– Я понятия не имею, кем был мой отец. Я всего лишь незаконный отпрыск парижской шлюхи.
– Фу, нет такого понятия, как незаконный. У нас в Ирландии. – Она печально поправилась: – По крайней мере, в Ирландии, которую я когда-то знала. По древнему уложению, все дети равны, потому что мы все рождаемся с душой. И нет никакой разницы, были ли женаты наши родители.
– Какой прекрасный и разумный закон, – отметил он задумчиво. – К сожалению, я действительно никак не смогу возместить вам потерю фляги вашего отца. Но я смогу купить вам одежду: новое платье, ботинки, чулки, корсеты, все, в чем вы нуждаетесь.
– И не вздумайте! – воскликнула Кэт, вырывая свою руку. Она и так чувствовала себя уязвленной. Она растаяла перед Мартином настолько, что чуть не расплакалась. И теперь еще терпеть унижение, принимая от него милостыню. Она подпрыгнула с табурета.
– Прошу прощения. Я не хочу показаться неблагодарной, но я никогда не унижалась до того, чтобы принимать подарки от мужчины, словно я его… его любовница.
– Моя любовница? Едва ли! – Мартин выпрямился. – Нет, считайте покупку нового платья просто любезностью для подруги Арианн. И, кроме того, – он улыбнулся. – Все-таки мне бы хотелось вернуть свои штаны назад.
– Прекрасно. Вы получите их прямо сейчас. И рубашку также. – Ее губы сложились в упрямую линию, и она начала расшнуровывать рубашку.
Мартин схватил ее за руку.
– Вы всегда такая дьявольски гордая и упрямая? – Мартин не понимал, досадовать ему или изумляться. – Ну, будьте же разумны, Кэт. Даже если бы вашу одежду и не украли, вы и тогда не смогли бы разгуливать по Лондону в мужском наряде. Это же не остров Фэр. Какой-нибудь пуританский проповедник арестует вас за непристойное поведение. Нравится вам это или нет, я обязан обеспечить вас надлежащим платьем.
– Вовсе не обязаны, – буркнула Кэт, вырываясь от него и отступая дальше. – У меня есть платье. Как только ваша прачка приведет его в порядок и отдаст его мне обратно.
– Эти жалкие обноски. Я не стал бы даже обтирать свою лошадь ими. Если вы настаиваете на том, чтобы оставаться здесь, вы окажетесь в числе моих домочадцев, и вы должны быть одеты пристойно.
– Чума на вашу респектабельность. – Кэт ткнула пальцем ему в грудь. – Позвольте мне прояснить одну вещь, Ле Луп. Я не окажусь в числе ваших домочадцев. Я здесь не у вас в услужении, а чтобы защищать Мег. И я сама буду решать, что мне надевать. Я никогда не… – Она задохнулась, поскольку он схватил ее за плечи, притянул к себе и крепко поцеловал. Его губы были жарки и властны, и от поцелуя горячая волна прошла по всему ее телу.
Кэт отпрыгнула назад, как будто ее ошпарили, и какое-то время была не в силах восстановить дыхание, уж не говоря о том, чтобы слово вымолвить. Мартин тоже отскочил в сторону. Он казался ошеломленным своим же собственным порывом.
– Какого… какого дьявола! Зачем вы так? – вопрошала Кэт.
– Я… Будь я проклят, если я знаю, – взревел он. – Это вы во всем виноваты. Всегда спорите по любому поводу. Вы доводите меня до безумия. Я счел это единственным способом заставить вас закрыть рот. – Он громко выдохнул. – Кроме того, ничего особенного, просто… английская традиция. Мужчины здесь часто целуют женщин в качестве… дружеского приветствия.
– Но я же не англичанка, да и вы тоже. Так что лучше уж вам не забывать этого. – Кэт вытерла губы рукавом. – Попробуйте только попытаться поцеловать меня еще раз, и ваши дружественные губы будут раздуты так, что вы больше вообще никого не сможете поцеловать в знак дружбы.
– Не волнуйтесь, мадемуазель. Я скорее поцелую ежа. У него намного меньше колючек, – негодующе посмотрел на нее Мартин. – И я еще не говорил вам, что вы можете оставаться.
– Если бы я спрашивала вашего согласия, меня бы это сильно опечалило.
Кэт с удовольствием вскинула бы бровь в его особенной невозмутимой манере, но лучшее, что она могла себе позволить, это, гордо вздернув голову, направиться к двери. Но ее достойный выход был смазан и испорчен: проклятые большие башмаки снова заставили ее споткнуться на ровном месте.
Выругавшись так, что у видавших виды моряков завяли бы уши, Кэт вырвалась из кабинета, хлопнув за собой дверью.
Мартин застыл на мгновение, сомневаясь, чего он больше хочет в это мгновение – хохотать или биться головой о стену.
В изнеможении он сел на стул у стола, протирая глаза, все еще чувствуя себя как в тумане, после того как ему пришлось проснуться как по тревоге.
Впрочем, ему почти и не удалось поспать после встречи с Уолсингемом. Несколько часов он метался и ворочался с боку на бок, проклиная тот день, когда позволил втянуть себя во всю эту проклятую английскую интригу.
Когда-то, когда он впервые согласился работать на сэра Фрэнсиса, это походило на золотую удачу. Исполнять обязанности простого курьера, доставлять сообщения, то тут, то там собирать мелкие сплетни, кое-что разузнавать. Ничего трудного или опасного.
Он вовсе не ожидал оказаться впутанным в заговор против одной королевы, заманивая в западню другую королеву. И, хуже того, ему вменялось в обязанность шпионить за людьми, которые ему нравились и перед которыми он чувствовал себя в долгу.
Мало ему того, что все и так складывалось достаточно сложно, так теперь ему на голову свалилась еще и эта пылающая головешка, ирландка.
Бог знает, какой черт попутал его поцеловать ее. Он предпочитал женщин мягких и нежных, высоких, гибких и изысканных, напоминавших Мири. Катриона О'Хэнлон была крепкой неистовой крохой.
На губах Мартина невольно расцвела озорная улыбка. Катриону стоило бы поцеловать еще раз, хотя бы затем только, чтобы увидеть, как ее глаза мечут искры. Ее глаза напоминали два одинаковых синих огонька. Но мужчине, который сидел на бочонке с порохом, нельзя было играть с огнем.
Возможно, и лучше, если Кэт останется здесь. Если что-нибудь с ним случится, надо, чтобы за Мег приглядел тогда кто-то, достаточно сильный и находчивый. Мартин не сомневался, что Кэт подходила для этой роли, как бы эта женщина ни бесила его.
Он был на удивление тронут, когда узнал, что Катриона провела ночь, свернувшись калачиком у двери Мег, и совсем не в силах был забыть полном решимости выражение глаз Кэт, когда она заявила: «Я буду защищать Мег даже ценой собственной жизни». Мартин понимал разницу между хвастовством и подлинной, идущей от самого сердца клятвой. Кэт сказала то, что думала. Она умрет, защищая его дочь, так же как и он.
ГЛАВА 6
Кэт зашнуровала лиф своего отстиранного и отглаженного платья и аж задохнулась от острого укола в нежную кожу на груди. Выругавшись шепотом, она порылась внутри шерстяной ткани и вытянула оттуда булавку, оставленную той, кто чинил ее платье. Простая случайность, как ее без сомнения станут заверять, вздумай она пожаловаться. Так же, как кусок свинины, поданный ей на обед, был случайно пересолен и пережарен. Или та кружка с элем, которая треснула у нее в руках, обдав ее с ног до головы содержимым, тоже случайно оказалась с трещиной.
«Похоже, сегодня не мой день», – с тоской подумала Кэт.
Невезенье начало преследовать ее с того самого момента, как Мартин объявил своим слугам, что Кэт остается с ними на неопределенное время и ей следует оказывать всяческое уважение.
Агата Баттеридор выслушала его распоряжение молча, но с внутренним кипением, почти до крови прикусив нижнюю губу. С тех пор старуха вела против нее тайную войну. И перетянула на свою сторону всех остальных слуг – от горничных до мальчика с кухни.
«Ну и ладно, пусть стараются, как могут, и пусть им будет хуже», – подумала Кэт, пожимая плечами. Из всех обитателей дома ее волновала только Мег. Девочка ни слова не сказала Кэт с того момента, как узнала, что Кэт не уезжает от них. Мег просто настороженно наблюдала за ней, очевидно, не приветствуя присутствие кого-то, посвященного в ее тайны. Это заставляло Кэт надуматься, какие еще секреты могла таить Мег. Кэт твердо решила защитить девочку, даже если придется защищать юную мисс Маргарет от нее самой.
Легкий ветерок проникал через открытое окно комнаты горничных, где она переодевалась. Кэт закончила шнуровать платье. Из сада раздавались голоса, один из которых принадлежал Мег. Кэт приблизилась к окну и выглянула.
У высокой кирпичной стены располагался небольшой участок возделанной земли, на котором был разбит скромный огород для овощей и пряных трав, пара яблонь, ульи и клетки с кроликами. Баттеридор, стоя на коленях, выдергивала репу, в то время как Мег сидела неподалеку на каменной скамье, свесив ноги. Идеальная картинка милой маленькой барышни в розовом шелковом платье с накрахмаленным белым плиссированным (плоеным) воротничком вокруг ее тоненькой шейки и в изящной шляпке, под которую тщательно были убраны мягкие каштановые волосы.
Она чуть наклонилась вперед, внимательно слушая рассказ, которым ее потчевала пожилая женщина.
– …И вошла я в спальню, где лежал бедолага, бездвижный и холодный. Его глаза были широко распахнуты и смотрели прямо на меня, вместо лица один жуткий открытый рот, как если бы он подавился во время ужасного крика. И все же, когда я осмотрела его, я не смогла найти ни единого признака болезни или раны. И мне стало ясно, что убило его, столь же очевидно, как нос на вашем лице, мисс Мег.
– Что, Агги? – спросила Мег, затаив дыхание. – Что убило его?
– Он умер от злой мысли, – замогильным голосом произнесла мисс Баттеридор, поднимая совок.
Кэт ожидала, что девочка не примет подобную ерунду за чистую монету, но Мег все еще оставалась совсем ребенком. Она сжалась, и ее лицо побелело так, будто она вот-вот упадет в обморок.
«Эта болтливая старая дура забивает голову девочки невероятной чепухой, но не простой чепухой, а всякими ужасами», – возмутилась Кэт. Она недобро сжала губы и решила положить этому конец.
Кэт поспешила вниз по лестнице, прошла на цыпочках мимо закрытой двери кабинета Мартина, затем остановилась. Отругав себя, что поступает глупо, зашагала обычными большими шагами. Она понятия не имела, где в тот момент находился Мартин, возможно, даже и в своем кабинете, но едва ли ей удастся постоянно избегать его. Конечно нет, если она живет с этим человеком в одном доме.
Но именно это она и пыталась делать весь день, и она хорошо знала причину, по которой вела себя таким странным образом. Всему виной тот проклятый поцелуй. Осознав в который раз причину своего поведения, Катриона почувствовала такое отвращение к себе, что громко топала всю оставшуюся часть пути через холл.
Она не была невинной девой, чтобы взволноваться от порывистого поцелуя. Все это означало для нее не больше, чем должно было означать для него. Порыв, пробуждение желания, возбуждение, ничего больше, но и этого-то не было на сей раз…
Кэт уныло поморщилась и направилась в сад. Нет, по-честному, ей следовало признаться, что поцелуй вызвал в ней сладкую боль, от которой нахлынули воспоминания.
Прошло уже много лет, с тех пор как она была близка с кем-нибудь. Последним мужчиной, которого она целовала, был тот ирландский мятежник, которому она помогла скрываться от англичан. Ее саму тогда прогнали из клана ее отчима, и Кэт вела суровую жизнь изгнанницы, скрываясь и охотясь в горах Уиклоу.
Они нашли утешение в объятиях друг друга и с восходом солнца разошлись, каждый по своей дороге, но она помнила, какие чувства он заставил ее испытывать. В ту ночь она чувствовала в себе страсть, она ожила, снова поверила, что она по-прежнему оставалась женщиной, несмотря на свои грубые шерстяные штаны и мозолистые руки. Пусть всего только на одну ночь.
Она вздохнула. Мимолетный поцелуй Мартина напомнил ей, что в свои двадцать семь она все же не была старухой. Он сумел оказаться нежным и добрым, когда она меньше всего ожидала этого. Его выразительные глаза потеплели от сочувствия и симпатии, когда он увидел, как она горевала (да еще чуть не разрыдалась, как последняя дура!), лишившись отцовской фляги. Воспоминание о своей слабости смущало Кэт гораздо больше, чем поцелуй.
Однако разве смеет Катриона О'Хэнлон лить слезы в присутствии мужчины. Пусть Ле Луп и его сочувствующие глаза отправляются ко всем чертям. Она не позволит ему больше заставать себя врасплох.
К тому времени; как Кэт вышла из дверей черного хода, Мег уже нигде не было видно. Агата по-прежнему копошилась, стоя на коленях в своем огороде. Она прервала работу только затем, чтобы окинуть Кэт мрачным взглядом, и снова вернулась к своему занятию, стала стряхивать землю с большой репы, которую только что выдернула.
Кэт шагнула к Агате, огибая корзину, которую та заполняла, и маленькую деревянную клетку, в которой сидела упитанная пестрая жаба.
– Если вы задумали засунуть жабу мне между простынями, – Кэт подтолкнула клетку носком ботинка, – вынуждена предупредить вас, что вы лишь впустую потратите ваше время. Я находила гораздо худших тварей в своей постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Фу, нет такого понятия, как незаконный. У нас в Ирландии. – Она печально поправилась: – По крайней мере, в Ирландии, которую я когда-то знала. По древнему уложению, все дети равны, потому что мы все рождаемся с душой. И нет никакой разницы, были ли женаты наши родители.
– Какой прекрасный и разумный закон, – отметил он задумчиво. – К сожалению, я действительно никак не смогу возместить вам потерю фляги вашего отца. Но я смогу купить вам одежду: новое платье, ботинки, чулки, корсеты, все, в чем вы нуждаетесь.
– И не вздумайте! – воскликнула Кэт, вырывая свою руку. Она и так чувствовала себя уязвленной. Она растаяла перед Мартином настолько, что чуть не расплакалась. И теперь еще терпеть унижение, принимая от него милостыню. Она подпрыгнула с табурета.
– Прошу прощения. Я не хочу показаться неблагодарной, но я никогда не унижалась до того, чтобы принимать подарки от мужчины, словно я его… его любовница.
– Моя любовница? Едва ли! – Мартин выпрямился. – Нет, считайте покупку нового платья просто любезностью для подруги Арианн. И, кроме того, – он улыбнулся. – Все-таки мне бы хотелось вернуть свои штаны назад.
– Прекрасно. Вы получите их прямо сейчас. И рубашку также. – Ее губы сложились в упрямую линию, и она начала расшнуровывать рубашку.
Мартин схватил ее за руку.
– Вы всегда такая дьявольски гордая и упрямая? – Мартин не понимал, досадовать ему или изумляться. – Ну, будьте же разумны, Кэт. Даже если бы вашу одежду и не украли, вы и тогда не смогли бы разгуливать по Лондону в мужском наряде. Это же не остров Фэр. Какой-нибудь пуританский проповедник арестует вас за непристойное поведение. Нравится вам это или нет, я обязан обеспечить вас надлежащим платьем.
– Вовсе не обязаны, – буркнула Кэт, вырываясь от него и отступая дальше. – У меня есть платье. Как только ваша прачка приведет его в порядок и отдаст его мне обратно.
– Эти жалкие обноски. Я не стал бы даже обтирать свою лошадь ими. Если вы настаиваете на том, чтобы оставаться здесь, вы окажетесь в числе моих домочадцев, и вы должны быть одеты пристойно.
– Чума на вашу респектабельность. – Кэт ткнула пальцем ему в грудь. – Позвольте мне прояснить одну вещь, Ле Луп. Я не окажусь в числе ваших домочадцев. Я здесь не у вас в услужении, а чтобы защищать Мег. И я сама буду решать, что мне надевать. Я никогда не… – Она задохнулась, поскольку он схватил ее за плечи, притянул к себе и крепко поцеловал. Его губы были жарки и властны, и от поцелуя горячая волна прошла по всему ее телу.
Кэт отпрыгнула назад, как будто ее ошпарили, и какое-то время была не в силах восстановить дыхание, уж не говоря о том, чтобы слово вымолвить. Мартин тоже отскочил в сторону. Он казался ошеломленным своим же собственным порывом.
– Какого… какого дьявола! Зачем вы так? – вопрошала Кэт.
– Я… Будь я проклят, если я знаю, – взревел он. – Это вы во всем виноваты. Всегда спорите по любому поводу. Вы доводите меня до безумия. Я счел это единственным способом заставить вас закрыть рот. – Он громко выдохнул. – Кроме того, ничего особенного, просто… английская традиция. Мужчины здесь часто целуют женщин в качестве… дружеского приветствия.
– Но я же не англичанка, да и вы тоже. Так что лучше уж вам не забывать этого. – Кэт вытерла губы рукавом. – Попробуйте только попытаться поцеловать меня еще раз, и ваши дружественные губы будут раздуты так, что вы больше вообще никого не сможете поцеловать в знак дружбы.
– Не волнуйтесь, мадемуазель. Я скорее поцелую ежа. У него намного меньше колючек, – негодующе посмотрел на нее Мартин. – И я еще не говорил вам, что вы можете оставаться.
– Если бы я спрашивала вашего согласия, меня бы это сильно опечалило.
Кэт с удовольствием вскинула бы бровь в его особенной невозмутимой манере, но лучшее, что она могла себе позволить, это, гордо вздернув голову, направиться к двери. Но ее достойный выход был смазан и испорчен: проклятые большие башмаки снова заставили ее споткнуться на ровном месте.
Выругавшись так, что у видавших виды моряков завяли бы уши, Кэт вырвалась из кабинета, хлопнув за собой дверью.
Мартин застыл на мгновение, сомневаясь, чего он больше хочет в это мгновение – хохотать или биться головой о стену.
В изнеможении он сел на стул у стола, протирая глаза, все еще чувствуя себя как в тумане, после того как ему пришлось проснуться как по тревоге.
Впрочем, ему почти и не удалось поспать после встречи с Уолсингемом. Несколько часов он метался и ворочался с боку на бок, проклиная тот день, когда позволил втянуть себя во всю эту проклятую английскую интригу.
Когда-то, когда он впервые согласился работать на сэра Фрэнсиса, это походило на золотую удачу. Исполнять обязанности простого курьера, доставлять сообщения, то тут, то там собирать мелкие сплетни, кое-что разузнавать. Ничего трудного или опасного.
Он вовсе не ожидал оказаться впутанным в заговор против одной королевы, заманивая в западню другую королеву. И, хуже того, ему вменялось в обязанность шпионить за людьми, которые ему нравились и перед которыми он чувствовал себя в долгу.
Мало ему того, что все и так складывалось достаточно сложно, так теперь ему на голову свалилась еще и эта пылающая головешка, ирландка.
Бог знает, какой черт попутал его поцеловать ее. Он предпочитал женщин мягких и нежных, высоких, гибких и изысканных, напоминавших Мири. Катриона О'Хэнлон была крепкой неистовой крохой.
На губах Мартина невольно расцвела озорная улыбка. Катриону стоило бы поцеловать еще раз, хотя бы затем только, чтобы увидеть, как ее глаза мечут искры. Ее глаза напоминали два одинаковых синих огонька. Но мужчине, который сидел на бочонке с порохом, нельзя было играть с огнем.
Возможно, и лучше, если Кэт останется здесь. Если что-нибудь с ним случится, надо, чтобы за Мег приглядел тогда кто-то, достаточно сильный и находчивый. Мартин не сомневался, что Кэт подходила для этой роли, как бы эта женщина ни бесила его.
Он был на удивление тронут, когда узнал, что Катриона провела ночь, свернувшись калачиком у двери Мег, и совсем не в силах был забыть полном решимости выражение глаз Кэт, когда она заявила: «Я буду защищать Мег даже ценой собственной жизни». Мартин понимал разницу между хвастовством и подлинной, идущей от самого сердца клятвой. Кэт сказала то, что думала. Она умрет, защищая его дочь, так же как и он.
ГЛАВА 6
Кэт зашнуровала лиф своего отстиранного и отглаженного платья и аж задохнулась от острого укола в нежную кожу на груди. Выругавшись шепотом, она порылась внутри шерстяной ткани и вытянула оттуда булавку, оставленную той, кто чинил ее платье. Простая случайность, как ее без сомнения станут заверять, вздумай она пожаловаться. Так же, как кусок свинины, поданный ей на обед, был случайно пересолен и пережарен. Или та кружка с элем, которая треснула у нее в руках, обдав ее с ног до головы содержимым, тоже случайно оказалась с трещиной.
«Похоже, сегодня не мой день», – с тоской подумала Кэт.
Невезенье начало преследовать ее с того самого момента, как Мартин объявил своим слугам, что Кэт остается с ними на неопределенное время и ей следует оказывать всяческое уважение.
Агата Баттеридор выслушала его распоряжение молча, но с внутренним кипением, почти до крови прикусив нижнюю губу. С тех пор старуха вела против нее тайную войну. И перетянула на свою сторону всех остальных слуг – от горничных до мальчика с кухни.
«Ну и ладно, пусть стараются, как могут, и пусть им будет хуже», – подумала Кэт, пожимая плечами. Из всех обитателей дома ее волновала только Мег. Девочка ни слова не сказала Кэт с того момента, как узнала, что Кэт не уезжает от них. Мег просто настороженно наблюдала за ней, очевидно, не приветствуя присутствие кого-то, посвященного в ее тайны. Это заставляло Кэт надуматься, какие еще секреты могла таить Мег. Кэт твердо решила защитить девочку, даже если придется защищать юную мисс Маргарет от нее самой.
Легкий ветерок проникал через открытое окно комнаты горничных, где она переодевалась. Кэт закончила шнуровать платье. Из сада раздавались голоса, один из которых принадлежал Мег. Кэт приблизилась к окну и выглянула.
У высокой кирпичной стены располагался небольшой участок возделанной земли, на котором был разбит скромный огород для овощей и пряных трав, пара яблонь, ульи и клетки с кроликами. Баттеридор, стоя на коленях, выдергивала репу, в то время как Мег сидела неподалеку на каменной скамье, свесив ноги. Идеальная картинка милой маленькой барышни в розовом шелковом платье с накрахмаленным белым плиссированным (плоеным) воротничком вокруг ее тоненькой шейки и в изящной шляпке, под которую тщательно были убраны мягкие каштановые волосы.
Она чуть наклонилась вперед, внимательно слушая рассказ, которым ее потчевала пожилая женщина.
– …И вошла я в спальню, где лежал бедолага, бездвижный и холодный. Его глаза были широко распахнуты и смотрели прямо на меня, вместо лица один жуткий открытый рот, как если бы он подавился во время ужасного крика. И все же, когда я осмотрела его, я не смогла найти ни единого признака болезни или раны. И мне стало ясно, что убило его, столь же очевидно, как нос на вашем лице, мисс Мег.
– Что, Агги? – спросила Мег, затаив дыхание. – Что убило его?
– Он умер от злой мысли, – замогильным голосом произнесла мисс Баттеридор, поднимая совок.
Кэт ожидала, что девочка не примет подобную ерунду за чистую монету, но Мег все еще оставалась совсем ребенком. Она сжалась, и ее лицо побелело так, будто она вот-вот упадет в обморок.
«Эта болтливая старая дура забивает голову девочки невероятной чепухой, но не простой чепухой, а всякими ужасами», – возмутилась Кэт. Она недобро сжала губы и решила положить этому конец.
Кэт поспешила вниз по лестнице, прошла на цыпочках мимо закрытой двери кабинета Мартина, затем остановилась. Отругав себя, что поступает глупо, зашагала обычными большими шагами. Она понятия не имела, где в тот момент находился Мартин, возможно, даже и в своем кабинете, но едва ли ей удастся постоянно избегать его. Конечно нет, если она живет с этим человеком в одном доме.
Но именно это она и пыталась делать весь день, и она хорошо знала причину, по которой вела себя таким странным образом. Всему виной тот проклятый поцелуй. Осознав в который раз причину своего поведения, Катриона почувствовала такое отвращение к себе, что громко топала всю оставшуюся часть пути через холл.
Она не была невинной девой, чтобы взволноваться от порывистого поцелуя. Все это означало для нее не больше, чем должно было означать для него. Порыв, пробуждение желания, возбуждение, ничего больше, но и этого-то не было на сей раз…
Кэт уныло поморщилась и направилась в сад. Нет, по-честному, ей следовало признаться, что поцелуй вызвал в ней сладкую боль, от которой нахлынули воспоминания.
Прошло уже много лет, с тех пор как она была близка с кем-нибудь. Последним мужчиной, которого она целовала, был тот ирландский мятежник, которому она помогла скрываться от англичан. Ее саму тогда прогнали из клана ее отчима, и Кэт вела суровую жизнь изгнанницы, скрываясь и охотясь в горах Уиклоу.
Они нашли утешение в объятиях друг друга и с восходом солнца разошлись, каждый по своей дороге, но она помнила, какие чувства он заставил ее испытывать. В ту ночь она чувствовала в себе страсть, она ожила, снова поверила, что она по-прежнему оставалась женщиной, несмотря на свои грубые шерстяные штаны и мозолистые руки. Пусть всего только на одну ночь.
Она вздохнула. Мимолетный поцелуй Мартина напомнил ей, что в свои двадцать семь она все же не была старухой. Он сумел оказаться нежным и добрым, когда она меньше всего ожидала этого. Его выразительные глаза потеплели от сочувствия и симпатии, когда он увидел, как она горевала (да еще чуть не разрыдалась, как последняя дура!), лишившись отцовской фляги. Воспоминание о своей слабости смущало Кэт гораздо больше, чем поцелуй.
Однако разве смеет Катриона О'Хэнлон лить слезы в присутствии мужчины. Пусть Ле Луп и его сочувствующие глаза отправляются ко всем чертям. Она не позволит ему больше заставать себя врасплох.
К тому времени; как Кэт вышла из дверей черного хода, Мег уже нигде не было видно. Агата по-прежнему копошилась, стоя на коленях в своем огороде. Она прервала работу только затем, чтобы окинуть Кэт мрачным взглядом, и снова вернулась к своему занятию, стала стряхивать землю с большой репы, которую только что выдернула.
Кэт шагнула к Агате, огибая корзину, которую та заполняла, и маленькую деревянную клетку, в которой сидела упитанная пестрая жаба.
– Если вы задумали засунуть жабу мне между простынями, – Кэт подтолкнула клетку носком ботинка, – вынуждена предупредить вас, что вы лишь впустую потратите ваше время. Я находила гораздо худших тварей в своей постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55