Иногда
они внезапно шли прямо на меня, бешено сигналя, казалось, шли со всех
направлений, и мне приходилось уворачиваться и проталкиваться сквозь них
и, шатаясь, уходить прочь, пока они снова не подъехали.
Мое зрение было затуманено. Ощущение изоляции усилилось. Окружавшие
меня краски и шум, все, о чем сообщали мне мои чувства, казалось, имели
все меньше и меньше смысла, ничего не прибавляя ни к чему, ни к какой
вразумительной картине. Я чувствовал, что должен продолжать двигаться
любой ценой, чтобы этот хаотичный мир не мог сомкнуться надо мной и навеки
меня отрезать. Но я уже очень устал, и время от времени под моими ногами
земля неожиданно приподнималась, и я спотыкался. Сверху раздался знакомый
мне звук - вой кружащего реактивного самолета, но я видел только рисунок
бьющих в глаза огней, скользящих над пустотой и прикрыл глаза. Меня
притягивали тени и тишина, и каким-то образом после часов блужданий я
обнаружил, что бреду по маленьким улицам, пригородным аллеям, обрамленным
домами более уютными и менее враждебными. Но освещенные окна по-прежнему
злобно смотрели на меня, и мимо с шипением пролетали машины.
До тех пор, пока одна из них с поразительной внезапностью не
остановилась позади меня, скрипнув тормозами. Она встала прямо на бордюр.
Я круто развернулся, перепугавшись от неожиданности, и схватился за меч, а
потом замер, полусогнувшись, когда бело-голубой свет мигнул мне прямо в
глаза. Я никого не увидел, зато услышал голоса, твердые и резкие.
- ЭТО ОН! МЫ ЕГО ПОЙМАЛИ!
- УЧАСТОК? СВЯЖИТЕСЬ... ДА, МЫ КАК РАЗ СЛЕДУЕМ ЗА НИМ...
- СМОТРИ, СМОТРИ, ЗДОРОВЫЙ ПАРЕНЬ... ДАВАЙ С НИМ ПОЛАСКОВЕЙ... Эй,
паренек!
Я вздрогнул и отскочил, когда хлопнули двери пустой машины.
- Господи Иисусе, что это? Мачете? - я посмотрел вниз. Инстинктивно я
наполовину вытащил меч, и он выплевывал назад голубой свет, как ледяной
огонь.
- АЛЛО! ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ ВООРУЖЕН, ПОВТОРЯЮ - ВООРУЖЕН...
- Эй, парень! Мы хотим просто перекинуться парой слов, никому вреда
не будет! Так что убери свою палку, слышишь?
Я попятился и продолжал пятиться. Неожиданно в моей голове все ужасно
прояснилось. Я никак не попаду в доки из полицейской камеры - или из
психушки. Теперь я видел полицейского - дородного негра средних лет с
огромными седеющими усами: он старался, чтобы его голос звучал ободряюще,
но его толстая рука находилась рядом с расстегнутой кобурой. Второй, без
сомнения, будет прикрывать его из машины. Я в отчаянии огляделся, и опять
мое внимание привлекла темнота и тень: через дорогу между двумя домами
открывался разрыв, там над обвисшей проволокой разрастались деревья. Я еще
немного отступил, затем немного расслабился, наклонил голову, услышал, как
толстяк облегченно вздохнул, - и выхватил меч из ножен, описав им шипящую
дугу. Я не так хорошо управлялся с ним, как предполагал: меч, должно быть,
почти раздвинул его усы. Полицейский отскочил назад с изумленным взвизгом,
зацепился за гидрант и повалился навзничь. Это открыло мне путь, я сделал
огромный прыжок, прямо над ним, затем на крышу полицейской машины и дальше
- на дорогу, которая, к счастью, была пуста. Едва прыжка я достиг травы,
едва успел остановиться, чтобы не попасть под разукрашенный фургон, затем
помчался прочь, потому что только что рядом со мной просвистела пуля.
Фургон, скрипнув тормозами и отчаянно сигналя, описал дугу, от которой у
него, по-моему, сразу облысела резина, и встал на траве между иной и
полицейской машиной. Я добрался до изгороди, перепрыгнул через нее и
приземлился по самые лодыжки в замусоренной траве прежде, чем сообразил,
что, фигурально выражаясь, я здесь не один.
Если бы я лучше знал этот город, я бы не так удивился, приземлившись
на могиле, увидев впереди обширные ряды огромных внушительных надгробий,
разграбленных, заброшенных и заросших. Но сейчас это меня нисколько не
волновало. Разрушенный город мертвецов казался самым безопасным укрытием,
какое я только мог себе представить. Я побежал между могил, как человек,
отчаянно старающийся добраться назад, в свою собственную. Где-то позади я
услышал, как кто-то пытался перепрыгнуть через изгородь, но позорно
оскандалился. И опять во мне заговорила совесть: я совершенно ничего не
имел против этих полицейских. Мне ни капельки не нравилось то, что я
делал, - зато теперь им было меня не остановить.
Я петлял и нырял среди рядов мертвых, прыгая от дорожки к дорожке,
поворачивая и поворачивая, пока не потерял счет времени и направления.
Иногда я проскальзывал в полуобрушившиеся слепки с греческих и римских
усыпальниц, с трудом переводя дыхание в тяжелом воздухе и прислушиваясь,
не идет ли погоня, пока не убеждался, что погони нет. Не было ни малейшего
движения, ни дуновения ветерка. Я не мог упрекать полицейских за то, что
они оставили погоню: в этом месте можно было играть в прятки всю ночь, а
заросшие сорняком гравийные дорожки не оставляли следов. Если разобраться,
то я и сам не был уверен в том, с какой стороны пришел. Я огляделся.
Насколько хватало глаз, тянулись памятники, памятники, памятники, целый
горизонт могильных крестов, венков, изваяний ангелов и других, более
невероятных вещей. И никакого движения, даже дуновения ветерка не было в
этом свинцовом воздухе; никаких признаков того, что где-то рядом есть
город живых. Это придавало кладбищу какой-то вневременной налет, создавало
ощущение, что оно висит в воздухе. Должно быть, я был в самом его центре.
Зато, по крайней мере, поверхность земли здесь была достаточно ровной. Я
пошел дальше, ориентировочно в сторону, противоположную той, откуда
пришел. Мне ничего не оставалось - только идти, пока не наткнусь на
какую-нибудь стену...
Неожиданно меня пробрала дрожь, хотя ночь была теплой. Пробравший
меня холод был резким настолько, что напоминал электрический шок. Я
зацепил какой-то предмет - не траву, не камень...
И тут я чуть не расхохотался. Это было просто маленькое пугало,
высотой едва мне по грудь - на двух скрещенных палках висела старая
потрепанная шляпа и выцветший от времени и погоды фрак. Оно все заросло
сорняком. Я хотел рассмеяться, но от пробравшего меня холода у меня
слишком перехватило дыхание, и сердце бешено колотилось. Я дико огляделся
по сторонам, но больше здесь ничего не было, ничего, кроме теплого
ветерка, шевелившего ветви деревьев; эта группа памятников ничем не
отличалась от остальных. Поваленные, разбитые, исписанные рисунками, как и
все прочие - правда, завитки, спирали и нацарапанные круги показались мне
необычными. Такими, словно их нанесли светящейся краской, или они как-то
странно разлагались. Мне где-то раньше приходилось видеть нечто подобное,
но не так отчетливо. Здесь, в непроглядной темноте казалось, что их
окружает слабое зеленое сияние, и даже не такое уж слабое. Когда глаза
привыкали, рядом с ним почти можно было разглядеть...
Раздалось легкое скребущее царапанье, и я вздрогнул. Я круто
развернулся, воображая себе какого-нибудь пылающего местью и жаждущего
нажать на курок полицейского, однако для него звук был слишком слабым. Под
одним из обезличенных памятников шевелилась трава; стало быть, я
потревожил какое-то маленькое животное. Что у них тут водится? Опоссумы,
ленточные змеи... Я наклонился, чтобы посмотреть.
А потом я отскочил с пронзительным воплем, который мог просто
расколоть воздух по всему кладбищу. Нацарапанный на памятнике силуэт
сверкнул ослепительной вспышкой пламени, а рядом с ним прямо перед моим
лицом замахала рука, высунувшаяся из земли. Земля подо мной поднялась и
почти бросила меня в эту руку, но я, шатаясь, удержал равновесие и
повернулся, собираясь бежать. Впереди меня гравий раздулся и изогнулся
горбом, словно под ним полз какой-то могучий червь, и отбросил меня назад.
Я упал. Держа в одной руке меч, я выбросил другую и вонзил в землю пальцы,
чтобы удержаться - а потом едва успел их отдернуть. Под гравием что-то
щелкнуло и захлопнулось, словно рыба бросилась на муху. Земля снова
содрогнулась в конвульсиях. Кусты бешено закачались и упали, с глухим
стуком опрокинулось одно надгробие, за ним второе, остальные тряслись и
крошились. Качающаяся голова ангела отвалилась, ударилась о землю и
подкатилась почти к моим ногам. А вокруг меня поднималась земля, цеплялись
пальцы, рука тянулась вверх, как какое-то растение, выраставшее в
замедленной съемке.
И тут позади меня раздалось противное тихое хихиканье.
Я круто развернулся. Маленькое пугало тоже выросло, теперь оно
возвышалось надо мной - огромная тощая фигура, загораживавшая мне проход,
поднимая пустой рукав. Под ним хрустели сорняки, сорняки с длинными,
глубоко проросшими корнями, разжиревшие на тучной почве. Единственный
палец, костлявый и изъеденный - что это было: прут или кость? - скрючился
прямо перед моим лицом. Допотопная шляпа слегка наклонилась вбок, и в моих
ушах зашелестел звук, шипящий и щекочущий, как близкий шепот, - только он
звучал в обоих ушах одновременно. Голос. В какое-то мгновение - как шелест
сухих листьев, а через минуту - тягучий, булькающий, жуткий:
Bas 'genoux, fi' de malheu'! Fai'e moa bonneu'!
Еще хуже было то, что я понял: в этих словах есть смысл. Это был
какой-то исковерканный французский или жаргон или диалект, я такого
никогда не слышал. Говорил он с сильным акцентом, но я понял. Он
приказывал мне склониться и воздать почести...
Li es' royaume moan -
Li est moa qui 'reigne 'ci!
Ne pas passer par' li
Sans hommage 'rendu!
Здесь мое царство -
Здесь я правлю!
Здесь нельзя пройти,
Не поклонившись... (искаж. франц.)
Чье царство? Кому поклоняться? Я не мог пошевелиться. Отчаянная
паника подхватила мои мысли, как порыв ветра из открытого окна, и рассеяла
их по всем возможным направлениям. Неожиданно, издав визгливый хруст,
палец ударил меня прямо в середину лба. Он попал в повязку. Последовало
что-то вроде высоковольтного разряда или беззвучного взрыва, и свет
вспыхнул не у меня перед глазами, а где-то в мозгу.
- Черта с два! - рявкнул я. Слишком перепуганный, чтобы что-то
соображать, я рубанул рукой. То, что в именно в этой руке оказался меч,
было чистым везением или инстинктом. Ощущение было такое, что я рубанул
какой-нибудь забор. Шляпа взлетела вверх, конец палки отлетел в сторону, а
рваный сюртук свалился в кучу бескостных рук. Толстые стебли сорняков
обломились, источая зловонный сок, мне в лицо вековой могильной пылью
ударила пыльца, и я расчихался. Что-то - может быть, стебли шиповника -
вцепилось мне в лодыжки. Я снова закричал, вырвался от них и рванулся
прочь, спасая свою жизнь, а, может, и нечто большее. В эту минуту вид
полицейского с его пистолетом мог показаться мне самым прекрасным зрелищем
на свете - или уж, на худой конец, настоящий свет. Мне почти показалось,
что какой-то просвет есть - где-то впереди; теплое неясное сияние, высоко
над тенями могил, бесконечно теплое и казавшееся таким надежным. Я зайцем
помчался в ту сторону, так быстро, как мог. Что бы это ни было, в тот
момент оно было мне нужно, просто необходимо. Я боялся, что оно исчезнет и
оставит меня темноте, шелестевшей за мной по пятам.
Оно не исчезло. Свет сиял ровно и разрастался, пока на его фоне не
выступили деревья; это был большой маяк реальности - наверное, уличные
фонари. Все, что я слышал, был стук крови в висках и мое дыхание, и то, и
другое - очень тяжелые. Мою грудь и голову словно сжимали железные обручи.
Но надгробия стали редеть, между ними открывался просвет; здесь была
стена, а за ней - снова ограда, менее разрушенная, чем другие. Не
останавливаясь, я вскочил на один из камней, расположенных у стены, с
камня - на стену и схватился за проволоку. К счастью, проволока не были ни
колючей, ни электрифицированной. На последнем, отчаянном дыхании я
подтянулся, перелез через нее и свалился вниз, приземлившись среди
каких-то жестких сорняков футах в двенадцати внизу - и побежал. Я бежал до
тех пор, пока не наткнулся на что-то твердое и упал, всхлипывая, на колени
прямо у кромки света.
А потом я весь съежился и отшатнулся, ибо земля задрожала. Со
стремительным шипящим стуком и клацаньем, с одиноким заунывным воплем у
меня перед глазами промчалось нечто огромное: нескончаемая цепь бегущих
теней, закрывавших от меня свет, весь мир.
Когда гром прошел мимо, и свет снова стал ярким, ко мне потихоньку
стали возвращаться обрывки соображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
они внезапно шли прямо на меня, бешено сигналя, казалось, шли со всех
направлений, и мне приходилось уворачиваться и проталкиваться сквозь них
и, шатаясь, уходить прочь, пока они снова не подъехали.
Мое зрение было затуманено. Ощущение изоляции усилилось. Окружавшие
меня краски и шум, все, о чем сообщали мне мои чувства, казалось, имели
все меньше и меньше смысла, ничего не прибавляя ни к чему, ни к какой
вразумительной картине. Я чувствовал, что должен продолжать двигаться
любой ценой, чтобы этот хаотичный мир не мог сомкнуться надо мной и навеки
меня отрезать. Но я уже очень устал, и время от времени под моими ногами
земля неожиданно приподнималась, и я спотыкался. Сверху раздался знакомый
мне звук - вой кружащего реактивного самолета, но я видел только рисунок
бьющих в глаза огней, скользящих над пустотой и прикрыл глаза. Меня
притягивали тени и тишина, и каким-то образом после часов блужданий я
обнаружил, что бреду по маленьким улицам, пригородным аллеям, обрамленным
домами более уютными и менее враждебными. Но освещенные окна по-прежнему
злобно смотрели на меня, и мимо с шипением пролетали машины.
До тех пор, пока одна из них с поразительной внезапностью не
остановилась позади меня, скрипнув тормозами. Она встала прямо на бордюр.
Я круто развернулся, перепугавшись от неожиданности, и схватился за меч, а
потом замер, полусогнувшись, когда бело-голубой свет мигнул мне прямо в
глаза. Я никого не увидел, зато услышал голоса, твердые и резкие.
- ЭТО ОН! МЫ ЕГО ПОЙМАЛИ!
- УЧАСТОК? СВЯЖИТЕСЬ... ДА, МЫ КАК РАЗ СЛЕДУЕМ ЗА НИМ...
- СМОТРИ, СМОТРИ, ЗДОРОВЫЙ ПАРЕНЬ... ДАВАЙ С НИМ ПОЛАСКОВЕЙ... Эй,
паренек!
Я вздрогнул и отскочил, когда хлопнули двери пустой машины.
- Господи Иисусе, что это? Мачете? - я посмотрел вниз. Инстинктивно я
наполовину вытащил меч, и он выплевывал назад голубой свет, как ледяной
огонь.
- АЛЛО! ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ ВООРУЖЕН, ПОВТОРЯЮ - ВООРУЖЕН...
- Эй, парень! Мы хотим просто перекинуться парой слов, никому вреда
не будет! Так что убери свою палку, слышишь?
Я попятился и продолжал пятиться. Неожиданно в моей голове все ужасно
прояснилось. Я никак не попаду в доки из полицейской камеры - или из
психушки. Теперь я видел полицейского - дородного негра средних лет с
огромными седеющими усами: он старался, чтобы его голос звучал ободряюще,
но его толстая рука находилась рядом с расстегнутой кобурой. Второй, без
сомнения, будет прикрывать его из машины. Я в отчаянии огляделся, и опять
мое внимание привлекла темнота и тень: через дорогу между двумя домами
открывался разрыв, там над обвисшей проволокой разрастались деревья. Я еще
немного отступил, затем немного расслабился, наклонил голову, услышал, как
толстяк облегченно вздохнул, - и выхватил меч из ножен, описав им шипящую
дугу. Я не так хорошо управлялся с ним, как предполагал: меч, должно быть,
почти раздвинул его усы. Полицейский отскочил назад с изумленным взвизгом,
зацепился за гидрант и повалился навзничь. Это открыло мне путь, я сделал
огромный прыжок, прямо над ним, затем на крышу полицейской машины и дальше
- на дорогу, которая, к счастью, была пуста. Едва прыжка я достиг травы,
едва успел остановиться, чтобы не попасть под разукрашенный фургон, затем
помчался прочь, потому что только что рядом со мной просвистела пуля.
Фургон, скрипнув тормозами и отчаянно сигналя, описал дугу, от которой у
него, по-моему, сразу облысела резина, и встал на траве между иной и
полицейской машиной. Я добрался до изгороди, перепрыгнул через нее и
приземлился по самые лодыжки в замусоренной траве прежде, чем сообразил,
что, фигурально выражаясь, я здесь не один.
Если бы я лучше знал этот город, я бы не так удивился, приземлившись
на могиле, увидев впереди обширные ряды огромных внушительных надгробий,
разграбленных, заброшенных и заросших. Но сейчас это меня нисколько не
волновало. Разрушенный город мертвецов казался самым безопасным укрытием,
какое я только мог себе представить. Я побежал между могил, как человек,
отчаянно старающийся добраться назад, в свою собственную. Где-то позади я
услышал, как кто-то пытался перепрыгнуть через изгородь, но позорно
оскандалился. И опять во мне заговорила совесть: я совершенно ничего не
имел против этих полицейских. Мне ни капельки не нравилось то, что я
делал, - зато теперь им было меня не остановить.
Я петлял и нырял среди рядов мертвых, прыгая от дорожки к дорожке,
поворачивая и поворачивая, пока не потерял счет времени и направления.
Иногда я проскальзывал в полуобрушившиеся слепки с греческих и римских
усыпальниц, с трудом переводя дыхание в тяжелом воздухе и прислушиваясь,
не идет ли погоня, пока не убеждался, что погони нет. Не было ни малейшего
движения, ни дуновения ветерка. Я не мог упрекать полицейских за то, что
они оставили погоню: в этом месте можно было играть в прятки всю ночь, а
заросшие сорняком гравийные дорожки не оставляли следов. Если разобраться,
то я и сам не был уверен в том, с какой стороны пришел. Я огляделся.
Насколько хватало глаз, тянулись памятники, памятники, памятники, целый
горизонт могильных крестов, венков, изваяний ангелов и других, более
невероятных вещей. И никакого движения, даже дуновения ветерка не было в
этом свинцовом воздухе; никаких признаков того, что где-то рядом есть
город живых. Это придавало кладбищу какой-то вневременной налет, создавало
ощущение, что оно висит в воздухе. Должно быть, я был в самом его центре.
Зато, по крайней мере, поверхность земли здесь была достаточно ровной. Я
пошел дальше, ориентировочно в сторону, противоположную той, откуда
пришел. Мне ничего не оставалось - только идти, пока не наткнусь на
какую-нибудь стену...
Неожиданно меня пробрала дрожь, хотя ночь была теплой. Пробравший
меня холод был резким настолько, что напоминал электрический шок. Я
зацепил какой-то предмет - не траву, не камень...
И тут я чуть не расхохотался. Это было просто маленькое пугало,
высотой едва мне по грудь - на двух скрещенных палках висела старая
потрепанная шляпа и выцветший от времени и погоды фрак. Оно все заросло
сорняком. Я хотел рассмеяться, но от пробравшего меня холода у меня
слишком перехватило дыхание, и сердце бешено колотилось. Я дико огляделся
по сторонам, но больше здесь ничего не было, ничего, кроме теплого
ветерка, шевелившего ветви деревьев; эта группа памятников ничем не
отличалась от остальных. Поваленные, разбитые, исписанные рисунками, как и
все прочие - правда, завитки, спирали и нацарапанные круги показались мне
необычными. Такими, словно их нанесли светящейся краской, или они как-то
странно разлагались. Мне где-то раньше приходилось видеть нечто подобное,
но не так отчетливо. Здесь, в непроглядной темноте казалось, что их
окружает слабое зеленое сияние, и даже не такое уж слабое. Когда глаза
привыкали, рядом с ним почти можно было разглядеть...
Раздалось легкое скребущее царапанье, и я вздрогнул. Я круто
развернулся, воображая себе какого-нибудь пылающего местью и жаждущего
нажать на курок полицейского, однако для него звук был слишком слабым. Под
одним из обезличенных памятников шевелилась трава; стало быть, я
потревожил какое-то маленькое животное. Что у них тут водится? Опоссумы,
ленточные змеи... Я наклонился, чтобы посмотреть.
А потом я отскочил с пронзительным воплем, который мог просто
расколоть воздух по всему кладбищу. Нацарапанный на памятнике силуэт
сверкнул ослепительной вспышкой пламени, а рядом с ним прямо перед моим
лицом замахала рука, высунувшаяся из земли. Земля подо мной поднялась и
почти бросила меня в эту руку, но я, шатаясь, удержал равновесие и
повернулся, собираясь бежать. Впереди меня гравий раздулся и изогнулся
горбом, словно под ним полз какой-то могучий червь, и отбросил меня назад.
Я упал. Держа в одной руке меч, я выбросил другую и вонзил в землю пальцы,
чтобы удержаться - а потом едва успел их отдернуть. Под гравием что-то
щелкнуло и захлопнулось, словно рыба бросилась на муху. Земля снова
содрогнулась в конвульсиях. Кусты бешено закачались и упали, с глухим
стуком опрокинулось одно надгробие, за ним второе, остальные тряслись и
крошились. Качающаяся голова ангела отвалилась, ударилась о землю и
подкатилась почти к моим ногам. А вокруг меня поднималась земля, цеплялись
пальцы, рука тянулась вверх, как какое-то растение, выраставшее в
замедленной съемке.
И тут позади меня раздалось противное тихое хихиканье.
Я круто развернулся. Маленькое пугало тоже выросло, теперь оно
возвышалось надо мной - огромная тощая фигура, загораживавшая мне проход,
поднимая пустой рукав. Под ним хрустели сорняки, сорняки с длинными,
глубоко проросшими корнями, разжиревшие на тучной почве. Единственный
палец, костлявый и изъеденный - что это было: прут или кость? - скрючился
прямо перед моим лицом. Допотопная шляпа слегка наклонилась вбок, и в моих
ушах зашелестел звук, шипящий и щекочущий, как близкий шепот, - только он
звучал в обоих ушах одновременно. Голос. В какое-то мгновение - как шелест
сухих листьев, а через минуту - тягучий, булькающий, жуткий:
Bas 'genoux, fi' de malheu'! Fai'e moa bonneu'!
Еще хуже было то, что я понял: в этих словах есть смысл. Это был
какой-то исковерканный французский или жаргон или диалект, я такого
никогда не слышал. Говорил он с сильным акцентом, но я понял. Он
приказывал мне склониться и воздать почести...
Li es' royaume moan -
Li est moa qui 'reigne 'ci!
Ne pas passer par' li
Sans hommage 'rendu!
Здесь мое царство -
Здесь я правлю!
Здесь нельзя пройти,
Не поклонившись... (искаж. франц.)
Чье царство? Кому поклоняться? Я не мог пошевелиться. Отчаянная
паника подхватила мои мысли, как порыв ветра из открытого окна, и рассеяла
их по всем возможным направлениям. Неожиданно, издав визгливый хруст,
палец ударил меня прямо в середину лба. Он попал в повязку. Последовало
что-то вроде высоковольтного разряда или беззвучного взрыва, и свет
вспыхнул не у меня перед глазами, а где-то в мозгу.
- Черта с два! - рявкнул я. Слишком перепуганный, чтобы что-то
соображать, я рубанул рукой. То, что в именно в этой руке оказался меч,
было чистым везением или инстинктом. Ощущение было такое, что я рубанул
какой-нибудь забор. Шляпа взлетела вверх, конец палки отлетел в сторону, а
рваный сюртук свалился в кучу бескостных рук. Толстые стебли сорняков
обломились, источая зловонный сок, мне в лицо вековой могильной пылью
ударила пыльца, и я расчихался. Что-то - может быть, стебли шиповника -
вцепилось мне в лодыжки. Я снова закричал, вырвался от них и рванулся
прочь, спасая свою жизнь, а, может, и нечто большее. В эту минуту вид
полицейского с его пистолетом мог показаться мне самым прекрасным зрелищем
на свете - или уж, на худой конец, настоящий свет. Мне почти показалось,
что какой-то просвет есть - где-то впереди; теплое неясное сияние, высоко
над тенями могил, бесконечно теплое и казавшееся таким надежным. Я зайцем
помчался в ту сторону, так быстро, как мог. Что бы это ни было, в тот
момент оно было мне нужно, просто необходимо. Я боялся, что оно исчезнет и
оставит меня темноте, шелестевшей за мной по пятам.
Оно не исчезло. Свет сиял ровно и разрастался, пока на его фоне не
выступили деревья; это был большой маяк реальности - наверное, уличные
фонари. Все, что я слышал, был стук крови в висках и мое дыхание, и то, и
другое - очень тяжелые. Мою грудь и голову словно сжимали железные обручи.
Но надгробия стали редеть, между ними открывался просвет; здесь была
стена, а за ней - снова ограда, менее разрушенная, чем другие. Не
останавливаясь, я вскочил на один из камней, расположенных у стены, с
камня - на стену и схватился за проволоку. К счастью, проволока не были ни
колючей, ни электрифицированной. На последнем, отчаянном дыхании я
подтянулся, перелез через нее и свалился вниз, приземлившись среди
каких-то жестких сорняков футах в двенадцати внизу - и побежал. Я бежал до
тех пор, пока не наткнулся на что-то твердое и упал, всхлипывая, на колени
прямо у кромки света.
А потом я весь съежился и отшатнулся, ибо земля задрожала. Со
стремительным шипящим стуком и клацаньем, с одиноким заунывным воплем у
меня перед глазами промчалось нечто огромное: нескончаемая цепь бегущих
теней, закрывавших от меня свет, весь мир.
Когда гром прошел мимо, и свет снова стал ярким, ко мне потихоньку
стали возвращаться обрывки соображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61