— За всю долгую историю Империи вряд ли когда-либо случалось подобное столкновение.
Пока он говорил, из парадной входной арки улья выступила внушительная сотня чо-джайнов — старых опытных воинов. Их панцири и бритвенно-острые клешни заблестели на солнце, когда они вклинились между противостоящими шеренгами людей. К ним поспешили присоединиться еще несколько десятков чо-джайнов из числа находившихся на поверхности. Приблизившись на несколько шагов к двум разозленным правителям, Лакс'л провозгласил:
— Правительница Акомы и ее люди — гости нашей государыни, а властитель Инродака — ее союзник. Ник-то не должен затевать ссору на территории роя. Если оба войска покинут это поле, дело кончится миром.
Инродака возмущенно вздернул подбородок:
— Но ваш рой состоит на службе у моего дома на протяжении трех поколений!
— Состоит в союзе, — поправил Лакс'л. — Как сказала властительница Акомы, чо-джайны — не рабы людей. Уходите немедленно.
Как будто для пущей убедительности, другой отряд чо-джайнов, показавшийся из-за улья, занял позицию в тылу войска Инродаки и Экамчи. Такой же отряд разместился позади рядов Акомы.
Быстро осмотревшись, Инродака обнаружил еще две сотни приближающихся чо-джайнов с занесенными, как для атаки, боевыми клешнями. Его воинственный пыл явно пошел на убыль, да и правитель Экамчи, не желая искушать судьбу, поторопился отдать своему воинству приказ отступить. Мара заметила, что Инродаку такой поворот событий не слишком-то огорчил. С давних пор у него была репутация человека, который избегает конфликтов, и его злобные выпады, вероятно, следовало приписать не столько праведному негодованию, сколько необходимости показать, как он печется об интересах союзника.
Силы оставили властительницу Акомы. Бессонные ночи и постоянное напряжение исчерпали весь запас ее выдержки, и она позволила себе снова опуститься на подушки. Тем временем Лакс'л устремился к Кейоку:
— Военачальник, моя рота — сотня воинов — будет сопровождать вас до границы владений Инродаки.
Кейок подал знак, и мечи его солдат возвратились в ножны. Сам же он спросил:
— А ты будешь среди тех двадцати воинов, которые присоединятся к новому рою?
— Буду. — На лице Лакс'ла появилось странное выражение… может быть, то была улыбка чо-джайна. — Так как вы взяли на себя большие расходы, чтобы обеспечить безопасность ее дочери, наша государыня отдает вам лучших своих солдат. Здесь мой пост займет другой, а я стану военачальником нового улья.
— Затем, словно что-то вспомнив, он сказал:
— По-моему, властительница Акомы завоевала то, что вы, цурани, назвали бы симпатией старой королевы.
Мара, которая, казалось, и пальцем пошевелить была не в состоянии, еще нашла в себе силы выразить признательность легким поклоном и спросила:
— Как же ты можешь нас сопровождать до границы? Разве ты не должен находиться здесь, около твоей будущей государыни?
Военачальник чо-джайнов ответил отрицательным жестом:
— Молодая королева наиболее уязвима, пока растет, и в это время даже наше присутствие не сможет умерить агрессивности молодых воинов… впрочем, этого и не следует делать. Вот когда окажемся в нашем новом улье, мы обучим их всему, что необходимо знать хорошим воинам.
Отряды Инродаки и Экамчи перевалили за гребень хребта и скрылись из виду; тем временем Кейок готовил своих людей для длительного похода домой. Когда последний солдат занял свое место, Кейок вопросительно взглянул на свою хозяйку:
— Госпожа?..
Мара показала, что можно отправляться, но попросила Аракаси пойти рядом с носилками.
Аракаси приблизился; на вид он ничем не отличался от прочих солдат: такой же усталый и припорошенный дорожной пылью, но в его глазах горел победный огонь гордости за содеянное.
Мара была тронута.
Как только колонна тронулась с места, она сказала:
— Ты сделал больше, чем обещал, Аракаси. Ты не только дал драгоценный совет, но и обратил мудрость, данную тебе богами, на благо Акоме. Сколько потребуется времени, чтобы сеть твоих агентов заработала в полную силу?
Мастер тайного знания улыбнулся с искренней радостью и поклонился своей новой хозяйке.
— Примерно год, госпожа… если не возникнут непредвиденные затруднения.
— А если возникнут?
— Года два, два с половиной. — Мастер тайного знания многозначительно помолчал, затем добавил:
— Если тебе желательно, то и больше.
Мара огляделась вокруг, дабы удостовериться: ник-то из эскорта не находится достаточно близко, чтобы подслушать их беседу.
— Я хочу, чтобы ты ушел, когда мы остановимся для ночлега. Начинай поиски своих агентов. Вернись в Акому через год. Если тебе потребуется связаться со мной, то нашим паролем станут слова: «шелкопряды молодой государыни». Ты меня понял?
Аракаси едва заметно кивнул:
— Если я не вернусь вместе со всеми и не принесу клятву перед священным натами Акомы, я не обязан повиноваться приказаниям властительницы Акомы до тех пор, пока не буду готов сделать это. — Затем он добавил со значением:
— Или приказаниям властителя Акомы.
— Ты понял.
Мара закрыла глаза, чтобы справиться с сильным волнением. Боги милосердны: они послали ей человека достаточно чуткого, чтобы угадать ее намерения относительно будущего мужа.
Аракаси мягко пояснил:
— Наша клятва может прийтись не по вкусу Бантокапи, госпожа.
Мара кивнула, порадовавшись, что этот человек был ее союзником, а не врагом. Если бы Джингу из рода Минванаби смог привлечь на свою сторону прозорливца с талантами Аракаси… об этом даже подумать было страшно. Но впереди ожидали более злободневные заботы.
— Когда ты вернешься, мы посмотрим, как обстоят дела. Если все пойдет так, как я надеюсь, то мы сумеем продвинуться еще дальше в наших замыслах относительно Джингу из Минванаби.
Аракаси наклонился ближе к носилкам Мары:
— Госпожа моя, в сердце я уже присягнул на верность тебе. Молю богов, чтобы они даровали мне возможность когда-нибудь принести более торжественную клятву перед Поляной Созерцания в усадьбе Акомы. — Он быстро огляделся: вокруг сплошной зеленой стеной стоял лес. — Кажется, это место ничем не хуже любого другого, чтобы уйти. Да защитят тебя боги, властительница Акомы.
Поблагодарив его, Мара молча наблюдала, как Аракаси повернулся и вскоре скрылся за деревьями. Кейок заметил уход мастера, но, если столь внезапное исчезновение и удивило военачальника, он не стал ломать над этим голову и посвятил все свое внимание тяготам и опасностям дальнего перехода.
Пристроившись поудобнее на подушках, Мара снова и снова обдумывала последние слова Аракаси. Она тоже молилась об исполнении его желания: ведь если случится так, что он уцелеет и не принесет клятву перед священным камнем натами, то это будет означать лишь одно из двух: либо ее самой не будет в живых, либо Бантокапи утвердится в роли властителя Акомы, а она не сумеет им управлять.
В урочный час явились служанки. Сидя на подушках в спальне, которую она по привычке все еще считала отцовской, Мара открыла глаза.
— Я готова, — сказала она.
Но в глубине души она знала, что не готова к браку с третьим сыном Анасати, и никогда не будет готова. Судорожно стиснув руки, она позволила служанкам приступить к мучительному для нее ритуалу: вплетая в пряди волос ленты и нити бус, они сооружали на ее голове традиционную прическу невесты. Руки женщин двигались осторожно, но Маре все было не мило. Каждый раз, когда они закрепляли очередной локон, ей хотелось скорчиться, словно она была капризным нетерпеливым ребенком.
Как всегда, могло показаться, что Накойя читает ее мысли:
— Госпожа, сегодня взгляды каждого гостя будут прикованы к тебе, и твой облик должен служить воплощением наследственной гордости Акомы.
Мара закрыла глаза, будто отгораживаясь от всего мира. Смятение нарастало; было трудно дышать. Наследственная гордость Акомы уже завела ее в такие дебри, где она все глубже погружалась в кошмар; стоило ей справиться с одной опасностью, как тут же возникала другая. Она снова начала терзать себя сомнениями: благоразумно ли она поступила, выбрав в мужья Бантокапи? Может быть, управлять им легче, чем его уважаемым братом Джиро, но что если он окажется еще более упрямым? Если она не сумеет влиять на принимаемые им решения — планы возрождения величия Акомы навеки останутся лишь благими пожеланиями. Уже в который раз за последнее время Мара заставила себя отбросить эти бесполезные размышления: выбор сделан. Бантокапи станет властителем Акомы. Затем она подбодрила себя, мысленно добавив: на время.
— Не угодно ли госпоже повернуть голову?..
Мара подчинилась, невольно отметив при этом, как удивительно теплы руки служанки, коснувшиеся ее щеки. Ее собственные пальцы стали холодными как лед, пока она думала о Бантокапи и решала, как ей вести себя с ним. Человек, которому предстояло возложить на себя честь и бремя управления Акомой, не обладал ни мудростью, ни благородством властителя Седзу; не были присущи ему и прекрасные качества Ланокоты: великодушие, обаяние, неотразимое чувство юмора. С тех пор как Бантокапи прибыл для подготовки к бракосочетанию, у Мары было мало возможностей присмотреться к нему. Во время нескольких формальных встреч она наблюдала за ним; он неизменно производил впечатление грубого тяжелодума с низменными пристрастиями.
Мара удержала вздох и подавила невольную дрожь. Он всего лишь мужчина, напомнила она себе. Да, долгие месяцы она провела в храме и знала о мужчинах меньше, чем многие ее ровесницы. И тем не менее ей придется использовать и разум, и тело, чтобы управлять этим человеком. Ради великой Игры Совета она сможет справиться с ролью жены, не испытывая любви к мужу… не она первая, не она последняя.
Усердные служанки священнодействовали над ее прической. Суматоха и возгласы, доносившиеся из-за тонких бумажных перегородок, говорили о том, что слуги готовят к торжеству парадный зал. Где-то во дворе мычали нидры и грохотали фургоны, обвешанные флагами и развевающимися лентами. Солдаты гарнизона облачились в начищенные до блеска парадные доспехи; в ознаменование радостного события — вступления в брак госпожи — их оружие было обернуто длинными полосами белой ткани. Гости — каждый в сопровождении свиты — заполнили подъездную дорогу красочным морем разноцветных ливрей и носилок. Рабам и ремесленникам предоставили день отдыха по случаю торжества. Их пение и смех долетали туда, где сидела Мара, погруженная в уныние и тяжкие раздумья.
Служанки расправили последнюю ленту и пригладили последние пряди. Теперь, в обрамлении изысканно уложенных локонов, лицо Мары было точь-в-точь как у фарфоровой статуэтки из храма; казалось, что изящные линии бровей и ресниц только что проведены кистью вдохновенного художника.
— Дочь моего сердца, никогда еще ты не выглядела такой прекрасной, — высказалась Накойя.
Мара рассеянно улыбнулась и поднялась. Служанки сняли с нее простую белую накидку и слегка припорошили госпожу специальной пудрой, чтобы во время длительной церемонии кожа оставалась сухой. Другие готовили тяжелое вышитое платье из шелка, которое бережно хранилось для невест дома Акомы. Пока старые морщинистые руки женщин расправляли нижнее платье на ее бедрах и плоском животе, Мара, прикусив губу, думала: настанут сумерки — и руки Бантокапи будут касаться ее тела везде, где он пожелает. Она ничего не могла с собой поделать: ее кинуло в жар.
— День будет знойным, — пробормотала проницательная Накойя. — Касра, принеси госпоже стакан охлажденного вина. Ей это будет кстати: впереди еще много волнений.
— Накойя, — раздраженно выдохнула Мара, — я вполне могу обойтись без вина. — Она вынуждена была замолчать, так как в это время прислужницы затягивали шнуровку под грудью и на талии, и у нее на какой-то момент прервалось дыхание. — Кроме того, я уверена, что Банто будет пить за нас обоих.
Накойя поклонилась с подчеркнутой официальностью:
— Небольшой румянец будет тебе к лицу, госпожа. Однако пот — это не то, что нравится мужьям.
Мара предпочла не обращать внимания на воркотню Накойи. Она понимала: старая няня тревожится за свою любимицу.
По звукам оживленной деятельности снаружи Мара поняла, что челядь торопится завершить самые последние приготовления. Множество приглашенных — цвет имперской знати — соберется в парадном зале; всех надо будет рассадить в строгом соответствии с рангом. Размещение приглашенных превращалось в затяжное и трудное дело, которое начинали задолго до рассвета. Цуранские свадьбы происходили в утреннее время из-за непреложного правила: бракосочетание должно быть совершено до того, как солнце минует зенит. Считалось, что союз, заключенный после полудня, принесет несчастье новобрачным. Это обязывало гостей более низкого звания явиться в имение Акомы очень рано; кое-кто прибывал чуть ли не за четыре часа до восхода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83