Я стала первым и последним ребенком, одной-единственной.
— Ну и что? — нахмурился Люк.
— Я слышала внизу голоса, которые говорили о ком-то особенном. Наверняка обо мне. — Она закрыла глаза, содрогаясь от волнения всем телом, словно под электрическим током. — И еще что-то без конца повторяли...
Что? Вертится в памяти, и никак не поймаешь... начинается на "р", а дальше?
Вдруг вспомнилось. Имя выскочило, будто она всегда его знала.
Странное имя. Никогда такого не слышала. Может быть, так голоса называют ее, Ту Самую, единственную? Наверно.
Что это были за голоса, что значит «готовится в путь»? Что зависит от нее, Той Самой?
Надо выяснить. Может быть, нынче ночью. Только прежде следует кое-что сделать. В том числе получить другую раковину. Но сначала...
— Я сменю имя, Люк.
— С ума сошла? — рассмеялся он. — Имя просто в любую минуту не сменишь по собственной прихоти.
— Нет. Так надо. Поэтому меня сюда позвали. Я думала, что лагуна говорит со мной, требуя жертв, оказалось, что нет. Это были огни или те, кто живет среди них.
— Ложись, хватит болтать.
— Нет. — Семели оттолкнула его. — Разве не понимаешь? Меня нарочно привели сюда, в это место, в это время, чтобы я узнала свое Настоящее Имя. Теперь я его знаю и буду носить. — Она встала, глядя на огни, еще сверкавшие в дыре в ранних утренних сумерках. — Грядут большие перемены, Люк, и я буду в этом участвовать, находясь в самом центре событий. Если ты вместе с другими членами клана присоединишься ко мне, то настанет наш день. Да, Люк, придет великий день.
— Семели...
— Говорю тебе, я больше не Семели. С этой минуты зови меня...
Имя замерло у нее на губах. Ясно — Настоящее Имя нельзя никому называть. Оно предназначено исключительно для нее и для самых близких людей. Люк близкий, но не настолько. Пожалуй, особенному мужчине по имени Джек можно сказать, хотя не сейчас. Пусть сначала докажет, что он того стоит.
— Как тебя называть? — спросил Люк.
— Семели.
Он вытаращил на нее глаза:
— Ты ж только что сказала...
— Теперь передумала. Сама для себя сменю имя, а ты зови меня по-прежнему. У нас еда есть какая-нибудь?
Люк встал:
— Пойду к костру, посмотрю.
Как только он ушел, Семели вышла на палубу, посмотрела на звезды.
— Расалом, — проговорила она, наслаждаясь раскатистым звучанием. — Расалом.
2
Человек — больше чем человек — открыл в темноте глаза.
Имя... кто-то произнес его имя. Не одно из многих, которыми он пользовался в разных обличьях для разных целей. Настоящее Имя.
Он наслаждался физическими страданиями девочки-подростка по имени Сюзанна и моральным разложением мучившей ее семьи.
Бедняжка Сюзанна уже одиннадцать дней была прикована цепью к стене этого коннектикутского дома с другой стороны. Ее насиловали и развращали, подвергали невыносимым пыткам и мукам. Рассудок не выдержал. Она больше не реагировала. Она умирала. Мозг не работал, выполняя лишь самые необходимые функции. Она даже не чувствовала, как в бедро ей вкручивают штопор.
Особенное наслаждение доставлял тот, кто его вкручивал, — восьмилетний мальчик. Ибо этого человека — больше чем человека — питали не только боль и страдания, но и нравственная деградация.
Он возвращался к этому дому, купаясь в янтарном свете юной, безвременно угасавшей жизни.
Но вот все пропало, дивный свет померк, задутый нараставшим гневом и — надо признать — беспокойством.
Кто-то назвал его Настоящее Имя.
Кто? Здесь имя знают лишь двое: тот, кто хочет услышать, и тот, кто не смеет произнести.
Вот! Опять!
Зачем? Его кто-то зовет? Нет. На сей раз чувствуется, что кто-то не просто называет Истинное Имя, а хочет присвоить.
Гнев расцвел в душе ярко-красной розой. Это недопустимо!
Откуда оно донеслось? Он встал на ноги, описал широкий круг — раз, другой, — остановился. Имя звучит оттуда... с юга. Надо найти нечестивого узурпатора.
Все планы гладко движутся к завершению. Через столько веков, тысячелетий, эпох цель все ближе и ближе. Не пройдет и двух лет, настанет его час, минута, время — с помощью тех, кто знает, что он и есть Тот Самый.
И вдруг кто-то присваивает себе Настоящее Имя...
Никогда!
Человек — больше чем человек — зашагал прочь от дома в рассеивающейся темноте. Нельзя терять ни минуты. Надо немедленно отправляться на юг, отыскать произнесшие Истинное Имя губы, закрыть их навсегда.
Он задержался у бровки тротуара. Вдруг кому-то только того и надо?
Может быть, это ловушка, подстроенная единственным в этом мире человеком, которого он боится, от которого должен прятаться до Момента Перемен.
В своей первой жизни, когда он был ближе к источнику, у него была огромная власть, он мог насылать тучи, метать громы и молнии. Даже во второй насылал и исцелял болезни, заставлял ходить мертвецов. А в третьей власти меньше. Впрочем, он не беспомощен, нет, далеко не беспомощен. Никому не позволит воспользоваться своим Истинным Именем.
Надо действовать осторожно, но действовать. Этого нельзя позволить.
3
Джек вошел в переднюю комнату, где отец возился с французской кофеваркой.
— Не трудись, пап. Я прихвачу в городе кофе и пончиков.
Заметил как-то кондитерскую Данкина и проснулся с мечтой о пончиках в глазури.
— Пончиков? Неплохо звучит. Кофе мне приготовить нетрудно. В конце концов, любое дело — заделье.
Джек застонал.
— Что предпочитаешь?
— Парочку в шоколадной глазури было бы замечательно.
Джек вышел из дома, стараясь сосредоточиться на пончиках, надеясь, что это поможет выбросить из головы Карла и поиски способа вернуть его домой. Воздух стал суше. Кажется, приближается холодный фронт.
Давно пора. Беспощадно жаркие дни измотали его. Может быть, поработает «Элвис». Если так, то спасибо.
Над морем меч-травы стлался туман, простираясь до далекого пригорка. Цапля вернулась в пруд, глубоко утопая в воде у берега, выжидая, как снежная скульптура, не шевельнется ли завтрак.
Он направился вокруг дома к машине. За углом остановился. На капоте автомобиля сидела женщина в коротких брюках и зеленом топе. Белые волосы заплетены в одну косу. На шее висела двойняшка найденной раковины.
Семели.
— Наконец-то, — проворчал он, осторожно шагая к ней и оглядываясь вокруг. Одна ли явилась? — А то я стою тут, как чокнутый, объявляя в воздух, что нашел твою раковину. Ты вроде бы обещала услышать.
— И услышала, — улыбнулась она. — Поэтому пришла.
Непонятно, в чем дело, но выглядит она по-другому. Те же белые волосы, а взгляд странный, точно она заглянула в чужое окно и увидела то, чего не должна была видеть.
Вот именно. Словно открыла секрет, который никому больше неведом. Или думает, будто открыла.
— Долго добиралась.
Она все улыбалась.
— Были другие дела.
Джек напрягся:
— Какие? Надеюсь, Карлу не причинили вреда?
— С Карлом все в полном порядке. — Она протянула открытую ладонь.
— Давай раковину.
Он в свою очередь улыбнулся:
— Шутишь?
— Нет. Отдай раковину, я пришлю Карла обратно.
— Не пойдет.
Улыбка исчезла.
— Ты мне не доверяешь?
— Вот что я тебе скажу: верни его, я отдам тебе раковину.
— Ни за что.
— Как? Ты мне не доверяешь?
Семели сверкнула на него глазами.
— Та Самая не обманывает.
Джек замер. Та Самая? Она только что назвала себя Той Самой?
— Что ты сказала?
— Ничего.
— Ты сказала. Та Самая. Что это значит?
— Я тебе говорю, ничего. Оставим эту тему. Аня упоминала Того Самого, но имела в виду Сола Рому. Неужели он принимает участие в здешних событиях?
— Знаешь мужчину по фамилии Рома?
— Никогда не слышала, — покачала она головой.
— Он велел тебе приносить жертвы болоту?
Семели широко открыла глаза, соскользнула с капота, шагнула к нему:
— Откуда ты знаешь?
— Не важно. Просто скажи: это Рома?
— Я тебе говорю, не знаю никакого Ромы.
Джек поверил.
— А кто? Кто подсказал тебе эту безумную мысль?
— Никто. Сама лагуна. Она говорит с тобой, если прислушаться. Со мной, в любом случае. Во сне мне сказала, что сердится, Врата должны расплатиться. Сказала, цена равняется четырем жильцам в год...
— Стой, стой. Так и сказала «равняется»?
Слово не из словаря Семели, по крайней мере как глагол.
— Да, «равняется». Дурацкое выражение, правда?
Джек призадумался, действительно ли это был сон. Похоже, кто-то или что-то оказывает на нее влияние, только очень сомнительно, чтобы это была лагуна. Скорее узловая точка в кеноте.
— Ты когда-нибудь что-нибудь слышала об Ином? — спросил он.
— По-моему, нет, — покачала она головой. — А должна была?
— Не имеет значения. — Если даже не слышала, вовсе не исключается, что девушка вольно или невольно работает на Иное. — Почему должны расплачиваться обитатели Врат? Люди живут и ближе к лагуне.
— Живут, но лагуна требует жителей Врат. Не спрашивай почему, просто требует.
Джек ткнул большим пальцем через плечо:
— Один житель Врат исключается. Договорились?
— Конечно, — кивнула она. — Лагуне уже хватит жертв. Счет еще, может, придется сравнять, но с жертвоприношениями покончено.
— Какой счет?
— Между мной и лагуной. Не бойся. Это твоего отца не коснется.
На сей раз Джек поверил, утешившись тем, что клан больше не будет охотиться за папой. Если бы не догадка, что кто-то займет его место.
— Дай Бог. И лучше покажи мне Карла, пока я не потерял раковину. Вдруг на переходе улицы выпадет из кармана. Машины быстро в пыль размелют.
Семели побледнела под загаром.
— Не шути.
— Что в ней такого особенного?
Ее рука потянулась к единственной раковине, висевшей на шее.
— Я их с детства ношу. Просто хочу вернуть.
— А я хочу вернуть садовника.
— Что ж, нам есть чем меняться, — вздохнула она. — Привези раковину в лагуну...
— Нет, — тряхнул Джек головой. — Привези сюда Карла.
Семели разжала пальцы и стиснула в крепкие кулаки.
— Ты чертовски осложняешь дело. — Она посмотрела в туманное небо, потом на него. — Пожалуй, сойдемся где-нибудь посередине. У тебя есть идеи?
Джек воскресил в памяти путь, проделанный с Карлом, и припомнил мель, через которую они тащили каноэ. Описал ее, и Семели решила:
— Ладно. Встретимся там через час.
Он оглянулся на Эверглейдс в сгущавшейся дымке. С ней еще можно договориться, а с остальными членами клана — неясно. Нужна полная ясность.
— Может быть, в полночь?
— Зачем так долго ждать?
— Мне требуется время.
— Хорошо. В полночь. Только не опаздывай.
И направилась прочь, колыхая бедрами. Джек смотрел вслед, тоскуя по Джиа, гадая, как Семели выберется из Врат... Его отвлек отцовский голос:
— Надеюсь, ты не собираешься на эту встречу?
Он оглянулся, увидев отца на веранде, смотревшего на него сквозь жалюзи.
— Ты все слышал?
— Последние фразы. Достаточно, чтобы понять ее причастность к моему несчастному случаю и, возможно, к убийству других. Что за проблема с Карлом? Речь идет о садовнике?
— О нем самом.
Джек быстро рассказал о случившемся — о поездке в лагуну, о Семели с ее кланом.
Том покачал головой:
— Ты ведь только что сюда приехал, Джек. Как умудрился за пару дней вляпаться в такое дело?
— Наверно, повезло.
— Я серьезно. Надо пойти в полицию, в Управление Национального парка...
— Я так не работаю.
— Что это значит? Второй раз повторяешь.
— Очень просто, папа. Я обещал вернуть Карла домой в целости и сохранности. Я — а не копы, не лесничие. Так и будет.
— Но ведь ты же не знал, чего это тебе будет стоить, когда обещал. Он не может требовать исполнения обещания.
— Он и не требует, — сказал Джек. — Ты не понял.
Том поскреб подбородок.
— Отлично понял. И знаешь... чем больше я тебя узнаю, тем больше ты мне нравишься. Исполнения обещания требует вовсе не Карл... а ты сам. Я за это тебя уважаю. Дьявольски глупо... но уважаю.
— Спасибо.
Что сказать? Папа понял.
— Только тебе нельзя идти одному. Необходимо прикрытие.
— Рассказывай! Знаешь, где его найти?
— У себя перед глазами.
Джек рассмеялся. Отец промолчал.
— Без шуток.
— Папа, ты на эту роль не годишься.
— Почему ты так уверен? — Он распахнул дверь веранды. — Заходи. Расскажу кое-что, чего ты не знаешь.
— О чем?
Что бы он ни рассказывал, не стоит прибегать к помощи семидесятилетнего бухгалтера, тем более что этот семидесятилетний бухгалтер его отец.
— О себе.
4
Дома отец протянул ему чашку кофе и, прежде чем Джек успел спросить, в чем дело, скрылся в своей спальне. Через минуту вернулся с серой металлической шкатулкой в руках, которую он обнаружил во вторник. Не ожидал ее снова увидеть, но еще больше его удивила одежда отца.
— Папа, ты для смеха нарядился в кофту?
Тот плотней запахнулся в старый коричневый мохеровый кардиган.
— Холодно! На градуснике за окном шестьдесят девять градусов.
Джек не удержался от смеха.
— Ты настоящий снежный человек, пап.
— Не обращай внимания. — Том поставил шкатулку на кофейный столик. — Садись.
Сын уселся напротив него.
— Что у тебя там? — спросил он, заранее зная ответ.
Отец отпер шкатулку и откинул крышку. Вытащил старую фотографию, передал Джеку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Ну и что? — нахмурился Люк.
— Я слышала внизу голоса, которые говорили о ком-то особенном. Наверняка обо мне. — Она закрыла глаза, содрогаясь от волнения всем телом, словно под электрическим током. — И еще что-то без конца повторяли...
Что? Вертится в памяти, и никак не поймаешь... начинается на "р", а дальше?
Вдруг вспомнилось. Имя выскочило, будто она всегда его знала.
Странное имя. Никогда такого не слышала. Может быть, так голоса называют ее, Ту Самую, единственную? Наверно.
Что это были за голоса, что значит «готовится в путь»? Что зависит от нее, Той Самой?
Надо выяснить. Может быть, нынче ночью. Только прежде следует кое-что сделать. В том числе получить другую раковину. Но сначала...
— Я сменю имя, Люк.
— С ума сошла? — рассмеялся он. — Имя просто в любую минуту не сменишь по собственной прихоти.
— Нет. Так надо. Поэтому меня сюда позвали. Я думала, что лагуна говорит со мной, требуя жертв, оказалось, что нет. Это были огни или те, кто живет среди них.
— Ложись, хватит болтать.
— Нет. — Семели оттолкнула его. — Разве не понимаешь? Меня нарочно привели сюда, в это место, в это время, чтобы я узнала свое Настоящее Имя. Теперь я его знаю и буду носить. — Она встала, глядя на огни, еще сверкавшие в дыре в ранних утренних сумерках. — Грядут большие перемены, Люк, и я буду в этом участвовать, находясь в самом центре событий. Если ты вместе с другими членами клана присоединишься ко мне, то настанет наш день. Да, Люк, придет великий день.
— Семели...
— Говорю тебе, я больше не Семели. С этой минуты зови меня...
Имя замерло у нее на губах. Ясно — Настоящее Имя нельзя никому называть. Оно предназначено исключительно для нее и для самых близких людей. Люк близкий, но не настолько. Пожалуй, особенному мужчине по имени Джек можно сказать, хотя не сейчас. Пусть сначала докажет, что он того стоит.
— Как тебя называть? — спросил Люк.
— Семели.
Он вытаращил на нее глаза:
— Ты ж только что сказала...
— Теперь передумала. Сама для себя сменю имя, а ты зови меня по-прежнему. У нас еда есть какая-нибудь?
Люк встал:
— Пойду к костру, посмотрю.
Как только он ушел, Семели вышла на палубу, посмотрела на звезды.
— Расалом, — проговорила она, наслаждаясь раскатистым звучанием. — Расалом.
2
Человек — больше чем человек — открыл в темноте глаза.
Имя... кто-то произнес его имя. Не одно из многих, которыми он пользовался в разных обличьях для разных целей. Настоящее Имя.
Он наслаждался физическими страданиями девочки-подростка по имени Сюзанна и моральным разложением мучившей ее семьи.
Бедняжка Сюзанна уже одиннадцать дней была прикована цепью к стене этого коннектикутского дома с другой стороны. Ее насиловали и развращали, подвергали невыносимым пыткам и мукам. Рассудок не выдержал. Она больше не реагировала. Она умирала. Мозг не работал, выполняя лишь самые необходимые функции. Она даже не чувствовала, как в бедро ей вкручивают штопор.
Особенное наслаждение доставлял тот, кто его вкручивал, — восьмилетний мальчик. Ибо этого человека — больше чем человека — питали не только боль и страдания, но и нравственная деградация.
Он возвращался к этому дому, купаясь в янтарном свете юной, безвременно угасавшей жизни.
Но вот все пропало, дивный свет померк, задутый нараставшим гневом и — надо признать — беспокойством.
Кто-то назвал его Настоящее Имя.
Кто? Здесь имя знают лишь двое: тот, кто хочет услышать, и тот, кто не смеет произнести.
Вот! Опять!
Зачем? Его кто-то зовет? Нет. На сей раз чувствуется, что кто-то не просто называет Истинное Имя, а хочет присвоить.
Гнев расцвел в душе ярко-красной розой. Это недопустимо!
Откуда оно донеслось? Он встал на ноги, описал широкий круг — раз, другой, — остановился. Имя звучит оттуда... с юга. Надо найти нечестивого узурпатора.
Все планы гладко движутся к завершению. Через столько веков, тысячелетий, эпох цель все ближе и ближе. Не пройдет и двух лет, настанет его час, минута, время — с помощью тех, кто знает, что он и есть Тот Самый.
И вдруг кто-то присваивает себе Настоящее Имя...
Никогда!
Человек — больше чем человек — зашагал прочь от дома в рассеивающейся темноте. Нельзя терять ни минуты. Надо немедленно отправляться на юг, отыскать произнесшие Истинное Имя губы, закрыть их навсегда.
Он задержался у бровки тротуара. Вдруг кому-то только того и надо?
Может быть, это ловушка, подстроенная единственным в этом мире человеком, которого он боится, от которого должен прятаться до Момента Перемен.
В своей первой жизни, когда он был ближе к источнику, у него была огромная власть, он мог насылать тучи, метать громы и молнии. Даже во второй насылал и исцелял болезни, заставлял ходить мертвецов. А в третьей власти меньше. Впрочем, он не беспомощен, нет, далеко не беспомощен. Никому не позволит воспользоваться своим Истинным Именем.
Надо действовать осторожно, но действовать. Этого нельзя позволить.
3
Джек вошел в переднюю комнату, где отец возился с французской кофеваркой.
— Не трудись, пап. Я прихвачу в городе кофе и пончиков.
Заметил как-то кондитерскую Данкина и проснулся с мечтой о пончиках в глазури.
— Пончиков? Неплохо звучит. Кофе мне приготовить нетрудно. В конце концов, любое дело — заделье.
Джек застонал.
— Что предпочитаешь?
— Парочку в шоколадной глазури было бы замечательно.
Джек вышел из дома, стараясь сосредоточиться на пончиках, надеясь, что это поможет выбросить из головы Карла и поиски способа вернуть его домой. Воздух стал суше. Кажется, приближается холодный фронт.
Давно пора. Беспощадно жаркие дни измотали его. Может быть, поработает «Элвис». Если так, то спасибо.
Над морем меч-травы стлался туман, простираясь до далекого пригорка. Цапля вернулась в пруд, глубоко утопая в воде у берега, выжидая, как снежная скульптура, не шевельнется ли завтрак.
Он направился вокруг дома к машине. За углом остановился. На капоте автомобиля сидела женщина в коротких брюках и зеленом топе. Белые волосы заплетены в одну косу. На шее висела двойняшка найденной раковины.
Семели.
— Наконец-то, — проворчал он, осторожно шагая к ней и оглядываясь вокруг. Одна ли явилась? — А то я стою тут, как чокнутый, объявляя в воздух, что нашел твою раковину. Ты вроде бы обещала услышать.
— И услышала, — улыбнулась она. — Поэтому пришла.
Непонятно, в чем дело, но выглядит она по-другому. Те же белые волосы, а взгляд странный, точно она заглянула в чужое окно и увидела то, чего не должна была видеть.
Вот именно. Словно открыла секрет, который никому больше неведом. Или думает, будто открыла.
— Долго добиралась.
Она все улыбалась.
— Были другие дела.
Джек напрягся:
— Какие? Надеюсь, Карлу не причинили вреда?
— С Карлом все в полном порядке. — Она протянула открытую ладонь.
— Давай раковину.
Он в свою очередь улыбнулся:
— Шутишь?
— Нет. Отдай раковину, я пришлю Карла обратно.
— Не пойдет.
Улыбка исчезла.
— Ты мне не доверяешь?
— Вот что я тебе скажу: верни его, я отдам тебе раковину.
— Ни за что.
— Как? Ты мне не доверяешь?
Семели сверкнула на него глазами.
— Та Самая не обманывает.
Джек замер. Та Самая? Она только что назвала себя Той Самой?
— Что ты сказала?
— Ничего.
— Ты сказала. Та Самая. Что это значит?
— Я тебе говорю, ничего. Оставим эту тему. Аня упоминала Того Самого, но имела в виду Сола Рому. Неужели он принимает участие в здешних событиях?
— Знаешь мужчину по фамилии Рома?
— Никогда не слышала, — покачала она головой.
— Он велел тебе приносить жертвы болоту?
Семели широко открыла глаза, соскользнула с капота, шагнула к нему:
— Откуда ты знаешь?
— Не важно. Просто скажи: это Рома?
— Я тебе говорю, не знаю никакого Ромы.
Джек поверил.
— А кто? Кто подсказал тебе эту безумную мысль?
— Никто. Сама лагуна. Она говорит с тобой, если прислушаться. Со мной, в любом случае. Во сне мне сказала, что сердится, Врата должны расплатиться. Сказала, цена равняется четырем жильцам в год...
— Стой, стой. Так и сказала «равняется»?
Слово не из словаря Семели, по крайней мере как глагол.
— Да, «равняется». Дурацкое выражение, правда?
Джек призадумался, действительно ли это был сон. Похоже, кто-то или что-то оказывает на нее влияние, только очень сомнительно, чтобы это была лагуна. Скорее узловая точка в кеноте.
— Ты когда-нибудь что-нибудь слышала об Ином? — спросил он.
— По-моему, нет, — покачала она головой. — А должна была?
— Не имеет значения. — Если даже не слышала, вовсе не исключается, что девушка вольно или невольно работает на Иное. — Почему должны расплачиваться обитатели Врат? Люди живут и ближе к лагуне.
— Живут, но лагуна требует жителей Врат. Не спрашивай почему, просто требует.
Джек ткнул большим пальцем через плечо:
— Один житель Врат исключается. Договорились?
— Конечно, — кивнула она. — Лагуне уже хватит жертв. Счет еще, может, придется сравнять, но с жертвоприношениями покончено.
— Какой счет?
— Между мной и лагуной. Не бойся. Это твоего отца не коснется.
На сей раз Джек поверил, утешившись тем, что клан больше не будет охотиться за папой. Если бы не догадка, что кто-то займет его место.
— Дай Бог. И лучше покажи мне Карла, пока я не потерял раковину. Вдруг на переходе улицы выпадет из кармана. Машины быстро в пыль размелют.
Семели побледнела под загаром.
— Не шути.
— Что в ней такого особенного?
Ее рука потянулась к единственной раковине, висевшей на шее.
— Я их с детства ношу. Просто хочу вернуть.
— А я хочу вернуть садовника.
— Что ж, нам есть чем меняться, — вздохнула она. — Привези раковину в лагуну...
— Нет, — тряхнул Джек головой. — Привези сюда Карла.
Семели разжала пальцы и стиснула в крепкие кулаки.
— Ты чертовски осложняешь дело. — Она посмотрела в туманное небо, потом на него. — Пожалуй, сойдемся где-нибудь посередине. У тебя есть идеи?
Джек воскресил в памяти путь, проделанный с Карлом, и припомнил мель, через которую они тащили каноэ. Описал ее, и Семели решила:
— Ладно. Встретимся там через час.
Он оглянулся на Эверглейдс в сгущавшейся дымке. С ней еще можно договориться, а с остальными членами клана — неясно. Нужна полная ясность.
— Может быть, в полночь?
— Зачем так долго ждать?
— Мне требуется время.
— Хорошо. В полночь. Только не опаздывай.
И направилась прочь, колыхая бедрами. Джек смотрел вслед, тоскуя по Джиа, гадая, как Семели выберется из Врат... Его отвлек отцовский голос:
— Надеюсь, ты не собираешься на эту встречу?
Он оглянулся, увидев отца на веранде, смотревшего на него сквозь жалюзи.
— Ты все слышал?
— Последние фразы. Достаточно, чтобы понять ее причастность к моему несчастному случаю и, возможно, к убийству других. Что за проблема с Карлом? Речь идет о садовнике?
— О нем самом.
Джек быстро рассказал о случившемся — о поездке в лагуну, о Семели с ее кланом.
Том покачал головой:
— Ты ведь только что сюда приехал, Джек. Как умудрился за пару дней вляпаться в такое дело?
— Наверно, повезло.
— Я серьезно. Надо пойти в полицию, в Управление Национального парка...
— Я так не работаю.
— Что это значит? Второй раз повторяешь.
— Очень просто, папа. Я обещал вернуть Карла домой в целости и сохранности. Я — а не копы, не лесничие. Так и будет.
— Но ведь ты же не знал, чего это тебе будет стоить, когда обещал. Он не может требовать исполнения обещания.
— Он и не требует, — сказал Джек. — Ты не понял.
Том поскреб подбородок.
— Отлично понял. И знаешь... чем больше я тебя узнаю, тем больше ты мне нравишься. Исполнения обещания требует вовсе не Карл... а ты сам. Я за это тебя уважаю. Дьявольски глупо... но уважаю.
— Спасибо.
Что сказать? Папа понял.
— Только тебе нельзя идти одному. Необходимо прикрытие.
— Рассказывай! Знаешь, где его найти?
— У себя перед глазами.
Джек рассмеялся. Отец промолчал.
— Без шуток.
— Папа, ты на эту роль не годишься.
— Почему ты так уверен? — Он распахнул дверь веранды. — Заходи. Расскажу кое-что, чего ты не знаешь.
— О чем?
Что бы он ни рассказывал, не стоит прибегать к помощи семидесятилетнего бухгалтера, тем более что этот семидесятилетний бухгалтер его отец.
— О себе.
4
Дома отец протянул ему чашку кофе и, прежде чем Джек успел спросить, в чем дело, скрылся в своей спальне. Через минуту вернулся с серой металлической шкатулкой в руках, которую он обнаружил во вторник. Не ожидал ее снова увидеть, но еще больше его удивила одежда отца.
— Папа, ты для смеха нарядился в кофту?
Тот плотней запахнулся в старый коричневый мохеровый кардиган.
— Холодно! На градуснике за окном шестьдесят девять градусов.
Джек не удержался от смеха.
— Ты настоящий снежный человек, пап.
— Не обращай внимания. — Том поставил шкатулку на кофейный столик. — Садись.
Сын уселся напротив него.
— Что у тебя там? — спросил он, заранее зная ответ.
Отец отпер шкатулку и откинул крышку. Вытащил старую фотографию, передал Джеку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45