Разгорелся спор, Сара встала на сторону ратника, и ее мужу стоило больших трудов отражать двойные нападки.
Радиму показалось, что женщина затеяла спор ради забавы. Она подтрунивала над Яковом, смеялась и развлекалась, глядя, как он пытается сказать что-то дельное. Хельги и другим воинам беседа была явно скучна. Они бы с интересом поговорили о женщинах и добыче, а заумные темы их не трогали. Радим тоже молчал до поры, до времени, но потом не сдержался и ляпнул:
— Ох, а у скоморохов вся жизнь полосами. Кто б ни княжил — попы нас гоняют, да добрые люди привечают. Попов не было, так тоже кто-то гонял, кто-то угощал. Не в князьях дело.
Радим промочил горло сладкой медовухой. В голове приятно зашумело.
— Не знаешь ты Тору, скоморох, — после паузы тяжело вздохнул Яков. — Рыба с головы гниет. Куда пастырь стадо поведет — туда оно и двинется. Дурной царь целый народ погубить может.
— Господь не допустит, милый, не допустит, — успокоила расчувствовавшегося мужа Сара.
— На то его воля! Только у пророков о Руси и слова нет. Ты ведь знаешь, Сара, я древних книг много прочел… К добру ли такое молчание?
— О нашем Булгаре там тоже ничего нет. Но стоит и процветает.
— Ай, долго ли так будет? Неисповедимы пути Господни.
Радима не тянуло вдаваться в глубокомысленные споры, поэтому он многозначительно промолчал. Беседа постепенно свернула к обсуждению дорог. Чтибор рассказал о мощеных набережных Царьграда, Яков поведал об узких проходах в Каспийских горах, а Ра-дим поделился впечатлениями от своего трехдневного путешествия через полоцкую топь.
Когда уха и медовуха закончились, все разошлись спать. Ратники организовали посменную стражу, поэтому скоморох впервые за долгие месяцы спал совершенно спокойно.
На рассвете двинулись в путь. Снова светило солнце, пели лесные птицы, квакали лягушки, опять грубые весла мозолили ладони, ныли натруженные плечи. Днем останавливались пару раз, чтобы перекусить и отдохнуть. Сара опять просила показать забаву, но Радим был обессилен. Женщина пощадила его и больше просьбами не донимала.
К Волочку подошли уже в сумерках. Это было крупное село, получившее свое название из-за того, что здесь находился волок между Метой и Тверцой. Купцы, шедшие к Торжку от Новгорода или наоборот, были вынуждены проходить тут. Князь удачно использовал волок на свою пользу. В Волочке всегда находился княжий мытарь, собиравший плату за проезд. Именно он встретил судно Якова.
— Исполать, гости дорогие! Что везете? — мытарь был низкорослым смуглым человечком с большим орлиным носом и явно неславянской внешностью. Темная длинная одежда и большой серебряный крест на груди выдавали в нем пресвитера, а речь с чудесным выговором — одного из тех чужеземцев, что приходили с Полуденных гор.
Холопы мытаря помогли привязать ладью к причалу. Они отступили, освобождая проход сходящим на берег ратникам.
— Кто вы? С добрыми ли намерениями к нам? — обеспокоенно спросил мытарь. Хельги и его люди выглядели как варяги, которым ничего не стоит снести голову маленькому человечку.
— Это я, Армен, не признал мою ладью? — Яков вышел на берег, держа в руках небольшой сверток.
— Слава Богу! — мытарь перекрестился. — Времена лихие, думал, может, злые тати тебя извели, а посудину прибрали. Как съездил? Успешно ль поторговал?
— Аи, не спрашивай, Армен. Плохо идет торговля, плохо. Как бы мне в убытках не остаться. Одна надежда — зимой еще раз обернуться. Вот ладью продам, сани куплю, совсем на бобах останусь.
— Прибедняешься, Яков, — ехидно заметил мытарь. — Княжий урок сейчас отдашь?
— На рассвете. Там и тюки считать сподручней будет, и ты добрее станешь. А пока вот для тебя гостинец, — Яков протянул мытарю сверток. — Как просил.
Армен взял сверток и сунул под мышку.
— Уважил меня, Яков. В долгу не останусь, с Божьей помощью, отплачу.
— Переночевать-то пустишь?
— А как же! Только пусть твои ребята жбан с медом не забудут. Мой совсем кончился. И вяленой рыбки прихвати, у тебя не убудет.
Яков хмыкнул, но перечить мытарю не стал. По Указу хозяина холопы захватили провизию и понесли За господином. Хельги и его воины стали готовиться к ночлегу на ладье — натягивать тент и ставить лежа-Ки. Радим, почувствовав, что про него забыли, напом-о себе:
— А мне где бы заночевать, люди добрые?
— Кто таков? — спросил Армен у Якова.
— Попутчик привязался, — проворчал Яков. — Скоморох. Бесполезный человечишка, да жена моя слаба до развлечений, взять уговорила.
— Скоморох? — нахмурился Армен. — Мы скоморохов в Волочке не привечаем. Слышал, в верховьях они разбойничать взялись, народ христианский изводить. У нас им один путь — на осину.
— Помилуй, батюшка. Не тать я. Просто душа заблудшая, — склонил голову Радим. — Зла никому не творю. Да некуда мне больше идти.
— О христианстве ведаешь ли?
— Конечно, батюшка! — Радим распахнул рубаху, судорожно шаря в поисках христианского амулета. — Вот, храню и почитаю, как зеницу ока.
— У тебя крест Божий средь языческой скверны затерялся, — укоризненно сказал пресвитер, увидев обереги. — Нехорошо.
— Грешен, батюшка, грешен. Отпусти грехи, спаси душу.
Покорность произвела на Армена впечатление.
— Для заблудших овец всегда открыты врата святой церкви. Пойдем с нами, дорогой, заночуешь у меня.
— Спасибо, батюшка!
— Ай, проныра… — не удержался купец.
Сара одобрительно улыбнулась, Яков, наоборот, морщился, ему уже надоела компания незваного гостя, а тут еще ночь вместе. Тем не менее спутники направились в глубь Волочка.
Дома здесь стояли добрые, не чета тем, что были в Лощинке и Березейке. Чувствовалось, люди тут зажиточные, способные отстроить дубовые хоромы в пару человеческих ростов высотой. Плетни высокие, ровные, если где и покосившиеся, то заботливо подпертые жердинками. В огородах зеленели посадки, шелестели листвой развесистые сады, богатые плодами. У Радима аж слюнки потекли при виде сочных яблок.
Двор Армена был одним из самых больших. Дюжина построек, жилых и хозяйственных, стояла полукругом рядом со свежесрубленной церковью. Ее купол венчал золоченый крест, а перед дверью висел медный колокол. От креста, тускло мерцающего в свете луны, веяло холодом.
Радима, как ни удивительно, пригласили в хоромы наравне с купцом. В предвкушении дармовой кормежки скоморох не ударил в грязь лицом и при входе перекрестился на икону в красном углу. Армен одобрительно кивнул и доброжелательно похлопал гостя по плечу:
— Дорогой, что ж ты в скоморохи подался?
— Ничем другим не умею на хлеб насущный заработать.
— Это плохо. А знаешь ли молитвы Божьи?
— Конечно, батюшка. Чай, не чудин какой-нибудь.
Сара шумно рассмеялась. Яков нахмурился и попытался что-то сказать о чуди. Армен его слушать не стал. Ему понравилась речь Радима, но и обижать иудеев желания не было.
— Мы с тобой позже поговорим, дорогой.
Слова прозвучали многообещающе. Никак пресвитер собрался провести душеспасительную беседу. Хорошо, что в дом приглашены Яков и Сара, а то проповедь началась бы прямо сейчас.
Медовуху разлили по серебряным ковшам и поднесли гостям. Следом на стол водрузили огромное расписное блюдо с ячменными лепешками и вяленой рыбой. Прислуживавшие девки были румяны и нарядны, свою челядь пресвитер явно баловал. Яков загляделся на одну из молодиц и тут же получил тумак от Сары. Армен расплылся в улыбке. Беседу повели об урожае.
За разговором Радим особенно не следил. Его в первую очередь волновал хозяин дома. Скоморох постоянно подливал ему медовухи — в надежде, что батюшка напьется и будет не в силах проповедовать. Армену нравилась услужливость Радима, он с благосклонностью смотрел на его старания. Задумка полностью оправдала надежды. К концу пира хозяин дома совершенно обессилел, начал распевать псалмы на греческом языке и был унесен челядью в постель.
Холопы помогли гостям разместиться: Якову и Саре в хоромах, а Радиму на сеновале. Как только голова скомороха коснулась зарода, глаза закрылись, и он провалился в объятия сна.
Наутро его ждала бадья свежей водицы и вышитое крестами полотенце. Скоморох помылся и хотел уже попрощаться с гостеприимным хозяином, как тот взял его за руку:
— Не спеши, дорогой. Сходим в церкву, помолимся святым образам.
Отказываться было неудобно, поэтому скоморох послушно двинулся вслед за пресвитером. Попытавшись вспомнить хоть что-то из христианских молитв, Радим обнаружил у себя серьезный провал в памяти. Давненько не приходилось обращаться к христианскому Богу. Что-то там про Богородицу, Деву-Морену… Нет, про Морену быть не может. Морену волхвы почитают, а значит, христиане ругают. Ох, как бы не попасть впросак.
Однако все разрешилось в лучшем виде. Армен ударил в колокол, и к церкви стал стекаться местный народ. Радиму удалось сделать так, чтобы его оттеснили от пресвитера и задвинули чуть ли не в последний ряд. Армен будто забыл о скоморохе, он поздоровался с прихожанами, роздал черствые краюхи нищим, а потом прошел к алтарю и встал на колени. Народ наполнил небольшую церковь так плотно, что у Радима появился соблазн тихонько утечь и покинуть Волочек не прощаясь.
Ему помешало то, что «здравая мысля приходит опосля». Он был уже под сводами христианского храма, а вокруг падали на колени верующие. Пришлось упасть и скомороху. Все истово крестились и что-то бормотали. Радим повторил движения ближайшего к нему христианина и сказал «бу-бу». Догадавшись, что такими речами он, вероятно, оскорбляет Христа, скоморох зашептал слова искреннего раскаяния:
— Ох, угораздило меня. Ты прости уж неразумного, христианский Бог. Я о тебе мало что соображаю. Так что не думай, что бу-бу — это обида какая. Нет! Это заумь такая. Я тебя почитаю. Каждый ведь по-своему почитает. Я вот так. Ежели что обидное, ты уж прости.
Что Радим хорошо усвоил, это то, что Христа надо всегда просить о прощении. Он это любит. С другими богами такое не проходило, им жертву подавай, желательно такую, чтоб надолго запомнилась, а Бог христиан требовал лишь признания вины. Очень удобно, между прочим, сообразил Радим. Может, в самом деле креститься, взять Христа в покровители?
Армен начал читать проповедь, смысл которой скоморох понял мало. Попеременно говоря то по-славянски, то по-гречески, пресвитер вещал о грехах, перечислял их и давал советы. Радиму запомнилось только одно: «Не возжелай жены ближнего своего».
Фраза была повторена столько раз, что скоморох решил: это — самый распространенный грех в Волочке.
После проповеди Армен угостил всех кислым вином и ячменными облатками. Радим тоже выпил и съел предложенное. Не ахти какое блюдо, но кто знает, когда в следующий раз придется перекусить?
Из церкви пресвитер вывел скомороха под руку, поинтересовался, понял ли тот что-то. Услышав восхищенную речь и увидев смирение в глазах, Армен буквально растаял и тут же предложил Радиму остаться Волочке навсегда. Звонарем.
Предложение застало скомороха врасплох. Вроде как и отказаться неудобно, и застрять при железке не больно хочется. Радим сказал, что подумает. Армен похвалил гостя за рассудительность и одобрительно похлопал по плечу:
— Думай, дорогой, думай. А чтобы лучше думалось, пойдем в хоромы. Я тебе Писание Святое читать буду.
Вот так попал! Радиму стоило чудовищных усилий не скорчить кислую морду. Надо было уходить из церкви во время службы. Теперь поздно.
Чтение Святого Писания сначала показалось безумно скучным. Потом, когда молодицы принесли вина и каши, стало веселее. Перекусив, Армен продолжил чтение, а Радим принялся бороться со сном.
Но вот сморило и пресвитера, он зевнул и сообщил, что на сегодня пока все. Радим горячо поблагодарил проповедника и слезно попросил завтра продолжить. Естественно, оставаться в Волочке еще на день Радим не собирался. Вот поспать чуток — и можно идти.
Но человек предполагает, а жизнь располагает. Когда Радим встал, потягивась и улыбаясь, рядом уже ждал Армен. Он повел скомороха на вечерню.
Уйти из церкви Радим не смог, ибо на этот раз пресвитер пригласил его к самому алтарю. Проповеди не было, зато Армен спел заунывную песню. Слова оказались на незнакомом Радиму языке, вероятно, на греческом, поэтому подпеть скоморох не решился, хотя очень хотелось. Не подпевали и прихожане, так что все прошло как и задумывалось.
Вечером был пир. Опять в гостях оказались Яков и Сара, которые никак не могли договориться с местными мужами о плате за волок ладьи. Купец непрестанно жаловался на жадность смердов, его жена тихонько над ним посмеивалась. После второй братины свежего ячменного пива Радим повеселел и даже начал шутить. Похоже, он чем-то обидел Якова, и тот поспешил улечься спать в свой угол.
Сквозь пьяный дурман скоморох разобрал негромкиe одобрительные слова Армена, отправившегося лично проводить гостя на сеновал:
— Хорошо ты о иудеях сказал, дорогой. Хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Радиму показалось, что женщина затеяла спор ради забавы. Она подтрунивала над Яковом, смеялась и развлекалась, глядя, как он пытается сказать что-то дельное. Хельги и другим воинам беседа была явно скучна. Они бы с интересом поговорили о женщинах и добыче, а заумные темы их не трогали. Радим тоже молчал до поры, до времени, но потом не сдержался и ляпнул:
— Ох, а у скоморохов вся жизнь полосами. Кто б ни княжил — попы нас гоняют, да добрые люди привечают. Попов не было, так тоже кто-то гонял, кто-то угощал. Не в князьях дело.
Радим промочил горло сладкой медовухой. В голове приятно зашумело.
— Не знаешь ты Тору, скоморох, — после паузы тяжело вздохнул Яков. — Рыба с головы гниет. Куда пастырь стадо поведет — туда оно и двинется. Дурной царь целый народ погубить может.
— Господь не допустит, милый, не допустит, — успокоила расчувствовавшегося мужа Сара.
— На то его воля! Только у пророков о Руси и слова нет. Ты ведь знаешь, Сара, я древних книг много прочел… К добру ли такое молчание?
— О нашем Булгаре там тоже ничего нет. Но стоит и процветает.
— Ай, долго ли так будет? Неисповедимы пути Господни.
Радима не тянуло вдаваться в глубокомысленные споры, поэтому он многозначительно промолчал. Беседа постепенно свернула к обсуждению дорог. Чтибор рассказал о мощеных набережных Царьграда, Яков поведал об узких проходах в Каспийских горах, а Ра-дим поделился впечатлениями от своего трехдневного путешествия через полоцкую топь.
Когда уха и медовуха закончились, все разошлись спать. Ратники организовали посменную стражу, поэтому скоморох впервые за долгие месяцы спал совершенно спокойно.
На рассвете двинулись в путь. Снова светило солнце, пели лесные птицы, квакали лягушки, опять грубые весла мозолили ладони, ныли натруженные плечи. Днем останавливались пару раз, чтобы перекусить и отдохнуть. Сара опять просила показать забаву, но Радим был обессилен. Женщина пощадила его и больше просьбами не донимала.
К Волочку подошли уже в сумерках. Это было крупное село, получившее свое название из-за того, что здесь находился волок между Метой и Тверцой. Купцы, шедшие к Торжку от Новгорода или наоборот, были вынуждены проходить тут. Князь удачно использовал волок на свою пользу. В Волочке всегда находился княжий мытарь, собиравший плату за проезд. Именно он встретил судно Якова.
— Исполать, гости дорогие! Что везете? — мытарь был низкорослым смуглым человечком с большим орлиным носом и явно неславянской внешностью. Темная длинная одежда и большой серебряный крест на груди выдавали в нем пресвитера, а речь с чудесным выговором — одного из тех чужеземцев, что приходили с Полуденных гор.
Холопы мытаря помогли привязать ладью к причалу. Они отступили, освобождая проход сходящим на берег ратникам.
— Кто вы? С добрыми ли намерениями к нам? — обеспокоенно спросил мытарь. Хельги и его люди выглядели как варяги, которым ничего не стоит снести голову маленькому человечку.
— Это я, Армен, не признал мою ладью? — Яков вышел на берег, держа в руках небольшой сверток.
— Слава Богу! — мытарь перекрестился. — Времена лихие, думал, может, злые тати тебя извели, а посудину прибрали. Как съездил? Успешно ль поторговал?
— Аи, не спрашивай, Армен. Плохо идет торговля, плохо. Как бы мне в убытках не остаться. Одна надежда — зимой еще раз обернуться. Вот ладью продам, сани куплю, совсем на бобах останусь.
— Прибедняешься, Яков, — ехидно заметил мытарь. — Княжий урок сейчас отдашь?
— На рассвете. Там и тюки считать сподручней будет, и ты добрее станешь. А пока вот для тебя гостинец, — Яков протянул мытарю сверток. — Как просил.
Армен взял сверток и сунул под мышку.
— Уважил меня, Яков. В долгу не останусь, с Божьей помощью, отплачу.
— Переночевать-то пустишь?
— А как же! Только пусть твои ребята жбан с медом не забудут. Мой совсем кончился. И вяленой рыбки прихвати, у тебя не убудет.
Яков хмыкнул, но перечить мытарю не стал. По Указу хозяина холопы захватили провизию и понесли За господином. Хельги и его воины стали готовиться к ночлегу на ладье — натягивать тент и ставить лежа-Ки. Радим, почувствовав, что про него забыли, напом-о себе:
— А мне где бы заночевать, люди добрые?
— Кто таков? — спросил Армен у Якова.
— Попутчик привязался, — проворчал Яков. — Скоморох. Бесполезный человечишка, да жена моя слаба до развлечений, взять уговорила.
— Скоморох? — нахмурился Армен. — Мы скоморохов в Волочке не привечаем. Слышал, в верховьях они разбойничать взялись, народ христианский изводить. У нас им один путь — на осину.
— Помилуй, батюшка. Не тать я. Просто душа заблудшая, — склонил голову Радим. — Зла никому не творю. Да некуда мне больше идти.
— О христианстве ведаешь ли?
— Конечно, батюшка! — Радим распахнул рубаху, судорожно шаря в поисках христианского амулета. — Вот, храню и почитаю, как зеницу ока.
— У тебя крест Божий средь языческой скверны затерялся, — укоризненно сказал пресвитер, увидев обереги. — Нехорошо.
— Грешен, батюшка, грешен. Отпусти грехи, спаси душу.
Покорность произвела на Армена впечатление.
— Для заблудших овец всегда открыты врата святой церкви. Пойдем с нами, дорогой, заночуешь у меня.
— Спасибо, батюшка!
— Ай, проныра… — не удержался купец.
Сара одобрительно улыбнулась, Яков, наоборот, морщился, ему уже надоела компания незваного гостя, а тут еще ночь вместе. Тем не менее спутники направились в глубь Волочка.
Дома здесь стояли добрые, не чета тем, что были в Лощинке и Березейке. Чувствовалось, люди тут зажиточные, способные отстроить дубовые хоромы в пару человеческих ростов высотой. Плетни высокие, ровные, если где и покосившиеся, то заботливо подпертые жердинками. В огородах зеленели посадки, шелестели листвой развесистые сады, богатые плодами. У Радима аж слюнки потекли при виде сочных яблок.
Двор Армена был одним из самых больших. Дюжина построек, жилых и хозяйственных, стояла полукругом рядом со свежесрубленной церковью. Ее купол венчал золоченый крест, а перед дверью висел медный колокол. От креста, тускло мерцающего в свете луны, веяло холодом.
Радима, как ни удивительно, пригласили в хоромы наравне с купцом. В предвкушении дармовой кормежки скоморох не ударил в грязь лицом и при входе перекрестился на икону в красном углу. Армен одобрительно кивнул и доброжелательно похлопал гостя по плечу:
— Дорогой, что ж ты в скоморохи подался?
— Ничем другим не умею на хлеб насущный заработать.
— Это плохо. А знаешь ли молитвы Божьи?
— Конечно, батюшка. Чай, не чудин какой-нибудь.
Сара шумно рассмеялась. Яков нахмурился и попытался что-то сказать о чуди. Армен его слушать не стал. Ему понравилась речь Радима, но и обижать иудеев желания не было.
— Мы с тобой позже поговорим, дорогой.
Слова прозвучали многообещающе. Никак пресвитер собрался провести душеспасительную беседу. Хорошо, что в дом приглашены Яков и Сара, а то проповедь началась бы прямо сейчас.
Медовуху разлили по серебряным ковшам и поднесли гостям. Следом на стол водрузили огромное расписное блюдо с ячменными лепешками и вяленой рыбой. Прислуживавшие девки были румяны и нарядны, свою челядь пресвитер явно баловал. Яков загляделся на одну из молодиц и тут же получил тумак от Сары. Армен расплылся в улыбке. Беседу повели об урожае.
За разговором Радим особенно не следил. Его в первую очередь волновал хозяин дома. Скоморох постоянно подливал ему медовухи — в надежде, что батюшка напьется и будет не в силах проповедовать. Армену нравилась услужливость Радима, он с благосклонностью смотрел на его старания. Задумка полностью оправдала надежды. К концу пира хозяин дома совершенно обессилел, начал распевать псалмы на греческом языке и был унесен челядью в постель.
Холопы помогли гостям разместиться: Якову и Саре в хоромах, а Радиму на сеновале. Как только голова скомороха коснулась зарода, глаза закрылись, и он провалился в объятия сна.
Наутро его ждала бадья свежей водицы и вышитое крестами полотенце. Скоморох помылся и хотел уже попрощаться с гостеприимным хозяином, как тот взял его за руку:
— Не спеши, дорогой. Сходим в церкву, помолимся святым образам.
Отказываться было неудобно, поэтому скоморох послушно двинулся вслед за пресвитером. Попытавшись вспомнить хоть что-то из христианских молитв, Радим обнаружил у себя серьезный провал в памяти. Давненько не приходилось обращаться к христианскому Богу. Что-то там про Богородицу, Деву-Морену… Нет, про Морену быть не может. Морену волхвы почитают, а значит, христиане ругают. Ох, как бы не попасть впросак.
Однако все разрешилось в лучшем виде. Армен ударил в колокол, и к церкви стал стекаться местный народ. Радиму удалось сделать так, чтобы его оттеснили от пресвитера и задвинули чуть ли не в последний ряд. Армен будто забыл о скоморохе, он поздоровался с прихожанами, роздал черствые краюхи нищим, а потом прошел к алтарю и встал на колени. Народ наполнил небольшую церковь так плотно, что у Радима появился соблазн тихонько утечь и покинуть Волочек не прощаясь.
Ему помешало то, что «здравая мысля приходит опосля». Он был уже под сводами христианского храма, а вокруг падали на колени верующие. Пришлось упасть и скомороху. Все истово крестились и что-то бормотали. Радим повторил движения ближайшего к нему христианина и сказал «бу-бу». Догадавшись, что такими речами он, вероятно, оскорбляет Христа, скоморох зашептал слова искреннего раскаяния:
— Ох, угораздило меня. Ты прости уж неразумного, христианский Бог. Я о тебе мало что соображаю. Так что не думай, что бу-бу — это обида какая. Нет! Это заумь такая. Я тебя почитаю. Каждый ведь по-своему почитает. Я вот так. Ежели что обидное, ты уж прости.
Что Радим хорошо усвоил, это то, что Христа надо всегда просить о прощении. Он это любит. С другими богами такое не проходило, им жертву подавай, желательно такую, чтоб надолго запомнилась, а Бог христиан требовал лишь признания вины. Очень удобно, между прочим, сообразил Радим. Может, в самом деле креститься, взять Христа в покровители?
Армен начал читать проповедь, смысл которой скоморох понял мало. Попеременно говоря то по-славянски, то по-гречески, пресвитер вещал о грехах, перечислял их и давал советы. Радиму запомнилось только одно: «Не возжелай жены ближнего своего».
Фраза была повторена столько раз, что скоморох решил: это — самый распространенный грех в Волочке.
После проповеди Армен угостил всех кислым вином и ячменными облатками. Радим тоже выпил и съел предложенное. Не ахти какое блюдо, но кто знает, когда в следующий раз придется перекусить?
Из церкви пресвитер вывел скомороха под руку, поинтересовался, понял ли тот что-то. Услышав восхищенную речь и увидев смирение в глазах, Армен буквально растаял и тут же предложил Радиму остаться Волочке навсегда. Звонарем.
Предложение застало скомороха врасплох. Вроде как и отказаться неудобно, и застрять при железке не больно хочется. Радим сказал, что подумает. Армен похвалил гостя за рассудительность и одобрительно похлопал по плечу:
— Думай, дорогой, думай. А чтобы лучше думалось, пойдем в хоромы. Я тебе Писание Святое читать буду.
Вот так попал! Радиму стоило чудовищных усилий не скорчить кислую морду. Надо было уходить из церкви во время службы. Теперь поздно.
Чтение Святого Писания сначала показалось безумно скучным. Потом, когда молодицы принесли вина и каши, стало веселее. Перекусив, Армен продолжил чтение, а Радим принялся бороться со сном.
Но вот сморило и пресвитера, он зевнул и сообщил, что на сегодня пока все. Радим горячо поблагодарил проповедника и слезно попросил завтра продолжить. Естественно, оставаться в Волочке еще на день Радим не собирался. Вот поспать чуток — и можно идти.
Но человек предполагает, а жизнь располагает. Когда Радим встал, потягивась и улыбаясь, рядом уже ждал Армен. Он повел скомороха на вечерню.
Уйти из церкви Радим не смог, ибо на этот раз пресвитер пригласил его к самому алтарю. Проповеди не было, зато Армен спел заунывную песню. Слова оказались на незнакомом Радиму языке, вероятно, на греческом, поэтому подпеть скоморох не решился, хотя очень хотелось. Не подпевали и прихожане, так что все прошло как и задумывалось.
Вечером был пир. Опять в гостях оказались Яков и Сара, которые никак не могли договориться с местными мужами о плате за волок ладьи. Купец непрестанно жаловался на жадность смердов, его жена тихонько над ним посмеивалась. После второй братины свежего ячменного пива Радим повеселел и даже начал шутить. Похоже, он чем-то обидел Якова, и тот поспешил улечься спать в свой угол.
Сквозь пьяный дурман скоморох разобрал негромкиe одобрительные слова Армена, отправившегося лично проводить гостя на сеновал:
— Хорошо ты о иудеях сказал, дорогой. Хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41