Кого подозреваешь?
— Есть пара мыслей. Однако позволь пока промолчать, дабы поклеп не возвести. Мне бы в палаты воеводы попасть, пока его там нет. Посмотреть все. Может, найду чего.
— Это можно. Только смотри, коли воровать удумаешь, не спасу. На воротах повесят — и поделом!
— Богом клянусь, не будет такого!
— Вот и ладно. Гляди, не попадись. Порубом не отделаешься.
Объяснять то, чем он рискует, Радиму не имело смысла. Он уже давно понял, что зря не бежал из Ладоги, когда была такая возможность.
Глава 10
Благодаря Параскеве Радим получил полное представление о том, как выгорожены клети в тереме воеводы. На первом ярусе находились большие палаты — людская и сторожевая. Оба помещения связывались небольшим пристроем, в котором была лестница на второй ярус. Пристрой был двухэтажный, верхняя его часть — помост, в котором Радим с Богданом бродили в ту несчастную ночь, когда их поймала боярыня. Двери из помоста вели в два сруба — тот, что над людской, назывался крылом Параскевы, тот, что над сторожевой, — крылом Эйлива. В срубе боярыни поставлены три палаты — одрина боярыни, каморка для холопов и гостевая клеть — там нынче расположился Остро-мир. Крыло воеводы побольше, и палат там было четыре. Параскева подробно объяснила, которая клеть была отдана Яну Творимирычу, а которая Симону Переяславскому, в какой потчует воевода, в какой — его огнищане.
Нынче оказался самый благоприятный момент, чтобы незаметно попасть в жилище воеводы. Хозяин со свитой отправились в церковь, важные гости ушли с ним или остались пьянствовать в риге, слуги суетились в людской. Единственный сторож стоял у лестницы в пристрое. Норманн скучал, опершись на секиру. Параскеве он вежливо поклонился, на ее свиту посмотрел как на пустое место. Люди боярыни сторожа не интересовали.
— Дальше сам. Гляди, ежели что, я тебя не знаю, — напутствовала Параскева скомороха.
Шарить в чужих домах при дневном свете Радиму приходилось и раньше. Но то были избы простых селян или купцов, оставленные под присмотр нерадивым сторожам. Если б те и застукали татя, то всегда был путь — через оконце и в поле. Сейчас мало что второй ярус, так и городней вокруг больше, чем улиц в ином поселке. Не говоря уж о сторожах, которые если начнут сбегаться, то просто затопчут.
Радим проявлял недюжинную осторожность, входя на половину воеводы. Слуги боярыни донесли, что там пусто, но мало ли — Радиму голову класть. Скоморох шел больше вдоль стен, хоронясь за ларцами и бочками. В одрину воеводы дверь отворил не спеша, прислушиваясь ко всем звукам. Внутрь палаты Радим скользнул, почти стелясь по бревнам. Ох, не нравилось ему, что возможности спрятаться не было.
В центре одрины стоял огромный дубовый стол на трех массивных ножках. Столешница была усыпана объедками и грязной посудой. Много лежало и непочатых блюд. Создавалось впечатление, что люди покинули стол внезапно, бросив все как есть. Скоморох осмотрел следы пиршества. Жареный заяц был почти цел. Квашеная капуста лежала в четырех мисках, значит, за столом сидели четверо. Это подтверждало и количество ковшей с кислыми щами. У Радима забурчало в желудке, когда он увидел сытную пищу. Однако аппетит сразу пропал, стоило ему обратить внимание на блюдо с блинами. Верхний блин был съеден наполовину. Внутри виднелись зеленые крапинки.
Радим не был уверен, что видел именно это блюдо в руках мертвого холопа, но если это так, то причина смерти Яна Творимирыча — в блинах. Зелень вкраплений по цвету совпадала с налетом на губах покойников. Чтобы окончательно убедиться в своей догадке, Радиму следовало испытать отравленный блин. Вот только на ком? Терять время на размышления скоморох не стал, он взял из стопки блин, следующий за надкушенным, надломил его, убедился в наличии зеленых вкраплений и сунул добычу за пазуху.
Когда скоморох распахивал сорочку, амулет с говорящими камнями вырвался из-под одежды и звучно громыхнул об кувшин. Радим быстро перехватил его рукой, прислушиваясь, не раздадутся ли за дверью торопливые шаги случайных свидетелей. В этот раз Сварог уберег. Никаких неприятных последствий не оказалось. Радим медленно разжал кулак и выпустил камни. Его брови стремительно полезли на лоб, когда он увидел, что самый большой из камней покраснел. Как там говорил Богдан? «Камни станут алыми, как железо в горне, когда им будет что сказать». Похоже, амулет был готов к беседе.
Некоторое время Радим взирал на красный камень, настороженно ожидая голоса, потом поднес к уху. Бесполезно. Камень оставался мертвым. Пора было уходить. Заняться говорящим камнем можно и в безопасном месте. Поборов искушение залезть в ларец или снять со стен украшенные золотом рога чудных животных, Радим покинул палату воеводы.
Гостевая светлица была раза в четыре меньше хозяйской и украшена скромнее. Одр, победнее и помельче хозяйского, оказался неприбранным, и Радим мог воочию убедиться, что боярин умер в муках. Постель скомкана, меховые покрывала сброшены на пол и облеваны зеленоватой жижей. У изголовья на стульчаке стояли плошки и кубышки с отварами. Похоже, Яна Творимирыча пытались спасти местные знахари. Однако они оказались бессильны.
Получается, пировавшие в личных покоях воеводы не хотели смерти Яна Творимирыча. Иначе зачем его спасать? А может, только некоторые не хотели, а другие просто делали вид. В любом случае, особой ясности в происходящем не было. Должны были отравить боярыню, а отправили на тот свет гостя. Как связаны Ян Творимирыч и Параскева? Если верить Валуне, то почти никак. Просто знакомы. Что же тут происходит? Травят всех, кто попадется, или только тех, кто чем-то не угодил?
Закончив осмотр, Радим покинул сруб воеводы. В пристрое было тихо и прохладно. Скоморох, поеживаясь, спустился с лестницы. Сторож был тут и по-прежнему скучал. Радим уже хотел проскользнуть мимо, как вдруг воин оживился и заступил дорогу. Его широкоплечая фигура полностью заслонила ход в людскую. Скомороха начали одолевать нехорошие предчувствия, он попятился.
— Стой! — норманн говорил по-русски толково, но небольшой акцент все же был. — Ты — Радим?
— Допустим…
— Что? Отвечай, смерд, внятно!
— Радим.
— Добро. Хозяйка-боярыня велела к ней тебя направить, как выходить будешь. Палату ее знаешь?
— Найду, — у Радима отлегло от сердца, он-то уж думал, снова в поруб бросят.
— Ступай!
Взбежав по лестнице наверх, Радим постучал в дверь. Ему открыла Настасья. Увидев скомороха, она широко улыбнулась и жестом пригласила внутрь.
Параскева сидела на своем стульце и парила ноги в тазике с травяным отваром. На соседней лавке валялся Богдан, судя по округлому животу и закрытым глазам, в процессе усвоения пищи. Антипка сидел рядом и камнем точил топор. Две дворовые девушки, тихо напевая, пряли в углу.
— А мы тебя заждались, — сказала боярыня. — Выкладывай, что выяснил.
— Много всего, матушка боярыня. Но имя того, кто на вас замышляет, пока назвать не готов.
— Поторопись, — не открывая глаз, произнес страдальческим голосом Богдан. — И присмотри за моими вещами в людской. Говорят, воруют тут.
— Не может быть!
— Я матушке боярыне верю. Служу ей, не щадя живота своего. Помогай и ты.
— Стараюсь. Жизнью рискую. Ради тебя, между прочим.
— А я как рискую… Из-за тебя.
— Хватит ныть, — боярыня нахмурилась. — Что выведал, говори!
Радим вытащил из-за пазухи блин.
— Никто откушать не желает? Полагаю, этим потравили Яна Творимирыча. Но проверить надобно.
— Разве Богдану дать, — ухмыльнулась Параскева.
— Моей скорой смерти желаешь, христолюбивая матушка? — Богдан открыл глаза. — Ужель от кусочничества избавишь?
— Велю — съешь, что скажу. Не один ты, чай, на свете. Радим твое место займет, коли надо будет.
Другое дело, что не тоже тебя травить, ежели можно на неразумных животинах яд попытать. — Боярыня повернулась к Радиму: — Пробуй на псах шелудивых, их на двору во множестве бегает. Не подействует, так сюда возвращайся, дальше думать будем.
— Так и сделаю, матушка боярыня.
— Это все, что узнал?
— Пока да, матушка боярыня.
— Не густо, Радим. К утру надо, чтоб имя было. И не просто имя, а связанное с отравлением. Ежели не оправдаешь доверия, вместо Богдана при мне будешь. Его же пошлю потравителя искать.
— Сделаю, матушка боярыня. Все как велите сделаю, — Радим согнулся в глубоком поклоне.
— Не забудь алый камень в воду погрузить, — подал негромкий голос Богдан.
— Что? — одновременно спросили скоморох и боярыня.
— Подзабыл ты, Радим, как мы — скоморохи — друг другу удачи желаем…
— Ох, подзабыл… — медленно соображая ответил Радим. — Синего камня тебе!
— Аминь!
Настасья открыла дверь, и Радим быстро покинул палату. Хоть и не грозна сегодня была Параскева, но в ее отсутствие дышалось вольнее.
Глава 11
Вечерело. Радим наскоро перекусил пареной репкой и занялся говорящими камнями. В небольшую плошку скоморох налил колодезной водицы, снял с шеи ожерелье и опустил на дно. Алый камень побледнел, но не произнес ни слова. Неужели Радим неправильно понял Богдана? Или тот просто пошутил? Глупые, надо сказать, шуточки, когда речь идет о жизнях людей. Вот обидится Радим, бросит все, уйдет из Ладоги, кто тогда шутника спасать будет? Мысли сермяжные. Никуда он не уйдет, даже если решится на это. Кругом сторожа, и наверняка Грим отдал приказ никого из детинца не выпускать.
Внезапно послышались голоса. Один — низкий мужской, другой — совсем слабый женский. Радим быстро огляделся. Людская шумела прежними заботами, но рядом никто не разговаривал. Взгляд уперся в красный камень. Звуки шли из него.
Сначала разобрать слова было трудно. Речь напоминала невнятное бормотание. Потом звуки стали четче, появилась возможность оценить даже интонации.
— Моя лапушка! — ворковал мужской голос. — Это несчастье, что твой дядюшка умер. Он был моим лучшим другом. Однако теперь у нас стало одним препятствием к счастию меньше. Он бы никогда не одобрил нашей женитьбы.
— Не говори так, прошу! — Девушка плакала.
— Прости меня, прости! Я просто сгораю от любви к тебе. Хочешь, я все брошу, возьму добро и крепкую ладью, погружу на нее тебя и мы уедем за море?
— Нет! Это слишком великая жертва!
— Для тебя, моя лапушка, жизни не жалко. Эх, коли б не боярыня…
— Не ругай ее. Она — добрая.
— Она — добрая. Я ж — злой. Потому как страдаю. Любавушка, лапушка, подскажи, как быть!
— Все образуется. Надо потерпеть.
— Ох, мочи нет терпеть-то!
— Пойдем к гостям, мой господин. Негоже, ежели нас тут наедине увидят.
— Пойдем, моя лапушка.
Голоса затихли. Радим сидел слегка ошарашенный. Волшба сработала. Да еще как! В самую точку. Короткий разговор сказал ему больше, чем тщательный осмотр палат воеводы. Боярыня мешает счастью двух влюбленных. При этом так же мешавший дядюшка только что умер. Несомненно, речь шла о Параскеве и Яне Творимирыче. А говоривший мужчина был один из благородных. Только кто? Остромир, Симон или, может, сам Эйлив? К сожалению, голоса Остромира Радим не запомнил, не до того было ночью в темном углу. Так что любой из троих мог оказаться замешанным в дело.
Как мешает боярыня счастью влюбленных? Если говоривший — Эйлив, то понятно, а если нет? Вообще, интересно, есть ли жены у Остромира и Симона? Не одну ли из них называли боярыней? Очень все туманно. Радим тяжело вздохнул. Трудную задачу поставила перед ним Параскева. Думать приходится много, да и рисковать немало. Следить за боярами опасно. Однако распутывать клубок надо. Тем более теперь есть замечательная зацепка — имя девушки. Боярин называл ее Любавушкой.
Камень приобрел естественный цвет. Радим выудил ожерелье из плошки и нацепил на шею. Ценная вещь. Такие действенные амулеты в его жизни еще не попадались. Теперь самое время заняться блином. Накинув кафтан, Радим отправился во двор.
Рядом с хлевом стояла покосившаяся псарня, оттуда доносились лай и скулеж. Однако трогать хозяйских собак скоморох не решался. Отравишь любимца воеводы — головы не сносить. Неприятностей и так достаточно, неизвестно, как поведут себя Грим и его воины, попадись им сейчас Радим. Может, сразу в по-руб спровадят, на холодную солому бросят. А может, сначала попинают вволю, чтоб размяться. Не радовало и отношение Параскевы. Он тут жизнью рискует, голову выдумками напрягает, а она готова, чуть что с Богданом случится, заменить его на Радима. Поганая доля.
Небольшой лохматый пес вышел из-за угла и отправился к тому месту, куда холопы выплескивали помои. Глаза Радима вспыхнули охотничьим азартом. То, что надо! Скоморох, мягко ступая по слежавшемуся снегу, приблизился к псу. Сначала тот не обратил на человека внимания, потом, когда расстояние уменьшилось до пары саженей, взглянул исподлобья и зарычал.
— Фу! Какой злой псина…
Радим потянулся за пазуху, собака отпрыгнула в сторону и ощетинилась.
— На, скушай, злобная тварь.
Половина блина шлепнулась перед псом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Есть пара мыслей. Однако позволь пока промолчать, дабы поклеп не возвести. Мне бы в палаты воеводы попасть, пока его там нет. Посмотреть все. Может, найду чего.
— Это можно. Только смотри, коли воровать удумаешь, не спасу. На воротах повесят — и поделом!
— Богом клянусь, не будет такого!
— Вот и ладно. Гляди, не попадись. Порубом не отделаешься.
Объяснять то, чем он рискует, Радиму не имело смысла. Он уже давно понял, что зря не бежал из Ладоги, когда была такая возможность.
Глава 10
Благодаря Параскеве Радим получил полное представление о том, как выгорожены клети в тереме воеводы. На первом ярусе находились большие палаты — людская и сторожевая. Оба помещения связывались небольшим пристроем, в котором была лестница на второй ярус. Пристрой был двухэтажный, верхняя его часть — помост, в котором Радим с Богданом бродили в ту несчастную ночь, когда их поймала боярыня. Двери из помоста вели в два сруба — тот, что над людской, назывался крылом Параскевы, тот, что над сторожевой, — крылом Эйлива. В срубе боярыни поставлены три палаты — одрина боярыни, каморка для холопов и гостевая клеть — там нынче расположился Остро-мир. Крыло воеводы побольше, и палат там было четыре. Параскева подробно объяснила, которая клеть была отдана Яну Творимирычу, а которая Симону Переяславскому, в какой потчует воевода, в какой — его огнищане.
Нынче оказался самый благоприятный момент, чтобы незаметно попасть в жилище воеводы. Хозяин со свитой отправились в церковь, важные гости ушли с ним или остались пьянствовать в риге, слуги суетились в людской. Единственный сторож стоял у лестницы в пристрое. Норманн скучал, опершись на секиру. Параскеве он вежливо поклонился, на ее свиту посмотрел как на пустое место. Люди боярыни сторожа не интересовали.
— Дальше сам. Гляди, ежели что, я тебя не знаю, — напутствовала Параскева скомороха.
Шарить в чужих домах при дневном свете Радиму приходилось и раньше. Но то были избы простых селян или купцов, оставленные под присмотр нерадивым сторожам. Если б те и застукали татя, то всегда был путь — через оконце и в поле. Сейчас мало что второй ярус, так и городней вокруг больше, чем улиц в ином поселке. Не говоря уж о сторожах, которые если начнут сбегаться, то просто затопчут.
Радим проявлял недюжинную осторожность, входя на половину воеводы. Слуги боярыни донесли, что там пусто, но мало ли — Радиму голову класть. Скоморох шел больше вдоль стен, хоронясь за ларцами и бочками. В одрину воеводы дверь отворил не спеша, прислушиваясь ко всем звукам. Внутрь палаты Радим скользнул, почти стелясь по бревнам. Ох, не нравилось ему, что возможности спрятаться не было.
В центре одрины стоял огромный дубовый стол на трех массивных ножках. Столешница была усыпана объедками и грязной посудой. Много лежало и непочатых блюд. Создавалось впечатление, что люди покинули стол внезапно, бросив все как есть. Скоморох осмотрел следы пиршества. Жареный заяц был почти цел. Квашеная капуста лежала в четырех мисках, значит, за столом сидели четверо. Это подтверждало и количество ковшей с кислыми щами. У Радима забурчало в желудке, когда он увидел сытную пищу. Однако аппетит сразу пропал, стоило ему обратить внимание на блюдо с блинами. Верхний блин был съеден наполовину. Внутри виднелись зеленые крапинки.
Радим не был уверен, что видел именно это блюдо в руках мертвого холопа, но если это так, то причина смерти Яна Творимирыча — в блинах. Зелень вкраплений по цвету совпадала с налетом на губах покойников. Чтобы окончательно убедиться в своей догадке, Радиму следовало испытать отравленный блин. Вот только на ком? Терять время на размышления скоморох не стал, он взял из стопки блин, следующий за надкушенным, надломил его, убедился в наличии зеленых вкраплений и сунул добычу за пазуху.
Когда скоморох распахивал сорочку, амулет с говорящими камнями вырвался из-под одежды и звучно громыхнул об кувшин. Радим быстро перехватил его рукой, прислушиваясь, не раздадутся ли за дверью торопливые шаги случайных свидетелей. В этот раз Сварог уберег. Никаких неприятных последствий не оказалось. Радим медленно разжал кулак и выпустил камни. Его брови стремительно полезли на лоб, когда он увидел, что самый большой из камней покраснел. Как там говорил Богдан? «Камни станут алыми, как железо в горне, когда им будет что сказать». Похоже, амулет был готов к беседе.
Некоторое время Радим взирал на красный камень, настороженно ожидая голоса, потом поднес к уху. Бесполезно. Камень оставался мертвым. Пора было уходить. Заняться говорящим камнем можно и в безопасном месте. Поборов искушение залезть в ларец или снять со стен украшенные золотом рога чудных животных, Радим покинул палату воеводы.
Гостевая светлица была раза в четыре меньше хозяйской и украшена скромнее. Одр, победнее и помельче хозяйского, оказался неприбранным, и Радим мог воочию убедиться, что боярин умер в муках. Постель скомкана, меховые покрывала сброшены на пол и облеваны зеленоватой жижей. У изголовья на стульчаке стояли плошки и кубышки с отварами. Похоже, Яна Творимирыча пытались спасти местные знахари. Однако они оказались бессильны.
Получается, пировавшие в личных покоях воеводы не хотели смерти Яна Творимирыча. Иначе зачем его спасать? А может, только некоторые не хотели, а другие просто делали вид. В любом случае, особой ясности в происходящем не было. Должны были отравить боярыню, а отправили на тот свет гостя. Как связаны Ян Творимирыч и Параскева? Если верить Валуне, то почти никак. Просто знакомы. Что же тут происходит? Травят всех, кто попадется, или только тех, кто чем-то не угодил?
Закончив осмотр, Радим покинул сруб воеводы. В пристрое было тихо и прохладно. Скоморох, поеживаясь, спустился с лестницы. Сторож был тут и по-прежнему скучал. Радим уже хотел проскользнуть мимо, как вдруг воин оживился и заступил дорогу. Его широкоплечая фигура полностью заслонила ход в людскую. Скомороха начали одолевать нехорошие предчувствия, он попятился.
— Стой! — норманн говорил по-русски толково, но небольшой акцент все же был. — Ты — Радим?
— Допустим…
— Что? Отвечай, смерд, внятно!
— Радим.
— Добро. Хозяйка-боярыня велела к ней тебя направить, как выходить будешь. Палату ее знаешь?
— Найду, — у Радима отлегло от сердца, он-то уж думал, снова в поруб бросят.
— Ступай!
Взбежав по лестнице наверх, Радим постучал в дверь. Ему открыла Настасья. Увидев скомороха, она широко улыбнулась и жестом пригласила внутрь.
Параскева сидела на своем стульце и парила ноги в тазике с травяным отваром. На соседней лавке валялся Богдан, судя по округлому животу и закрытым глазам, в процессе усвоения пищи. Антипка сидел рядом и камнем точил топор. Две дворовые девушки, тихо напевая, пряли в углу.
— А мы тебя заждались, — сказала боярыня. — Выкладывай, что выяснил.
— Много всего, матушка боярыня. Но имя того, кто на вас замышляет, пока назвать не готов.
— Поторопись, — не открывая глаз, произнес страдальческим голосом Богдан. — И присмотри за моими вещами в людской. Говорят, воруют тут.
— Не может быть!
— Я матушке боярыне верю. Служу ей, не щадя живота своего. Помогай и ты.
— Стараюсь. Жизнью рискую. Ради тебя, между прочим.
— А я как рискую… Из-за тебя.
— Хватит ныть, — боярыня нахмурилась. — Что выведал, говори!
Радим вытащил из-за пазухи блин.
— Никто откушать не желает? Полагаю, этим потравили Яна Творимирыча. Но проверить надобно.
— Разве Богдану дать, — ухмыльнулась Параскева.
— Моей скорой смерти желаешь, христолюбивая матушка? — Богдан открыл глаза. — Ужель от кусочничества избавишь?
— Велю — съешь, что скажу. Не один ты, чай, на свете. Радим твое место займет, коли надо будет.
Другое дело, что не тоже тебя травить, ежели можно на неразумных животинах яд попытать. — Боярыня повернулась к Радиму: — Пробуй на псах шелудивых, их на двору во множестве бегает. Не подействует, так сюда возвращайся, дальше думать будем.
— Так и сделаю, матушка боярыня.
— Это все, что узнал?
— Пока да, матушка боярыня.
— Не густо, Радим. К утру надо, чтоб имя было. И не просто имя, а связанное с отравлением. Ежели не оправдаешь доверия, вместо Богдана при мне будешь. Его же пошлю потравителя искать.
— Сделаю, матушка боярыня. Все как велите сделаю, — Радим согнулся в глубоком поклоне.
— Не забудь алый камень в воду погрузить, — подал негромкий голос Богдан.
— Что? — одновременно спросили скоморох и боярыня.
— Подзабыл ты, Радим, как мы — скоморохи — друг другу удачи желаем…
— Ох, подзабыл… — медленно соображая ответил Радим. — Синего камня тебе!
— Аминь!
Настасья открыла дверь, и Радим быстро покинул палату. Хоть и не грозна сегодня была Параскева, но в ее отсутствие дышалось вольнее.
Глава 11
Вечерело. Радим наскоро перекусил пареной репкой и занялся говорящими камнями. В небольшую плошку скоморох налил колодезной водицы, снял с шеи ожерелье и опустил на дно. Алый камень побледнел, но не произнес ни слова. Неужели Радим неправильно понял Богдана? Или тот просто пошутил? Глупые, надо сказать, шуточки, когда речь идет о жизнях людей. Вот обидится Радим, бросит все, уйдет из Ладоги, кто тогда шутника спасать будет? Мысли сермяжные. Никуда он не уйдет, даже если решится на это. Кругом сторожа, и наверняка Грим отдал приказ никого из детинца не выпускать.
Внезапно послышались голоса. Один — низкий мужской, другой — совсем слабый женский. Радим быстро огляделся. Людская шумела прежними заботами, но рядом никто не разговаривал. Взгляд уперся в красный камень. Звуки шли из него.
Сначала разобрать слова было трудно. Речь напоминала невнятное бормотание. Потом звуки стали четче, появилась возможность оценить даже интонации.
— Моя лапушка! — ворковал мужской голос. — Это несчастье, что твой дядюшка умер. Он был моим лучшим другом. Однако теперь у нас стало одним препятствием к счастию меньше. Он бы никогда не одобрил нашей женитьбы.
— Не говори так, прошу! — Девушка плакала.
— Прости меня, прости! Я просто сгораю от любви к тебе. Хочешь, я все брошу, возьму добро и крепкую ладью, погружу на нее тебя и мы уедем за море?
— Нет! Это слишком великая жертва!
— Для тебя, моя лапушка, жизни не жалко. Эх, коли б не боярыня…
— Не ругай ее. Она — добрая.
— Она — добрая. Я ж — злой. Потому как страдаю. Любавушка, лапушка, подскажи, как быть!
— Все образуется. Надо потерпеть.
— Ох, мочи нет терпеть-то!
— Пойдем к гостям, мой господин. Негоже, ежели нас тут наедине увидят.
— Пойдем, моя лапушка.
Голоса затихли. Радим сидел слегка ошарашенный. Волшба сработала. Да еще как! В самую точку. Короткий разговор сказал ему больше, чем тщательный осмотр палат воеводы. Боярыня мешает счастью двух влюбленных. При этом так же мешавший дядюшка только что умер. Несомненно, речь шла о Параскеве и Яне Творимирыче. А говоривший мужчина был один из благородных. Только кто? Остромир, Симон или, может, сам Эйлив? К сожалению, голоса Остромира Радим не запомнил, не до того было ночью в темном углу. Так что любой из троих мог оказаться замешанным в дело.
Как мешает боярыня счастью влюбленных? Если говоривший — Эйлив, то понятно, а если нет? Вообще, интересно, есть ли жены у Остромира и Симона? Не одну ли из них называли боярыней? Очень все туманно. Радим тяжело вздохнул. Трудную задачу поставила перед ним Параскева. Думать приходится много, да и рисковать немало. Следить за боярами опасно. Однако распутывать клубок надо. Тем более теперь есть замечательная зацепка — имя девушки. Боярин называл ее Любавушкой.
Камень приобрел естественный цвет. Радим выудил ожерелье из плошки и нацепил на шею. Ценная вещь. Такие действенные амулеты в его жизни еще не попадались. Теперь самое время заняться блином. Накинув кафтан, Радим отправился во двор.
Рядом с хлевом стояла покосившаяся псарня, оттуда доносились лай и скулеж. Однако трогать хозяйских собак скоморох не решался. Отравишь любимца воеводы — головы не сносить. Неприятностей и так достаточно, неизвестно, как поведут себя Грим и его воины, попадись им сейчас Радим. Может, сразу в по-руб спровадят, на холодную солому бросят. А может, сначала попинают вволю, чтоб размяться. Не радовало и отношение Параскевы. Он тут жизнью рискует, голову выдумками напрягает, а она готова, чуть что с Богданом случится, заменить его на Радима. Поганая доля.
Небольшой лохматый пес вышел из-за угла и отправился к тому месту, куда холопы выплескивали помои. Глаза Радима вспыхнули охотничьим азартом. То, что надо! Скоморох, мягко ступая по слежавшемуся снегу, приблизился к псу. Сначала тот не обратил на человека внимания, потом, когда расстояние уменьшилось до пары саженей, взглянул исподлобья и зарычал.
— Фу! Какой злой псина…
Радим потянулся за пазуху, собака отпрыгнула в сторону и ощетинилась.
— На, скушай, злобная тварь.
Половина блина шлепнулась перед псом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41