- Не делай этого. Заканчивай операцию. - Тон показался мне странным, но я понял, о чем она умолчала: «Мы не знаем, что прячется на дне этой дыры. Возможно, что-нибудь важное. А доспорим дома».
- Можешь на меня положиться. Под деревьями прячется нечто незаурядное, и я собираюсь выяснить, что это такое.
- Я полагаю, что не найду аргументов, которые убедят тебя восстановить связь?
- Едва ли.
- Даже если скажу, что я беспокоюсь за тебя?
- Вы ведете грязную игру, леди.
- Такой уж у меня склад ума.
- Мне всегда нравился твой грязный ум.
- Джим, пожалуйста…
- Мне жаль.
- Понимаешь, ты ставишь меня в очень трудное положение. Я имею в виду, политически.
- Я знаю. Мне жаль.
- Нет, я не думаю, что ты знаешь обо всем. Доктор Зимф тоже в очень трудном положении. Большая часть помощи, которую она получает от армии, зависит от доброй воли генерала Уэйнрайта. А Рэнди Данненфелзер является тем связующим звеном, с помощью которого устраивается значительная часть всех этих дел…
- Это по-прежнему не дает ему права ставить группу в положение, когда я и мои солдаты можем погибнуть…
- Конечно, нет. И я обещаю тебе, что подниму этот вопрос где следует. Если понадобится - перед самим главнокомандующим. А тем временем…
- А тем временем мне кланяться и улыбаться, да?
- Зря ты так.
- Прости. Если доктор Зимф захочет поговорить как частное лицо, я буду рад поболтать с ней. И даже перешлю ей все материалы, которые она имеет право получить как частное лицо. Но ни капли информации не будет передано по армейским каналам - - во всяком случае мною, - до тех пор пока мое безусловное право на помощь не будет восстановлено.
- Джим, послушай меня. Если ты откроешь каналы сейчас, ты победишь, докажешь свое. И я, со своей стороны, подниму шум там, где это поможет.
- Угу, если я открою каналы сейчас, все будут знать, что я отступил, потому что об этом попросила ты. А если ты поднимешь скандал, это будет выглядеть так, будто мамочка снова защищает своего маленького сыночка. Я не могу сделать это.
- Мне жаль, что ты ставишь вопрос таким образом. Я пожал плечами.
- Мне тоже жаль. Но я не вижу, что можно еще сделать.
Лиз секунду подумала.
- - Ты бы принял извинения от доктора Шрайбер? Или даже от доктора Зимф?
Она все еще пыталась найти выход из тупика.
- Доктор Шрайбер подчинилась приказу, который не лезет ни в какие ворота. Она должна была послать Дан-ненфелзер подальше, но не послала. Даже если сейчас она извинится, сделанного не исправить. Кроме того, она не может извиниться, не признавшись, что совершила вопиющую ошибку, а тогда ее лишат допуска. Смотри на вещи реально. Она не пойдет на это. Для нее безопасней держаться прежнего курса.
- Доктор Шрайбер - одна из самых преданных помощниц Мойры Зимф. Она понимает, что поставлено на карту. Если доктор Зимф попросит ее…
- Нет. Даже если и попросит, это все равно не поможет. - Я со злостью замотал головой. - Не поможет, Лиз, потому что решение изолировать меня принимали не доктор Шрайбер и не доктор Зимф. Его приняли гораздо выше. Вот так. Теперь придется заново доказывать неприкосновенность системы оказания помощи - не только для меня, а для каждого бессловесного бедолаги на другом конце телефонной линии. Мне действительно жаль, дорогая, но я вынужден стоять до конца.
Лиз ответила не сразу. Молчание настолько затянулось, что я начал беспокоиться, не прервала ли она связь.
- Лиз?
- Я еще здесь.
- Ничего не хочешь сказать?
Она медленно вздохнула, сдерживая раздражение.
- Это очень осложнит твое положение, Джим.
- Ничего. Если ты можешь с этим справиться, то и я справлюсь.
- В том-то и дело. Я не вполне уверена, что могу.
- Повтори.
- Теперь речь идет не о нас, а о тебе. Я не смогу-поддерживать тебя.
- Понятно.
- Здесь кое-что происходит, - сказала она. - Я не могу говорить об этом даже кодом. Пожалуйста, поверь мне на слово.
- Ты просишь как командир и как моя любимая?
- Да.
После долгого колебания я ответил: - Я, правда, хотел бы это сделать для тебя, Лиз. Но… не буду это делать для моего командира и не хочу это делать для моей возлюбленной. Потому что, как бы я ни любил тебя, я не могу понять, что за возня идет вокруг меня.
- Что сие должно означать?
- Когда генерал Уэйнрайт приказал сместить меня с поста офицера по науке в бразильской экспедиции, ты заступилась?
- Джим, я не могу говорить по этому каналу. Не могу сказать то, что тебе необходимо знать. Я могу лишь просить поверить мне.
- Это еще одна вещь, которую я не могу сделать. То, что произошло, подорвало и наши отношения тоже.
- Ясно.
- Не могу, Лиз. И рад бы, но не могу. Мне жаль.
- Мне тоже жаль, - сказала она таким тоном, что у меня чуть не разорвалось сердце.
- До свидания…
Я закончил разговор.
Потом приказал Уиллиг отключить и этот канал.
Когда мы начали систематизировать различные компоненты хторранского заражения, большинство наблюдаемых нами растений имело очень темные листья, что позволяло им поглощать максимум солнечного света. Доминировали темно-пурпурный, синий, черный и, разумеется, красный цвета. Это позволило предположить, что либо эти растения эволюционировали под очень тусклым солнцем, либо их планета находится на весьма значительном расстоянии от него, либо - - и то и другое вместе.
Затем, по мере совершенствования методов сбора и систематизации, мы обнаружили много новых видов хторран-ской растительности с гораздо более светлой листвой, чем считалось возможным ранее. В настоящее время мы видим растения светло-фуксинового, бледно-лилового, розоватого и даже бледно-голубого оттенков. Также мы наблюдаем тенденцию к более пестрой окраске у отдельно взятых экземпляров; сложная мозаика из белого, оранжевого, желтого, розового и мягких красных тонов становится сейчас обычным явлением.
В настоящее время рассматриваются несколько возможных объяснений этого феномена.
Во-первых, мы подозреваем, что семена различных хтор-ранских видов были рассеяны по поверхности Земли произвольно - без учета климатических зон и времен года. Общее распределение систематизированных нами форм не позволяет выявить какой-либо заранее продуманный план или закономерность; мы наблюдаем произрастание многих видов в неподходящих для них зонах. Совершенно очевидны и несоответствия их сезонных ритмов временам года.
Согласно рабочей гипотезе, более темная флора может являться разновидностью растительности полярных и умеренных широт Хторра, то есть зон, получающих минимум прямых лучей от тамошнего светила. Растения с более светлой листвой, особенно те, окраска которых тяготеет к красной части спектра, возможно, были на Хторре тропическими или экваториальными видами, отражающими избыток света и тепла.
Второе возможное объяснение, не противоречащее первому, заключается в том, что только сейчас мы становимся свидетелями появления второго и третьего поколений хторранской флоры и, в частности, того, что многие из светлых видов не способны к росту до тех пор, пока виды-партнеры не создадут для них подходящих условий.
Для окончательного заключения имеющихся на сегодня данных недостаточно…
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)
15 ОТКРЫТИЕ
Я привык мечтать по большому счету, поэтому мне хватает времени воплощать мои мечты хотя бы наполовину.
Соломон Краткий
Уиллиг ничего не сказала, только покачала головой, не отрываясь от работы.
- Спасибо, что оставили свое мнение при себе. С меня причитается, - сказал я.
- Я не произнесла ни слова.
- Вы слишком громко думали.
- Простите, я и забыла, что мне платят не за то, чтобы я думала.
Она развернулась к терминалу и занялась текущими делами.
Я с ненавистью смотрел ей в спину, но злился не на Уиллиг. Я был зол на себя. Конечно… еще не поздно протянуть руку и выключить красную кнопку. Я даже позволил пальцам проскользить полпути к ней, прежде чем остановился. Нет. Не могу.
С досадой отдернув руку, я снова поглубже надвинул ВР-шлем и секунду спустя опять очутился в виртуальной реальности киберпространства, осматриваясь острым взглядом тигра.
Робот стоял, наполовину всунувшись в последнюю дверь-клапан. Даже после того, как мой взгляд сфокусировался, я никак не мог понять, что же такое вижу.
- Что за дьявольщина, эта штука сломалась?..
- Нет, она в порядке, - шепотом ответил Зигель. - Надо подождать. Это займет примерно минуту.
Я наложил на изображение контрольную заставку. Помогло, но лишь немного. Пещера была не столько большой, сколько полной.
Туннель нырял вниз и заканчивался - его стены убегали в стороны, образуя расширение в виде чаши. Все кабели и трубы, выстилавшие стены, вырывались наружу и ниспадали в чашу водопадами огромных спагетти, а затем разбегались по ней, образуя лабиринт питательных артерий. Многие медленно, но отчетливо пульсировали.
По всей пещере - на стенах, на потолке, на полу и даже на всевозможных грибовидных наростах внизу и наверху - мы видели такое буйство хторранской жизни, что кружилась голова; здесь были все те органы, которые встречались в туннеле, плюс масса абсолютно новых. Большинство из них лежало в подобии корзин из перепутанных ползучих лиан или было оплетено сетками сосудов, похожих на кровеносные.
Мы двинулись вниз, на дно чаши.
Тигр вертел головой туда-сюда, сканируя, принюхиваясь, записывая. Мы видели все его кибернетическими глазами. Зрелище вызывало благоговейный страх. Здесь было слишком много всего, чтобы это схватить. Это находилось за пределами нашей возможности различать, узнавать и раскладывать по полочкам. Все одновременно шевелилось и двигалось, пульсировало, перетекало, подрагивало. Это напоминало сумасшествие, ужас, силу, творящую зло. Разнообразные органы - длинные, жирные, влажные, отвисшие, расползающиеся, спутанные в клубок, капающие - возмущенно роптали и протискивались друг между другом. Какой-то органический кошмар. Огромную неглубокую впадину заполняли живые объекты - оргия всевозможных форм, размеров и цветов. На какой-то момент мне показалось, что у меня начались галлюцинации. Причудливость и разнообразие жизни внутри этой камеры ошеломляли, как внезапный удар.
В лучах прожекторов тигра все блестело и переливалось - преобладали всевозможные оттенки влажного алого цвета. Мы запросили общий вид камеры и увидели огромные гроздья распухших, влажно блестящих кроваво-красных органов. Мы придвинулись ближе и увидели отражение своих собственных фасеточных, как у насекомого, глаз на слизистой поверхности яйцевидных ягод - чудовищных раковых образований. Такое могло привидеться только в лихорадочном бреду или наркотическом опьянении.
Внутри этих мешков виднелись крошечные бесформенные пятнышки - они висели, окутанные туманным облаком из тончайших капилляров. Паутинки голубых вен пульсировали вокруг подрагивающих внутриматоч-ных ягод. Белые, нежные на вид, волокнистые сетки окружали каждую гроздь, словно не давая ей рассыпаться, а остальное пространство пронизывала сеточка из еще более тонких шелковистых тяжей. Все покоилось в люльках и гамаках из ажурной паутины.
Щер-Хан поднял голову и повернул ее на триста шестьдесят градусов, еще раз осмотрев пещеру.
Во многих местах с потолка и со стен свисали пальмовидные листья темно- коричневого цвета. Еще в большем количестве присутствовали лиловые, сочащиеся слизью штуковины и торчали жесткие желтые пальцы, очень похожие на кораллы. Под ногами хлюпали оранжевые губчатые наросты. Лужи противной жирной голубой грязи плотным студнем заполняли углубления и щели, образовавшиеся там, где что-нибудь вминалось или прижималось к чему-нибудь. Другие штуковины вылезали, тянулись, удивленно торчали из спутанных клубков. Нежные розовые уши и языки (или просто пенисы?), которые мы видели на стенах туннеля, здесь росли повсюду в изобилии. Их предназначение было еще одной хторранской тайной.
И везде ветвились и вновь сливались бледные вены, ныряя под землю и выныривая наружу, извиваясь в корчах бешеной пляски враждебной нам жизни.
Тигр еще раз обвел все взглядом. Теперь мы приближались к центру камеры.
Мальстрим закручивался уходящей внутрь спиралью. Мертвенно-лиловые корни рощи-хранительницы сложным узором опутывали все кругом, выводковая камера была зажата мертвой хваткой. Размеры, форма, прочность - все определяли корни; они поддерживали потолок, выстилали пол, укрепляли стены как органическая арматура - но они еще и раскрывались. Колонны стволов неожиданно расщеплялись, дробились и трансформировались в узловатых горгулий - скрюченным видом они напоминали своих антиподов, раскорячившихся на поверхности земли.
Меня интересовала природа этих корней. Что за структуры скрывались внутри них, какие они выполняли функции - нервов, сосудов, мышц? Озадачивала причудливость - каким образом столь разнообразные формы и цвета могли сложиться в одну большую головоломку? Мне пришла мысль о перекрученных фрактальных пейзажах, словно изобретенных Морисом Эшером и воплощенных со стремительным блеском Ван-Гога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
- Можешь на меня положиться. Под деревьями прячется нечто незаурядное, и я собираюсь выяснить, что это такое.
- Я полагаю, что не найду аргументов, которые убедят тебя восстановить связь?
- Едва ли.
- Даже если скажу, что я беспокоюсь за тебя?
- Вы ведете грязную игру, леди.
- Такой уж у меня склад ума.
- Мне всегда нравился твой грязный ум.
- Джим, пожалуйста…
- Мне жаль.
- Понимаешь, ты ставишь меня в очень трудное положение. Я имею в виду, политически.
- Я знаю. Мне жаль.
- Нет, я не думаю, что ты знаешь обо всем. Доктор Зимф тоже в очень трудном положении. Большая часть помощи, которую она получает от армии, зависит от доброй воли генерала Уэйнрайта. А Рэнди Данненфелзер является тем связующим звеном, с помощью которого устраивается значительная часть всех этих дел…
- Это по-прежнему не дает ему права ставить группу в положение, когда я и мои солдаты можем погибнуть…
- Конечно, нет. И я обещаю тебе, что подниму этот вопрос где следует. Если понадобится - перед самим главнокомандующим. А тем временем…
- А тем временем мне кланяться и улыбаться, да?
- Зря ты так.
- Прости. Если доктор Зимф захочет поговорить как частное лицо, я буду рад поболтать с ней. И даже перешлю ей все материалы, которые она имеет право получить как частное лицо. Но ни капли информации не будет передано по армейским каналам - - во всяком случае мною, - до тех пор пока мое безусловное право на помощь не будет восстановлено.
- Джим, послушай меня. Если ты откроешь каналы сейчас, ты победишь, докажешь свое. И я, со своей стороны, подниму шум там, где это поможет.
- Угу, если я открою каналы сейчас, все будут знать, что я отступил, потому что об этом попросила ты. А если ты поднимешь скандал, это будет выглядеть так, будто мамочка снова защищает своего маленького сыночка. Я не могу сделать это.
- Мне жаль, что ты ставишь вопрос таким образом. Я пожал плечами.
- Мне тоже жаль. Но я не вижу, что можно еще сделать.
Лиз секунду подумала.
- - Ты бы принял извинения от доктора Шрайбер? Или даже от доктора Зимф?
Она все еще пыталась найти выход из тупика.
- Доктор Шрайбер подчинилась приказу, который не лезет ни в какие ворота. Она должна была послать Дан-ненфелзер подальше, но не послала. Даже если сейчас она извинится, сделанного не исправить. Кроме того, она не может извиниться, не признавшись, что совершила вопиющую ошибку, а тогда ее лишат допуска. Смотри на вещи реально. Она не пойдет на это. Для нее безопасней держаться прежнего курса.
- Доктор Шрайбер - одна из самых преданных помощниц Мойры Зимф. Она понимает, что поставлено на карту. Если доктор Зимф попросит ее…
- Нет. Даже если и попросит, это все равно не поможет. - Я со злостью замотал головой. - Не поможет, Лиз, потому что решение изолировать меня принимали не доктор Шрайбер и не доктор Зимф. Его приняли гораздо выше. Вот так. Теперь придется заново доказывать неприкосновенность системы оказания помощи - не только для меня, а для каждого бессловесного бедолаги на другом конце телефонной линии. Мне действительно жаль, дорогая, но я вынужден стоять до конца.
Лиз ответила не сразу. Молчание настолько затянулось, что я начал беспокоиться, не прервала ли она связь.
- Лиз?
- Я еще здесь.
- Ничего не хочешь сказать?
Она медленно вздохнула, сдерживая раздражение.
- Это очень осложнит твое положение, Джим.
- Ничего. Если ты можешь с этим справиться, то и я справлюсь.
- В том-то и дело. Я не вполне уверена, что могу.
- Повтори.
- Теперь речь идет не о нас, а о тебе. Я не смогу-поддерживать тебя.
- Понятно.
- Здесь кое-что происходит, - сказала она. - Я не могу говорить об этом даже кодом. Пожалуйста, поверь мне на слово.
- Ты просишь как командир и как моя любимая?
- Да.
После долгого колебания я ответил: - Я, правда, хотел бы это сделать для тебя, Лиз. Но… не буду это делать для моего командира и не хочу это делать для моей возлюбленной. Потому что, как бы я ни любил тебя, я не могу понять, что за возня идет вокруг меня.
- Что сие должно означать?
- Когда генерал Уэйнрайт приказал сместить меня с поста офицера по науке в бразильской экспедиции, ты заступилась?
- Джим, я не могу говорить по этому каналу. Не могу сказать то, что тебе необходимо знать. Я могу лишь просить поверить мне.
- Это еще одна вещь, которую я не могу сделать. То, что произошло, подорвало и наши отношения тоже.
- Ясно.
- Не могу, Лиз. И рад бы, но не могу. Мне жаль.
- Мне тоже жаль, - сказала она таким тоном, что у меня чуть не разорвалось сердце.
- До свидания…
Я закончил разговор.
Потом приказал Уиллиг отключить и этот канал.
Когда мы начали систематизировать различные компоненты хторранского заражения, большинство наблюдаемых нами растений имело очень темные листья, что позволяло им поглощать максимум солнечного света. Доминировали темно-пурпурный, синий, черный и, разумеется, красный цвета. Это позволило предположить, что либо эти растения эволюционировали под очень тусклым солнцем, либо их планета находится на весьма значительном расстоянии от него, либо - - и то и другое вместе.
Затем, по мере совершенствования методов сбора и систематизации, мы обнаружили много новых видов хторран-ской растительности с гораздо более светлой листвой, чем считалось возможным ранее. В настоящее время мы видим растения светло-фуксинового, бледно-лилового, розоватого и даже бледно-голубого оттенков. Также мы наблюдаем тенденцию к более пестрой окраске у отдельно взятых экземпляров; сложная мозаика из белого, оранжевого, желтого, розового и мягких красных тонов становится сейчас обычным явлением.
В настоящее время рассматриваются несколько возможных объяснений этого феномена.
Во-первых, мы подозреваем, что семена различных хтор-ранских видов были рассеяны по поверхности Земли произвольно - без учета климатических зон и времен года. Общее распределение систематизированных нами форм не позволяет выявить какой-либо заранее продуманный план или закономерность; мы наблюдаем произрастание многих видов в неподходящих для них зонах. Совершенно очевидны и несоответствия их сезонных ритмов временам года.
Согласно рабочей гипотезе, более темная флора может являться разновидностью растительности полярных и умеренных широт Хторра, то есть зон, получающих минимум прямых лучей от тамошнего светила. Растения с более светлой листвой, особенно те, окраска которых тяготеет к красной части спектра, возможно, были на Хторре тропическими или экваториальными видами, отражающими избыток света и тепла.
Второе возможное объяснение, не противоречащее первому, заключается в том, что только сейчас мы становимся свидетелями появления второго и третьего поколений хторранской флоры и, в частности, того, что многие из светлых видов не способны к росту до тех пор, пока виды-партнеры не создадут для них подходящих условий.
Для окончательного заключения имеющихся на сегодня данных недостаточно…
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)
15 ОТКРЫТИЕ
Я привык мечтать по большому счету, поэтому мне хватает времени воплощать мои мечты хотя бы наполовину.
Соломон Краткий
Уиллиг ничего не сказала, только покачала головой, не отрываясь от работы.
- Спасибо, что оставили свое мнение при себе. С меня причитается, - сказал я.
- Я не произнесла ни слова.
- Вы слишком громко думали.
- Простите, я и забыла, что мне платят не за то, чтобы я думала.
Она развернулась к терминалу и занялась текущими делами.
Я с ненавистью смотрел ей в спину, но злился не на Уиллиг. Я был зол на себя. Конечно… еще не поздно протянуть руку и выключить красную кнопку. Я даже позволил пальцам проскользить полпути к ней, прежде чем остановился. Нет. Не могу.
С досадой отдернув руку, я снова поглубже надвинул ВР-шлем и секунду спустя опять очутился в виртуальной реальности киберпространства, осматриваясь острым взглядом тигра.
Робот стоял, наполовину всунувшись в последнюю дверь-клапан. Даже после того, как мой взгляд сфокусировался, я никак не мог понять, что же такое вижу.
- Что за дьявольщина, эта штука сломалась?..
- Нет, она в порядке, - шепотом ответил Зигель. - Надо подождать. Это займет примерно минуту.
Я наложил на изображение контрольную заставку. Помогло, но лишь немного. Пещера была не столько большой, сколько полной.
Туннель нырял вниз и заканчивался - его стены убегали в стороны, образуя расширение в виде чаши. Все кабели и трубы, выстилавшие стены, вырывались наружу и ниспадали в чашу водопадами огромных спагетти, а затем разбегались по ней, образуя лабиринт питательных артерий. Многие медленно, но отчетливо пульсировали.
По всей пещере - на стенах, на потолке, на полу и даже на всевозможных грибовидных наростах внизу и наверху - мы видели такое буйство хторранской жизни, что кружилась голова; здесь были все те органы, которые встречались в туннеле, плюс масса абсолютно новых. Большинство из них лежало в подобии корзин из перепутанных ползучих лиан или было оплетено сетками сосудов, похожих на кровеносные.
Мы двинулись вниз, на дно чаши.
Тигр вертел головой туда-сюда, сканируя, принюхиваясь, записывая. Мы видели все его кибернетическими глазами. Зрелище вызывало благоговейный страх. Здесь было слишком много всего, чтобы это схватить. Это находилось за пределами нашей возможности различать, узнавать и раскладывать по полочкам. Все одновременно шевелилось и двигалось, пульсировало, перетекало, подрагивало. Это напоминало сумасшествие, ужас, силу, творящую зло. Разнообразные органы - длинные, жирные, влажные, отвисшие, расползающиеся, спутанные в клубок, капающие - возмущенно роптали и протискивались друг между другом. Какой-то органический кошмар. Огромную неглубокую впадину заполняли живые объекты - оргия всевозможных форм, размеров и цветов. На какой-то момент мне показалось, что у меня начались галлюцинации. Причудливость и разнообразие жизни внутри этой камеры ошеломляли, как внезапный удар.
В лучах прожекторов тигра все блестело и переливалось - преобладали всевозможные оттенки влажного алого цвета. Мы запросили общий вид камеры и увидели огромные гроздья распухших, влажно блестящих кроваво-красных органов. Мы придвинулись ближе и увидели отражение своих собственных фасеточных, как у насекомого, глаз на слизистой поверхности яйцевидных ягод - чудовищных раковых образований. Такое могло привидеться только в лихорадочном бреду или наркотическом опьянении.
Внутри этих мешков виднелись крошечные бесформенные пятнышки - они висели, окутанные туманным облаком из тончайших капилляров. Паутинки голубых вен пульсировали вокруг подрагивающих внутриматоч-ных ягод. Белые, нежные на вид, волокнистые сетки окружали каждую гроздь, словно не давая ей рассыпаться, а остальное пространство пронизывала сеточка из еще более тонких шелковистых тяжей. Все покоилось в люльках и гамаках из ажурной паутины.
Щер-Хан поднял голову и повернул ее на триста шестьдесят градусов, еще раз осмотрев пещеру.
Во многих местах с потолка и со стен свисали пальмовидные листья темно- коричневого цвета. Еще в большем количестве присутствовали лиловые, сочащиеся слизью штуковины и торчали жесткие желтые пальцы, очень похожие на кораллы. Под ногами хлюпали оранжевые губчатые наросты. Лужи противной жирной голубой грязи плотным студнем заполняли углубления и щели, образовавшиеся там, где что-нибудь вминалось или прижималось к чему-нибудь. Другие штуковины вылезали, тянулись, удивленно торчали из спутанных клубков. Нежные розовые уши и языки (или просто пенисы?), которые мы видели на стенах туннеля, здесь росли повсюду в изобилии. Их предназначение было еще одной хторранской тайной.
И везде ветвились и вновь сливались бледные вены, ныряя под землю и выныривая наружу, извиваясь в корчах бешеной пляски враждебной нам жизни.
Тигр еще раз обвел все взглядом. Теперь мы приближались к центру камеры.
Мальстрим закручивался уходящей внутрь спиралью. Мертвенно-лиловые корни рощи-хранительницы сложным узором опутывали все кругом, выводковая камера была зажата мертвой хваткой. Размеры, форма, прочность - все определяли корни; они поддерживали потолок, выстилали пол, укрепляли стены как органическая арматура - но они еще и раскрывались. Колонны стволов неожиданно расщеплялись, дробились и трансформировались в узловатых горгулий - скрюченным видом они напоминали своих антиподов, раскорячившихся на поверхности земли.
Меня интересовала природа этих корней. Что за структуры скрывались внутри них, какие они выполняли функции - нервов, сосудов, мышц? Озадачивала причудливость - каким образом столь разнообразные формы и цвета могли сложиться в одну большую головоломку? Мне пришла мысль о перекрученных фрактальных пейзажах, словно изобретенных Морисом Эшером и воплощенных со стремительным блеском Ван-Гога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91