А потом, в темноте, острые ножницы для ткани со скрипом отрезали их по линии выше плеч, в одно мгновение лишив ее волос, которые она отращивала десять лет.
Снаружи послышался резкий шум, грохот и хриплые крики. Шум приблизился, поравнялся с ними, пронесся мимо. Катриана почувствовала, что ее трясет; Алаис прикоснулась к ее плечу, потом застенчиво убрала руку. По другую сторону прилавка старая женщина спокойно двигалась в полумраке своей лавки. Ровиго нигде не было видно. Катриана прерывисто дышала, правый бок у нее болел: наверное, она налетела на что-то во время своего безумного бега. Но не помнила, когда это случилось.
Что-то лежало на полу у ее ног. Она протянула руку и подняла рыжий занавес густых волос. Это произошло так быстро, что у нее не было времени осознать, что с ней сделали.
— Катриана, мне так жаль, — снова прошептала Алаис. В ее голосе звучало искреннее огорчение.
Катриана покачала головой.
— Пустяки, это совершенные пустяки, — ответила она. Говорить было трудно. — Всего лишь тщеславие. Какое это имеет значение? — Кажется, она плакала. Ребра ужасно болели. Она подняла руку и пощупала остатки волос на голове. Потом немного повернулась на полу, за прилавком, и устало уткнулась головой в плечо Алаис. Та подняла руки и обняла плачущую Катриану, крепко прижав к себе.
По другую сторону прилавка старуха немелодично мурлыкала себе под нос, складывая и перебирая ткани самых разных цветов и различного качества при тусклом вечернем свете, проникающем с улицы, в квартале, где наклонившиеся дома почти закрывали солнце.
Баэрд лежал в теплой темноте у реки и вспоминал, как было холодно, когда он сидел здесь в прошлый раз, вместе с Дэвином ожидая в вечерних сумерках, пока к ним приплывет Катриана. Он оторвался от преследователей уже давно. Баэрд очень хорошо знал Тригию. Они с Алессаном прожили здесь больше года после возвращения из Квилеи, справедливо посчитав эту глухую горную провинцию подходящим местом для того, чтобы отыскать здесь первые искры и постепенно раздуть пламя восстания.
Они искали главным образом одного человека, но так его и не нашли, капитана, принимавшего участие в обороне Борифорта. Зато они нашли многих других, говорили с ними и вовлекли их в свое дело. Они еще много раз возвращались сюда за эти годы, в сам город и в горы его дистрады, и находили в простой, грубой жизни этой провинции силу и ясную прямоту, которая помогала им обоим идти, ужасно медленно, по извилистым, окольным тропам их жизни.
Баэрд знал лабиринт городских улиц несравненно лучше, чем барбадиоры, живущие в своих бараках. Знал, через какие дома можно быстро перелезть, какие крыши выходят на другие крыши, а какие заканчиваются опасными тупиками. При той жизни, которую они вели, было важно знать подобные вещи.
От рынка он двинулся на юг, потом на восток, потом вскарабкался на крышу «Пастушьего посоха», их старой таверны, используя наклонный навес над поленницей дров как трамплин. Он помнил, как много лет назад сделал то же самое, удирая от ночной стражи после комендантского часа. Низко пригибаясь, он быстро пересек две крыши, потом ползком перебрался на противоположную сторону улицы по одному из ветхих крытых мостиков, соединяющему два дома. За спиной он слышал шум погони, которая очень быстро отстала, задерживаемая всякими случайными препятствиями. Он догадывался, что это были за препятствия: тележка молочника, у которой соскочило колесо, быстро собравшаяся вокруг двух ссорящихся на улице мужчин толпа, бочка вина, разлитая тогда, когда ее катили в таверну. Он знал Тригию, а это означало, что он знал характер ее жителей.
Через короткое время он уже был далеко от рыночной площади, покрыв это расстояние поверху, легко и незаметно порхая с крыши на крышу. Он мог бы даже получить удовольствие от этой погони, если бы так не тревожился о Катриане. На южных окраинах Тригии, расположенных выше на холмах, дома стали больше, а улицы шире. Но память его не подвела, он знал, куда свернуть, чтобы пробираться все дальше, пока не нашел нужный ему дом и не спрыгнул на его крышу.
Он оставался там несколько секунд, внимательно прислушиваясь, не поднимется ли тревога на улице внизу. Но слышал лишь обычный вечерний шум, и тогда Баэрд достал ключ из старого потайного места под одной черепицей, открыл плоский люк и бесшумно спустился на чердак Тремазо.
Он закрыл за собой люк и подождал, пока его глаза привыкнут к темноте. Внизу под ним, в лавке аптекаря, он ясно различал голоса и быстро выделил низкий, рокочущий бас Тремазо. Прошло много времени, но некоторые вещи никогда не меняются. Он принюхался к окружающим его ароматам мыла и духов, к едким или сладковатым запахам различных лекарств. Немного привыкнув к темноте, он обнаружил потрепанное кресло, которое Тремазо обычно оставлял здесь для них, и сел в него. Это действие вызвало в памяти далекие воспоминания. Кое-что совсем не изменилось.
Наконец голоса внизу смолкли. Внимательно прислушавшись, Баэрд смог различить внизу тяжелую походку лишь одного человека. Нагнувшись, он поскреб пол, такой звук могла производить крыса на чердаке. Но только такая крыса, которая умеет быстро царапнуть три раза, а потом еще раз. Три раза, что означало Триаду в целом, и один раз — отдельно бога. Тригия и Тигана обе имели древнюю связь с Адаоном, и, придумывая условный сигнал, Алессан это учел.
Он услышал, как размеренные шаги внизу замерли, затем, секунду спустя, возобновились, словно ничего не произошло. Баэрд откинулся на спинку кресла и стал ждать.
Ему не пришлось ждать долго. День уже клонился к вечеру, все равно скоро пора закрывать лавку. Он услышал, как Тремазо вытирает прилавок и подметает пол, а потом стук запираемой передней двери и щелчок задвинутого засова. Через секунду лестница была придвинута на место, ступеньки заскрипели, крышка нижнего люка откинулась, и на чердаке появился Тремазо со свечой. Он пыхтел от усилий и стал еще толще, чем раньше.
Тремазо поставил свечку на ящик и встал, поставив кулаки на широкие бедра и глядя сверху вниз на Баэрда. Одет он был очень изящно, а бородка аккуратно подстрижена клинышком. И надушен, как почувствовал Баэрд мгновение спустя.
Улыбаясь, он встал и показал рукой на наряд Тремазо, притворяясь, что принюхивается. Аптекарь поморщился.
— Клиенты, — проворчал он. — Так нынче модно. Этого они ожидают от такой лавки, как моя. Скоро мы скатимся до уровня Сенцио. Это из-за тебя сегодня днем поднялся такой переполох? — Только и всего: ни приветствий, ни излияний. Тремазо всегда был таким, спокойным и прямым, как ветер с гор.
— Боюсь, что из-за меня, — ответил Баэрд. — Солдат умер?
— Вряд ли, — ответил Тремазо своим знакомым, небрежным тоном. — Ты недостаточно силен для этого.
— Не слышал, чтобы поймали женщину?
— Не слышал. Кто она?
— Одна из нас, Тремазо. Теперь послушай, есть настоящие новости, и мне нужно, чтобы ты нашел воина из Кардуна и передал ему от меня сообщение.
Глаза Тремазо на мгновение широко раскрылись, когда Баэрд начал говорить, потом сосредоточенно прищурились. Объяснения не заняли много времени. Тремазо никак нельзя было назвать тугодумом. Тучный аптекарь не отправится сам на север, в Сенцио, но он может найти людей, которые это сделают, и сообщить им. И он сможет найти Сандре в их гостинице. Тремазо опять спустился вниз и вернулся, пыхтя, с караваем хлеба, куском холодного мяса и бутылкой хорошего вина в придачу.
Они на мгновение сдвинули ладони, потом аптекарь ушел искать Сандре. Сидя среди всякой всячины, скопившейся на чердаке у аптекаря, Баэрд ел и пил, ожидая наступления темноты. Убедившись, что солнце село, он снова выскользнул на крышу и двинулся обратно на север через город. Через некоторое время он спустился на землю и, сторонясь факелов стражи, направился на восток по извилистым улицам города туда, где Катриана зимой выбралась на берег реки после прыжка с моста. Там он сел на траву у реки и стал ждать. Ночь выдалась почти безветренная.
Он никогда по-настоящему не опасался, что его поймают. Слишком много лет прожил Баэрд вот так, тело его огрубело и закалилось, чувства обострились, мозг быстро запоминал, схватывал и действовал по обстановке.
Но все это не объясняло и не оправдывало его поступка, из-за которого они оказались в такой ситуации. Его импульсивный удар, нанесенный пьяному барбадиору, был поступком неслыханно глупым, несмотря на то, что именно так время от времени мечтало поступить большинство людей на площади. На Ладони под властью тиранов следовало подавлять в себе подобные порывы, чтобы не погибнуть. Или не увидеть, как гибнут те, кого ты любишь.
И это снова навело его на мысли о Катриане. В усыпанной звездами ночной темноте он вспомнил, как она вынырнула из зимней реки, словно призрак. Он тихо лежал в траве, думая о ней, а потом, что можно было предвидеть, об Элене. А затем, как всегда и в любое время, особенно на рассвете или в вечерних сумерках, или во время смены времен года, — о Дианоре, которая умерла или потерялась где-то в огромном мире.
Послышался шорох, слишком тихий, чтобы насторожить его, в листве дерева за его спиной. Через секунду запела триала. Он слушал ее песню и журчание воды в одиночестве, чувствуя себя в темноте как дома, мужчина, основной чертой характера которого стала его потребность к одиночеству и молчаливая игра воспоминаний.
По случайности, его отец тоже слушал эти звуки у реки Дейза в ночь перед тем, как был убит.
Вскоре с берега реки, немного западнее, прозвучал крик совы. Он тихо ухнул в ответ, оборвав песню триалы. Бесшумно подошел Сандре, трава под его ногами почти не шевелилась. Присел на корточки, потом сел, тихонько охнув. Они посмотрели друг на друга.
— Катриана? — прошептал Баэрд.
— Я не знаю. Но ее не поймали, как мне кажется. Я бы услышал. Я слонялся на площади и вокруг нее. Видел, как вернулись стражники. Человек, которого ты стукнул, в порядке. После они над ним смеялись. Думаю, последствий не будет.
Баэрд медленно расслабил напряженные мускулы. И сказал небрежным тоном:
— Иногда я бываю очень большим глупцом, ты заметил?
— Не заметил. Когда-нибудь тебе придется мне об этом рассказать. Кто тот необъятный толстяк, который ко мне приходил?
— Тремазо. Он с нами уже давно. Мы использовали его склад на чердаке для встреч, когда жили здесь и после.
Сандре проворчал:
— Он подошел ко мне возле гостиницы и предложил купить настойку, которая сделает моей любую женщину или мальчика, кого я только пожелаю.
Баэрд невольно улыбнулся.
— Слухи о привычках карду опережают тебя.
— Очевидно. — Белые зубы Сандре сверкнули в темноте. — Имей в виду, цена была подходящей. Я купил два флакона.
Тихо смеясь, Баэрд испытал странное ощущение, словно сердце его потянулось к сидящему рядом с ним человеку. Он вспомнил Сандре в ту ночь, когда они встретились, когда все планы его старости рухнули, когда пришел жестокий конец всей семьи Сандрени. В ту ночь, которая закончилась только тогда, когда герцог воспользовался своей магией, чтобы проникнуть в подземелья Альберико и убить собственного сына. «Любую женщину или мальчика, кого я только пожелаю».
Баэрд почувствовал смирение, внушенное силой духа сидящего рядом старика. Ни разу за полгода тяжелых переездов по зимним разбитым дорогам в жгучий холод, Сандре не произнес ни слова жалобы, ни одной просьбы остановиться или сбавить темп. Ни разу не уклонился от задания, не выказал усталости или нежелания встать в предрассветной сырости на дороге. Ни признаков ярости или горя, которые, несомненно, душили его при известии о новых жертвах, казненных на колесах смерти в Астибаре. Он подарил им все, что имел: знание Ладони, страны и особенно — Альберико, накопленный в течение всей жизни опыт лидерства и хитрости, без ограничений, ничего не утаивая, не проявляя при этом никакого высокомерия.
Именно такие люди, как он, думал Баэрд, были славой и проклятием Ладони в дни накануне ее падения. Славой, благодаря величию их власти, горем — из-за их взаимной ненависти и междуусобных войн, которые позволили тиранам явиться и захватить провинции по одной, в их одинокой гордости.
И сидя у реки в темноте Баэрд снова почувствовал, с уверенностью в самой глубине сердца: то, что делает Алессан, — правильно. Их цель заслуживает того, чтобы к ней стремиться. Цель, достойная всех дней и ночей жизни человека, вне зависимости от того, будет ли она когда-либо достигнута. Цель, которая находилась рядом и была связана воедино с другой большой и горькой целью — с Тиганой и ее именем.
Баэрду бар Саэвару тяжело давались некоторые вещи, они были почти невозможными с тех пор, как у него отобрали юность в год падения Тиганы. Но он совсем недавно лежал с женщиной в ночь Поста, в месте сильнейшей магии, и в зеленой темноте почувствовал, как крепкие путы, стягивающие его сердце, ослабевают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104