Небо, тяжелое и серое, навалилось на землю и темный крышей повисло
над рекой. В прибрежном ивняке суетливо защебетали птицы, обеспокоенные
ранним приходом сумерек.
Блейн вспомнил старого священника, принюхивающегося к небу. ПОгода
портится, предупредил он тогда.
Нет, погода меня не остановит, стиснул зубы Блейн, яростно работая
веслом. Меня ничто не остановит. Никакая сила на Земле.
Первые мокрые хлопья снега стегнули его по лицу, и всю реку ниже по
течению накрыло приближающимся огромным серым занавесом. Все скрылось из
виду, и только снег шелестел, падая на воду, и ветер, словно огромный
хищник, от которого ускользает добыча, зло скулил за спиной.
Берег был не более чем в сотне ярдов, и Блейн решил, что продолжать
путешествие придется пешком. Как бы он ни спешил, выгадывая время, плыть
дальше было невозможно.
Он сделал резкий гребок, чтобы направить каноэ к берегу, и тут на
него обрушился новый порыв ветра. Дальше вытянутой руки ничего нельзя было
разглядеть. Вокруг метались лишь снежные хлопья, и река, объединившись с
ветром, ритмично подбрасывала каноэ. И берег, и холмы над ним исчезли.
Остались лишь вода, ветер и снег.
Каноэ резко дернуло и закружило, и Блейн на мгновение потерял всякое
чувство направления. Всего несколько секунд - и он безнадежно заблудился
на реке, не имея ни малейшего представления, в какой стороне лежит берег.
Все, что ему оставалось, это стараться удерживать лодку от вращения.
Ветер стал еще резче и холодней и ледяным ножом вонзался в его
вспотевшее тело. По его лицу бежали струйки воды от запорошившего волосы и
брови снега.
Каноэ беспомощно приплясывало в волнах. Не зная, что делать дальше,
подавленный этой пришедшей с реки атакой, Блейн растерянно подгребал
веслом.
Вдруг из серого тумана всего в нескольких метрах от него вынырнули
заснеженные ивовые кусты; каноэ неслось прямо на них.
Блейн только успел напрячься, ухватиться за борта и приготовится к
удару.
Каноэ со скрежетом, заглушаемым ветром, врезалось в кусты,
приподнялось и опрокинулось.
Очутившись в воде, Блейн ухватился за ветви, нащупал мягкое скользкое
дно и, отфыркиваясь, выпрямился.
На каноэ рассчитывать больше не приходилось: подводная коряга
разодрала полотно вдоль всего борта, и теперь лодка медленно погружалась.
Спотыкаясь и падая, Блейн выбрался сквозь заросли ивняка на твердую
землю и только тут понял, что в воде было теплей.
Пронизывая его мокрую одежду, ветер впился в него миллионом ледяных
игл.
Весь дрожа, Блейн уставился на сотрясаемые штормом кусты. Надо найти
закрытое место. И там разжечь огонь. Иначе ночь не продержаться. Он поднес
руку к самым глазам: часы показывали только четыре.
Светло будет еще не больше часа, прикинул он, и за это время надо
успеть найти, где укрыться от бури и холода.
Он было двинулся вдоль берега и вдруг замер - он не сможет разжечь
огонь. У него нет спичек. А может, есть? Все равно они мокрые. Впрочем, их
можно высушить. Он лихорадочно обшарил промокшие карманы. Но спичек не
нашел.
Блейн зашагал дальше. Если он найдет хорошее укрытие, сумеет выжить и
без костра. Какую-нибудь яму под корнями упавшего дерева или дупло, куда
сможет втиснуться, - любое закрытое от ветра место, где тепло его тела
хотя бы частично просушит одежду и не даст замерзнуть самому.
Деревьев не было. Одни только бесконечные ивы, хлопающие, как бичи, в
порывах ветра.
Он пошел дальше, скользя и спотыкаясь на обломках и топляках,
выброшенных на берег в половодье. От частых падений его костюм покрылся
грязью и замерз, превратившись в ледяной панцирь, и все же он шел.
Останавливаться было нельзя: ему необходимо было укрытие; если он
перестанет двигаться, не сможет двигаться, то погибнет.
Он снова споткнулся, упал на колени. Там, у самого берега, в воде,
зажатое ивовыми ветвями, плавно полузатопленное каноэ тяжело покачиваясь в
волнах наката.
Каноэ!
Он провел по лицу грязной ладонью, чтобы взглянуть получше. Это было
то же самое каноэ, другого и быть не могло!
Именно от этого каноэ он отправился вдоль берега.
И снова к нему вернулся!
Он напряг уставший разум в поисках ответа - ответ мог быть только
один, один-единственный.
Он в западне - на крохотном речном островке.
И вокруг ничего, кроме ивняка. Ни одного нормального дерева
вывернутого, с дуплом или еще какого-либо. У него нет спичек, а если б они
были, то костер все равно не из чего было бы сделать.
Штанины стали фанерами и похрустывали всякий раз, как он сгибал
колени. Казалось, что с каждой минутой становится все холоднее - хотя он
слишком замерз, чтобы осудить о температуре.
Он медленно поднялся на ноги, выпрямился и пошел прямо на обжигающий
ветер. По кустам шелестел падающий снег, разгневанно гудела исхлестанная
бурей река, и наступающая темнота несла ответ пока еще не заданному
вопросу.
Ночь на острове он не выдержит, а покинуть его нет возможности. Он
понимал, что до берега не может быть более полусотни метров, но что толку?
Десять против одного, что на берегу будет не легче, чем здесь.
Я должен найти выход, приказывал себе Блейн. Я не умру на этом
затхлом клочке недвижимого имущества, на этом идиотском островке. И не
потому, что моя жизнь представляет великую ценность. Я единственный, кто
может получить в Пьере помощь.
Какое издевательство! Ведь я никогда не попаду в Пьер. Я не выберусь
с этого острова. Я так и останусь на этом месте, и, скорее всего, меня
даже не найдут.
А когда начнется весеннее половодье, течение потащит меня вместе с
прочим смытым с берегов мусором.
Он повернулся и отошел подальше от края воды. Нашел место, где ивы
хоть немного защищали от ветра, и осторожно сел, вытянув ноги.
Механическим жестом поднял воротник. Потом плотно сложил на груди руки,
спрятал полузамерзшие пальцы в едва различимое тепло подмышек и уставился
взглядом в призрачные сгущающиеся сумерки.
Но так нельзя, сказал он себе. В такой ситуации обязательно надо
двигаться. Чтобы кровь не застыла в жилах. Надо отгонять сон. Махать
руками. Топать ногами. Надо цепляться за жизнь.
Впрочем, зачем, подумал он. Можно пережить все унижения борьбы за
жизнь и все же погибнуть в конце концов.
Нет, должен быть лучший путь.
Если у меня в голове мозги, а не солома, я обязан подумать что-то
получше.
Главное, решил он, суметь отрешиться от ситуации, чтобы
беспристрастно обдумать проблему: как перенести себя, свое тело, с этого
острова, и не только с острова, но и в безопасное место.
Но разве есть для меня безопасное место?
И вдруг он понял, что есть.
Есть такое место. Я могу вернуться в голубую комнату, где живет
Розовый.
Но нет! Это то же самое, что остаться на острове, потому что к
Розовому может полететь лишь мой разум, а не тело. А когда я вернусь,
тело, скорее всего, будет уже не пригодно к употреблению.
Вот если б мог взять с собой тело, то все было бы в порядке.
Но тело взять нельзя.
Он все же проверил это, но никак не находил нужных данных о той
далекой планете. Когда же, наконец, нашел то, что искал, и заглянул в
сведения, спрятанные в дальнем углу его мозга, то ужаснулся.
Если бы он оказался там во плоти, он не прожил бы и минуты! Планета
была абсолютно непригодная для человека.
Но должны же быть другие места. Конечно же, есть другие планеты, куда
он мог бы отправиться и во плоти, если бы смог.
Он сидел, сгорбившись от холода и уже не ощущая ни стужи, ни сырости.
Он попробовал позвать Розового, но тот не откликался.
Он звал его снова и снова, но безуспешно. Он пытался найти его в
себе, нащупать, поймать, но не нашел и следа его. И тогда до него дошло -
будто чей-то голос сказал ему, - что искать бесполезно. Он никогда не
найдет его, потому что существо превратилось в часть его самого. Они
слились воедино, и больше не существовало ни Розового, ни человека, а был
странный сплав их обоих.
Отныне ему самому предстоит делать все, что потребуется, используя
навыки того, кем он стал.
В нем были все исходные данные, в нем было знание, в нем были способы
и методы, и еще в нем было грязноватое пятно - Ламберт Финн.
Он углубился в свой разум, заглядывая во все укромные уголки,
просматривая каждую полочку, не пропуская ни одного ящика, или пакета, или
коробки, где были распиханы невероятные по объему и все еще не разобранные
сведения - биллионы обрывков информации, бестолково собранные безалаберным
существом.
Он находил то, что озадачило, и то, что вызывало в нем отвращение, и
то, что восхищало, но ничто не могло быть применено в данном случае.
И все время под ногами у него назойливо путался разум Ламберта Финна,
который еще не успел слиться и, возможно, никогда не сольется с его
разумом, а будет постоянно бегать из угла в угол, мешая и отвлекая.
Блейн оттолкнул его в сторону, сбросил с дороги, засунул под ковер и
продолжил поиски, но грязные мысли, и планы, и представления Финна,
порожденные средоточием ужаса, по-прежнему выскакивали на поверхность его
сознания.
В сотый раз отбросив этот мусор прочь, он уловил что-то похожее на
то, что ищет, и бросился за этим в погоню, продираясь через всю мерзость,
гнездившуюся в разуме Финна. Потому что он нашел, что было нужно, не на
свалке знаний, унаследованной от Розового, а в мусорной куче, доставшейся
от Финна.
Это было неземное, извращенное, гнусное знание, и Блейн понял, что
Финн получил его на той самой планете, откуда вернулся умалишенным.
Мысленно держа это знание в руках, Блейн рассмотрел совсем простое
устройство, усвоил логику понятий, разобрался, как им пользоваться, и
отчасти понял чувство вины и страха, толкнувшее Финна на путь ненависти и
преступлений.
Это знание раскрывало дорогу к звездам, физически открывало ее для
всех жизненных форм во всей Вселенной. Но неустойчивая психика Финна
сделала единственный вывод: Земля тоже досягаема. И прежде всего для
планеты, которая владеет этим знанием. Он не подумал обо всех
открывающихся возможностях, не понял, какую пользу это знание может
принести человеческой расе, для него оно было лишь мостом между планетой,
которую он открыл, и планетой, которую считал родной. Он начал беспощадную
борьбу за то, чтобы родная планета вернулась к доброму старому прошлому,
чтобы она порвала всякую связь с космосом; он поставил себе цель
обескровить и задушить "Фишхук", а для этого - уничтожить всех
паранормальных людей, тем самым лишая "Фишхук" будущего пополнения.
По логике Финна, Вселенная не обратить внимания на Землю, если Земля
останется маленькой тихой планеткой и не станет привлекать к себе
внимания, и тогда за человечество можно не опасаться.
Но как бы там ни было, в его разуме лежали сведения о том, как
путешествовать по космосу во плоти, и эти сведения могли сейчас спасти
Блейну жизнь.
Блейн снова заглянул в свой разум, и там на полочках, где стояли уже
извлеченные из хаоса информации знания, нашел каталог тысяч планет, на
которых побывал Розовый. Они были сотен различных типов и все - одинаково
гибельны для незащищенного человеческого организма. Страх снова стал
возвращаться к Блейну: неужели теперь, зная, как перемещать не только
разум, но и тело, он не найдет подходящей планеты?
Яростный вой ветра, прорываясь сквозь барьер его сконцентрированного
на поиске сознания, сбивал с мысли и напоминал о холоде, Блейн попробовал
согнуть ногу но едва сумел пошевелить ею. Буря злорадно хохотала над ним,
кружась над рекой и барабаня сухими зернами снега по ивняку.
Он отрешился от ветра, и снега, и холода, и воя, и стука - и вдруг
нашел, что искал.
Он дважды перепроверил данные и остался удовлетворенным. Он мысленно
нарисовал сетку координат и расположил там найденную планету. Затем
медленно, этап за этапом, выполнил прием дальнего скачка. И стало тепло.
Он лежал вниз, а под ним была трава, и пахло травой и землей.
исчезали завывания бури и всхлипы снегопада.
Он перевернулся на спину и сел.
И от того, что он увидел, у него перехватило дух.
Потому что, если существовало во Вселенной райское место, то это было
оно!

32
Солнце уже перевалило через полуденную отметку и скатывалось на
запад, когда Блейн, хлюпая по раскисшей после первой осенней бури земли,
спустился в городок Гамильтон.
Вот я снова здесь, подумал Блейн, и опять почти поздно - надо было
прийти раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28