош, что не нуждается в рекламе».
– Я растратил почти все свое содержание, – сказал я. – Мне нечем тебе заплатить.
– Эй, я обращаюсь к тебе не по делу. Я просто так, ради удовольствия. У тебя найдется мелочь, заплатить за кабинку?
У меня как раз была десятка.
– Есть. Но послушай, я слишком пьян для таких развлечений.
– Ничего, мне все равно, – она улыбнулась, показав крепкие, здоровые зубы. – Гарантия сто процентов. Я верну тебе деньги, если не получится.
– Ты просто хочешь потрахаться в подключении?
– И еще мне нравятся солдаты. Я тоже когда-то была солдатом.
– Да ладно тебе! Врешь, наверное. Ты слишком молода для армии.
– Мне больше лет, чем кажется. И я пробыла в армии недолго.
– И что с тобой случилось?
Зоя наклонилась ко мне так, что через вырез платья стало видно ее грудь, и прошептала:
– Есть только один способ узнать…
Двумя этажами ниже был салон с кабинками для подключения. Я забрался в темную, влажную кабинку с этой странно близкой незнакомкой, и мои и ее чувства и воспоминания слились вместе, перемешались, стали общими для нас двоих. Я ощущал, как наши пальцы свободно проскальзывают в наше влагалище, чувствовал соленый запах пота и мускусный аромат нашего пениса, который становился все тверже, пока мы целовали и ласкали его нашими губами и языком. Наши груди излучали тепло. Мы прижались друг к другу так, чтобы оба наших рта могли работать вместе, одновременно. Промелькнуло отстраненное ощущение легкой болезненности в двух ее коренных зубах, которые нужно было показать стоматологу. Она до ужаса боялась зубных врачей, а ее великолепные зубы на самом деле оказались пластиковыми протезами.
Ей приходили в голову мысли о самоубийстве, но она никогда не решалась это сделать. Мы даже немного сбились с ритма, когда она переживала эти мои воспоминания, – но она меня поняла! Она пробыла механиком всего один день – из-за ошибки какого-то чиновника ее направили в группу охотников и убийц. Она видела, как застрелили двоих людей, и у нее сдали нервы – ее солдатик застыл, парализованный.
Она совершенно не разбиралась в математике и физике и, почувствовав мою тревогу и страх перед концом света, просто связала это с суицидальной попыткой. Через несколько минут мы покончили с сексом и просто лежали рядом, прижимаясь друг к другу, разделяя наши общие теперь горести на том уровне, который даже трудно описать – это не зависело от памяти как таковой, наверное, ее тело посредством каких-то биохимических реакций общалось с моим.
Прозвучал двухминутный предупредительный сигнал, и мы снова слились воедино – почти без движения, легкие внутренние сжатия медленно, но неудержимо влекли нас к волне оргазма.
А потом мы стояли под жарким полуденным солнцем, смотрели друг на друга и не знали, что сказать. Зоя пожала мне руку.
– Ты ведь не собираешься делать это снова – убивать себя?
– Думаю, нет.
– Я знаю, что ты думаешь. Но ты до сих пор слишком расстроен из-за того, что она была с тем парнем.
– Ты помогла мне с этим справиться. Я был с тобой, был тобой.
– Да, кстати, – Зоя подала мне свою карточку, и я написал на обороте свое имя.
– Действительно даже когда ты не на работе?
– Да, особенно для женатых мужчин, – сказала она и вдруг нахмурила брови, что-то вспомнив. – Можно спросить? У меня промелькнуло одно смутное воспоминание… От тебя.
Я вдруг как-то сразу вспотел.
– Какое воспоминание?
– Ты подключался с ней… Только однажды? Один раз и… И еще раз, но уже как-то не по-настоящему, да?
– Да. У нее стоит имплантат, но он не приживлен.
– О! Прости. Мне очень жаль, – она приблизилась и разгладила складки у меня на рубашке. Потом посмотрела мне в глаза и прошептала: – Я тут подумала – насчет того, что ты негр… Ты же знаешь, я не расистка и все такое…
– Я знаю, – расовые предрассудки у нее таки были, но не злостные и такие, которые она просто не могла контролировать.
– А другие двое…
– Не думай насчет этого, – у нее было всего двое чернокожих клиентов, кроме меня, оба с имплантатами, агрессивные и чувственные молодчики. – Мы ведь становимся самых разных цветов – в подключении. Ты такой трезвый и рассудительный. Не холодный. Она должна покрепче за тебя держаться.
– Можно, я дам ей твой номер телефона? Может, поговорите?
Зоя хихикнула.
– Хочешь – дай. Но пусть она позвонит сама, первая.
– Я не уверен – может, она и не знает, что я их видел.
– Если и не знает, так узнает. Ты должен дать ей время подумать, как с тобой объясниться.
– Хорошо. Я подожду.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Зоя приподнялась на носочки и чмокнула меня в щеку.
– Если я буду нужна – ты знаешь, как меня найти.
– Ага, – я повторил ее номер. – Надеюсь, у тебя был хороший день.
– Ах, парень, обычно до вечера ничего стоящего не происходит, – она махнула рукой на прощанье и пошла прочь. При каждом шаге шелковое платье то обтягивало ее фигуру, то снова свободно опадало – чрезвычайно сексуальный, ритмичный живой метроном. Мое тело взыграло – на мгновение я как будто снова оказался с ней, в ее теле, разгоряченном сексом и жаждущем снова окунуться в наслаждение. Вот женщина, которая получает истинное удовольствие от своей работы.
Было уже три часа дня. Я отсутствовал добрых шесть часов. Питер, наверное, уже роет землю копытом. Я доехал обратно на метро, зашел на станции в бакалейный магазин и набрал целую сумку всякой всячины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Я мог бы стать Шивой – Разрушителем Миров, если перефразировать высказывание первооткрывателя ядерного распада. Посредством простейшего акта насилия я мог бы уничтожить всю Вселенную.
Здорово все-таки, что у меня с головой все в порядке.
Инженерам Проекта будет совсем несложно предотвратить угрожающую Вселенной катастрофу. То же самое произошло бы при любом случайном изменении расположения всего нескольких элементов кольца. Системе постоянно приходилось подравнивать порядок расположения элементов, выстраивая миллионы километров системных блоков в кольцо – это при том, что каждый новый блок надо было закрепить менее чем за минуту, прежде чем он улетит куда-то под воздействием гравитации спутников Юпитера и потеряется навсегда. Конечно, эта минута – все равно что вечность по сравнению с тем ничтожным мгновением, которое Проект должен воспроизвести. А еще немало времени понадобится на то, чтобы превратить все кольцо в одну орбиту и разогнать его до нужного ускорения – и только потом появятся те самые сверхускоренные частицы, которые положат конец всему сущему.
* * *
Я сам не заметил, как это случилось, но Питер постепенно начал мне даже нравиться. Он в самом деле был настоящим рабовладельцем, но себя он изнурял работой еще сильнее, чем меня или Амелию. Он был чрезмерно саркастичным и темпераментным и регулярно взрывался. Но я никогда прежде не встречал человека, настолько преданного науке. Питер Бланкеншип походил на сумасшедшего монаха, отринувшего все, кроме любви к господу.
По крайней мере, так мне казалось.
Ускорители там или не ускорители, но тело мое – на счастье или на горе – оставалось телом солдата. Находясь внутри скорлупки управления, я постоянно выполнял упражнения для мышц, чтобы они не застыли в неподвижности. А когда я работал в университете, я тоже каждый день уделял время разминке – чередуя часовую пробежку с часом занятий на тренажерах. Так что я мог обходиться практически без сна, но не мог обойтись без физических упражнений. Каждое утро и каждый вечер я на время оставлял расчеты и отправлялся на пробежку.
Эти утренние пробежки я использовал не без пользы, систематически изучая деловую часть Вашингтона. Я садился на метро и уезжал каждый день в разных направлениях, а потом бежал обратно и смотрел по сторонам. Я успел осмотреть большую часть памятников – на того, кто действительно был рожден, чтобы стать солдатом, эти зрелища произвели бы огромное впечатление. Я добирался даже до таких отдаленных окраин, как Вашингтонский зоопарк и Александрия, – когда чувствовал, что нагрузки маловато и надо бы сделать пару лишних миль.
Питеру пришлось смириться с этими перерывами в работе – я объяснил, что мне необходимо движение, чтобы не «застояться». Кроме того, я заметил, что от прогулок на свежем воздухе у меня проясняется голова – на это он ответил, что его голова и так достаточно ясная, и единственные упражнения, которые ему необходимы, – это занятия космологией.
Однако в действительности все было не так просто. На пятый день, уже почти добежав до станции метро, я вдруг вспомнил, что оставил дома карточку. Я развернулся и прибежал обратно.
Моя одежда лежала в гостиной, за раскладной кроватью, на которой мы с Амелией спали. Я вытащил карточку из бумажника и уже собрался было уходить, но тут вдруг услышал странные звуки, доносившиеся из кабинета Питера. Дверь туда была полуоткрыта, и я заглянул внутрь.
Амелия, обнаженная ниже пояса, сидела на краю стола, обвив ногами лысую голову Питера. Она так сильно сжимала крышку стола, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Лицо ее было запрокинуто к потолку в предвкушении оргазма.
Я закрыл дверь – замок тихо щелкнул – и выбежал на улицу.
Несколько часов я бежал изо всех сил, останавливался только для того, чтобы купить воды и влить ее в пересохшее горло. Я добежал до границы между округом Колумбия и Мэрилендом, но дальше меня не пустили, потому что у меня не было с собой паспорта. Так что я не стал бежать дальше, а зашел в бар под названием «Пограничный». Воздух там был просто ледяным, и сигаретный дым стоял столбом. Я заказал дозволенный в округе Колумбия литр пива и отправил его внутрь, а потом добавил еще литр – на этот раз виски.
Сочетание ускорителей с алкоголем породило довольно неприятные ощущения. Сознание как будто сорвалось с катушек и расплылось во все стороны.
Когда оно понемногу начало снова собираться на место, я как раз размышлял о верности и ревности. Наверное, это нечто вроде возрастной проблемы: когда мне было лет пятнадцать-двадцать, я с легким сердцем пускался в самые разнообразные сексуальные приключения и эксперименты, твердо веря, что секс – это физиологическая потребность, а любовь – нечто иное, и двое любящих друг друга людей могут улаживать эти вопросы совершенно независимо один от другого. Когда Амелии было столько, сколько мне тоща, общество было более консервативным в таких вопросах – никакого секса без любви, а потом – исключительная моногамия, верность в браке.
Амелия согласилась принять мои принципы – или их отсутствие, как могли бы сказать недоброжелатели – хотя оба мы тогда думали, что вряд ли станем пользоваться предоставленной друг другу свободой.
А теперь она ею воспользовалась, и для меня это оказалось сокрушительным ударом. Еще год назад я бы не задумываясь ухватился бы за предложение заняться сексом с Сарой, в подключении или нет – если бы таковое предложение поступило. Так какое я имею право чувствовать себя уязвленным, когда это сделала Амелия? Она живет с Питером уже довольно долго, и их связывает гораздо большее, чем то, что объединяет большинство семейных пар. Она очень уважает его, и, если Питер пожелал заняться с ней сексом, с какой стати Амелия должна была ему отказывать?
Однако я сильно подозревал, что это ей, а не ему захотелось секса. Судя по тому, что я видел, Амелия определенно получала от этого удовольствие.
Я покончил с выпивкой и переключился на кофе со льдом, который даже с тремя добавочными кусочками сахара на вкус напоминал соляную кислоту из аккумулятора.
Знала ли Амелия, что я их видел? Я захлопнул дверь, не задумываясь, но они могли и не запомнить, что оставляли ее приоткрытой. Бывает ведь иногда, что двери захлопываются сами, из-за сквозняка.
– Ты, я вижу, заскучал в одиночестве, солдатик… – я одевался на пробежки в свою обычную форму, на случай, если захочется выпить лишний бокал пива. – Тебе, наверное, грустно… – она была довольно миловидной блондиночкой лет этак двадцати.
– Спасибо за заботу, но у меня все в порядке, – ответил я.
Она присела на соседний стул и показала свое удостоверение – рабочее имя Зоя, медосмотр прошла всего пару дней назад. В списке постоянных клиентов – только одно имя.
– Я не просто шлюха. Я неплохо разбираюсь в мужчинах, и, можешь мне поверить, у тебя далеко не «все в порядке». Ты выглядишь так, будто собрался пойти и прыгнуть вниз головой с моста.
– Так не мешай мне.
– Ой-ой-ой, какой ты! Знаешь, вокруг не так много парней, и я не хочу, чтобы их стало еще меньше, – Зоя приподняла локоны парика на затылке, показывая имплантат. – А парней с имплантатами всегда было мало.
На девушке было свободное легкое платье из натурального шелка, которое плавно обрисовывало ее стройное тело, показывая и все и ничего: «этот товар настолько хорош, что не нуждается в рекламе».
– Я растратил почти все свое содержание, – сказал я. – Мне нечем тебе заплатить.
– Эй, я обращаюсь к тебе не по делу. Я просто так, ради удовольствия. У тебя найдется мелочь, заплатить за кабинку?
У меня как раз была десятка.
– Есть. Но послушай, я слишком пьян для таких развлечений.
– Ничего, мне все равно, – она улыбнулась, показав крепкие, здоровые зубы. – Гарантия сто процентов. Я верну тебе деньги, если не получится.
– Ты просто хочешь потрахаться в подключении?
– И еще мне нравятся солдаты. Я тоже когда-то была солдатом.
– Да ладно тебе! Врешь, наверное. Ты слишком молода для армии.
– Мне больше лет, чем кажется. И я пробыла в армии недолго.
– И что с тобой случилось?
Зоя наклонилась ко мне так, что через вырез платья стало видно ее грудь, и прошептала:
– Есть только один способ узнать…
Двумя этажами ниже был салон с кабинками для подключения. Я забрался в темную, влажную кабинку с этой странно близкой незнакомкой, и мои и ее чувства и воспоминания слились вместе, перемешались, стали общими для нас двоих. Я ощущал, как наши пальцы свободно проскальзывают в наше влагалище, чувствовал соленый запах пота и мускусный аромат нашего пениса, который становился все тверже, пока мы целовали и ласкали его нашими губами и языком. Наши груди излучали тепло. Мы прижались друг к другу так, чтобы оба наших рта могли работать вместе, одновременно. Промелькнуло отстраненное ощущение легкой болезненности в двух ее коренных зубах, которые нужно было показать стоматологу. Она до ужаса боялась зубных врачей, а ее великолепные зубы на самом деле оказались пластиковыми протезами.
Ей приходили в голову мысли о самоубийстве, но она никогда не решалась это сделать. Мы даже немного сбились с ритма, когда она переживала эти мои воспоминания, – но она меня поняла! Она пробыла механиком всего один день – из-за ошибки какого-то чиновника ее направили в группу охотников и убийц. Она видела, как застрелили двоих людей, и у нее сдали нервы – ее солдатик застыл, парализованный.
Она совершенно не разбиралась в математике и физике и, почувствовав мою тревогу и страх перед концом света, просто связала это с суицидальной попыткой. Через несколько минут мы покончили с сексом и просто лежали рядом, прижимаясь друг к другу, разделяя наши общие теперь горести на том уровне, который даже трудно описать – это не зависело от памяти как таковой, наверное, ее тело посредством каких-то биохимических реакций общалось с моим.
Прозвучал двухминутный предупредительный сигнал, и мы снова слились воедино – почти без движения, легкие внутренние сжатия медленно, но неудержимо влекли нас к волне оргазма.
А потом мы стояли под жарким полуденным солнцем, смотрели друг на друга и не знали, что сказать. Зоя пожала мне руку.
– Ты ведь не собираешься делать это снова – убивать себя?
– Думаю, нет.
– Я знаю, что ты думаешь. Но ты до сих пор слишком расстроен из-за того, что она была с тем парнем.
– Ты помогла мне с этим справиться. Я был с тобой, был тобой.
– Да, кстати, – Зоя подала мне свою карточку, и я написал на обороте свое имя.
– Действительно даже когда ты не на работе?
– Да, особенно для женатых мужчин, – сказала она и вдруг нахмурила брови, что-то вспомнив. – Можно спросить? У меня промелькнуло одно смутное воспоминание… От тебя.
Я вдруг как-то сразу вспотел.
– Какое воспоминание?
– Ты подключался с ней… Только однажды? Один раз и… И еще раз, но уже как-то не по-настоящему, да?
– Да. У нее стоит имплантат, но он не приживлен.
– О! Прости. Мне очень жаль, – она приблизилась и разгладила складки у меня на рубашке. Потом посмотрела мне в глаза и прошептала: – Я тут подумала – насчет того, что ты негр… Ты же знаешь, я не расистка и все такое…
– Я знаю, – расовые предрассудки у нее таки были, но не злостные и такие, которые она просто не могла контролировать.
– А другие двое…
– Не думай насчет этого, – у нее было всего двое чернокожих клиентов, кроме меня, оба с имплантатами, агрессивные и чувственные молодчики. – Мы ведь становимся самых разных цветов – в подключении. Ты такой трезвый и рассудительный. Не холодный. Она должна покрепче за тебя держаться.
– Можно, я дам ей твой номер телефона? Может, поговорите?
Зоя хихикнула.
– Хочешь – дай. Но пусть она позвонит сама, первая.
– Я не уверен – может, она и не знает, что я их видел.
– Если и не знает, так узнает. Ты должен дать ей время подумать, как с тобой объясниться.
– Хорошо. Я подожду.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Зоя приподнялась на носочки и чмокнула меня в щеку.
– Если я буду нужна – ты знаешь, как меня найти.
– Ага, – я повторил ее номер. – Надеюсь, у тебя был хороший день.
– Ах, парень, обычно до вечера ничего стоящего не происходит, – она махнула рукой на прощанье и пошла прочь. При каждом шаге шелковое платье то обтягивало ее фигуру, то снова свободно опадало – чрезвычайно сексуальный, ритмичный живой метроном. Мое тело взыграло – на мгновение я как будто снова оказался с ней, в ее теле, разгоряченном сексом и жаждущем снова окунуться в наслаждение. Вот женщина, которая получает истинное удовольствие от своей работы.
Было уже три часа дня. Я отсутствовал добрых шесть часов. Питер, наверное, уже роет землю копытом. Я доехал обратно на метро, зашел на станции в бакалейный магазин и набрал целую сумку всякой всячины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60