- Быстро!
- Зигель!
- Да, капитан?
- Я больше… не капитан. Я… индейский проводник. Что ты здесь делаешь? Я видел, как тебя раздавило.
- Не до конца, сэр. Держитесь, сейчас будут носилки. Грузовой трюм превратился в месиво, но команда осталась в живых. Вы тренировали нас лучше, чем думаете. Теперь мы лазаем туда и сюда по веревке. Доктор Майер снова открыла медпункт. Так что полезем обратно на деревья.
- Такой большой пробки не существует - этот корабль больше не взлетит.
- Не волнуйтесь. С нами все в порядке. У Лопец работает передатчик. Есть связь с сетью. Где мы - известно. Вертушки уже в пути. К завтрашнему вечеру отсюда заберут всех. Что-нибудь чувствуете, когда я нажимаю?
- Нет.
- А вот так?
- Нет.
- А вот…
- У-у! Да, черт возьми! Перестань. - А когда самая сильная боль прошла, я спросил: - Я не могу двинуться, чтобы посмотреть. Что это?
- Ваша нога. Точнее, колено. Просто лежите спокойно, сейчас придут санитары.
Он пожал мне руку. Потом его рука скользнула немного вверх, на мое запястье. Проверить пульс.
- Как обстоят дела?
- Мы разбились.
- Кроме этого, известны какие-нибудь подробности?
- Мы находимся примерно в двадцати, может быть, двадцати пяти километрах к северо-востоку от мандалы. Сейчас нас пятьдесят человек. Остальных мы ищем. Все время обнаруживаются еще люди. Большая часть корабля в очень плохом состоянии. Его киль переломился в трех местах, но основная часть главной палубы более-менее сохранилась. Есть опасение, что он завалится, но инженеры проверяют системы безопасности и смотрят, нельзя ли его немного выпрямить. Мы восстановили медчасть, а сейчас занимаемся кухней. У нас есть пайки «НЗ» и консервированная вода, так что на ночь едой мы обеспечены. Собственно, если порыться, мы обеспечены на месяц, но это не важно. Из Панамы уже идет спасательная экспедиция. А тем временем мы постараемся продержаться на верхушках деревьев. Кто его знает, сколько времени понадобится червям, чтобы добраться до нас, но точно известно, что они идут по следу вещей, которые мы выбрасывали. Сейчас мы высаживаем дистанционные датчики и тигров. И закладываем минные поля. Пара птиц- шпионов уже запущена, как только найдем остальных, тоже запустим. Возможно, придется подождать до утра. Держитесь, санитары уже здесь…
Я услышал шелест шагов. Сумел повернуть голову. Чья-то фигура в запачканном кровью комбинезоне. Она показалась мне знакомой.
Фигура осторожно убрала что-то с моих глаз. Безлико осмотрела меня и опрыскала лицо чем-то влажным и туманным. Запахло антисептиком и мятой. В следующее мгновение она начала нежно смазывать чем-то мои глаза, лоб, потом губы и нос.
- Боже, ну и вид. - Последнее прикосновение ватного тампона. - Готово, сэр. - Фигура улыбнулась. - Так лучше?
- Привет, Шон. Из тебя выйдет отличная сиделка, - У меня запершило в горле. - Дайте воды.
- Только один глоток, сэр. - Шон вставил мне в рот трубочку и тут же вынул ее. Он обманул насчет глотка - воды едва хватило, чтобы смочить горло; глотать было уже нечего.
Не обращая внимания. на мое недовольство, Шон принялся раскладывать носилки. Делал он это быстро и профессионально, работа была ему знакома. Вынув откуда-то ножницы, он разрезал на мне куртку, рубашку и майку и начал наклеивать на кожу биомониторы - один на запястье, три на грудь, два на лоб и два на виски. Как только они запищали и зажглись зеленым, он завернул меня в серебристое одеяло. Сразу стало тепло.
Я почувствовал, как он просунул руки мне под голову застегивая на шее фиксирующий воротник.
- Без этого нельзя обойтись? - спросил я.
- Просто на всякий случай. Если мы вас уроним.
- И многих ты ронял?
- Да нет. Вы будете вторым. Сегодня, конечно.
Он закончил с воротником и начал осторожно ощупывать мои ключицы, руки и, наконец, ноги.
- Посмотри колено, - подсказал Зигель.
- Вижу, - отозвался Шон.
- Только не вздумайте снова проверять, больно ли мне, - предупредил я.
- Эй, занимайтесь своей работой, а я буду делать свою.
- Этого я и боюсь.
- Все в порядке, - сказал Шон Зигелю. - Давай уложим его на носилки. Ты готов? Я поверну его на бок, ты подержишь, а я тем временем просуну носилки. Потом вместе положим его. Понял?
Зигель кивнул.
- Я знаю это упражнение. Давай.
- А перерыв на обед вы предусмотрели?
- Помолчите. - Голос Шона предупреждал, что возражения больше не принимаются. - О'кей? Раз, два - взяли.
- У-у! Черт! Мать, мать, мать! Сукины дети! Дерьмо! Сволочи! Мать, мать, мать!
- Держи его крепче. Отлично, есть. Теперь опускай потихоньку. Все в порядке, осталось только застегнуть ремни. - Шон нежно погладил меня по груди.
Он защелкнул пряжки, а еще через секунду они с Зигелем подняли меня.
- Сюда, - сказал Зигель. - Здесь что-то вроде тропинки…
- Нет, - вмешался я. - Это след червя. Держитесь от него подальше.
- … которую нам надо избегать, - закончил Зигель, полностью игнорируя меня. - Помолчите, сэр, - добавил он.
- Правильно, - согласился Шон. Он прислушался к своему наушнику. - Они опускают люльку.
- Не унывай, Джимбо, мы почти дома.
- До дома вам еще топать и топать… Как ты меня назвал?
- Никак, разве что инородным телом в заднице.
- Размечтался. Забудь об этом. Я человек женатый. Шон тяжело вздохнул: - Почему все хорошие люди всегда либо женаты, либо гетеросексуалы?
Потом на какое-то время они оба замолчали, выбирая дорогу на неровной скользкой почве джунглей.
Наконец мы подошли к месту, где небо над нами было светло-розовое и яркое. Я видел желтое окно открытого люка наверху, и он заставил меня вспомнить о другом времени и другом дирижабле. Только на этот раз к носилкам была привязана моя задница.
Шон и Зигель закончили крепить тросы, Шон дал сигнал поднятым большим пальцем, и меня втянули на то, что осталось от «Иеронима Босха».
Путь наверх был гораздо медленнее, чем вниз. И намного беднее событиями.
Тысяченожки тоже участвуют в процессе выноса грунта из гнезд; пока неизвестно, что заставляет их подниматься на поверхность - ощущение переполненности или другой биологический механизм, но для дефекации они выходят наружу. Это может быть защитной реакцией, так как гастроподы съедают в гнезде любую большую, медленно двигающуюся тысяченожку, как только видят ее ползущей по туннелю.
Слизью медузосвиней питаются также толстые, черные, похожие на удавов существа. Их функция в гнезде пока точно не установлена.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19а)
38 «НИКТО НЕ СПАССЯ»
Гораздо больнее, когда плохие новости узнаешь не до того, как это случилось, а после.
Соломон Краткий
Лиз меня не встретила.
Меня бегом отнесли по наклонному коридору в самодельный медпункт. Там с перекладин под потолком свисали койки и стояла доктор Майер с лубком на одной руке. Она взглянула на меня и выругалась: - О, дерьмо!..
- Где Лиз? - слабым голосом спросил я. - Где генерал Тирелли?
Доктор не ответила. Она разрезала мои брюки.
- Проклятье, ты только посмотри на эту коленку. Помолчи, Джим. Дай мне подумать.
Что-то укололо мою руку. Один из ассистентов начал внутривенное вливание. Другая считывала показания биомониторов.
- Сильный шок, - сообщила она. - И он долго пролежал на открытом воздухе. Странно, что он в сознании.
Доктор Майер обернулась и посмотрела на экран.
- Нашли наконец портативный сканер?
- Да нет. Он разбился.
- Дерьмо. - Доктор повернулась ко мне. - Сейчас будет больно, Джим. Потерпи. - Она засунула тряпку мне в рот. - Закуси ее.
И оказалась права. Было больно. Даже очень.
Когда я пришел в сознание, она промокала мое лицо влажной салфеткой.
- Прости, - сказала она. - Мне было необходимо посмотреть, насколько серьезна рана. Пить хочешь?
Я издал хрип, и она просунула трубочку между моими сухими потрескавшимися губами. Вода была теплой, стерильной и безвкусной - лучшего напитка я в жизни не пробовал.
- Не торопись, - предупредила доктор. Тем не менее вода потекла по моему подбородку. Убрав бутылку, она добавила: - Можешь радоваться, ногу ты сохранишь.
Она внимательно смотрела, как до меня доходил смысл ее слов. Наверное, шок еще не прошел, или, возможно, они накачали меня транквилизаторами. Ее слова ничего мне не объяснили.
- А почему я должен огорчаться? - спросил я.
- Я попытаюсь спасти коленную чашечку. Местная анестезия немного снимет боль. Мне бы хотелось прооперировать тебя прямо сейчас, но пока это рискованно, я все жду, когда они выровняют корабль, чтобы у меня была нормальная операционная. А если вертушки прилетят быстро, подожду с тобой до Панамы, хотя гораздо лучше попасть прямо в Майами.
- Я буду ходить?
- Про баскетбол можешь забыть, но я не думаю, что тебе понадобится палочка. По крайней мере, надеюсь.
- А остальное?
- Ты довольно сильно ударился, но ничего опасного. Возможно, снова треснула ключица - по старому перелому, - но я не уверена. Пара сломанных ребер, но плевра не повреждена. Здесь тебе повезло. Ссадины в тех местах, где у нормальных людей и мест-то нет, но насколько я могу судить, ты ухитрился шлепнуться на что- то более мягкое, чем джунгли.
Я огляделся вокруг.
- Где Лиз?
Лицо доктора Майер помрачнело.
- М-м…
- Что? - потребовал я ответа.
- Джим, конференц-зал разбит. Никто не спасся.
- Лиз спаслась. Она говорила со мной. Она позвонила и просила меня продержаться. Ее не было в конфенц-зале. Она оказалсь в коридоре. Это последнее, что я от нее слышал. Проклятье! Кто-нибудь слышит меня? Пустите, я сам пойду ее искать.
- Ты никуда не пойдешь.
- Если никто больше…
Я попытался сесть. Доктор Майер одной рукой без всяких усилий уложила меня назад.
- Еще раз это сделаешь, - предупредила она, - и я прибью тебя гвоздями. Лежи здесь. Я разыщу кого-нибудь. И перестань волноваться. Если она жива, мы найдем ее. Я обещаю.
Я вцепился в ее руку - Она единственное, что у меня есть в этом мире…
- Джим, отпусти. Мне больно. Я обещаю. - Она с трудом разогнула мои пальцы.
- Позовите Зигеля! Пожалуйста…
- Он проверяет оборонительные рубежи.
- Когда он вернется?
- Не знаю. У него нет времени, Джим.
- Я должен поговорить с ним. Доктор Майер вздохнула: - Я оставлю ему записку.
По земным представлениям, репродуктивное поведение медузосвиней просто поразительно, по хторранским - кто знает? Эталона для сравнения нет. Хотя поведение медузосвиней, возможно, и даст нам ключ к разгадке воспроизводства других хторранских видов (в особенности репродуктивного поведения гастропод, которое до сих пор остается тайной), однако более вероятно, что это странное поведение - лишь побочный феномен хторранской экологии, а по-настоящему поразительные открытия ждут нас впереди.
Медузосвиньи - гермафродиты, выполняющие роль самок и самцов одновременно и автоматически, причем явно бессознательно и вне зависимости от своего желания. Их трение друг о друга в слизевом комке стимулирует постоянное выделение спермиев.
Спермии медузосвиней представляют собой паразитические амебоиды; они выделяются постоянно маленькими слизистыми струйками - слизь та же самая, что окружает всех членов колонии и которую выделяют они все. В результате колония как бы плавает в собственной сперме. Спермии активно внедряются в тело любой готовой к оплодотворению медузосвиньи. А готовы они всегда, за исключением тех моментов, когда сами выделяют спермин - это несколько снижает, но не прекращает процесса постоянного самооплодотворения.
В теле медузосвиньи содержится множество опухолевидных узелков с зародышевыми клетками, которые постоянно продуцируют яйца. Оплодотворение происходит внутри тела родителя в любой момент, когда спермий встречается с яйцом. Здоровая медузосвинья, как правило, несет в своем теле множество эмбрионов всех размеров и на разных стадиях развития. К тому же сами эмбрионы тоже, как правило, беременны и несут в себе свои собственные эмбрионы. Другими словами, медузосвинья рождается не только беременной, часто она рождается уже бабушкой и прабабушкой.
У медузосвиней нет ни яйцеводов, ни родовых каналов. Эмбрионы питаются мясом родителя и в конце концов проедают себе путь наружу из материнского тела. Если медузосвинья достаточно крупная или если раны от выходящих эмбрионов затягиваются раньше, чем образуются новые, животное обычно выживает. В противном случае оно становится пищей не только для собственных детей, но и для остальных членов слизневого комка.
В то время как для отдельной особи беременность является серьезным испытанием, всей колонии медузосвиней это, похоже, идет на пользу.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)
39 ГАЛЛЮЦИНАЦИИ
Единственная вещь на свете, которой нельзя поделиться, это одиночество.
Соломон Краткий
Это была длинная ночь. Я то терял сознание, то приходил в себя.
Где-то около двух часов корпус корабля угрожающе заскрипел и затрещал, а потом начал заваливаться на бок. Когда он остановился, жестокий крен полов стал еще сильнее. К счастью, большинство пациентов лежало в гамаках или подвесных койках, так что, если не считать небольших ушибов, мы отделались хорошим испугом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
- Зигель!
- Да, капитан?
- Я больше… не капитан. Я… индейский проводник. Что ты здесь делаешь? Я видел, как тебя раздавило.
- Не до конца, сэр. Держитесь, сейчас будут носилки. Грузовой трюм превратился в месиво, но команда осталась в живых. Вы тренировали нас лучше, чем думаете. Теперь мы лазаем туда и сюда по веревке. Доктор Майер снова открыла медпункт. Так что полезем обратно на деревья.
- Такой большой пробки не существует - этот корабль больше не взлетит.
- Не волнуйтесь. С нами все в порядке. У Лопец работает передатчик. Есть связь с сетью. Где мы - известно. Вертушки уже в пути. К завтрашнему вечеру отсюда заберут всех. Что-нибудь чувствуете, когда я нажимаю?
- Нет.
- А вот так?
- Нет.
- А вот…
- У-у! Да, черт возьми! Перестань. - А когда самая сильная боль прошла, я спросил: - Я не могу двинуться, чтобы посмотреть. Что это?
- Ваша нога. Точнее, колено. Просто лежите спокойно, сейчас придут санитары.
Он пожал мне руку. Потом его рука скользнула немного вверх, на мое запястье. Проверить пульс.
- Как обстоят дела?
- Мы разбились.
- Кроме этого, известны какие-нибудь подробности?
- Мы находимся примерно в двадцати, может быть, двадцати пяти километрах к северо-востоку от мандалы. Сейчас нас пятьдесят человек. Остальных мы ищем. Все время обнаруживаются еще люди. Большая часть корабля в очень плохом состоянии. Его киль переломился в трех местах, но основная часть главной палубы более-менее сохранилась. Есть опасение, что он завалится, но инженеры проверяют системы безопасности и смотрят, нельзя ли его немного выпрямить. Мы восстановили медчасть, а сейчас занимаемся кухней. У нас есть пайки «НЗ» и консервированная вода, так что на ночь едой мы обеспечены. Собственно, если порыться, мы обеспечены на месяц, но это не важно. Из Панамы уже идет спасательная экспедиция. А тем временем мы постараемся продержаться на верхушках деревьев. Кто его знает, сколько времени понадобится червям, чтобы добраться до нас, но точно известно, что они идут по следу вещей, которые мы выбрасывали. Сейчас мы высаживаем дистанционные датчики и тигров. И закладываем минные поля. Пара птиц- шпионов уже запущена, как только найдем остальных, тоже запустим. Возможно, придется подождать до утра. Держитесь, санитары уже здесь…
Я услышал шелест шагов. Сумел повернуть голову. Чья-то фигура в запачканном кровью комбинезоне. Она показалась мне знакомой.
Фигура осторожно убрала что-то с моих глаз. Безлико осмотрела меня и опрыскала лицо чем-то влажным и туманным. Запахло антисептиком и мятой. В следующее мгновение она начала нежно смазывать чем-то мои глаза, лоб, потом губы и нос.
- Боже, ну и вид. - Последнее прикосновение ватного тампона. - Готово, сэр. - Фигура улыбнулась. - Так лучше?
- Привет, Шон. Из тебя выйдет отличная сиделка, - У меня запершило в горле. - Дайте воды.
- Только один глоток, сэр. - Шон вставил мне в рот трубочку и тут же вынул ее. Он обманул насчет глотка - воды едва хватило, чтобы смочить горло; глотать было уже нечего.
Не обращая внимания. на мое недовольство, Шон принялся раскладывать носилки. Делал он это быстро и профессионально, работа была ему знакома. Вынув откуда-то ножницы, он разрезал на мне куртку, рубашку и майку и начал наклеивать на кожу биомониторы - один на запястье, три на грудь, два на лоб и два на виски. Как только они запищали и зажглись зеленым, он завернул меня в серебристое одеяло. Сразу стало тепло.
Я почувствовал, как он просунул руки мне под голову застегивая на шее фиксирующий воротник.
- Без этого нельзя обойтись? - спросил я.
- Просто на всякий случай. Если мы вас уроним.
- И многих ты ронял?
- Да нет. Вы будете вторым. Сегодня, конечно.
Он закончил с воротником и начал осторожно ощупывать мои ключицы, руки и, наконец, ноги.
- Посмотри колено, - подсказал Зигель.
- Вижу, - отозвался Шон.
- Только не вздумайте снова проверять, больно ли мне, - предупредил я.
- Эй, занимайтесь своей работой, а я буду делать свою.
- Этого я и боюсь.
- Все в порядке, - сказал Шон Зигелю. - Давай уложим его на носилки. Ты готов? Я поверну его на бок, ты подержишь, а я тем временем просуну носилки. Потом вместе положим его. Понял?
Зигель кивнул.
- Я знаю это упражнение. Давай.
- А перерыв на обед вы предусмотрели?
- Помолчите. - Голос Шона предупреждал, что возражения больше не принимаются. - О'кей? Раз, два - взяли.
- У-у! Черт! Мать, мать, мать! Сукины дети! Дерьмо! Сволочи! Мать, мать, мать!
- Держи его крепче. Отлично, есть. Теперь опускай потихоньку. Все в порядке, осталось только застегнуть ремни. - Шон нежно погладил меня по груди.
Он защелкнул пряжки, а еще через секунду они с Зигелем подняли меня.
- Сюда, - сказал Зигель. - Здесь что-то вроде тропинки…
- Нет, - вмешался я. - Это след червя. Держитесь от него подальше.
- … которую нам надо избегать, - закончил Зигель, полностью игнорируя меня. - Помолчите, сэр, - добавил он.
- Правильно, - согласился Шон. Он прислушался к своему наушнику. - Они опускают люльку.
- Не унывай, Джимбо, мы почти дома.
- До дома вам еще топать и топать… Как ты меня назвал?
- Никак, разве что инородным телом в заднице.
- Размечтался. Забудь об этом. Я человек женатый. Шон тяжело вздохнул: - Почему все хорошие люди всегда либо женаты, либо гетеросексуалы?
Потом на какое-то время они оба замолчали, выбирая дорогу на неровной скользкой почве джунглей.
Наконец мы подошли к месту, где небо над нами было светло-розовое и яркое. Я видел желтое окно открытого люка наверху, и он заставил меня вспомнить о другом времени и другом дирижабле. Только на этот раз к носилкам была привязана моя задница.
Шон и Зигель закончили крепить тросы, Шон дал сигнал поднятым большим пальцем, и меня втянули на то, что осталось от «Иеронима Босха».
Путь наверх был гораздо медленнее, чем вниз. И намного беднее событиями.
Тысяченожки тоже участвуют в процессе выноса грунта из гнезд; пока неизвестно, что заставляет их подниматься на поверхность - ощущение переполненности или другой биологический механизм, но для дефекации они выходят наружу. Это может быть защитной реакцией, так как гастроподы съедают в гнезде любую большую, медленно двигающуюся тысяченожку, как только видят ее ползущей по туннелю.
Слизью медузосвиней питаются также толстые, черные, похожие на удавов существа. Их функция в гнезде пока точно не установлена.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19а)
38 «НИКТО НЕ СПАССЯ»
Гораздо больнее, когда плохие новости узнаешь не до того, как это случилось, а после.
Соломон Краткий
Лиз меня не встретила.
Меня бегом отнесли по наклонному коридору в самодельный медпункт. Там с перекладин под потолком свисали койки и стояла доктор Майер с лубком на одной руке. Она взглянула на меня и выругалась: - О, дерьмо!..
- Где Лиз? - слабым голосом спросил я. - Где генерал Тирелли?
Доктор не ответила. Она разрезала мои брюки.
- Проклятье, ты только посмотри на эту коленку. Помолчи, Джим. Дай мне подумать.
Что-то укололо мою руку. Один из ассистентов начал внутривенное вливание. Другая считывала показания биомониторов.
- Сильный шок, - сообщила она. - И он долго пролежал на открытом воздухе. Странно, что он в сознании.
Доктор Майер обернулась и посмотрела на экран.
- Нашли наконец портативный сканер?
- Да нет. Он разбился.
- Дерьмо. - Доктор повернулась ко мне. - Сейчас будет больно, Джим. Потерпи. - Она засунула тряпку мне в рот. - Закуси ее.
И оказалась права. Было больно. Даже очень.
Когда я пришел в сознание, она промокала мое лицо влажной салфеткой.
- Прости, - сказала она. - Мне было необходимо посмотреть, насколько серьезна рана. Пить хочешь?
Я издал хрип, и она просунула трубочку между моими сухими потрескавшимися губами. Вода была теплой, стерильной и безвкусной - лучшего напитка я в жизни не пробовал.
- Не торопись, - предупредила доктор. Тем не менее вода потекла по моему подбородку. Убрав бутылку, она добавила: - Можешь радоваться, ногу ты сохранишь.
Она внимательно смотрела, как до меня доходил смысл ее слов. Наверное, шок еще не прошел, или, возможно, они накачали меня транквилизаторами. Ее слова ничего мне не объяснили.
- А почему я должен огорчаться? - спросил я.
- Я попытаюсь спасти коленную чашечку. Местная анестезия немного снимет боль. Мне бы хотелось прооперировать тебя прямо сейчас, но пока это рискованно, я все жду, когда они выровняют корабль, чтобы у меня была нормальная операционная. А если вертушки прилетят быстро, подожду с тобой до Панамы, хотя гораздо лучше попасть прямо в Майами.
- Я буду ходить?
- Про баскетбол можешь забыть, но я не думаю, что тебе понадобится палочка. По крайней мере, надеюсь.
- А остальное?
- Ты довольно сильно ударился, но ничего опасного. Возможно, снова треснула ключица - по старому перелому, - но я не уверена. Пара сломанных ребер, но плевра не повреждена. Здесь тебе повезло. Ссадины в тех местах, где у нормальных людей и мест-то нет, но насколько я могу судить, ты ухитрился шлепнуться на что- то более мягкое, чем джунгли.
Я огляделся вокруг.
- Где Лиз?
Лицо доктора Майер помрачнело.
- М-м…
- Что? - потребовал я ответа.
- Джим, конференц-зал разбит. Никто не спасся.
- Лиз спаслась. Она говорила со мной. Она позвонила и просила меня продержаться. Ее не было в конфенц-зале. Она оказалсь в коридоре. Это последнее, что я от нее слышал. Проклятье! Кто-нибудь слышит меня? Пустите, я сам пойду ее искать.
- Ты никуда не пойдешь.
- Если никто больше…
Я попытался сесть. Доктор Майер одной рукой без всяких усилий уложила меня назад.
- Еще раз это сделаешь, - предупредила она, - и я прибью тебя гвоздями. Лежи здесь. Я разыщу кого-нибудь. И перестань волноваться. Если она жива, мы найдем ее. Я обещаю.
Я вцепился в ее руку - Она единственное, что у меня есть в этом мире…
- Джим, отпусти. Мне больно. Я обещаю. - Она с трудом разогнула мои пальцы.
- Позовите Зигеля! Пожалуйста…
- Он проверяет оборонительные рубежи.
- Когда он вернется?
- Не знаю. У него нет времени, Джим.
- Я должен поговорить с ним. Доктор Майер вздохнула: - Я оставлю ему записку.
По земным представлениям, репродуктивное поведение медузосвиней просто поразительно, по хторранским - кто знает? Эталона для сравнения нет. Хотя поведение медузосвиней, возможно, и даст нам ключ к разгадке воспроизводства других хторранских видов (в особенности репродуктивного поведения гастропод, которое до сих пор остается тайной), однако более вероятно, что это странное поведение - лишь побочный феномен хторранской экологии, а по-настоящему поразительные открытия ждут нас впереди.
Медузосвиньи - гермафродиты, выполняющие роль самок и самцов одновременно и автоматически, причем явно бессознательно и вне зависимости от своего желания. Их трение друг о друга в слизевом комке стимулирует постоянное выделение спермиев.
Спермии медузосвиней представляют собой паразитические амебоиды; они выделяются постоянно маленькими слизистыми струйками - слизь та же самая, что окружает всех членов колонии и которую выделяют они все. В результате колония как бы плавает в собственной сперме. Спермии активно внедряются в тело любой готовой к оплодотворению медузосвиньи. А готовы они всегда, за исключением тех моментов, когда сами выделяют спермин - это несколько снижает, но не прекращает процесса постоянного самооплодотворения.
В теле медузосвиньи содержится множество опухолевидных узелков с зародышевыми клетками, которые постоянно продуцируют яйца. Оплодотворение происходит внутри тела родителя в любой момент, когда спермий встречается с яйцом. Здоровая медузосвинья, как правило, несет в своем теле множество эмбрионов всех размеров и на разных стадиях развития. К тому же сами эмбрионы тоже, как правило, беременны и несут в себе свои собственные эмбрионы. Другими словами, медузосвинья рождается не только беременной, часто она рождается уже бабушкой и прабабушкой.
У медузосвиней нет ни яйцеводов, ни родовых каналов. Эмбрионы питаются мясом родителя и в конце концов проедают себе путь наружу из материнского тела. Если медузосвинья достаточно крупная или если раны от выходящих эмбрионов затягиваются раньше, чем образуются новые, животное обычно выживает. В противном случае оно становится пищей не только для собственных детей, но и для остальных членов слизневого комка.
В то время как для отдельной особи беременность является серьезным испытанием, всей колонии медузосвиней это, похоже, идет на пользу.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)
39 ГАЛЛЮЦИНАЦИИ
Единственная вещь на свете, которой нельзя поделиться, это одиночество.
Соломон Краткий
Это была длинная ночь. Я то терял сознание, то приходил в себя.
Где-то около двух часов корпус корабля угрожающе заскрипел и затрещал, а потом начал заваливаться на бок. Когда он остановился, жестокий крен полов стал еще сильнее. К счастью, большинство пациентов лежало в гамаках или подвесных койках, так что, если не считать небольших ушибов, мы отделались хорошим испугом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91