Менкар ничуть не смутился, встряхнул кошельком:
— Не уверен, что у меня хватит денег. — Он смотрел князю прямо в глаза. — Я позавчера малость потратился, а в банк заехать было недосуг.
Князь усмехнулся и без лишних слов бросил ему свой кошель с мелочью. Менкар ловко подхватил его на лету и, даже не поблагодарив, побежал прямиком к каналу, где отчаянно замахал руками, привлекая внимание проплывающего мимо катамарана.
Он просидел около конторы гелиографа примерно часа два, но ответа из Эквулей так и не дождался. Потом гелиографист вышел на крыльцо, поманил его и вручил бланк — его же послание, поверх которого была наклеена бумажка, где типографским способом значилось: «Адресат выбыл».
— Ага, — слегка оглушенно пробормотал Менкар. — Выбыл, значит…
— Выбыл, — подтвердил гелиографист с веселым сожалением. — Ты не унывай, приятель. Может, твоя девушка сорвалась с места, чтобы прилететь к тебе на крыльях любви.
— Ага, как же. Жди… — Менкар сунул свою бумажку в карман куртки и уже без прежней энергии побрел искать попутную лодку.
Однако он расстраивался зря.
Два дня спустя князь Сабик вышел утром на террасу и обнаружил Эйли, сидящую возле стола в одном из плетеных кресел. Она зябко куталась в пеструю накидку из тапана и вяло ковыряла ложкой в тарелке с кашей. Сабик сначала не поверил своим глазам, но потом подошел, сел за стол напротив девушки и сказал, улыбнувшись:
— Здравствуй, сестренка.
Но улыбка быстро сошла с его лица, потому что была, кажется, совсем не к месту.
Эйли качнула головой и что-то прошелестела в ответ; встречаться с Сабиком взглядом она избегала.
В дверях кухни появилась служанка и, увидев Сабика, тут же исчезла, чтобы вскоре вынести поднос с завтраком для князя.
— Ты давно здесь? — спросил Сабик.
— Около часа, — тихо ответила Эйли и поправила сползшую с плеча накидку.
— Случилось что-нибудь?
— Меня требуют в Столицу. — Эйли наконец подняла глаза, и у Сабика сжалось сердце. — Это из-за того взрыва в Ар-и-Дифе. Им нужен заложник.
Они помолчали. Потом Сабик медленно покачал головой.
— Я думаю, не только поэтому. Ты, кроме всего прочего, еще и единственный человек, который знает, что случилось с Наследником.
— Он погиб, — глухо сказала Эйли и, быстро глянув в глаза князю, тут же опустила голову. — Я не уследила. Он погиб, — повторила она.
Князь долго молчал, уставясь в свою тарелку. Значит, Наследник погиб. Значит, трон свободен для Садалмеликов. И все усилия, которые прилагал все это время он, его сторонники в Империи и здесь, могут пойти прахом, потому что Князь-Сенешаль теперь вовсе не обязан блюсти трон для Наследника, а имеет полное право занять его сам. Слишком велик соблазн…
— Что ж, — сказал он наконец. — Ты сообщишь об этом Князю-Сенешалю?
Эйли повела плечом — то ли неопределенно пожала плечами, то ли просто поправила плед.
— Тогда у меня к тебе будет небольшая просьба, — сказал Сабик. — Когда увидишь Князя-Сенешаля, передай, пожалуйста, ему, что я хотел бы с ним встретиться, разумеется, если он сможет гарантировать мою безопасность, и найди способ сообщить как-нибудь о его согласии.
Эйли подняла на него полные боли глаза.
— Зачем? — с тоской в голосе спросила она. — Это унизительно…
— Менкар… — начал Сабик. — Ты ведь хорошо знаешь Аламака Менкара, верно?.. — Эйли кивнула. — Он регулярно поднимается на Плато, занимается мелкой контрабандой и заодно приносит оттуда новости. — Эйли снова кивнула. — Так вот, до нас дошли достоверные слухи, что Князь-Сенешаль не очень-то доволен тем, что творят за его спиной и его именем его родичи в Империи.
— Что с того? — возразила Эйли. — Тем не менее он преспокойно пользуется результатами.
Сабик не стал возражать. Для девочки это было слишком сложно понять.
— Менкар сейчас здесь? — спросила Эйли. — Или как обычно мотается на своем вонючем плоту?
— Здесь, — ответил Сабик. Неожиданно для себя он вдруг добавил: — Ты приехала сюда, чтобы повидаться с ним? Эйли посмотрела на него и улыбнулась:
— Почему ты спросил?
Сабик неопределенно пожал плечами.
— Нет, — покачала она головой. — Я ведь должна была… сообщить тебе о Наследнике.
— Спасибо, — вздохнул Сабик. Лучше было бы, если б она сообщила ему об этом сразу. Или хотя бы немного пораньше. Но вслух об этом говорить он не стал. — Тогда до свидания. — Он встал. — Надеюсь, что все у тебя сложится хорошо. Я сейчас его позову…
Эйли покрепче закуталась в накидку и стала ждать. Она толком не знала, что хочет сказать Менкару. Только попрощаться? Попросить навещать ее в Столице? Или… Нет, положительно зря она тут появилась. Но после разговора с матерью и известия, что ее требуют в Столицу, ей просто необходимо было повидать кого-то из друзей. Просто повидать. Просто ли?..
— Вы позволите, милая девушка? — услышала она вдруг и вздрогнула.
Напротив нее на том стуле, где только что сидел Сабик, восседал незнакомый странный старик. Задумавшись, Эйли не заметила, как он здесь оказался, словно просто возник прямо на плетеном стуле — большой, грузный, с чуть одутловатым лицом и щеточкой непривычно коротких усов над полными губами. Он смотрел прямо на Эйли казавшимися маленькими за стеклами —толстых очков в странной оправе глазками. Да и все остальное в нем было странным. Он был непривычно и слишком тепло, даже для зимы, одет в темную мягкую куртку с блестящей металлической оторочкой по карманам и спереди. Воротник куртки был зябко поднят и из-под него выглядывали его чуть оттопыренные большие уши и очень коротко, не по-таласарски, стриженные волосы с обильной сединой. Большие костистые ладони его зябко потирали одна другую. На Эйли он смотрел тоже как-то странно: добро, слегка иронично и в то же время испытующе.
— Простите старика, — продолжал он, чуть-чуть шепелявя. — Сам не знаю каким ветром меня сюда занесло в этот ранний час. Только смотрю, сидит милая девушка и почти плачет. Вот и подумал: может, ей одиноко и плохо, так дай отвлеку ее от грустных мыслей. — Он посмотрел на Эйли, словно ожидая, что она подтвердит его слова, и она подтвердила легким кивком. Это ободрило старика. — Вот и славно, вот и славно, — проговорил он. — Вы не беспокойтесь, я ненадолго. Пока ваш кавалер собирается, меня уже тут и не будет. Вот только… — Его ладони перестали зябко двигаться, разомкнулись и, что-то сделав со своей металлической оторочкой, отчего мягкая куртка разомкнулась сверху, он достал из-под нее странную посудину, похожую на медицинскую склянку, но гораздо больших размеров, со странной цветной бело-желтой наклейкой, и стал откручивать металлическую пробку. Тут же невесть откуда взялась служанка, которая с каким-то благоговейным лсл испугом поставила на стол перед стариком тарелочку с намазанным икрой куском "хлеба — видимо, старика тут уже знали и знали его привычки. И старик кивнул ей и улыбнулся. Из-под куртки же он достал стакан с гранеными стенками и наполнил его из посудины прозрачной жидкостью на треть. До Эйли донесся резкий спиртовой запах. Она с удивлением посмотрела на старика. — Простите, что шокирую вас, — сказал он как-то даже стеснительно. — Промозгло уж больно, согреюсь. — И опрокинул содержимое стакана в рот. Потом зажевал челюстями и продолжил говорить: — Простите еще раз. Но это единственное мое лекарство от одиноче-, ства. Настоящего одиночества, а не того, о котором думаете сейчас вы. Знаете, — говорил он, — я ведь прекрасно понимаю ваше состояние. И, поверьте мне, вы зря так уж сильно его переживаете. Ваше одиночество мнимое, временное. Как и все здесь. Поверьте. Это от молодости и того, что вам так много пришлось пережить не по вашей, к слову, вине… А уж тем более не стоят все эти мятежи, бунты, Наследники… — Эйли вздрогнула и напряглась. — …и одной вашей слезинки. Все это шелуха, наносное, и — он сделал чуть заметную паузу, — все пройдет… А вы — молодая девушка, вам просто невозможно быть одинокой, вам это просто не грозит. По определению. Да и не можете вы пока знать, что это такое, настоящее одиночество. — Он замолчал, задумался.
Эйли пораженно глядела на старика, ожидая продолжения. Она уже догадалась, кто это, но не могла поверить.
Старик, казалось, ушел глубоко в себя, и она решилась спросить:
— Откуда вы все знаете?
Старик услышал.
— Что?.. Что все? Что ваш кавалер сейчас, простите милостиво, натягивает подштанники? Что все у вас будет хорошо? Что все вообще будет хорошо?.. — Он улыбнулся. — А кто вам сказал, что я это знаю? Здесь у вас про меня всякие, глупости говорят: волшебник, мол, колдун… Впрочем, может, и так? Может, чему-то я тут уже и научился? Невольно. Только сейчас это ни при чем… Просто поживите с мое и научитесь и предсказывать, и предугадывать. Опыт. Опыт и анализ. Чего тут не знать-то? Сюжет-то стандартный, ситуации отработаны сотни и сотни раз. Все известно заранее. Шестьдесят три стандартных положения, считая вариации. Разве это много? А это, — он повел рукой, — даже не вариация. Стандарт. Все давно описано, и даже не в Книге Судеб, а в тысячах просто книг — хороших и не очень, интересных и скучных. Разных. И в чем-то одинаковых. — Он замолчал. — Впрочем, вам это, наверное, не интересно. — Эйли хотела было возразить — ей было страшно интересно, хотя, честно признаться, она мало что понимала из сказанного (а может, именно поэтому!); но старик вдруг поднялся — он оказался неожиданно высокого роста — и, завернув крышку на своей странной посудине, спрятал ее и стакан под куртку. — Простите, милая девушка, но мне пора. Точнее — это вам пора, а я просто пойду. Курить уж больно хочется, а вам этого лучше не видеть. А то бог весть что можете обо мне подумать. Прощайте, — сказал он. — И помните — все пройдет. Все! — Он поднял вверх палец, потом опустил и, вздохнув, добавил: — И это, впрочем, тоже пройдет. — И, не оборачиваясь, пошел прочь — чуть ссутулившийся, одинокий, уставший.
Эйли, все еще пораженная, смотрела ему вслед, растворяясь в утреннем тумане, как что-то разыскивал по карманам своей странной куртки. Нашел, остановился; вспыхнул огонек возле его лица — и пошел дальше.
Вскоре его силуэт почти слился с туманом, и только там, где он должен был идти, мелькал слабый огонек, словно какой-то светлячок кружил вокруг лица мудреца…
Менкар, которого Сабик еле-еле добудился, узнав, что его ждет Эйли, чуть не вылетел к ней в одних кальсонах. Чтобы удержать его от порыва, Сабику буквально пришлось схватить его за шкирку — и то Менкар чуть не вырвался — встряхнуть и прикрикнуть: «Поручик! Немедленно приведите себя в надлежащий вид! Вас ждет дама!», чем привел Менкара в более нормальное состояние. Тот кивнул и стал быстро натягивать штаны.
— Откуда она появилась, ее же уже не было в Эвкулеях? «Адресат выбыл»… Где ремень-то, — бормотал он. — Откуда она взялась?
— Она приехала попрощаться с вами, — ответил князь.
— Попрощаться… — продолжал бормотать Менкар, — надо же… Она уезжает? В Империю?
Сабик кивнул и, выходя, бросил:
— Умойтесь хотя бы. Она подождет…
Когда через пять минут Менкар выбежал на террасу, Эйли сидела за столиком и глядела куда-то в сторону берега.
— Эйли! — воскликнул он. Но девушка словно его не слышала. — Эйли? — повторил он, подходя ближе и заглядывая ей в лицо.
Эйли оторвала задумчивый взгляд от чего-то вдали и посмотрела на него. Она улыбнулась, и если бы здесь был князь Сабик, он бы очень удивился ее улыбке — легкой, даже веселой.
— Менкар, — сказала она. — Знаешь, я только что говорила с самим Арканастром. Как ты думаешь, это хороший знак?
— С Арканастром? — повторил Менкар, невольно глядя туда, куда смотрела Эйли. Но в зимнем тумане ничего не было видать. — Не знаю.
Эйли дремала целыми днями, и все дни для нее слились в Один; болезнь вымотала все силы и внушила полнейшее безразличие ко всему окружающему. Приходил важный лекарь, считал пульс и прослушивал через серебряную трубочку грудь, предписывал горькие микстуры. Тенью за занавеси к постели проскальзывала Гомейза — повзрослевшая, пополневшая, — украдкой, чтобы не видели дворцовые, совала в рот Эйли заплесневелые хлебные корочки с ложкой меда — лечила по-своему, как принято у краевиков; увидели бы'такое лечение дворцовые — засмеяли бы или, хуже, обвинили бы в попытке отравления знатной дамы.
Ночами Гомейза сидела у постели в большом мягком кресле, вязала бесконечные чулки и напевала или же рассказывала что-нибудь тихим голосом, если замечала, что Эйли лежит с открытыми глазами. Эйли слушала, понимала разве что десятую часть и совершенно не удивлялась тому, что, оказывается, Гомейза стала солидной дамой: вышла замуж за майора-фельегеря — вдовца с двумя дочерьми, которые были чуть ли не ровесницами мачехе. А коли так случилось, то и надо вести себя соответственно, надо голову ломать, как выводить их в свет да где подходящих женихов подыскивать. «Они славные девочки, —говорила Гомейза. — Но, знаете ли, ваше высочество, у меня ведь сынок есть — такой прелестный малыш, ему два годика…» И Гомейза с восторгом юной матери принималась описывать, что за сокровище ее мальчик, какой он шустрый да забавный… Только Эйли утомительно было слушать ее излияния, и она засыпала, убаюканная негромким говорком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Не уверен, что у меня хватит денег. — Он смотрел князю прямо в глаза. — Я позавчера малость потратился, а в банк заехать было недосуг.
Князь усмехнулся и без лишних слов бросил ему свой кошель с мелочью. Менкар ловко подхватил его на лету и, даже не поблагодарив, побежал прямиком к каналу, где отчаянно замахал руками, привлекая внимание проплывающего мимо катамарана.
Он просидел около конторы гелиографа примерно часа два, но ответа из Эквулей так и не дождался. Потом гелиографист вышел на крыльцо, поманил его и вручил бланк — его же послание, поверх которого была наклеена бумажка, где типографским способом значилось: «Адресат выбыл».
— Ага, — слегка оглушенно пробормотал Менкар. — Выбыл, значит…
— Выбыл, — подтвердил гелиографист с веселым сожалением. — Ты не унывай, приятель. Может, твоя девушка сорвалась с места, чтобы прилететь к тебе на крыльях любви.
— Ага, как же. Жди… — Менкар сунул свою бумажку в карман куртки и уже без прежней энергии побрел искать попутную лодку.
Однако он расстраивался зря.
Два дня спустя князь Сабик вышел утром на террасу и обнаружил Эйли, сидящую возле стола в одном из плетеных кресел. Она зябко куталась в пеструю накидку из тапана и вяло ковыряла ложкой в тарелке с кашей. Сабик сначала не поверил своим глазам, но потом подошел, сел за стол напротив девушки и сказал, улыбнувшись:
— Здравствуй, сестренка.
Но улыбка быстро сошла с его лица, потому что была, кажется, совсем не к месту.
Эйли качнула головой и что-то прошелестела в ответ; встречаться с Сабиком взглядом она избегала.
В дверях кухни появилась служанка и, увидев Сабика, тут же исчезла, чтобы вскоре вынести поднос с завтраком для князя.
— Ты давно здесь? — спросил Сабик.
— Около часа, — тихо ответила Эйли и поправила сползшую с плеча накидку.
— Случилось что-нибудь?
— Меня требуют в Столицу. — Эйли наконец подняла глаза, и у Сабика сжалось сердце. — Это из-за того взрыва в Ар-и-Дифе. Им нужен заложник.
Они помолчали. Потом Сабик медленно покачал головой.
— Я думаю, не только поэтому. Ты, кроме всего прочего, еще и единственный человек, который знает, что случилось с Наследником.
— Он погиб, — глухо сказала Эйли и, быстро глянув в глаза князю, тут же опустила голову. — Я не уследила. Он погиб, — повторила она.
Князь долго молчал, уставясь в свою тарелку. Значит, Наследник погиб. Значит, трон свободен для Садалмеликов. И все усилия, которые прилагал все это время он, его сторонники в Империи и здесь, могут пойти прахом, потому что Князь-Сенешаль теперь вовсе не обязан блюсти трон для Наследника, а имеет полное право занять его сам. Слишком велик соблазн…
— Что ж, — сказал он наконец. — Ты сообщишь об этом Князю-Сенешалю?
Эйли повела плечом — то ли неопределенно пожала плечами, то ли просто поправила плед.
— Тогда у меня к тебе будет небольшая просьба, — сказал Сабик. — Когда увидишь Князя-Сенешаля, передай, пожалуйста, ему, что я хотел бы с ним встретиться, разумеется, если он сможет гарантировать мою безопасность, и найди способ сообщить как-нибудь о его согласии.
Эйли подняла на него полные боли глаза.
— Зачем? — с тоской в голосе спросила она. — Это унизительно…
— Менкар… — начал Сабик. — Ты ведь хорошо знаешь Аламака Менкара, верно?.. — Эйли кивнула. — Он регулярно поднимается на Плато, занимается мелкой контрабандой и заодно приносит оттуда новости. — Эйли снова кивнула. — Так вот, до нас дошли достоверные слухи, что Князь-Сенешаль не очень-то доволен тем, что творят за его спиной и его именем его родичи в Империи.
— Что с того? — возразила Эйли. — Тем не менее он преспокойно пользуется результатами.
Сабик не стал возражать. Для девочки это было слишком сложно понять.
— Менкар сейчас здесь? — спросила Эйли. — Или как обычно мотается на своем вонючем плоту?
— Здесь, — ответил Сабик. Неожиданно для себя он вдруг добавил: — Ты приехала сюда, чтобы повидаться с ним? Эйли посмотрела на него и улыбнулась:
— Почему ты спросил?
Сабик неопределенно пожал плечами.
— Нет, — покачала она головой. — Я ведь должна была… сообщить тебе о Наследнике.
— Спасибо, — вздохнул Сабик. Лучше было бы, если б она сообщила ему об этом сразу. Или хотя бы немного пораньше. Но вслух об этом говорить он не стал. — Тогда до свидания. — Он встал. — Надеюсь, что все у тебя сложится хорошо. Я сейчас его позову…
Эйли покрепче закуталась в накидку и стала ждать. Она толком не знала, что хочет сказать Менкару. Только попрощаться? Попросить навещать ее в Столице? Или… Нет, положительно зря она тут появилась. Но после разговора с матерью и известия, что ее требуют в Столицу, ей просто необходимо было повидать кого-то из друзей. Просто повидать. Просто ли?..
— Вы позволите, милая девушка? — услышала она вдруг и вздрогнула.
Напротив нее на том стуле, где только что сидел Сабик, восседал незнакомый странный старик. Задумавшись, Эйли не заметила, как он здесь оказался, словно просто возник прямо на плетеном стуле — большой, грузный, с чуть одутловатым лицом и щеточкой непривычно коротких усов над полными губами. Он смотрел прямо на Эйли казавшимися маленькими за стеклами —толстых очков в странной оправе глазками. Да и все остальное в нем было странным. Он был непривычно и слишком тепло, даже для зимы, одет в темную мягкую куртку с блестящей металлической оторочкой по карманам и спереди. Воротник куртки был зябко поднят и из-под него выглядывали его чуть оттопыренные большие уши и очень коротко, не по-таласарски, стриженные волосы с обильной сединой. Большие костистые ладони его зябко потирали одна другую. На Эйли он смотрел тоже как-то странно: добро, слегка иронично и в то же время испытующе.
— Простите старика, — продолжал он, чуть-чуть шепелявя. — Сам не знаю каким ветром меня сюда занесло в этот ранний час. Только смотрю, сидит милая девушка и почти плачет. Вот и подумал: может, ей одиноко и плохо, так дай отвлеку ее от грустных мыслей. — Он посмотрел на Эйли, словно ожидая, что она подтвердит его слова, и она подтвердила легким кивком. Это ободрило старика. — Вот и славно, вот и славно, — проговорил он. — Вы не беспокойтесь, я ненадолго. Пока ваш кавалер собирается, меня уже тут и не будет. Вот только… — Его ладони перестали зябко двигаться, разомкнулись и, что-то сделав со своей металлической оторочкой, отчего мягкая куртка разомкнулась сверху, он достал из-под нее странную посудину, похожую на медицинскую склянку, но гораздо больших размеров, со странной цветной бело-желтой наклейкой, и стал откручивать металлическую пробку. Тут же невесть откуда взялась служанка, которая с каким-то благоговейным лсл испугом поставила на стол перед стариком тарелочку с намазанным икрой куском "хлеба — видимо, старика тут уже знали и знали его привычки. И старик кивнул ей и улыбнулся. Из-под куртки же он достал стакан с гранеными стенками и наполнил его из посудины прозрачной жидкостью на треть. До Эйли донесся резкий спиртовой запах. Она с удивлением посмотрела на старика. — Простите, что шокирую вас, — сказал он как-то даже стеснительно. — Промозгло уж больно, согреюсь. — И опрокинул содержимое стакана в рот. Потом зажевал челюстями и продолжил говорить: — Простите еще раз. Но это единственное мое лекарство от одиноче-, ства. Настоящего одиночества, а не того, о котором думаете сейчас вы. Знаете, — говорил он, — я ведь прекрасно понимаю ваше состояние. И, поверьте мне, вы зря так уж сильно его переживаете. Ваше одиночество мнимое, временное. Как и все здесь. Поверьте. Это от молодости и того, что вам так много пришлось пережить не по вашей, к слову, вине… А уж тем более не стоят все эти мятежи, бунты, Наследники… — Эйли вздрогнула и напряглась. — …и одной вашей слезинки. Все это шелуха, наносное, и — он сделал чуть заметную паузу, — все пройдет… А вы — молодая девушка, вам просто невозможно быть одинокой, вам это просто не грозит. По определению. Да и не можете вы пока знать, что это такое, настоящее одиночество. — Он замолчал, задумался.
Эйли пораженно глядела на старика, ожидая продолжения. Она уже догадалась, кто это, но не могла поверить.
Старик, казалось, ушел глубоко в себя, и она решилась спросить:
— Откуда вы все знаете?
Старик услышал.
— Что?.. Что все? Что ваш кавалер сейчас, простите милостиво, натягивает подштанники? Что все у вас будет хорошо? Что все вообще будет хорошо?.. — Он улыбнулся. — А кто вам сказал, что я это знаю? Здесь у вас про меня всякие, глупости говорят: волшебник, мол, колдун… Впрочем, может, и так? Может, чему-то я тут уже и научился? Невольно. Только сейчас это ни при чем… Просто поживите с мое и научитесь и предсказывать, и предугадывать. Опыт. Опыт и анализ. Чего тут не знать-то? Сюжет-то стандартный, ситуации отработаны сотни и сотни раз. Все известно заранее. Шестьдесят три стандартных положения, считая вариации. Разве это много? А это, — он повел рукой, — даже не вариация. Стандарт. Все давно описано, и даже не в Книге Судеб, а в тысячах просто книг — хороших и не очень, интересных и скучных. Разных. И в чем-то одинаковых. — Он замолчал. — Впрочем, вам это, наверное, не интересно. — Эйли хотела было возразить — ей было страшно интересно, хотя, честно признаться, она мало что понимала из сказанного (а может, именно поэтому!); но старик вдруг поднялся — он оказался неожиданно высокого роста — и, завернув крышку на своей странной посудине, спрятал ее и стакан под куртку. — Простите, милая девушка, но мне пора. Точнее — это вам пора, а я просто пойду. Курить уж больно хочется, а вам этого лучше не видеть. А то бог весть что можете обо мне подумать. Прощайте, — сказал он. — И помните — все пройдет. Все! — Он поднял вверх палец, потом опустил и, вздохнув, добавил: — И это, впрочем, тоже пройдет. — И, не оборачиваясь, пошел прочь — чуть ссутулившийся, одинокий, уставший.
Эйли, все еще пораженная, смотрела ему вслед, растворяясь в утреннем тумане, как что-то разыскивал по карманам своей странной куртки. Нашел, остановился; вспыхнул огонек возле его лица — и пошел дальше.
Вскоре его силуэт почти слился с туманом, и только там, где он должен был идти, мелькал слабый огонек, словно какой-то светлячок кружил вокруг лица мудреца…
Менкар, которого Сабик еле-еле добудился, узнав, что его ждет Эйли, чуть не вылетел к ней в одних кальсонах. Чтобы удержать его от порыва, Сабику буквально пришлось схватить его за шкирку — и то Менкар чуть не вырвался — встряхнуть и прикрикнуть: «Поручик! Немедленно приведите себя в надлежащий вид! Вас ждет дама!», чем привел Менкара в более нормальное состояние. Тот кивнул и стал быстро натягивать штаны.
— Откуда она появилась, ее же уже не было в Эвкулеях? «Адресат выбыл»… Где ремень-то, — бормотал он. — Откуда она взялась?
— Она приехала попрощаться с вами, — ответил князь.
— Попрощаться… — продолжал бормотать Менкар, — надо же… Она уезжает? В Империю?
Сабик кивнул и, выходя, бросил:
— Умойтесь хотя бы. Она подождет…
Когда через пять минут Менкар выбежал на террасу, Эйли сидела за столиком и глядела куда-то в сторону берега.
— Эйли! — воскликнул он. Но девушка словно его не слышала. — Эйли? — повторил он, подходя ближе и заглядывая ей в лицо.
Эйли оторвала задумчивый взгляд от чего-то вдали и посмотрела на него. Она улыбнулась, и если бы здесь был князь Сабик, он бы очень удивился ее улыбке — легкой, даже веселой.
— Менкар, — сказала она. — Знаешь, я только что говорила с самим Арканастром. Как ты думаешь, это хороший знак?
— С Арканастром? — повторил Менкар, невольно глядя туда, куда смотрела Эйли. Но в зимнем тумане ничего не было видать. — Не знаю.
Эйли дремала целыми днями, и все дни для нее слились в Один; болезнь вымотала все силы и внушила полнейшее безразличие ко всему окружающему. Приходил важный лекарь, считал пульс и прослушивал через серебряную трубочку грудь, предписывал горькие микстуры. Тенью за занавеси к постели проскальзывала Гомейза — повзрослевшая, пополневшая, — украдкой, чтобы не видели дворцовые, совала в рот Эйли заплесневелые хлебные корочки с ложкой меда — лечила по-своему, как принято у краевиков; увидели бы'такое лечение дворцовые — засмеяли бы или, хуже, обвинили бы в попытке отравления знатной дамы.
Ночами Гомейза сидела у постели в большом мягком кресле, вязала бесконечные чулки и напевала или же рассказывала что-нибудь тихим голосом, если замечала, что Эйли лежит с открытыми глазами. Эйли слушала, понимала разве что десятую часть и совершенно не удивлялась тому, что, оказывается, Гомейза стала солидной дамой: вышла замуж за майора-фельегеря — вдовца с двумя дочерьми, которые были чуть ли не ровесницами мачехе. А коли так случилось, то и надо вести себя соответственно, надо голову ломать, как выводить их в свет да где подходящих женихов подыскивать. «Они славные девочки, —говорила Гомейза. — Но, знаете ли, ваше высочество, у меня ведь сынок есть — такой прелестный малыш, ему два годика…» И Гомейза с восторгом юной матери принималась описывать, что за сокровище ее мальчик, какой он шустрый да забавный… Только Эйли утомительно было слушать ее излияния, и она засыпала, убаюканная негромким говорком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76