И я помню,
как меня буквально поставили на ноги, скрученного, как борова, - руки,
которые были смертельно ледяными. И тем не менее, я, по-моему, был уже
тогда на берегу, покачивание было качанием шеста, к которому я был
привязан, в листьях снова пел шорох ветра. Моим первым четким
воспоминанием была тошнота, приступ рвоты, подступившей к горлу, паника и
кашель, когда я чуть не захлебнулся ею. Мне едва удалось повернуть голову
и очистить горло, и после этого, хотя мой череп разбухал и сжимался при
каждом пульсирующем ударе сердца, я почувствовал себя более живым и
готовым воспринимать окружающее. Правда, я был совершенно разбит, измучен,
голова кружилась; я даже не был уверен, было ли то, что я мог видеть из
несущей меня процессии, наяву или в горячечном сне: мелькание и сверкание
вроде факелов, стук вроде барабанного боя и тихий гул голосов. Длинные
конечности Волков шагали и шаркали, полупританцовывая в такт глухому
барабанному бою. Более короткие ноги шли рядом, голые и покрытые тем же
черным узором; красный свет факела и двигающиеся мышцы придавали ему жутко
живой вид; это было похоже на решетку, ведущую в ад. Только несшие меня
ноги не приплясывали, но тяжело ступали, свинцовые и твердые, как какие-то
свинцовые быки. Они не обращали ни малейшего внимания на встречавшиеся им
препятствия, но налетали на них или так же небрежно проходили мимо и били
о них меня. Избитый, исцарапанный, больной, я потерял всякий счет времени,
пока меня не бросили в мягкую траву, при этом шест оказался поверх меня,
от удара у меня в голове снова все поплыло. Я едва уловил хриплый шепот,
раздавшийся рядом, в темноте.
- Привет.
Сперва я не мог говорить.
- О... привет, Джип. У тебя ничего не вышло, да?
- Они поймали меня на мелководье. Все эта распроклятая рука! Не
Волки, Караибы - не слишком милые ребятишки. Пару раз подержали мне голову
под водой - просто ради спортивного интереса - Бог знает, почему они не
докончили дело.
Ко мне стал подкрадываться страх:
- А остальные? Молл... Клэр...
- Клэр я видел. Зомби бросили ее вон там, неподалеку - пока живую и
невредимую. Молл я не видел...
- Она... они ее довольно сильно ранили, Джип. - Я больше ничего не
хотел говорить, а он и не хотел услышать.
На какое-то время Джип замолчал, слышались бормочущие голоса Волков.
- Во всяком случае, шкипер здесь, и те, кто остался из экипажа.
- Джип... ты видел? Мэй Генри...
- И помощник - и Грей Колл, Паршивец Мак-Илвейн, Дикой Меррет - да, я
видел. Господи, аккуратную штуку они провернули. Взять меня - я сначала
наполовину боялся, что они захватили корабль - сразу, как увидел, что
замок - это ловушка. В этом был смысл - но когда я увидел, как они машут,
естественно, как ни в чем ни бывало... За этим стоит что-то большее, чем
просто Волки или эти индейцы. Здесь нужны мозги.
Я вздрогнул в прохладном бризе:
- Индейцы... а кто они вообще такие?
- Америнды. Караибы - за это даго и прозвали так море. После того,
как почти вырезали их или взяли в рабство. Они, в общем, неглупые ребята -
те, что остались. Только это не они.
- Ты хочешь сказать - это те, что здесь были изначально? Еще один
пережиток прошлого?
- Похоже, что так. - Джип замолчал - к нам приблизились шаги, на
минуту остановились, затем поспешили прочь. - Ты сказал - они сильно
ранили Молл?
- Она... может быть, она умерла, Джип.
- Тогда это будет их самая большая ошибка за всю жизнь, - наконец,
выговорил Джип - задумчиво, даже не мстительно. - Она... - Я услышал, как
он задохнулся и ахнул от удара башмака. Меня угостили следующим, не
слишком сильно, но прямо по почкам. Извиваясь, я только смутно осознавал,
что меня отвязывают от столба. Руки и ноги у меня были по-прежнему
связаны, меня потащили через траву, которая внезапно оборвалась на голой
каменистой почве, где меня и бросили. Я лежал, моргая и думая о том, каким
ярким казался свет факела, потом чья-то рука схватила меня за волосы,
подняла и поставила на колени, и я увидел два высоких костра, между ними -
белые камни и снующие туда-сюда темные фигуры.
В тот момент я не разглядел их, потому что неожиданно загремели цепи,
и вокруг моей шеи сомкнулось холодное, как лед, железо, больно прихватив
кожу. Я инстинктивно отпрянул - и понял, что не один. Клэр и все
оставшиеся в живых члены экипажа, среди них - Пирс, Хэндз и похожий на
краба маленький стюард, были брошены рядами на землю рядом со мной,
скованные между собой чем-то, напоминающим старинные шейные колодки рабов.
И рядом со мной, в неприятной близости, сидел сам Ле Стриж. Он поднял
верхнюю губу в неком подобии саркастического приветствия, но я уже не
обращал на него внимания, потому что следующей в ряду сидела Молл. Живая;
но ее голова свесилась, по лицу разливалась смертельная бледность и
толстый сгусток крови склеивал кудри на ее лбу. Ее опущенные глаза были
погасшими и затуманенными, и у меня упало сердце. Я понял, что у нее
сотрясение мозга, если не проломлен череп. Я как-то был свидетелем
дорожного происшествия, и там один тип выглядел именно так; он умер в
машине скорой помощи.
Сдавленное ругательство сообщило мне, что Джипа бросили прямо рядом
со мной.
- Ну, и что это такое? - резко спросил он. - Мы стоим в очереди на
жертвоприношение или как?
- Несомненно, - прошипел Стриж сквозь сжатые зубы. - Хотя я бы на
твоем месте не стал особенно туда торопиться.
Я знал, что он имеет в виду. Мои глаза стали привыкать к свету, и чем
больше я видел толпу, собиравшуюся здесь, тем меньше она мне нравилась.
Помимо Волков здесь были обычные мужчины и женщины и среди них немало
явных гаитян. Однако не все были чернокожими деревенского типа и выглядели
лучше откормленными и довольными жизнью. Остальные были мулатами -
могущественной аристократией Гаити - ухоженными созданиями, которые могли
прилететь из Лондона или Нью-Йорка. На их шеях и пальцах блестело золото,
в свете огня сверкали драгоценности; на некоторых были элегантные
напудренные парики и монокли, однако другие расхаживали в роговых очках и
носили на запястьях шикарные часы "Ролекс". Надетые на них тяжелые платья
были хорошего покроя, висевшие на них веверы и другие странные символы
сияли блестками и золотой канителью. Эти элегантные существа гротескно
смешивались с голыми караибами в их военной раскраске, однако последние
звенели столь же ценными украшениями: не просто медными побрякушками и
спиралями на руках, шее и лодыжках, но кольцами из чистого мягкого золота,
свисавшими из их изуродованных мочек, золотыми палочками, продетыми через
губы и носы и отсвечивавших красным в пламени костров. То там, то тут в
толпе мелькали белые лица - белые всех оттенков, бледные, как старый
пергамент, или бесцветно-белые, как у альбиносов; у многих из них тоже
были тяжелые серьги и украшения, сделанные по давно позабытой моде, зато у
других были явно современные прически и даже очки. Одна матрона с
волосами, выкрашенными в голубой цвет, разразилась украшениями из алмазной
пыли - чистое пижонство в стиле Палм-Бич, что выглядело здесь невероятно
гротескным и зловещим. У меня появилось странное чувство, что я наблюдал
сборище откуда-то издалека, из давних лет ужасной истории острова; и я
знал, что это могло быть правдой.
Но каково бы ни было их происхождение, раскачивавшиеся, теснившиеся
под этот мягкий сложный ритм, они все казались похожими, ужасающе
похожими. Если я когда-либо и ставил под сомнение братство людей, то в эту
ночь я увидел, как оно продефилировало передо мной - все, что было в нем
самого худшего и темного. Родство - ужасная штука, когда оно выражается в
холодном, всепожирающем взгляде, безжалостном, жестоком, совершенно
эгоистичном или откровенно злобствующем, оценивавшим нас как возможность
интересного шоу. Я мог представить, что так смотрели на своих пленников на
арене римляне, или хищные западные туристы в каком-нибудь отвратительном
бангкокском кабаре - больше с жестокостью и восторгом деградации, а не с
простым старинным вожделением. На меня это произвело меньше впечатления,
чем могло бы; я слишком беспокоился за Молл и Клэр. Но на мгновение мне
действительно пришло в голову, что можно быть и хуже, чем просто пустым.
Если моя жизнь была пустой, ничем, кроме амбиций, не заполненной, то она
хотя бы не была заполнена такими ощущениями, и ей не двигало то, что
двигало этими людьми. По крайней мере, моя пустота была нейтральной -
может, это было и не очень хорошо, но и не очень плохо, я ведь не обделял
никого, кроме себя. Или обделял?
В определенном смысле для меня это было примерно то же, что и удар по
голове - внезапный шок понимания. Они ведь тоже могли быть амбициозными,
эти люди, так же, как и я. Выглядели они во всяком случае именно так -
точно так, как и люди, которых я знал. Они могли вырезать из своих жизней
все остальное, так же, как я; получили все, что хотели и где хотели - и
что потом? Плато. Некуда больше идти или долгое-долгое ожидание. А что они
могли сделать потом? Я уже начинал ощущать ее, эту пустоту в моей жизни,
это грызущее недовольство - ровно с того момента на светофоре. Одни
амбиции, случайный секс - со временем я все меньше получал от них
удовольствия, от этих моих стерильных радостей. А когда они, наконец,
иссякнут, что тогда? Что бы я стал искать потом, чтобы заполнить свою
пустую жизнь? Какой кратчайший путь к наградам, которых, по моему мнению,
заслуживал, к свершениям, которыми, как мне казалось, был обделен? Что еще
я мог бы встретить, и при этом не распознать зло, ибо не оставил в себе
достаточно чувства, достаточно умения сопереживать, чтобы судить об этом?
А если допустить, что набрел бы на что-нибудь вроде этого... Неужели в
одно прекрасное утро я мог бы проснуться и увидеть тот же взгляд в своем
зеркале во время бритья?
Они кружили взад-вперед, болтали, пили, протягивали руки, чтобы,
проходя мимо, погладить высокие камни. Камень был запачкан и изранен
чем-то вроде дыма от костра: дым высвечивал на них какое-то подобие
знаков, грубо нацарапанные изображения, не заслуживавшие даже, чтобы их
назвали примитивным искусством. Они казались детскими, даже дурацкими, и
тем не менее это элегантное общество приветствовало их в почти чувственным
благоговением.
- Отведите меня на бал! - лаконично заметил Джип. - Что это их так
притягивает, старик? Какой-то ХУМФОР, правильно?
Стриж насмешливо ухмыльнулся:
- Более того, дитя! Ты можешь прочитать знаки на этих камнях? Думаю,
нет! Работа этих краснокожих дикарей, этих обезьян-КАРИБАЛОВ, вырезано до
того, как другие люди пришли на этот остров. Это СОБАГИ, алтарь, одна из
их древних святынь - а их культ, если ты помнишь, был весьма забавным.
- Подожди минутку, - сказал я, и у меня внутри вдруг все упало. - Их
именем названо не только море, верно? Карибалы... КАННИБАЛЫ?
- Сообразил, - сказал Джип. - Представляешь, как они дерутся из-за
наших останков? По мне - так пусть меня лучше слопают караибы - в любом
случае.
- Да? - Стриж сплюнул в пыль. В его голосе звучало ядовитое
презрение. - Чтобы они тебе живому раскроили бока и набили их травами и
перцем для вкуса? Они поклонялись жестоким богам, это племя, молясь, чтобы
их несчастные соседи служили пищей для их обрядов. Когда с ними смешались
рабы, выросшие в жестокости, сформировавшиеся под плетью и клеймом, - о,
они прекрасно поняли такое поклонение. Некоторые приняли его и соединили с
собственным колдовством Конго и жестокостями, которым научили их хозяева.
Тогда они стали поклоняться новому богу, тому, кто поставил себя выше
других, чьи ритуалы могли согнуть их и подчинить его воле. Культ гнева и
мести, черпающий свою силу из всего того, что обычные люди называют
низким.
Стриж обернулся ко мне, и на его костлявом лице играли разные эмоции:
- Ты, мальчишка - слышишь эти барабаны? Слышишь? Ты, кто не оставил
все как есть, стал вмешиваться в дела сил, которые выше твоего пустого
понимания! Это те барабаны, что я заставил тебя услышать там, далеко, за
океаном и закатом, - тамбур марингин. Они произносят имя, сначала тихо,
потом громче, до тех пор, пока холмы не запульсируют от боя, и весь город
или деревня задрожат и станут запирать двери, крепко прижимая к себе
талисманы, предохраняющие от волков-оборотней и пожирателей трупов. Ибо
это культ Петро, темный путь УАНГИ, левая тропа ВОДУНА, который может
коверкать и уродовать даже самих Невидимых, превращать их в порочное зло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
как меня буквально поставили на ноги, скрученного, как борова, - руки,
которые были смертельно ледяными. И тем не менее, я, по-моему, был уже
тогда на берегу, покачивание было качанием шеста, к которому я был
привязан, в листьях снова пел шорох ветра. Моим первым четким
воспоминанием была тошнота, приступ рвоты, подступившей к горлу, паника и
кашель, когда я чуть не захлебнулся ею. Мне едва удалось повернуть голову
и очистить горло, и после этого, хотя мой череп разбухал и сжимался при
каждом пульсирующем ударе сердца, я почувствовал себя более живым и
готовым воспринимать окружающее. Правда, я был совершенно разбит, измучен,
голова кружилась; я даже не был уверен, было ли то, что я мог видеть из
несущей меня процессии, наяву или в горячечном сне: мелькание и сверкание
вроде факелов, стук вроде барабанного боя и тихий гул голосов. Длинные
конечности Волков шагали и шаркали, полупританцовывая в такт глухому
барабанному бою. Более короткие ноги шли рядом, голые и покрытые тем же
черным узором; красный свет факела и двигающиеся мышцы придавали ему жутко
живой вид; это было похоже на решетку, ведущую в ад. Только несшие меня
ноги не приплясывали, но тяжело ступали, свинцовые и твердые, как какие-то
свинцовые быки. Они не обращали ни малейшего внимания на встречавшиеся им
препятствия, но налетали на них или так же небрежно проходили мимо и били
о них меня. Избитый, исцарапанный, больной, я потерял всякий счет времени,
пока меня не бросили в мягкую траву, при этом шест оказался поверх меня,
от удара у меня в голове снова все поплыло. Я едва уловил хриплый шепот,
раздавшийся рядом, в темноте.
- Привет.
Сперва я не мог говорить.
- О... привет, Джип. У тебя ничего не вышло, да?
- Они поймали меня на мелководье. Все эта распроклятая рука! Не
Волки, Караибы - не слишком милые ребятишки. Пару раз подержали мне голову
под водой - просто ради спортивного интереса - Бог знает, почему они не
докончили дело.
Ко мне стал подкрадываться страх:
- А остальные? Молл... Клэр...
- Клэр я видел. Зомби бросили ее вон там, неподалеку - пока живую и
невредимую. Молл я не видел...
- Она... они ее довольно сильно ранили, Джип. - Я больше ничего не
хотел говорить, а он и не хотел услышать.
На какое-то время Джип замолчал, слышались бормочущие голоса Волков.
- Во всяком случае, шкипер здесь, и те, кто остался из экипажа.
- Джип... ты видел? Мэй Генри...
- И помощник - и Грей Колл, Паршивец Мак-Илвейн, Дикой Меррет - да, я
видел. Господи, аккуратную штуку они провернули. Взять меня - я сначала
наполовину боялся, что они захватили корабль - сразу, как увидел, что
замок - это ловушка. В этом был смысл - но когда я увидел, как они машут,
естественно, как ни в чем ни бывало... За этим стоит что-то большее, чем
просто Волки или эти индейцы. Здесь нужны мозги.
Я вздрогнул в прохладном бризе:
- Индейцы... а кто они вообще такие?
- Америнды. Караибы - за это даго и прозвали так море. После того,
как почти вырезали их или взяли в рабство. Они, в общем, неглупые ребята -
те, что остались. Только это не они.
- Ты хочешь сказать - это те, что здесь были изначально? Еще один
пережиток прошлого?
- Похоже, что так. - Джип замолчал - к нам приблизились шаги, на
минуту остановились, затем поспешили прочь. - Ты сказал - они сильно
ранили Молл?
- Она... может быть, она умерла, Джип.
- Тогда это будет их самая большая ошибка за всю жизнь, - наконец,
выговорил Джип - задумчиво, даже не мстительно. - Она... - Я услышал, как
он задохнулся и ахнул от удара башмака. Меня угостили следующим, не
слишком сильно, но прямо по почкам. Извиваясь, я только смутно осознавал,
что меня отвязывают от столба. Руки и ноги у меня были по-прежнему
связаны, меня потащили через траву, которая внезапно оборвалась на голой
каменистой почве, где меня и бросили. Я лежал, моргая и думая о том, каким
ярким казался свет факела, потом чья-то рука схватила меня за волосы,
подняла и поставила на колени, и я увидел два высоких костра, между ними -
белые камни и снующие туда-сюда темные фигуры.
В тот момент я не разглядел их, потому что неожиданно загремели цепи,
и вокруг моей шеи сомкнулось холодное, как лед, железо, больно прихватив
кожу. Я инстинктивно отпрянул - и понял, что не один. Клэр и все
оставшиеся в живых члены экипажа, среди них - Пирс, Хэндз и похожий на
краба маленький стюард, были брошены рядами на землю рядом со мной,
скованные между собой чем-то, напоминающим старинные шейные колодки рабов.
И рядом со мной, в неприятной близости, сидел сам Ле Стриж. Он поднял
верхнюю губу в неком подобии саркастического приветствия, но я уже не
обращал на него внимания, потому что следующей в ряду сидела Молл. Живая;
но ее голова свесилась, по лицу разливалась смертельная бледность и
толстый сгусток крови склеивал кудри на ее лбу. Ее опущенные глаза были
погасшими и затуманенными, и у меня упало сердце. Я понял, что у нее
сотрясение мозга, если не проломлен череп. Я как-то был свидетелем
дорожного происшествия, и там один тип выглядел именно так; он умер в
машине скорой помощи.
Сдавленное ругательство сообщило мне, что Джипа бросили прямо рядом
со мной.
- Ну, и что это такое? - резко спросил он. - Мы стоим в очереди на
жертвоприношение или как?
- Несомненно, - прошипел Стриж сквозь сжатые зубы. - Хотя я бы на
твоем месте не стал особенно туда торопиться.
Я знал, что он имеет в виду. Мои глаза стали привыкать к свету, и чем
больше я видел толпу, собиравшуюся здесь, тем меньше она мне нравилась.
Помимо Волков здесь были обычные мужчины и женщины и среди них немало
явных гаитян. Однако не все были чернокожими деревенского типа и выглядели
лучше откормленными и довольными жизнью. Остальные были мулатами -
могущественной аристократией Гаити - ухоженными созданиями, которые могли
прилететь из Лондона или Нью-Йорка. На их шеях и пальцах блестело золото,
в свете огня сверкали драгоценности; на некоторых были элегантные
напудренные парики и монокли, однако другие расхаживали в роговых очках и
носили на запястьях шикарные часы "Ролекс". Надетые на них тяжелые платья
были хорошего покроя, висевшие на них веверы и другие странные символы
сияли блестками и золотой канителью. Эти элегантные существа гротескно
смешивались с голыми караибами в их военной раскраске, однако последние
звенели столь же ценными украшениями: не просто медными побрякушками и
спиралями на руках, шее и лодыжках, но кольцами из чистого мягкого золота,
свисавшими из их изуродованных мочек, золотыми палочками, продетыми через
губы и носы и отсвечивавших красным в пламени костров. То там, то тут в
толпе мелькали белые лица - белые всех оттенков, бледные, как старый
пергамент, или бесцветно-белые, как у альбиносов; у многих из них тоже
были тяжелые серьги и украшения, сделанные по давно позабытой моде, зато у
других были явно современные прически и даже очки. Одна матрона с
волосами, выкрашенными в голубой цвет, разразилась украшениями из алмазной
пыли - чистое пижонство в стиле Палм-Бич, что выглядело здесь невероятно
гротескным и зловещим. У меня появилось странное чувство, что я наблюдал
сборище откуда-то издалека, из давних лет ужасной истории острова; и я
знал, что это могло быть правдой.
Но каково бы ни было их происхождение, раскачивавшиеся, теснившиеся
под этот мягкий сложный ритм, они все казались похожими, ужасающе
похожими. Если я когда-либо и ставил под сомнение братство людей, то в эту
ночь я увидел, как оно продефилировало передо мной - все, что было в нем
самого худшего и темного. Родство - ужасная штука, когда оно выражается в
холодном, всепожирающем взгляде, безжалостном, жестоком, совершенно
эгоистичном или откровенно злобствующем, оценивавшим нас как возможность
интересного шоу. Я мог представить, что так смотрели на своих пленников на
арене римляне, или хищные западные туристы в каком-нибудь отвратительном
бангкокском кабаре - больше с жестокостью и восторгом деградации, а не с
простым старинным вожделением. На меня это произвело меньше впечатления,
чем могло бы; я слишком беспокоился за Молл и Клэр. Но на мгновение мне
действительно пришло в голову, что можно быть и хуже, чем просто пустым.
Если моя жизнь была пустой, ничем, кроме амбиций, не заполненной, то она
хотя бы не была заполнена такими ощущениями, и ей не двигало то, что
двигало этими людьми. По крайней мере, моя пустота была нейтральной -
может, это было и не очень хорошо, но и не очень плохо, я ведь не обделял
никого, кроме себя. Или обделял?
В определенном смысле для меня это было примерно то же, что и удар по
голове - внезапный шок понимания. Они ведь тоже могли быть амбициозными,
эти люди, так же, как и я. Выглядели они во всяком случае именно так -
точно так, как и люди, которых я знал. Они могли вырезать из своих жизней
все остальное, так же, как я; получили все, что хотели и где хотели - и
что потом? Плато. Некуда больше идти или долгое-долгое ожидание. А что они
могли сделать потом? Я уже начинал ощущать ее, эту пустоту в моей жизни,
это грызущее недовольство - ровно с того момента на светофоре. Одни
амбиции, случайный секс - со временем я все меньше получал от них
удовольствия, от этих моих стерильных радостей. А когда они, наконец,
иссякнут, что тогда? Что бы я стал искать потом, чтобы заполнить свою
пустую жизнь? Какой кратчайший путь к наградам, которых, по моему мнению,
заслуживал, к свершениям, которыми, как мне казалось, был обделен? Что еще
я мог бы встретить, и при этом не распознать зло, ибо не оставил в себе
достаточно чувства, достаточно умения сопереживать, чтобы судить об этом?
А если допустить, что набрел бы на что-нибудь вроде этого... Неужели в
одно прекрасное утро я мог бы проснуться и увидеть тот же взгляд в своем
зеркале во время бритья?
Они кружили взад-вперед, болтали, пили, протягивали руки, чтобы,
проходя мимо, погладить высокие камни. Камень был запачкан и изранен
чем-то вроде дыма от костра: дым высвечивал на них какое-то подобие
знаков, грубо нацарапанные изображения, не заслуживавшие даже, чтобы их
назвали примитивным искусством. Они казались детскими, даже дурацкими, и
тем не менее это элегантное общество приветствовало их в почти чувственным
благоговением.
- Отведите меня на бал! - лаконично заметил Джип. - Что это их так
притягивает, старик? Какой-то ХУМФОР, правильно?
Стриж насмешливо ухмыльнулся:
- Более того, дитя! Ты можешь прочитать знаки на этих камнях? Думаю,
нет! Работа этих краснокожих дикарей, этих обезьян-КАРИБАЛОВ, вырезано до
того, как другие люди пришли на этот остров. Это СОБАГИ, алтарь, одна из
их древних святынь - а их культ, если ты помнишь, был весьма забавным.
- Подожди минутку, - сказал я, и у меня внутри вдруг все упало. - Их
именем названо не только море, верно? Карибалы... КАННИБАЛЫ?
- Сообразил, - сказал Джип. - Представляешь, как они дерутся из-за
наших останков? По мне - так пусть меня лучше слопают караибы - в любом
случае.
- Да? - Стриж сплюнул в пыль. В его голосе звучало ядовитое
презрение. - Чтобы они тебе живому раскроили бока и набили их травами и
перцем для вкуса? Они поклонялись жестоким богам, это племя, молясь, чтобы
их несчастные соседи служили пищей для их обрядов. Когда с ними смешались
рабы, выросшие в жестокости, сформировавшиеся под плетью и клеймом, - о,
они прекрасно поняли такое поклонение. Некоторые приняли его и соединили с
собственным колдовством Конго и жестокостями, которым научили их хозяева.
Тогда они стали поклоняться новому богу, тому, кто поставил себя выше
других, чьи ритуалы могли согнуть их и подчинить его воле. Культ гнева и
мести, черпающий свою силу из всего того, что обычные люди называют
низким.
Стриж обернулся ко мне, и на его костлявом лице играли разные эмоции:
- Ты, мальчишка - слышишь эти барабаны? Слышишь? Ты, кто не оставил
все как есть, стал вмешиваться в дела сил, которые выше твоего пустого
понимания! Это те барабаны, что я заставил тебя услышать там, далеко, за
океаном и закатом, - тамбур марингин. Они произносят имя, сначала тихо,
потом громче, до тех пор, пока холмы не запульсируют от боя, и весь город
или деревня задрожат и станут запирать двери, крепко прижимая к себе
талисманы, предохраняющие от волков-оборотней и пожирателей трупов. Ибо
это культ Петро, темный путь УАНГИ, левая тропа ВОДУНА, который может
коверкать и уродовать даже самих Невидимых, превращать их в порочное зло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61