Чертов воин опять возник искрой
на этом хвосте и стал догонять быстро, как болид. А когда Василий перелезал
через стену, воин-болид догнал капитана и ударил его саблей, отчего тот сразу
померк. Взрыв гранаты, похожий на какую-то разбушевавшуюся саламандру,
разметал демона, однако осталось от него алое пятнышко,
которое не гасло, а разгоралось все ярче, улетая в даль по
какому-то каналу. А потом канал свернулся и наступила
непроглядная ночь...
Когда снова настал день, то Василий увидел перед собой Виталия
Мухамедовича.
-- Вы разочаровываете нас, Василий Самуилович,-- укоризненно молвил
чернобородый господин.
-- Но я действительно ничего не помню! У меня провал памяти. Я сам
из-за этого переживаю.
-- Все равно, это случилось благодаря вашей разболтанности, вашему
внутреннему бунту.
-- Да, у меня моральный упадок, у меня припадок, кризис, психозис. Я
уволен?-- со слабой надеждой спросил Василий.
-- Нет. Работа еще закончена. Но ваше сознание было перелопачено.
Хотя в вашем мозгу мы не обнаружили каких-либо электронных или
киберорганических имплантов, вы могли быть закодированы простой
гипнопедией и быстрораспадающимися психопрограммными средствами вроде
миконала. Так что необходимо пройти карантин.
Что такое карантин по Виталию Мухамедовичу, вскоре стало
доподлинно известно. Какие-то ражие хлопцы уложили Василия на носилки
(может потому, что его еще качало) и спустили в подвал. Он ожидал, что его
там начнут растворять в ванне с царской водкой и понемногу сливать в
канализацию, но обошлось. Его просто приковали наручниками к крепчайшей
трубе, проходящей от одной стены до другой вдоль третьей. Что тоже было
обидно.
Единственная мысль, какая сейчас содержалась в голове прикованного
узника, была такова: "Почему я такой несчастный? Одним -- мерседесы со
встроенными туалетами, мавзолеи с трибунами, мемориалы с
портретами в сто квадратных метров, на Мартинике курорты, блядки
в Монте-Карло, внимание прессы. Другим -- то по роже, то под
зад, и сортир в кустах. Или в подворотне." Единственное
утешение, которое пока подвертывалось, было таковым: "В
следующее рождение все окажется наоборот. Утомят меня эти
"мерседесы" и золотые писсуары. Буду тайком от
прессы в подворотне нужду справлять."
Непрометей Прикованный безрезультатно подергался на цепи,
попрыгал на попе и на ногах, постучал каблуками по трубе.
Поозирался.
Помимо всякого неинтересного хлама в углу подвального помещения
стоял какой-то массивный аппарат, похожий на раскрытую книгу. Он явно
работал, мерцали индикаторы на панели управления, от него доносилось
негромкое, но напряженное гудение. Еще Василий заметил глазок
видеокамеры, установленной совсем невысоко на тоненьком кронштейне --
ничего особенного, сейчас это хозяйство чуть ли не в каждом сортире
монтируют.
Все, просмотр окончен, дальше пялиться было некуда. Настало время
физических упражнений. Руки были свободны настолько, чтобы он мог залезть
в карманчик джемпера -- а там лежала ампула с экстраморфином, мучители
почему-то не изъяли ее. Василий глотнул дозу, а потом стал развлекать себя,
вспоминая содержание статей из пятьдесят восьмого тома "Брокгауза-Ефрона".
В конце концов, он вздремнул, так бывает, если очень неуютно и подсознание
умнее сознания.
Когда он проснулся, то обнаружил, что массивный аппарат переместился
неясным образом в центр помещения. А на потолке, над аппаратом,
колышется зыбкое световое пятно. К тому же воздух между
аппаратом и потолком как будто сгустился. В конце концов там
образовалось что-то вроде светового столба. Василий не
удержался и швырнул в него осколок кирпича. И этот осколок,
оказавшись внутри столба, стал медленно-медленно падать вниз,
словно был пушинкой.
От столба быстро протянулись в разные стороны побеги, они натянули и
скрутили пространство комнаты, разделили его на сегменты. Одни сегменты
были как будто затвердели и треснули, другие словно разжижились, линии там
поплыли и цвета перемешались.
Аппарат раскрылся, словно книга, и Василий увидел внутри ... камень
неправильной формы, но со следами обработки и какими-то высеченными
знаками -- собственно все побеги, корежащие пространство, исходили именно
от него.
Один из побегов стал напоминать канал, по нему поплыла, откуда-то из
угла, яркая звездочка, которая превратилась в алое пятно и... пятно
сконденсировалось, обернувшись в итоге силуэтом. Внутри столба стоял
человек. Причем человек, известный как Саид, близнец того демонического
воина, который погиб в поединке с капитаном-сибиряком.
Василий мигом уловил, что Саид явился по его душу, еще до того, как
тот вышел из столба. А к кому же этот мучитель еще мог придти?
Узник же мог перемещаться только вдоль трубы, до одной из
стен -- так что никаких шансов на спасение.
Саид покинул столб, сделал несколько движений как слепой, а потом
направился прямо к прикованному Василию. Никакого оружия у
кавказского здоровяка не было, но играющие мускулы и желваки
ясно выдавали его намерения. Он был настроен явно враждебно, как
один зверь по отношению к другому зверю, оказавшемуся на той же
охотничьей территории. На лице был отпечаток транса, только не
пассивного, когда сопля из носу и улыбка до ушей, а
агрессивного, боевого -- который у малайцев прозывается "амок",
а у викингов "берсерк"
Василий побежал вдоль стены, понимая со стыдом, что поступает
действительно как неразумная тварь. Вот уже конец пути, конец жизни,
бетонная стена, выплеск отчаяния. Отчаяние неожиданно переросло в ярость.
Притом могучую.
Где-то неподалеку была подруга. Так хотелось разорвать ее,
вкушая блаженство, но между ним и ей стоял соперник, помеха,
которую следует убрать.
И тут подвал из объемного стал куда более плоским, будто
нарисованным, а за ним зашевелилась какая-то глубина. Дальше больше --
замкнутый набор плоскостей, проклятая геометрия Евклида, которая
неумолимо обрекала Василия на гибель, потеряла свою незыблемость. И дотоле
ясная картина немного расплылась, как будто даже обмякла и провисла.
Ширма таяла и исчезала, а за ней проступал облик другого, Настоящего мира. И
тот из призрака быстро становился полноценным и полнокровным.
В бетонной стене, как в зеркале, Василий увидел свое изображение.
Физиономия вся в страшноватых полосках, радужки глаз порыжели, а
задравшийся джемпер показывал, что полосы бегут и по телу. В
теле шевелилась ящерная структура, ее канальцы-отростки
прощупывали каналы Большого мира. И Василий фиг знает как, но
понимал это.
Стальная труба вдруг рассопливилась, расщепилась на несколько
отдельных струек. То же произошло и со всеми поверхностями
помещения. Они тончали, теряли плотность и непроницаемость. От
форм оставались струящиеся линии, от линий -- какие-то вектора.
Теперь было видно, что помещение -- просто зыбкий пузырек,
стиснутый несколькими пространственными глыбами, за коими колебалось еще
великое множество схожих сегментов. И это были сегменты не от мира сего,
они примыкали сбоку, снизу и сверху к нашей реальности. И наш мирок-
миришка был сильно сжат тем, что находилось вокруг него.
Василий в конце концов должен был признать, что наше обычное
пространство -- это просто блин, сильно сдавленный пространствами
необычными.
Сегменты разделялись зазорами-пропастями, которые уводили незнамо
куда, однако же соединялись каналами как будто трубчатого-стебельчатого
вида. Те были четко видны даже и там, где сами сегменты уже сливались в
сплошной туман. Казалось, что пространственные глыбы -- просто
почковидные вздутия, случившиеся на этих каналах. Более того, Василию
подумалось, что вообще имеется лишь один канал, один Путь, но зато
хитросплетенный, а все остальное -- только производное от него.
И каналы, и сегменты Большого мира были совершенно неясных
размеров и габаритов, то ли громадными, как млечные пути, то ли крохотными,
уменьшающимися на кончике носа.
Детский сон не обманывал Василия. Даже в сплошных стенах имеются
двери!
Вдох всем телом, вспышка, толчок, дверь открылась перед ним, зазияв в
расщепившейся вдруг стене, и Василий попал в канал. Тут уж гражданин Рютин
помчался со скоростью много тысяч километров в час, почти потеряв все
чувства из-за такого спринта. Он как будто превратился в длинную струю
воющего вещества. Полет этот продолжался неизвестно сколько. Но потом
снова открылась дверь, Василий влетел куда-то и мигом сплющился,
вернув себе прежние габариты.
Он снова был в подвале, по-прежнему в наручниках, рядом с трубой,
только уже не прикованным к ней. Однако рано было радоваться.
Саид грозно топал к нему, тоже разукрашенный красной татуировкой, с
яркими алыми радужками, собираясь поотбивать пыль пудовыми
кулачищами. Василий опять прощупал своими чуднЫми отростками
пространство... Он почувствовал что-то вроде вертящихся дверей,
те втянули его, крутанули, ненадолго стало жутко, но в итоге его
вынесло... в другом конце комнаты. Впрочем, и Саид моментально
оказался рядом с ним.
Потом Василий хотел повторить подвиг, вдохнул, но наткнулся на
какую-то преграду, там, где ничего по идее не было, ни стены, ни шкафа. А
затем что-то оттолкнуло его и он полетел кубарем. Едва Василий поднялся с
пола, как его куда-то потащило и даже прилепило. Прилепило к пустому месту.
Однако едва страшила Саид приблизился к Василию, как почувствовалась
сильная тяга. Распахнулась дверь, его всосало куда-то словно струйку жидкости
и снова -- скольжение, скачок, отрыв.
Вначале все происходило почти случайным образом. Дверей и каналов
было много, трудным казалось не попасть в какой-нибудь из них. Потом
Василий стал работать головой и выбирать. Его набравший опыта взгляд уже
различал ближайшие сегменты и пути, соединяющие их. Уже можно было
составлять маршрут.
Вдох, вспышка, толчок и движение. Как будто скользишь или же
напротив продираешься, преодолевая сопротивление; в любом случае стенки
канала давят на тебя, хотят схлопнуться, и приходится раздвигать их. Покуда
хватает силы. Она тоже вливалась в него -- на вдохе будто заноза вонзалась в
самую сердцевинку, да еще заодно и током шарахало. Все пути пока что были
болезненными.
Что касается сегментов, то одни из них казались твердыми, как будто
каменными и вдобавок многоплоскостными. Плоскости-поверхности
пересекались и соединялись совершенно невероятным образом, нисколько не
мешая друг другу. При попадании на какую-нибудь из поверхностей тело
отражалось подобно лучу, упавшему на зеркало. Впрочем, являлось ли это
телом? Василий не ломал кости при жестких соударениях и не набивал шишки,
хотя испытывал массу неприятных ощущений. В том числе чувство жесткого
контакта, сотрясение, не имеющее конкретной привязки к членам и органам.
Само сознание стало страдающим веществом, оно растягивалось,
расщеплялось, раздваивалось и какое-то время чисто шизофренически не могло
собраться воедино.
Другие сегменты были мягкими, упругими, словно водянистыми.
Состояли они, казалось, из живой плоти. Тело в них тормозило, как будто даже
растворялось, утопало, переваривалось, а потом выбрасывалось назад -- так
желудок извергает вредную пищу. "Растворение" опять-таки не вело к потере
членов и органов, но душа просто изнывала от потери четкости, смешения всех
мыслей и ощущений.
Теперь можно было драться без оружия -- реализовалась извечная мечта
каратистов-ушуистов об энергетических ударах. Руки и ноги обладали твердой
и резкой поражающей силой, грудь и спина -- толчковой и упругой.
Пожалуйста, и врезать, и уронить. Надо только решиться.
Имейся зрители у этого "спектакля", они бы увидели, что два человека
появляются и исчезают в разных местах подвала. При этом и вращаются, как
юла, и падают плашмя, словно сковородки, и делают "бочки" с
"иммельманами", как истребители, и "двойные тулупы", словно фигуристы, и
медленно плывут, что твоя рыба, и взмывают, будто птицы. При этом один
человек как бы преследует другого и пытается до него дотянутся.
Зрители бы видели, что разные части тела у этих шибко подвижных
людей то растягиваются, то укорачиваются, иногда расплываются или
утончаются.
Вот бородатый крепкий мужчина своим кулаком размером с
искусственный спутник пытается приголубить тощего субъекта по хлипкой
спине. Но тощий субъект тут же изгибается и срывается с места словно
шпилька, выброшенная рогаткой.
Внушительный мужчина стремится следом, вот он исчезает и появляется
снова, но почему-то вращается сразу вокруг двух осей. Мимо проносится
тощий субъект, его положение немногим лучше. Он сучит ногами и машет
руками, как будто это может сделать его полет управляемым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
на этом хвосте и стал догонять быстро, как болид. А когда Василий перелезал
через стену, воин-болид догнал капитана и ударил его саблей, отчего тот сразу
померк. Взрыв гранаты, похожий на какую-то разбушевавшуюся саламандру,
разметал демона, однако осталось от него алое пятнышко,
которое не гасло, а разгоралось все ярче, улетая в даль по
какому-то каналу. А потом канал свернулся и наступила
непроглядная ночь...
Когда снова настал день, то Василий увидел перед собой Виталия
Мухамедовича.
-- Вы разочаровываете нас, Василий Самуилович,-- укоризненно молвил
чернобородый господин.
-- Но я действительно ничего не помню! У меня провал памяти. Я сам
из-за этого переживаю.
-- Все равно, это случилось благодаря вашей разболтанности, вашему
внутреннему бунту.
-- Да, у меня моральный упадок, у меня припадок, кризис, психозис. Я
уволен?-- со слабой надеждой спросил Василий.
-- Нет. Работа еще закончена. Но ваше сознание было перелопачено.
Хотя в вашем мозгу мы не обнаружили каких-либо электронных или
киберорганических имплантов, вы могли быть закодированы простой
гипнопедией и быстрораспадающимися психопрограммными средствами вроде
миконала. Так что необходимо пройти карантин.
Что такое карантин по Виталию Мухамедовичу, вскоре стало
доподлинно известно. Какие-то ражие хлопцы уложили Василия на носилки
(может потому, что его еще качало) и спустили в подвал. Он ожидал, что его
там начнут растворять в ванне с царской водкой и понемногу сливать в
канализацию, но обошлось. Его просто приковали наручниками к крепчайшей
трубе, проходящей от одной стены до другой вдоль третьей. Что тоже было
обидно.
Единственная мысль, какая сейчас содержалась в голове прикованного
узника, была такова: "Почему я такой несчастный? Одним -- мерседесы со
встроенными туалетами, мавзолеи с трибунами, мемориалы с
портретами в сто квадратных метров, на Мартинике курорты, блядки
в Монте-Карло, внимание прессы. Другим -- то по роже, то под
зад, и сортир в кустах. Или в подворотне." Единственное
утешение, которое пока подвертывалось, было таковым: "В
следующее рождение все окажется наоборот. Утомят меня эти
"мерседесы" и золотые писсуары. Буду тайком от
прессы в подворотне нужду справлять."
Непрометей Прикованный безрезультатно подергался на цепи,
попрыгал на попе и на ногах, постучал каблуками по трубе.
Поозирался.
Помимо всякого неинтересного хлама в углу подвального помещения
стоял какой-то массивный аппарат, похожий на раскрытую книгу. Он явно
работал, мерцали индикаторы на панели управления, от него доносилось
негромкое, но напряженное гудение. Еще Василий заметил глазок
видеокамеры, установленной совсем невысоко на тоненьком кронштейне --
ничего особенного, сейчас это хозяйство чуть ли не в каждом сортире
монтируют.
Все, просмотр окончен, дальше пялиться было некуда. Настало время
физических упражнений. Руки были свободны настолько, чтобы он мог залезть
в карманчик джемпера -- а там лежала ампула с экстраморфином, мучители
почему-то не изъяли ее. Василий глотнул дозу, а потом стал развлекать себя,
вспоминая содержание статей из пятьдесят восьмого тома "Брокгауза-Ефрона".
В конце концов, он вздремнул, так бывает, если очень неуютно и подсознание
умнее сознания.
Когда он проснулся, то обнаружил, что массивный аппарат переместился
неясным образом в центр помещения. А на потолке, над аппаратом,
колышется зыбкое световое пятно. К тому же воздух между
аппаратом и потолком как будто сгустился. В конце концов там
образовалось что-то вроде светового столба. Василий не
удержался и швырнул в него осколок кирпича. И этот осколок,
оказавшись внутри столба, стал медленно-медленно падать вниз,
словно был пушинкой.
От столба быстро протянулись в разные стороны побеги, они натянули и
скрутили пространство комнаты, разделили его на сегменты. Одни сегменты
были как будто затвердели и треснули, другие словно разжижились, линии там
поплыли и цвета перемешались.
Аппарат раскрылся, словно книга, и Василий увидел внутри ... камень
неправильной формы, но со следами обработки и какими-то высеченными
знаками -- собственно все побеги, корежащие пространство, исходили именно
от него.
Один из побегов стал напоминать канал, по нему поплыла, откуда-то из
угла, яркая звездочка, которая превратилась в алое пятно и... пятно
сконденсировалось, обернувшись в итоге силуэтом. Внутри столба стоял
человек. Причем человек, известный как Саид, близнец того демонического
воина, который погиб в поединке с капитаном-сибиряком.
Василий мигом уловил, что Саид явился по его душу, еще до того, как
тот вышел из столба. А к кому же этот мучитель еще мог придти?
Узник же мог перемещаться только вдоль трубы, до одной из
стен -- так что никаких шансов на спасение.
Саид покинул столб, сделал несколько движений как слепой, а потом
направился прямо к прикованному Василию. Никакого оружия у
кавказского здоровяка не было, но играющие мускулы и желваки
ясно выдавали его намерения. Он был настроен явно враждебно, как
один зверь по отношению к другому зверю, оказавшемуся на той же
охотничьей территории. На лице был отпечаток транса, только не
пассивного, когда сопля из носу и улыбка до ушей, а
агрессивного, боевого -- который у малайцев прозывается "амок",
а у викингов "берсерк"
Василий побежал вдоль стены, понимая со стыдом, что поступает
действительно как неразумная тварь. Вот уже конец пути, конец жизни,
бетонная стена, выплеск отчаяния. Отчаяние неожиданно переросло в ярость.
Притом могучую.
Где-то неподалеку была подруга. Так хотелось разорвать ее,
вкушая блаженство, но между ним и ей стоял соперник, помеха,
которую следует убрать.
И тут подвал из объемного стал куда более плоским, будто
нарисованным, а за ним зашевелилась какая-то глубина. Дальше больше --
замкнутый набор плоскостей, проклятая геометрия Евклида, которая
неумолимо обрекала Василия на гибель, потеряла свою незыблемость. И дотоле
ясная картина немного расплылась, как будто даже обмякла и провисла.
Ширма таяла и исчезала, а за ней проступал облик другого, Настоящего мира. И
тот из призрака быстро становился полноценным и полнокровным.
В бетонной стене, как в зеркале, Василий увидел свое изображение.
Физиономия вся в страшноватых полосках, радужки глаз порыжели, а
задравшийся джемпер показывал, что полосы бегут и по телу. В
теле шевелилась ящерная структура, ее канальцы-отростки
прощупывали каналы Большого мира. И Василий фиг знает как, но
понимал это.
Стальная труба вдруг рассопливилась, расщепилась на несколько
отдельных струек. То же произошло и со всеми поверхностями
помещения. Они тончали, теряли плотность и непроницаемость. От
форм оставались струящиеся линии, от линий -- какие-то вектора.
Теперь было видно, что помещение -- просто зыбкий пузырек,
стиснутый несколькими пространственными глыбами, за коими колебалось еще
великое множество схожих сегментов. И это были сегменты не от мира сего,
они примыкали сбоку, снизу и сверху к нашей реальности. И наш мирок-
миришка был сильно сжат тем, что находилось вокруг него.
Василий в конце концов должен был признать, что наше обычное
пространство -- это просто блин, сильно сдавленный пространствами
необычными.
Сегменты разделялись зазорами-пропастями, которые уводили незнамо
куда, однако же соединялись каналами как будто трубчатого-стебельчатого
вида. Те были четко видны даже и там, где сами сегменты уже сливались в
сплошной туман. Казалось, что пространственные глыбы -- просто
почковидные вздутия, случившиеся на этих каналах. Более того, Василию
подумалось, что вообще имеется лишь один канал, один Путь, но зато
хитросплетенный, а все остальное -- только производное от него.
И каналы, и сегменты Большого мира были совершенно неясных
размеров и габаритов, то ли громадными, как млечные пути, то ли крохотными,
уменьшающимися на кончике носа.
Детский сон не обманывал Василия. Даже в сплошных стенах имеются
двери!
Вдох всем телом, вспышка, толчок, дверь открылась перед ним, зазияв в
расщепившейся вдруг стене, и Василий попал в канал. Тут уж гражданин Рютин
помчался со скоростью много тысяч километров в час, почти потеряв все
чувства из-за такого спринта. Он как будто превратился в длинную струю
воющего вещества. Полет этот продолжался неизвестно сколько. Но потом
снова открылась дверь, Василий влетел куда-то и мигом сплющился,
вернув себе прежние габариты.
Он снова был в подвале, по-прежнему в наручниках, рядом с трубой,
только уже не прикованным к ней. Однако рано было радоваться.
Саид грозно топал к нему, тоже разукрашенный красной татуировкой, с
яркими алыми радужками, собираясь поотбивать пыль пудовыми
кулачищами. Василий опять прощупал своими чуднЫми отростками
пространство... Он почувствовал что-то вроде вертящихся дверей,
те втянули его, крутанули, ненадолго стало жутко, но в итоге его
вынесло... в другом конце комнаты. Впрочем, и Саид моментально
оказался рядом с ним.
Потом Василий хотел повторить подвиг, вдохнул, но наткнулся на
какую-то преграду, там, где ничего по идее не было, ни стены, ни шкафа. А
затем что-то оттолкнуло его и он полетел кубарем. Едва Василий поднялся с
пола, как его куда-то потащило и даже прилепило. Прилепило к пустому месту.
Однако едва страшила Саид приблизился к Василию, как почувствовалась
сильная тяга. Распахнулась дверь, его всосало куда-то словно струйку жидкости
и снова -- скольжение, скачок, отрыв.
Вначале все происходило почти случайным образом. Дверей и каналов
было много, трудным казалось не попасть в какой-нибудь из них. Потом
Василий стал работать головой и выбирать. Его набравший опыта взгляд уже
различал ближайшие сегменты и пути, соединяющие их. Уже можно было
составлять маршрут.
Вдох, вспышка, толчок и движение. Как будто скользишь или же
напротив продираешься, преодолевая сопротивление; в любом случае стенки
канала давят на тебя, хотят схлопнуться, и приходится раздвигать их. Покуда
хватает силы. Она тоже вливалась в него -- на вдохе будто заноза вонзалась в
самую сердцевинку, да еще заодно и током шарахало. Все пути пока что были
болезненными.
Что касается сегментов, то одни из них казались твердыми, как будто
каменными и вдобавок многоплоскостными. Плоскости-поверхности
пересекались и соединялись совершенно невероятным образом, нисколько не
мешая друг другу. При попадании на какую-нибудь из поверхностей тело
отражалось подобно лучу, упавшему на зеркало. Впрочем, являлось ли это
телом? Василий не ломал кости при жестких соударениях и не набивал шишки,
хотя испытывал массу неприятных ощущений. В том числе чувство жесткого
контакта, сотрясение, не имеющее конкретной привязки к членам и органам.
Само сознание стало страдающим веществом, оно растягивалось,
расщеплялось, раздваивалось и какое-то время чисто шизофренически не могло
собраться воедино.
Другие сегменты были мягкими, упругими, словно водянистыми.
Состояли они, казалось, из живой плоти. Тело в них тормозило, как будто даже
растворялось, утопало, переваривалось, а потом выбрасывалось назад -- так
желудок извергает вредную пищу. "Растворение" опять-таки не вело к потере
членов и органов, но душа просто изнывала от потери четкости, смешения всех
мыслей и ощущений.
Теперь можно было драться без оружия -- реализовалась извечная мечта
каратистов-ушуистов об энергетических ударах. Руки и ноги обладали твердой
и резкой поражающей силой, грудь и спина -- толчковой и упругой.
Пожалуйста, и врезать, и уронить. Надо только решиться.
Имейся зрители у этого "спектакля", они бы увидели, что два человека
появляются и исчезают в разных местах подвала. При этом и вращаются, как
юла, и падают плашмя, словно сковородки, и делают "бочки" с
"иммельманами", как истребители, и "двойные тулупы", словно фигуристы, и
медленно плывут, что твоя рыба, и взмывают, будто птицы. При этом один
человек как бы преследует другого и пытается до него дотянутся.
Зрители бы видели, что разные части тела у этих шибко подвижных
людей то растягиваются, то укорачиваются, иногда расплываются или
утончаются.
Вот бородатый крепкий мужчина своим кулаком размером с
искусственный спутник пытается приголубить тощего субъекта по хлипкой
спине. Но тощий субъект тут же изгибается и срывается с места словно
шпилька, выброшенная рогаткой.
Внушительный мужчина стремится следом, вот он исчезает и появляется
снова, но почему-то вращается сразу вокруг двух осей. Мимо проносится
тощий субъект, его положение немногим лучше. Он сучит ногами и машет
руками, как будто это может сделать его полет управляемым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60