Ладно, пойду туда. Короткий коридор привел меня к лестнице наверх. Я шагала по ступенькам виток за витком, колокольчик молчал. Страшно мне не было, честное слово. Я хотела узнать, наконец, зачем я здесь, в этом мире? Где Нана? Что Костею все-таки от нас всех надо?
Лестница опять привела меня в коридор. Мне что, больше делать нечего, как по его коридорам разгуливать? И вообще, что это за планировка и что за дизайн? Только я хотела вслух все высказать, как коридор закончился. Теперь я стояла в портретной галерее. Ну да! Самой настоящей! Вдоль стен были развешаны портреты самых разных людей. Ну и рожи! Концентрация всех пороков.
Сначала я думала, что это предки Костея. Тогда было бы понятно, в кого он такой урод! Но уж больно разными и непохожими были собранные здесь лица. Вот этот — явный поморич. А это знакомый тип цыгано-монгольского гибрида — степич. А эта женщина из породы древних — крючковатый нос, крупные выпирающие зубы. Лица крайне неприятные. Говорю же, концентрация всех пороков! Вот этот тип — типичный Плюшкин. Этот тоже от жадности, видать, помер. В глазах такая алчность, что за рубль до Америки на брюхе доползет. Этот явный пропойца, а эта так и пышет злобой на всех и вся.
Тут и распутники, и бандиты, и откровенные маньяки. Что за собрание моральных уродов? Эта заплывшая харя наверняка принадлежит обжоре. А этот при жизни был садистом, зуб даю! Портретов много, очень много, очень… И все типы какие-то нравственные уроды. О! Знакомое лицо! На портрете красовался в своих павлиньих тряпках певец. Тот самый заморский певец с чудным голосом, что должен был вы красть меня с заставы. А рядом угрюмая тетка-мужик, что уселся на колья во рву. До меня начало доходить, что это за вернисаж!
Этот паноптикум и есть основа и источник жизни Костея! За исполнение каких желаний были куплены эти души? Вот тебе, певец, земная слава и обожание фанаток казалось куда достойнее и важнее бессмертия души? Недолго же ты ими наслаждался, а кто тебя сейчас помнит? А вот ты, точно голубой, продал душу за чужие задницы? Не дешево? А еще мрачная рожа ревнивца и самодура, какая страсть съела тебя? За что ты расстался с бессмертной душой — за право мучить любимую женщину? Но ведь что такое любовь, ты так никогда и не узнал! Любовь дается как дар, а не покупается и не берется силой, глупец!
Один из последних портретов в этой галерее привлек мое внимание. Красивая, очень красивая женщина, совсем непривычного для этой земли типа. Откуда ты, красавица? Ее лицо портили только губы, выдававшие сладострастную и распутную натуру. Я видела такие губы у спившейся вокзальной проститутки. Богато и вычурно одета, холеные пальцы в перстнях, дорогущее ожерелье на шее, диадема в бриллиантах. А не княгиня ли это полесичей? Бесстыжая и распутная, получившая при тронутом умом муже возможность предаваться любым страстям и порокам?
Что-то еще не давало мне пройти мимо. Я постаралась разглядеть ее вторым зрением, на тонком плане. И отшатнулась! Под высокомерной и презрительной маской пряталось другое лицо — искаженное муками. Ужас и страдание изменили портретное лицо до неузнаваемости. Отчаяние безысходности и обреченность такие, что не хватит слов высказать!
Так. Я поняла. Те люди мертвы и, значит, души их выпиты. А княгиня жива, и душа ее будет мучиться и страдать от осознания своей обреченности и невозможности что-то исправить, пока хозяйка ее наслаждается, исполняя свои самые порочные и низменные желания. Да за одно это Костей будет проклят вовеки веков. Нет, не должен он жить и осквернять землю своим присутствием. Не должен. Таких «живых» портретов я обнаружила только два. Больше их появляться не должно.
На втором «живом» портрете был изображен мужчина лет тридцати. Арийского типа. А это еще что за белокурая бестия в странном наряде? Жесткое и властное лицо. Этот человек привык повелевать и не терпит неповиновения. Что тебя-то привело в эту галерею? Жажда власти? Скорее всего. Власть пьянит пуще вина и любой женщины. Неужели ни одному из вас не пришло в голову, что все, к чему вы стремились и что получили, — мираж? И все это не стоит ваших душ? Неужели не нашлось никого, кто сумел бы вам это объяснить? Как горько!
Галерея кончилась, и я вступила в черный зал. Я даже вздрогнула! Это был зал из моего сна! Абсолютно черный, огромный, с колон нами, вычурно и безумно дорого украшенный. Стены затянуты бархатными драпировками с орнаментом из драгоценных камней. Колонны украшены сложной резьбой и инкрустированы опять-таки драгоценными камнями. На полу черный мягкий ковер. А для пущего антуража вдоль стен и ряда колонн выставлены раскрытые сундуки со всевозможными ювелирными изделиями и золотыми монетами. Прямо пещера разбойника Хасана, а я — Али-Баба.
Как только я шагнула в зал, моя водяная защита рассыпалась пылью и испарилась. Нет, атаки на меня не было, и тревожный колокольчик молчал. Просто в зале… Не знаю даже, как объяснить. Костею теперь уже известно, что я пользуюсь магией стихий, он не зря привел меня именно сюда. Здесь…
Вот однажды в городе Брно я сдуру потащилась на экскурсию в местный мужской монастырь. В подвалы этого монастыря помещали умерших монахов, как в склеп. И там был такой микроклимат и такая вентиляция, что покойники естественным образом превращались в мумии. Представьте мрачное подземелье, уставленное рядами носилок с мумиями, плот но облепленными истлевшими покрывалами. Можно даже разглядеть выражение лица! Нам хватило и десяти минут на ту экскурсию. Из подвала мы вылезли в пять раз быстрее, чем спускались.
Так вот, в том подземелье было больше жизни, чем в этом роскошном зале. Здесь, казалось, даже время остановилось навсегда. Стихии, они ведь живые. А тут не было стихий, потому что не было жизни. Я не смогу использовать свой дар и пользоваться молниями, водяным оружием, управлять воздухом и разговаривать с землей. Может быть, Костей специально перед встречей со мной сумел так экранировать от жизни этот зал, а может, это условие его собственного существования? Яська говорил, что Костей, в сущности, уже мертв. Ладно, пусть здесь невозможна магия стихий. Ничего, при мне мое воображение осталось и еще осиновый посох. Тоже сгодится. Хрен ты меня возьмешь за просто так.
Зал тянулся и тянулся. Чернота скрадывала перспективу, хотя и было светло. Я бодро ша гала вперед, но мне эта экскурсия уже поднадоела. Наконец-то я вышла в центр зала, свободного от колонн. В центре стоял величественный трон. Конечно, черного цвета и, разумеется, весь из золота и в драгоценностях. Ну, стиль такой у местного князька. Чтобы все сверкало и переливалось на черном фоне — у богатых свои, значит, причуды. А на троне восседал в черно-белом одеянии маленький сухонький мужичок. Внешне похож на Нану: коричневое лицо, крючковатый нос, крупные лошадиные зубы. Весь иссох и сморщился, но поза величественная, куда там! Головенка надменно вскинута, высокомерия — хоть ведрами черпай!
Однако заговорил со мной ласково:
— Я рад, что мы наконец встретились! Как долго ждал я тебя!
— Зачем?
— Я хочу исполнить твои самые заветные желания!
— Ишь ты, Санта-Клаус нашелся. С чего бы такая благотворительность?
— Ну-у! Девочка моя, почему такой скепсис, откуда такое недоверие? А-а! Понимаю, понимаю! Тебе наговорили обо мне таких гадостей… Ты же умница, не спеши судить с чужого голоса. Узнай меня получше, вовсе я не такой злодей, как рассказывают обо мне завистники.
— Да кому ты нужен, завидовать тебе?
— О-о-о! Я самый могущественный в этом, и не только этом, мире! Я могу такое, чего не может никто!
Ну, понес. Явная мания величия у дедка. Я как-то отвлеклась от его разглагольствований и витийства. Скучно. Стою, думаю о своем — девичьем. Как бы мне с ним покончить да свалить отсюда? Не могу же я его убить! Одно дело — понимание, что он не должен жить, осквернять землю своим на ней присутствием. Так и Великие Кедры судили. Другое дело — самой его убить. Да, мне уже приходилось убивать здесь волколаков и акуленышей, корявней и бучило. Но это монстры все, порождение зло го разума. Таких Франкенштейнов необходимо уничтожать. А этот-то все равно человек, хоть и чудовище по человеческим меркам. Блин! Что же делать-то?
Самое интересное, что мне и в голову не приходило, что скорее он меня убьет и не задумается. О себе я даже и не думала. Как в том анекдоте: «Ой, однако, правда не подумали — где же мы вас хоронить-то будем?» Я стою, раздумываю, а дед все шелестит и шелестит вкрадчиво. Послушать хоть — о чем это он.
— Подумай, — ласково звучал его голос, — все мужчины будут у твоих ног. Они будут сходить с ума от любви к тебе! Как великой милости будут ждать твоего взгляда! Одного только взгляда! Они будут счастливы исполнять любые твои капризы и прихоти, а уж как они будут стараться для тебя в постели! Все, что ты хочешь…
— Ты, дед, чего мелешь? Я тебе что?… Ну, ничего себе — нимфоманку нашел! Тоже мне маньяк сексуальный! Ты еще ремни черные на себя нацепи да картинки скабрезные по стенам развесь. Охренел совсем под старость-то?
— Да ведь это твои мечты! — в его голосе впервые прозвучала нотка растерянности. — Разве не ты зачитывалась Камасутрой? Так ведь, кажется, называется ваша Библия секса? Очнись, девочка, не гарнизон какой-то, а армии мужчин всего мира будут жаждать твоей взаимности!
— На что намекаешь, пенек замшелый? Ты из меня гарнизонную шлюху не лепи! Да за один такой намек морду бьют! И про какую это Камасутру ты толкуешь? Я ее и в руках не держала — не то что зачитываться. Ты, маразматик хренов, меня ни с кем не путаешь?
И тут до меня кое-что стало доходить. Е-мое! Ведь с бумагами в тот злополучный день должна была идти Ленка! А мне надо было встречать делегацию смежников и весь день их опекать. На беду, там был один мужчинка, красавец — импозантный, седоватый, с бархатными карими глазами и ласковой улыбкой на чувственных губах. Я таких терпеть не могу — козлы сладострастные! А Ленка сразу запала, у нее же крыша наполовину сорвана в сторону мужиков. Она чуть ли не на колени передо мной пала, чтобы нам местами поменяться. Клялась, что с начальником сама разберется, обещала чуть ли не горы золотые! Ленку поддержал весь от дел, предвкушая веселое представление.
— Я шефу скажу, что у меня колено болело. Я не могла далеко ходить. Во! — Ленка задрала юбку, чтобы показать воображаемому шефу самое красивое, что в ней было, — колено. — Ну, хочешь, я тебе бутылку коньяка куплю и французские духи? Выпьем потом вместе?
— Коньяк или духи?
— Все! И еще помаду! — Ленка даже не в состоянии была понять, отчего весь отдел покатывается от хохота. В глазах у Ленки стоял сейчас седовласый красавец — мечта всей Ленкиной жизни.
И я сдалась. И пошла с теми бумагами по делам прямиком в капкан, поставленный на Ленку! Так, я уже поняла, в чем твоя сила и твое бессмертие, козел облезлый! Ловишь людей на их несбыточных мечтах, на их пороках, а потом загребаешь жар ихними руками. На чем ты поймал певца? На нестерпимом желании стать звездой, несмотря на свою бездарность? Ты дал ему талант и взамен потребовал душу, а потом и жизнь? Вот только душонка у него оказалась мелконькой да темненькой? Купить настоящую душу за исполнение порочных желаний? Вот тут ты ошибаешься, пожиратель мелких душ. Настоящая душа не продается. Тем более за пороки. А если продается, значит, ее величие кажущееся. И, значит, ты снова оказываешься банкротом.
Я не из великих, я обыкновенная. Но тебе меня не купить. Ты можешь отнять мою жизнь, как отнял ее у Наны, у Добродя и Рыся. Как отнял ее своими неправедными делами у миллионов людей и нелюдей. Но мою душу ты не получишь. Потому что душа больше жизни. Потому что без души — это не жизнь, а лишь жалкое ее подобие. Такого подобия мне не надо. Пусть жизнь покинет мое тело, а душа вернется к Создателю. Но она снова придет на землю в новом теле, и я снова буду с тобой сражаться. Потому что ты — язва смердящая на ткани мироздания, и тебя быть не должно. А пока я жива, попробуй отними у меня эту жизнь. Хрен тебе, а не душа!
А может, моя собственная душа тебе не так и важна? Ты подарил бы талант сводить мужчин с ума от желания обладать мною, а сам стал бы сутенером? И приторговывал бы мною, покупая души? Здорово придумал! Только как же ты вышел на Ленку? Неужели ее неутоленная жажда любви приняла форму смертного греха прелюбодеяния и размер вселенской мании? Так что даже в другом мире стало возможным уловить ее грешные желания и выследить сам источник этих желаний! Ну и ну!
Похоже, и этот сморчок кое-что допетрил!
— Ты… Ты… Ты не та, что мне была нужна! Ты кто?!
— Хрен в пальто. Дошло, чучело облезлое?
— Да как ты смеешь со мной… Со мной!! — Потрясение от неожиданного открытия было столь велико, что дедок стал лиловым. Да я еще ТАК с ним разговариваю. Он поди таких оскорблений за всю жизнь не слыхал. А ведь мнит себя владыкой мира. У меня уж надежда появилась, что он сам по себе помрет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Лестница опять привела меня в коридор. Мне что, больше делать нечего, как по его коридорам разгуливать? И вообще, что это за планировка и что за дизайн? Только я хотела вслух все высказать, как коридор закончился. Теперь я стояла в портретной галерее. Ну да! Самой настоящей! Вдоль стен были развешаны портреты самых разных людей. Ну и рожи! Концентрация всех пороков.
Сначала я думала, что это предки Костея. Тогда было бы понятно, в кого он такой урод! Но уж больно разными и непохожими были собранные здесь лица. Вот этот — явный поморич. А это знакомый тип цыгано-монгольского гибрида — степич. А эта женщина из породы древних — крючковатый нос, крупные выпирающие зубы. Лица крайне неприятные. Говорю же, концентрация всех пороков! Вот этот тип — типичный Плюшкин. Этот тоже от жадности, видать, помер. В глазах такая алчность, что за рубль до Америки на брюхе доползет. Этот явный пропойца, а эта так и пышет злобой на всех и вся.
Тут и распутники, и бандиты, и откровенные маньяки. Что за собрание моральных уродов? Эта заплывшая харя наверняка принадлежит обжоре. А этот при жизни был садистом, зуб даю! Портретов много, очень много, очень… И все типы какие-то нравственные уроды. О! Знакомое лицо! На портрете красовался в своих павлиньих тряпках певец. Тот самый заморский певец с чудным голосом, что должен был вы красть меня с заставы. А рядом угрюмая тетка-мужик, что уселся на колья во рву. До меня начало доходить, что это за вернисаж!
Этот паноптикум и есть основа и источник жизни Костея! За исполнение каких желаний были куплены эти души? Вот тебе, певец, земная слава и обожание фанаток казалось куда достойнее и важнее бессмертия души? Недолго же ты ими наслаждался, а кто тебя сейчас помнит? А вот ты, точно голубой, продал душу за чужие задницы? Не дешево? А еще мрачная рожа ревнивца и самодура, какая страсть съела тебя? За что ты расстался с бессмертной душой — за право мучить любимую женщину? Но ведь что такое любовь, ты так никогда и не узнал! Любовь дается как дар, а не покупается и не берется силой, глупец!
Один из последних портретов в этой галерее привлек мое внимание. Красивая, очень красивая женщина, совсем непривычного для этой земли типа. Откуда ты, красавица? Ее лицо портили только губы, выдававшие сладострастную и распутную натуру. Я видела такие губы у спившейся вокзальной проститутки. Богато и вычурно одета, холеные пальцы в перстнях, дорогущее ожерелье на шее, диадема в бриллиантах. А не княгиня ли это полесичей? Бесстыжая и распутная, получившая при тронутом умом муже возможность предаваться любым страстям и порокам?
Что-то еще не давало мне пройти мимо. Я постаралась разглядеть ее вторым зрением, на тонком плане. И отшатнулась! Под высокомерной и презрительной маской пряталось другое лицо — искаженное муками. Ужас и страдание изменили портретное лицо до неузнаваемости. Отчаяние безысходности и обреченность такие, что не хватит слов высказать!
Так. Я поняла. Те люди мертвы и, значит, души их выпиты. А княгиня жива, и душа ее будет мучиться и страдать от осознания своей обреченности и невозможности что-то исправить, пока хозяйка ее наслаждается, исполняя свои самые порочные и низменные желания. Да за одно это Костей будет проклят вовеки веков. Нет, не должен он жить и осквернять землю своим присутствием. Не должен. Таких «живых» портретов я обнаружила только два. Больше их появляться не должно.
На втором «живом» портрете был изображен мужчина лет тридцати. Арийского типа. А это еще что за белокурая бестия в странном наряде? Жесткое и властное лицо. Этот человек привык повелевать и не терпит неповиновения. Что тебя-то привело в эту галерею? Жажда власти? Скорее всего. Власть пьянит пуще вина и любой женщины. Неужели ни одному из вас не пришло в голову, что все, к чему вы стремились и что получили, — мираж? И все это не стоит ваших душ? Неужели не нашлось никого, кто сумел бы вам это объяснить? Как горько!
Галерея кончилась, и я вступила в черный зал. Я даже вздрогнула! Это был зал из моего сна! Абсолютно черный, огромный, с колон нами, вычурно и безумно дорого украшенный. Стены затянуты бархатными драпировками с орнаментом из драгоценных камней. Колонны украшены сложной резьбой и инкрустированы опять-таки драгоценными камнями. На полу черный мягкий ковер. А для пущего антуража вдоль стен и ряда колонн выставлены раскрытые сундуки со всевозможными ювелирными изделиями и золотыми монетами. Прямо пещера разбойника Хасана, а я — Али-Баба.
Как только я шагнула в зал, моя водяная защита рассыпалась пылью и испарилась. Нет, атаки на меня не было, и тревожный колокольчик молчал. Просто в зале… Не знаю даже, как объяснить. Костею теперь уже известно, что я пользуюсь магией стихий, он не зря привел меня именно сюда. Здесь…
Вот однажды в городе Брно я сдуру потащилась на экскурсию в местный мужской монастырь. В подвалы этого монастыря помещали умерших монахов, как в склеп. И там был такой микроклимат и такая вентиляция, что покойники естественным образом превращались в мумии. Представьте мрачное подземелье, уставленное рядами носилок с мумиями, плот но облепленными истлевшими покрывалами. Можно даже разглядеть выражение лица! Нам хватило и десяти минут на ту экскурсию. Из подвала мы вылезли в пять раз быстрее, чем спускались.
Так вот, в том подземелье было больше жизни, чем в этом роскошном зале. Здесь, казалось, даже время остановилось навсегда. Стихии, они ведь живые. А тут не было стихий, потому что не было жизни. Я не смогу использовать свой дар и пользоваться молниями, водяным оружием, управлять воздухом и разговаривать с землей. Может быть, Костей специально перед встречей со мной сумел так экранировать от жизни этот зал, а может, это условие его собственного существования? Яська говорил, что Костей, в сущности, уже мертв. Ладно, пусть здесь невозможна магия стихий. Ничего, при мне мое воображение осталось и еще осиновый посох. Тоже сгодится. Хрен ты меня возьмешь за просто так.
Зал тянулся и тянулся. Чернота скрадывала перспективу, хотя и было светло. Я бодро ша гала вперед, но мне эта экскурсия уже поднадоела. Наконец-то я вышла в центр зала, свободного от колонн. В центре стоял величественный трон. Конечно, черного цвета и, разумеется, весь из золота и в драгоценностях. Ну, стиль такой у местного князька. Чтобы все сверкало и переливалось на черном фоне — у богатых свои, значит, причуды. А на троне восседал в черно-белом одеянии маленький сухонький мужичок. Внешне похож на Нану: коричневое лицо, крючковатый нос, крупные лошадиные зубы. Весь иссох и сморщился, но поза величественная, куда там! Головенка надменно вскинута, высокомерия — хоть ведрами черпай!
Однако заговорил со мной ласково:
— Я рад, что мы наконец встретились! Как долго ждал я тебя!
— Зачем?
— Я хочу исполнить твои самые заветные желания!
— Ишь ты, Санта-Клаус нашелся. С чего бы такая благотворительность?
— Ну-у! Девочка моя, почему такой скепсис, откуда такое недоверие? А-а! Понимаю, понимаю! Тебе наговорили обо мне таких гадостей… Ты же умница, не спеши судить с чужого голоса. Узнай меня получше, вовсе я не такой злодей, как рассказывают обо мне завистники.
— Да кому ты нужен, завидовать тебе?
— О-о-о! Я самый могущественный в этом, и не только этом, мире! Я могу такое, чего не может никто!
Ну, понес. Явная мания величия у дедка. Я как-то отвлеклась от его разглагольствований и витийства. Скучно. Стою, думаю о своем — девичьем. Как бы мне с ним покончить да свалить отсюда? Не могу же я его убить! Одно дело — понимание, что он не должен жить, осквернять землю своим на ней присутствием. Так и Великие Кедры судили. Другое дело — самой его убить. Да, мне уже приходилось убивать здесь волколаков и акуленышей, корявней и бучило. Но это монстры все, порождение зло го разума. Таких Франкенштейнов необходимо уничтожать. А этот-то все равно человек, хоть и чудовище по человеческим меркам. Блин! Что же делать-то?
Самое интересное, что мне и в голову не приходило, что скорее он меня убьет и не задумается. О себе я даже и не думала. Как в том анекдоте: «Ой, однако, правда не подумали — где же мы вас хоронить-то будем?» Я стою, раздумываю, а дед все шелестит и шелестит вкрадчиво. Послушать хоть — о чем это он.
— Подумай, — ласково звучал его голос, — все мужчины будут у твоих ног. Они будут сходить с ума от любви к тебе! Как великой милости будут ждать твоего взгляда! Одного только взгляда! Они будут счастливы исполнять любые твои капризы и прихоти, а уж как они будут стараться для тебя в постели! Все, что ты хочешь…
— Ты, дед, чего мелешь? Я тебе что?… Ну, ничего себе — нимфоманку нашел! Тоже мне маньяк сексуальный! Ты еще ремни черные на себя нацепи да картинки скабрезные по стенам развесь. Охренел совсем под старость-то?
— Да ведь это твои мечты! — в его голосе впервые прозвучала нотка растерянности. — Разве не ты зачитывалась Камасутрой? Так ведь, кажется, называется ваша Библия секса? Очнись, девочка, не гарнизон какой-то, а армии мужчин всего мира будут жаждать твоей взаимности!
— На что намекаешь, пенек замшелый? Ты из меня гарнизонную шлюху не лепи! Да за один такой намек морду бьют! И про какую это Камасутру ты толкуешь? Я ее и в руках не держала — не то что зачитываться. Ты, маразматик хренов, меня ни с кем не путаешь?
И тут до меня кое-что стало доходить. Е-мое! Ведь с бумагами в тот злополучный день должна была идти Ленка! А мне надо было встречать делегацию смежников и весь день их опекать. На беду, там был один мужчинка, красавец — импозантный, седоватый, с бархатными карими глазами и ласковой улыбкой на чувственных губах. Я таких терпеть не могу — козлы сладострастные! А Ленка сразу запала, у нее же крыша наполовину сорвана в сторону мужиков. Она чуть ли не на колени передо мной пала, чтобы нам местами поменяться. Клялась, что с начальником сама разберется, обещала чуть ли не горы золотые! Ленку поддержал весь от дел, предвкушая веселое представление.
— Я шефу скажу, что у меня колено болело. Я не могла далеко ходить. Во! — Ленка задрала юбку, чтобы показать воображаемому шефу самое красивое, что в ней было, — колено. — Ну, хочешь, я тебе бутылку коньяка куплю и французские духи? Выпьем потом вместе?
— Коньяк или духи?
— Все! И еще помаду! — Ленка даже не в состоянии была понять, отчего весь отдел покатывается от хохота. В глазах у Ленки стоял сейчас седовласый красавец — мечта всей Ленкиной жизни.
И я сдалась. И пошла с теми бумагами по делам прямиком в капкан, поставленный на Ленку! Так, я уже поняла, в чем твоя сила и твое бессмертие, козел облезлый! Ловишь людей на их несбыточных мечтах, на их пороках, а потом загребаешь жар ихними руками. На чем ты поймал певца? На нестерпимом желании стать звездой, несмотря на свою бездарность? Ты дал ему талант и взамен потребовал душу, а потом и жизнь? Вот только душонка у него оказалась мелконькой да темненькой? Купить настоящую душу за исполнение порочных желаний? Вот тут ты ошибаешься, пожиратель мелких душ. Настоящая душа не продается. Тем более за пороки. А если продается, значит, ее величие кажущееся. И, значит, ты снова оказываешься банкротом.
Я не из великих, я обыкновенная. Но тебе меня не купить. Ты можешь отнять мою жизнь, как отнял ее у Наны, у Добродя и Рыся. Как отнял ее своими неправедными делами у миллионов людей и нелюдей. Но мою душу ты не получишь. Потому что душа больше жизни. Потому что без души — это не жизнь, а лишь жалкое ее подобие. Такого подобия мне не надо. Пусть жизнь покинет мое тело, а душа вернется к Создателю. Но она снова придет на землю в новом теле, и я снова буду с тобой сражаться. Потому что ты — язва смердящая на ткани мироздания, и тебя быть не должно. А пока я жива, попробуй отними у меня эту жизнь. Хрен тебе, а не душа!
А может, моя собственная душа тебе не так и важна? Ты подарил бы талант сводить мужчин с ума от желания обладать мною, а сам стал бы сутенером? И приторговывал бы мною, покупая души? Здорово придумал! Только как же ты вышел на Ленку? Неужели ее неутоленная жажда любви приняла форму смертного греха прелюбодеяния и размер вселенской мании? Так что даже в другом мире стало возможным уловить ее грешные желания и выследить сам источник этих желаний! Ну и ну!
Похоже, и этот сморчок кое-что допетрил!
— Ты… Ты… Ты не та, что мне была нужна! Ты кто?!
— Хрен в пальто. Дошло, чучело облезлое?
— Да как ты смеешь со мной… Со мной!! — Потрясение от неожиданного открытия было столь велико, что дедок стал лиловым. Да я еще ТАК с ним разговариваю. Он поди таких оскорблений за всю жизнь не слыхал. А ведь мнит себя владыкой мира. У меня уж надежда появилась, что он сам по себе помрет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30