Появиться в резиденции Минванаби — это все равно что бросить вызов чудовищу, пристроившись у него между клыками.
Однако Мара не оставила советнице ни малейшей возможности пуститься в пререкания. Она приняла твердое решение: не подавать виду, что нависшая опасность повергает ее в ужас.
Если она поддастся панике, это лишь облегчит победу Минванаби; зато его вздорная натура может предоставить Маре какие-то непредвиденные преимущества.
— Займись подготовкой всего необходимого для путешествия, Накойя, и прикажи служанкам собрать мой гардероб. Папевайо должен выбрать воинов для почетного эскорта — достойных особого доверия и испытанных в деле, но не из числа тех, кто нужен Кейоку для охраны поместья в мое отсутствие. — Мара вдруг перестала расхаживать по комнате, словно натолкнувшись на неожиданное препятствие, и остановилась, отсчитывая в уме прошедшие дни. — Аракаси вернулся?
Минула неделя с того дня, когда Барули и Аракаси отбыли из Акомы: один — чтобы предстать перед разгневанным отцом, а другой — чтобы проследить за бесперебойной работой сети своих агентов. Поправив перекосившуюся шпильку, Накойя доложила:
— Еще и часа не прошло, госпожа, как он вернулся.
Мара призадумалась:
— Я с ним поговорю, как только он примет ванну и подкрепится с дороги. А пока позови Джайкена. Нужно обсудить множество дел, прежде чем мы отправимся чествовать Имперского Стратега.
Накойя поклонилась с очевидной неохотой:
— Как прикажешь, госпожа.
Она молча выпрямилась и вышла. Комната опустела, если не считать нескольких слуг, безмолвно ожидающих приказаний. Мара бездумно уставилась взглядом на расписные перегородки стен кабинета. Художник изобразил здесь охотничьи сценки, и на одной из них был мастерски передан момент, когда коршун, ринувшись с небес, настигает свою добычу — лесную птицу. Мара вздрогнула. Она чувствовала себя почти такой же беспомощной, как эта птица, и думала о том, будет ли ей суждено когда-нибудь снова давать заказы художникам.
Затем явился Джайкен, нагруженный пергаментами, счетными табличками и длинным перечнем решений, которые требовалось принять до отъезда хозяйки. Мара заставила себя отложить на время свои тревоги и сосредоточиться на коммерческих делах. Труднее всего оказалось прийти к согласию, когда очередь дошла до написанной аккуратным почерком Джайкена заметки, в которой он возражал против намерения Мары приобрести партию рабов-мидкемийцев для расчистки новых луговых пастбищ. Но сейчас у нее не было сил, чтобы настаивать на своей правоте, и потому она отложила задуманную покупку: к этому можно будет вернуться и после дня рождения Имперского Стратега. Если ей удастся вернуться живой со сборища в поместье Минванаби, она уж как-нибудь сумеет преодолеть сопротивление Джайкена. Но если кровожадные замыслы Джингу увенчаются успехом, то о сегодняшних хозяйственных начинаниях никто и не вспомнит. Айяки получит регента-деда или погибнет, а Акома будет низведена до положения одного из многих владений семьи Анасати… или стерта с лица земли. Не совладав с тревогой и раздражением, Мара потянулась за следующим листом. На этот раз — единственный раз за все время! — она испытала облегчение, когда беседа с Джайкеном подошла к концу и он покинул кабинет.
***
Приказав принести охлажденные фрукты и сок, Мара отправила посыльного за Аракаси, а одну из горничных — за последним подробным докладом мастера тайного знания о людях, состоящих на службе в резиденции Минванаби. В докладе содержались самые разнообразные сведения: от количества поварят на кухне до имен наложниц властителя и их прошлого.
Как только Аракаси вошел, Мара спросила:
— Все в порядке?
— Госпожа, у твоих агентов все благополучно. Однако мне, в общем, нечего добавить к последнему докладу: необходимые уточнения я внес в этот документ перед тем, как забраться в ванну.
Он замолчал, словно ожидая похвалы. Мара заметила, что лицо у него осунувшееся и усталое — как видно, путешествие было не из легких, — и жестом предложила ему сесть на подушки перед столиком, где уже стоял поднос с фруктами.
Когда Аракаси расположился на указанном месте, Мара сообщила ему о предстоящем праздновании дня рождения Имперского Стратега в поместье Минванаби.
— Мы не имеем права ни на один ложный шаг, — заключила она, когда мастер взял с подноса гроздь ягод сао.
Не выказывая ни малейшего волнения, Аракаси методично отрывал ягоды — одну за другой — от черешков. Покончив с этим делом, он вздохнул:
— Назначь меня в свой почетный эскорт, госпожа.
Мара не сразу нашлась, что ответить.
— Это опасно, — только и сказала она.
Она пристально вглядывалась в лицо мастера, прекрасно сознавая, что его снедает жажда мести не менее жгучая, чем у нее самой. Если ему не изменит осмотрительность, он жизни не пожалеет, чтобы расстроить планы врагов и победить.
— Опасность действительно велика, госпожа. Смертельная опасность. — Он сжал ягоду между пальцами, и сок красной струйкой потек у него по ладони. — И тем не менее, позволь мне отправиться с тобой.
Не сразу Мара сумела подавить колебания у себя в душе. Наклонив голову, она наконец дала понять, что соглашается; однако решение досталось ей нелегко. Ни он, ни она ни словом не обмолвились о том, что, стремясь спасти жизнь госпожи, Аракаси легко может лишиться собственной жизни. Хотя он и умел носить парадные доспехи с достоинством истинного воина, в искусстве владеть оружием он был совсем не силен. То, что он вызвался сопровождать Мару, могло означать лишь одно: ей придется защищаться от самых подлых, самых коварных ухищрений, на какие только способна низкая натура Минванаби.
Понимала она и другое. Если ее постигнет беда, для нее все будет кончено; но в таком случае, может быть, Аракаси захочет использовать последний оставшийся у него шанс добиться их общей заветной цели, пока Джингу находится в пределах его досягаемости. И она обязана хоть этим отплатить ему
— и за чо-джайнов, и за все, что он сделал для укрепления безопасности Акомы.
— Я собиралась взять Люджана… но, возможно, здесь он будет нужнее.
Даже Кейок в конце концов признал, хотя и неохотно, что Люджан, при всех его мошеннических повадках, показал себя как способный офицер. И если Кейоку придется защищать Айяки… Мара запретила себе эти мысли.
— Ступай к Вайо, — сказала она. — Если он доверит тебе один из офицерских плюмажей, ты можешь помочь ему отобрать людей в мою свиту.
Мара нашла в себе силы бегло улыбнуться ему, пока страх не оледенил ее лицо. Аракаси с поклоном удалился. Едва он покинул кабинет, Мара резко хлопнула в ладоши, вызывая слуг, и приказала им немедленно убрать с глаз долой поднос с остатками фруктов.
Еще не совсем стемнело, и Мара в последний раз взглянула на расписную перегородку с охотничьими сценками. Ну что ж, вот и кончилось это изматывающее ожидание: хищник ринулся из поднебесья к намеченной добыче. И хотя Минванаби горд, уверен в себе и считает себя сильнее всех, она должна теперь найти способ, как победить врага на его родной земле.
***
Кончалось лето. Высохшие дороги, над которыми висела удушающая пыль, поднятая в воздух многочисленными караванами, не сулили приятного путешествия. Весь путь до владений Минванаби — если не считать короткого перехода по суше до Сулан-Ку — Мара в сопровождении почетного эскорта из пятидесяти воинов проделала на барке. На этот раз она не обращала ни малейшего внимания на суету у пристани и в городе: совсем другим были заняты ее мысли. Расположившись вместе с Накойей на подушках под навесом, она вдруг подумала: а ведь сейчас ей совсем не кажется странным, что она управляет домом своего отца. За годы, прошедшие со времени ее пребывания в храме Лашимы, многое изменилось вокруг. Изменилась и она сама: повзрослела, набралась опыта… и теперь у нее достаточно самообладания, чтобы не выдать своего страха. Отблеск подобного горделивого чувства был заметен и на лице Кейока, когда он размещал солдат на палубе барки. Потом рулевой завел свою ходовую песню, гребцы налегли на шесты, и рябь побежала от раскрашенного носа семейной барки Акомы.
Путешествие вверх по реке заняло шесть дней. Большую часть этого срока Мара провела в благочестивой сосредоточенности. Рабы усердно отталкивались шестами, и барка продвигалась, оставляя позади акры болотистых равнин и пряно пахнущие просторы заливных тайзовых плантаций.
Накойя днем спала, а по вечерам покидала палубный шатер с занавесками из тонкой ткани и одаривала материнскими советами солдат, которым досаждали кусачие насекомые, тучами налетающие с берегов. Мара прислушивалась к разговорам, откусывая по кусочку от спелого плода; фрукты можно было покупать по пути на встречных торговых барках. Она понимала, что старая женщина не надеется вернуться живой. И действительно, каждый новый рассвет казался драгоценным подарком, после того как набежавшие облака рассыпали позолоту отражений на спокойной глади реки и небо быстро темнело, возвещая приход ночи.
Теплым ранним утром барка достигла устья одной из множества рек, впадающих в Гагаджин, и покинула широкий фарватер главной реки. Впереди показалось тихоходное купеческое судно, за которым тянулась полоса взбаламученного ила. Чтобы опередить это судно, капитану Акомы пришлось призвать на помощь все свое искусство и долго лавировать между многочисленными мелями и домами на сваях, где обитали сборщики ракушек. Затем отмели остались за кормой, а русло стало более узким и глубоким. Мара обводила взглядом невысокие прибрежные холмы и аллеи из ровно подстриженных деревьев, и вдруг она поняла: ее барка вошла в такие воды, где могли путешествовать без риска для жизни лишь самые древние из предков семьи Акома, ибо истоки кровной вражды с предшественниками Джингу уходили в столь давние времена, что никто уже не помнил, с чего эта вражда началась.
Течение стало быстрее, а река — еще более узкой. Рабам приходилось напрягать все силы, чтобы барку не снесло назад, однако все, чего они могли добиться — это заставить ее продвигаться медленно-медленно, и могло показаться, что она вообще стоит на месте. Усилием воли Мара заставила себя сохранять напускное спокойствие, когда ее судно приблизилось к ярко раскрашенным молитвенным вратам, возведенным над рекой во всю ее ширину. Это впечатляющее сооружение обозначало границу земель Минванаби.
Один из солдат, стоявший около Мары, поклонился и загорелой рукой указал на многоярусную конструкцию, венчающую молитвенные врата:
— Ты заметила, госпожа? Под всеми слоями краски, под всеми завитушками — это настоящий мост.
Мара слегка вздрогнула: голос был знаком. Она вгляделась в солдата более внимательно и едва удержалась от улыбки, в который уже раз восхитившись талантами мастера тайного знания. Аракаси сумел так затеряться среди эскорта, что она сама почти забыла о его присутствии на борту. А он продолжал:
— Говорят, что в неспокойные времена Минванаби расставляет здесь лучников с паклей и маслом и приказывает им поджигать любое судно, поднимающееся вверх по реке. Замечательный способ защиты.
— Если судно идет так же медленно, как наше, то, по-моему, никто не сможет живым добраться отсюда до озера в Минванаби. — Мара покосилась на пенящиеся буруны. — Зато удрать мы могли бы достаточно быстро.
Аракаси покачал головой:
— Взгляни вниз, госпожа.
Мара перегнулась через борт и увидела гигантский плетеный канат, натянутый между опорами ворот всего несколькими дюймами ниже невысокого киля барки, рассчитанного на плаванье по мелководью. В случае любой тревоги механизм, спрятанный внутри ворот, мог поднять канат, превратив его в непроходимый барьер для любого судна, вознамерившегося уйти вниз по течению. Аракаси уточнил:
— Это сооружение столь же гибельно для судна, ищущего спасения в бегстве, как и для атакующего флота.
— И мне следует иметь это в виду? — Мара перестала теребить бахрому платья и вежливым жестом показала, что разговор закончен. — Я благодарна за предостережение, Аракаси. Только не говори ничего Накойе, а не то она примется причитать так громко, что не даст богам поспать спокойно!
Не позволяя себе рассмеяться, мастер тайного знания проворчал:
— А ей ничего и не нужно говорить. Старой матушке всюду мерещатся вражеские ножи, даже у нее под спальной циновкой. — Понизив голос, он добавил:
— Я сам видел, как она хлопала по подушкам и одеялам, даже после того как Папевайо самолично проверил ее постель.
Мара взмахнула рукой, отсылая его: она не могла отвечать мастеру в том же шутливом тоне. Накойя была не единственной, кого преследовали ночные кошмары.
Когда соединенными усилиями гребцов удалось продвинуть барку вперед и тень «молитвенных ворот» упала на Мару, ее пробрал озноб, словно она ощутила прикосновение самого Туракаму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Однако Мара не оставила советнице ни малейшей возможности пуститься в пререкания. Она приняла твердое решение: не подавать виду, что нависшая опасность повергает ее в ужас.
Если она поддастся панике, это лишь облегчит победу Минванаби; зато его вздорная натура может предоставить Маре какие-то непредвиденные преимущества.
— Займись подготовкой всего необходимого для путешествия, Накойя, и прикажи служанкам собрать мой гардероб. Папевайо должен выбрать воинов для почетного эскорта — достойных особого доверия и испытанных в деле, но не из числа тех, кто нужен Кейоку для охраны поместья в мое отсутствие. — Мара вдруг перестала расхаживать по комнате, словно натолкнувшись на неожиданное препятствие, и остановилась, отсчитывая в уме прошедшие дни. — Аракаси вернулся?
Минула неделя с того дня, когда Барули и Аракаси отбыли из Акомы: один — чтобы предстать перед разгневанным отцом, а другой — чтобы проследить за бесперебойной работой сети своих агентов. Поправив перекосившуюся шпильку, Накойя доложила:
— Еще и часа не прошло, госпожа, как он вернулся.
Мара призадумалась:
— Я с ним поговорю, как только он примет ванну и подкрепится с дороги. А пока позови Джайкена. Нужно обсудить множество дел, прежде чем мы отправимся чествовать Имперского Стратега.
Накойя поклонилась с очевидной неохотой:
— Как прикажешь, госпожа.
Она молча выпрямилась и вышла. Комната опустела, если не считать нескольких слуг, безмолвно ожидающих приказаний. Мара бездумно уставилась взглядом на расписные перегородки стен кабинета. Художник изобразил здесь охотничьи сценки, и на одной из них был мастерски передан момент, когда коршун, ринувшись с небес, настигает свою добычу — лесную птицу. Мара вздрогнула. Она чувствовала себя почти такой же беспомощной, как эта птица, и думала о том, будет ли ей суждено когда-нибудь снова давать заказы художникам.
Затем явился Джайкен, нагруженный пергаментами, счетными табличками и длинным перечнем решений, которые требовалось принять до отъезда хозяйки. Мара заставила себя отложить на время свои тревоги и сосредоточиться на коммерческих делах. Труднее всего оказалось прийти к согласию, когда очередь дошла до написанной аккуратным почерком Джайкена заметки, в которой он возражал против намерения Мары приобрести партию рабов-мидкемийцев для расчистки новых луговых пастбищ. Но сейчас у нее не было сил, чтобы настаивать на своей правоте, и потому она отложила задуманную покупку: к этому можно будет вернуться и после дня рождения Имперского Стратега. Если ей удастся вернуться живой со сборища в поместье Минванаби, она уж как-нибудь сумеет преодолеть сопротивление Джайкена. Но если кровожадные замыслы Джингу увенчаются успехом, то о сегодняшних хозяйственных начинаниях никто и не вспомнит. Айяки получит регента-деда или погибнет, а Акома будет низведена до положения одного из многих владений семьи Анасати… или стерта с лица земли. Не совладав с тревогой и раздражением, Мара потянулась за следующим листом. На этот раз — единственный раз за все время! — она испытала облегчение, когда беседа с Джайкеном подошла к концу и он покинул кабинет.
***
Приказав принести охлажденные фрукты и сок, Мара отправила посыльного за Аракаси, а одну из горничных — за последним подробным докладом мастера тайного знания о людях, состоящих на службе в резиденции Минванаби. В докладе содержались самые разнообразные сведения: от количества поварят на кухне до имен наложниц властителя и их прошлого.
Как только Аракаси вошел, Мара спросила:
— Все в порядке?
— Госпожа, у твоих агентов все благополучно. Однако мне, в общем, нечего добавить к последнему докладу: необходимые уточнения я внес в этот документ перед тем, как забраться в ванну.
Он замолчал, словно ожидая похвалы. Мара заметила, что лицо у него осунувшееся и усталое — как видно, путешествие было не из легких, — и жестом предложила ему сесть на подушки перед столиком, где уже стоял поднос с фруктами.
Когда Аракаси расположился на указанном месте, Мара сообщила ему о предстоящем праздновании дня рождения Имперского Стратега в поместье Минванаби.
— Мы не имеем права ни на один ложный шаг, — заключила она, когда мастер взял с подноса гроздь ягод сао.
Не выказывая ни малейшего волнения, Аракаси методично отрывал ягоды — одну за другой — от черешков. Покончив с этим делом, он вздохнул:
— Назначь меня в свой почетный эскорт, госпожа.
Мара не сразу нашлась, что ответить.
— Это опасно, — только и сказала она.
Она пристально вглядывалась в лицо мастера, прекрасно сознавая, что его снедает жажда мести не менее жгучая, чем у нее самой. Если ему не изменит осмотрительность, он жизни не пожалеет, чтобы расстроить планы врагов и победить.
— Опасность действительно велика, госпожа. Смертельная опасность. — Он сжал ягоду между пальцами, и сок красной струйкой потек у него по ладони. — И тем не менее, позволь мне отправиться с тобой.
Не сразу Мара сумела подавить колебания у себя в душе. Наклонив голову, она наконец дала понять, что соглашается; однако решение досталось ей нелегко. Ни он, ни она ни словом не обмолвились о том, что, стремясь спасти жизнь госпожи, Аракаси легко может лишиться собственной жизни. Хотя он и умел носить парадные доспехи с достоинством истинного воина, в искусстве владеть оружием он был совсем не силен. То, что он вызвался сопровождать Мару, могло означать лишь одно: ей придется защищаться от самых подлых, самых коварных ухищрений, на какие только способна низкая натура Минванаби.
Понимала она и другое. Если ее постигнет беда, для нее все будет кончено; но в таком случае, может быть, Аракаси захочет использовать последний оставшийся у него шанс добиться их общей заветной цели, пока Джингу находится в пределах его досягаемости. И она обязана хоть этим отплатить ему
— и за чо-джайнов, и за все, что он сделал для укрепления безопасности Акомы.
— Я собиралась взять Люджана… но, возможно, здесь он будет нужнее.
Даже Кейок в конце концов признал, хотя и неохотно, что Люджан, при всех его мошеннических повадках, показал себя как способный офицер. И если Кейоку придется защищать Айяки… Мара запретила себе эти мысли.
— Ступай к Вайо, — сказала она. — Если он доверит тебе один из офицерских плюмажей, ты можешь помочь ему отобрать людей в мою свиту.
Мара нашла в себе силы бегло улыбнуться ему, пока страх не оледенил ее лицо. Аракаси с поклоном удалился. Едва он покинул кабинет, Мара резко хлопнула в ладоши, вызывая слуг, и приказала им немедленно убрать с глаз долой поднос с остатками фруктов.
Еще не совсем стемнело, и Мара в последний раз взглянула на расписную перегородку с охотничьими сценками. Ну что ж, вот и кончилось это изматывающее ожидание: хищник ринулся из поднебесья к намеченной добыче. И хотя Минванаби горд, уверен в себе и считает себя сильнее всех, она должна теперь найти способ, как победить врага на его родной земле.
***
Кончалось лето. Высохшие дороги, над которыми висела удушающая пыль, поднятая в воздух многочисленными караванами, не сулили приятного путешествия. Весь путь до владений Минванаби — если не считать короткого перехода по суше до Сулан-Ку — Мара в сопровождении почетного эскорта из пятидесяти воинов проделала на барке. На этот раз она не обращала ни малейшего внимания на суету у пристани и в городе: совсем другим были заняты ее мысли. Расположившись вместе с Накойей на подушках под навесом, она вдруг подумала: а ведь сейчас ей совсем не кажется странным, что она управляет домом своего отца. За годы, прошедшие со времени ее пребывания в храме Лашимы, многое изменилось вокруг. Изменилась и она сама: повзрослела, набралась опыта… и теперь у нее достаточно самообладания, чтобы не выдать своего страха. Отблеск подобного горделивого чувства был заметен и на лице Кейока, когда он размещал солдат на палубе барки. Потом рулевой завел свою ходовую песню, гребцы налегли на шесты, и рябь побежала от раскрашенного носа семейной барки Акомы.
Путешествие вверх по реке заняло шесть дней. Большую часть этого срока Мара провела в благочестивой сосредоточенности. Рабы усердно отталкивались шестами, и барка продвигалась, оставляя позади акры болотистых равнин и пряно пахнущие просторы заливных тайзовых плантаций.
Накойя днем спала, а по вечерам покидала палубный шатер с занавесками из тонкой ткани и одаривала материнскими советами солдат, которым досаждали кусачие насекомые, тучами налетающие с берегов. Мара прислушивалась к разговорам, откусывая по кусочку от спелого плода; фрукты можно было покупать по пути на встречных торговых барках. Она понимала, что старая женщина не надеется вернуться живой. И действительно, каждый новый рассвет казался драгоценным подарком, после того как набежавшие облака рассыпали позолоту отражений на спокойной глади реки и небо быстро темнело, возвещая приход ночи.
Теплым ранним утром барка достигла устья одной из множества рек, впадающих в Гагаджин, и покинула широкий фарватер главной реки. Впереди показалось тихоходное купеческое судно, за которым тянулась полоса взбаламученного ила. Чтобы опередить это судно, капитану Акомы пришлось призвать на помощь все свое искусство и долго лавировать между многочисленными мелями и домами на сваях, где обитали сборщики ракушек. Затем отмели остались за кормой, а русло стало более узким и глубоким. Мара обводила взглядом невысокие прибрежные холмы и аллеи из ровно подстриженных деревьев, и вдруг она поняла: ее барка вошла в такие воды, где могли путешествовать без риска для жизни лишь самые древние из предков семьи Акома, ибо истоки кровной вражды с предшественниками Джингу уходили в столь давние времена, что никто уже не помнил, с чего эта вражда началась.
Течение стало быстрее, а река — еще более узкой. Рабам приходилось напрягать все силы, чтобы барку не снесло назад, однако все, чего они могли добиться — это заставить ее продвигаться медленно-медленно, и могло показаться, что она вообще стоит на месте. Усилием воли Мара заставила себя сохранять напускное спокойствие, когда ее судно приблизилось к ярко раскрашенным молитвенным вратам, возведенным над рекой во всю ее ширину. Это впечатляющее сооружение обозначало границу земель Минванаби.
Один из солдат, стоявший около Мары, поклонился и загорелой рукой указал на многоярусную конструкцию, венчающую молитвенные врата:
— Ты заметила, госпожа? Под всеми слоями краски, под всеми завитушками — это настоящий мост.
Мара слегка вздрогнула: голос был знаком. Она вгляделась в солдата более внимательно и едва удержалась от улыбки, в который уже раз восхитившись талантами мастера тайного знания. Аракаси сумел так затеряться среди эскорта, что она сама почти забыла о его присутствии на борту. А он продолжал:
— Говорят, что в неспокойные времена Минванаби расставляет здесь лучников с паклей и маслом и приказывает им поджигать любое судно, поднимающееся вверх по реке. Замечательный способ защиты.
— Если судно идет так же медленно, как наше, то, по-моему, никто не сможет живым добраться отсюда до озера в Минванаби. — Мара покосилась на пенящиеся буруны. — Зато удрать мы могли бы достаточно быстро.
Аракаси покачал головой:
— Взгляни вниз, госпожа.
Мара перегнулась через борт и увидела гигантский плетеный канат, натянутый между опорами ворот всего несколькими дюймами ниже невысокого киля барки, рассчитанного на плаванье по мелководью. В случае любой тревоги механизм, спрятанный внутри ворот, мог поднять канат, превратив его в непроходимый барьер для любого судна, вознамерившегося уйти вниз по течению. Аракаси уточнил:
— Это сооружение столь же гибельно для судна, ищущего спасения в бегстве, как и для атакующего флота.
— И мне следует иметь это в виду? — Мара перестала теребить бахрому платья и вежливым жестом показала, что разговор закончен. — Я благодарна за предостережение, Аракаси. Только не говори ничего Накойе, а не то она примется причитать так громко, что не даст богам поспать спокойно!
Не позволяя себе рассмеяться, мастер тайного знания проворчал:
— А ей ничего и не нужно говорить. Старой матушке всюду мерещатся вражеские ножи, даже у нее под спальной циновкой. — Понизив голос, он добавил:
— Я сам видел, как она хлопала по подушкам и одеялам, даже после того как Папевайо самолично проверил ее постель.
Мара взмахнула рукой, отсылая его: она не могла отвечать мастеру в том же шутливом тоне. Накойя была не единственной, кого преследовали ночные кошмары.
Когда соединенными усилиями гребцов удалось продвинуть барку вперед и тень «молитвенных ворот» упала на Мару, ее пробрал озноб, словно она ощутила прикосновение самого Туракаму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83