Чокнутый застонал, уже более громко, и пошевелился. Андрей вновь склонился над ним, быстро ощупывая куртку и голенища ботинок. Поднялся через полминуты, вертя в пальцах два ножа, стальную метательную звезду, кастет и полупустую картонную коробку охотничьих патронов десятого калибра.
Ветер усилился, нагло обдирая с деревьев последнюю одежду. Чокнутый пошевелился вновь, опустил голову на грудь, что-то пробормотал и открыл глаза. Несколько секунд безумно озирался, шаря взглядом по Андрею, белой крысе на его плече и смятой машине, затем прикоснулся к правой ноге и зашипел, отдергивая пальцы.
— У-уу, сучара! — Он откинул голову назад, едва не расшибив ее о плоское днище собственного мотоцикла.
— Не надо. — Андрей размахнулся, отшвыривая арсенал в кусты. — Иглы лучше удалять в стационарных условиях...
Чокнутый замер, закрыл глаза, тяжело задышал. Осторожно прикоснулся к левой ноге, провел по переломам рукой. Тихо, сквозь зубы, взвыл.
— Возможно, левую придется ампутировать, — неожиданно вставил Гонзо, байкер вздрогнул, посмотрел на Андрея. Посмотрел на крысу, и глаза его внезапно стали очень большими.
— Ты кто такой, твою мать! Где Санек?! — Он попытался отшатнуться, но лишь качнул тяжелый мотоцикл.
Андрей тяжело вздохнул, глядя под ноги, и сам не заметил, как принялся покусывать губу.
— Твой приятель мертв.
— Так уж вышло, извини, — снова вставил Гонзо. Чокнутый начал крупно дрожать. Часто моргая, он осмотрел поле боя. Его лицо дергалось, губы не слушались.
— Вы с другом, сами, конечно, того не зная, — продолжил Андрей, старательно не обращая внимания на напарника, — совершили нападение на сотрудника финансовой полиции.
И вот тогда Чокнутый взвыл в полный голос, до крови на деснах стиснув зубы. Его стон покатился к пустым домикам, долго умирая на огородах.
Андрей нахмурился. Он что, этот бандит из леса, знал о полицейских?
Ветер старался уже вовсю, стадом диких чертей прыгая по обвалившимся крышам домов. Жестко, зло, по-зимнему.
— Ты удивлен? — Андрей застегнул куртку, поднимая воротник. Чокнутый неожиданно поднял обе руки:
— Не убивай! Я за президента, клянусь! В позапрошлом году мы с Саньком даже ездили в город голосовать!
Андрей опешил, тупо глядя перед собой. Чего он сказал?
— Чего ты сказал?
Байкер тут же замолчал, опустил руки, удивленно посмотрел на Андрея. Вдруг снова взвыл, закусил губу, как человек, только что сморозивший страшную глупость, и замотал головой, стучась ею о железяки.
— Я не знал, что власть сменилась, клянусь, падлой буду! — Казалось, раны на ногах сейчас волнуют этого бородатого мужика не больше, чем мелкая морось, вновь начавшая сыпать с неба.
— Что ты знаешь о полицейских? — неожиданно спросил Гонзо, привставая на плече и держась лапкой за воротник куртки. Чокнутый прекратил вой.
— Ну... ну, что они поддерживают прези... то есть власть в стране, обирают народ... ну там, судят-убивают. За непослушание властям ссылают людей в Сибирь, в тайгу, в лагеря. И еще им помогаете вы.
— Кто «мы»?! — Гонзо не дал Андрею открыть рта.
— Как это кто? — неподдельно удивился бородач. — Демоны-звери, тотемы полицейского Управления.
Глава 8. Стая
...и стало ему страшно.
«Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что». Русская народная сказка.
— Он даже не знает, что живет в Сибири...
— Я не думал, что для тебя это будет таким шоком.
— Я и сам не думал.
— Он принимает тебя за Высшую Силу.
Первый снег, точнее, снег с дождем, мелкий, редкий, быстро тающий. Серо, зябко, внутри пусто. Андрей глотнул из бутылки, поморщился, глубоко вдохнул.
Водка ухнула вниз, горьким теплом разливаясь по телу.
— Ссылаем в лагеря... фольклор середины прошлого века... куда мы попали, Гонзо?
— Тебе необходимо сменить угол зрения, напарник. А пока твой демон-хранитель приказывает тебе закрыть бутылку.
Андрей закрутил пробку и положил бутылку рядом с собой на кресло. Через приоткрытую дверь в машину влетали, чтобы тут же растаять, одинокие снежинки. Обреченно, стремительно, печально.
— Может быть, мне стоило поехать в рогатом шлеме и плаще из перьев чайки? Воротов, выходи, это я — вершитель судеб и обиратель народа, отдай мне свою душу и пару десятков тысяч в казну! — Андрей горько улыбнулся. — Русь всегда славилась своими сказками. Куда уж там Эддам, Калевалам и Нибелунгам. Сказание о мытаре... Пойди туда, не знаю куда, принеси то...
— Ты пьян.
— Что?
— Ты пьян?
— Ну, вроде немного есть.
— Ты давно напиваешься после боя? Откуда он знает?
— А пошел-ка ты в жопу со своей психологией!
— Извини...
— Что? — Но Гонзо уже скрылся в заднем салоне. Разве можно обидеть киборга? — Ах ты, чтоб тебя через колено! Твою в душу! Гаденыш мохнатый!
Андрей подскочил, больно ударившись головой о мягкий поручень над дверью, и закрутился на кресле, потирая уколотое бедро.
— Ты чего, крысеныш, делаешь?!
Гонзо совершенно спокойно, даже не пытаясь удрать от праведного гнева, отбросил в сторону пустую ампулу «бодрячка», как называли его шоферы. Поднял мордочку, пошевелил усами. Андрей почувствовал, как пьяный туман понемногу рассеивается, а мир вокруг становится чище. Толкнула в затылок тупая боль и отвалилась прочь. Он был трезв. До тошноты трезв.
— Тебе сейчас нельзя.
Больше Гонзо ничего не сказал, развернулся и залез на соседнее сиденье.
Андрей почесал бедро и шмыгнул носом. Киборг его отрезвил. В Европе за такое действие его бы уже судил комитет по робототехнике. Но тут вам не там. Здесь не Европа. Андрей столкнул почти допитую бутылку на пол и вылез из машины, чувствуя себя дефективным подростком, которого только что научили справлять большую нужду сидя.
Чокнутый, с трудом убежденный, что в адские лагеря мифической Сибири его ссылать пока не будут, спал, кое-как скорчившись от ветра за мотоциклом. Друг его, тоже спавший, но сном иным, лежал в кустах, куда его отнес Андрей. Второе, недочиненное еще колесо обвиняюще разглядывало Андрея из-под машины. Если бы ты не надумал допивать водку, говорило оно, мы бы уже давно были в пути!
Собранные с дороги инструменты, разбросанные в драке с Саньком, были аккуратно ссыпаны в ящик, рядом лежала аптечка, «еж», цепь и нож последнего.
Хуже нет, чем трезветь внезапно и сразу. Андрей сплюнул в кювет и достал сигареты. Закурил, задумчиво скользя взглядом по далеким лескам, последил за кружением опадающих листьев. Вернулся к машине, нагнулся внутрь, наполняя салон ментоловыми облаками, и включил радио — обычную, не действующую на нервы волну.
Тяжело, словно перед марафонским забегом, вздохнул, нырнул под машину и открыл инструменты. И замер. Медленно поднялся на ноги.
Как говорится, я не тормоз, у меня просто зрительная память хорошая. Андрей нахмурился, припоминая, что именно в этих безмятежно-холодных рощах, разбросанных по полям в нескольких километрах вокруг, показалось ему не таким, как должно быть... Обернулся, ощущая, как помимо воли опять начинает все быстрее стучать сердце, а предчувствие, что всегда накатывало накануне первого удачного выстрела, принимается штурмовать двери спокойствия.
Вон там, в полутора километрах от дороги, возле леса. Андрей отбросил сигарету и вновь скрылся в машине, извлекая из футляра новенький поблескивающий лаком электронный бинокль.
Поднял к глазам, настраивая дистанцию, уже точно зная, что увидит.
Люди.
Восемь человек, стоящих неподвижно на опушке леса. Рассматривающих дорогу. Неподвижных, словно изваяния. Стало значительно холоднее. Андрей поежился, поправляя вязаную шапку, и снова приложился к объективам, увеличивая мощность.
Люди-изваяния стремительно приблизились, наползая в упор, заполняя весь объектив, и Андрей вздрогнул. Худые, оборванные, сгорбленные и кривые, одетые в тряпье и развевающиеся на ветру шкуры, с мешками и свертками за спинами. Двое из группы — дети, пацаны лет двенадцати, одна из двух женщин держит на руках грязный сверток. Андрей судорожно втянул воздух.
Бинокль зажужжал снова, тихонечко, чтобы не напугать случайно, и Андрей разглядел их лица. Задохнулся, резко опустил руки, сглотнул. Человечки снова стали маленькими, нестрашными. Покрытые опухолями и язвами лица вновь отшатнулись к далекому лесу.
Фигурки шевельнулись, разом, словно по команде, и поползли вперед.
Медленно. Шатаясь.
— Твою мать, — прошептал Андрей. Надвинул шапку на лоб и, едва не поскользнувшись на инструментах, бросился за машину. — Эй, здоровяк, просыпайся!
Мотоциклист вздрогнул, мгновенно открывая глаза, и машинально потянулся к ножу. Нащупал воздух, криво усмехнулся и с трудом сел, опираясь об асфальт.
— Мне необходимо знать, что это за люди. — Андрей бросил бородатому бинокль, нервно оглядываясь в сторону едва ползущих к дороге людей.
Чокнутый нахмурился, с недоверием глядя на полицейского, но бинокль поймал и послушно проследил взгляд Андрея. Сам себе пожал плечами, поднял электронику к глазам и вдруг сказал такое, чего Андрей не слышал даже от живых водителей такси. Когда байкер опустил бинокль, лицо его, вытянувшееся, казалось, вдвое, было бледнее, чем когда он умирал. Немигающими глазами глядя на Андрея, еще раз выматерился.
— Чего мычишь, козел?! — Андрей подскочил, вырвал бинокль и еще раз вгляделся в оборванцев. — Ну, отвечай! Твои люди?! Знаешь их? Беженцы?
— Не оставляй меня им... — вдруг еле слышно прошептал Чокнутый, — лучше в Сибирь...
Андрей едва не выронил бинокль, внимательно посмотрел на раненого. Нагнулся к нему, почти в упор глядя в глаза.
— Я спросил: кто это такие? — медленно, по слогам.
— Это прокаженные, — словно подписывая обоим смертный приговор, сказал Чокнутый, — зараженные людоеды.
Андрей почувствовал, как дорога стремительно вырывается из-под ног. Но устоял.
— Людоеды?
— И трупоеды тоже. Падальщики, прокаженные, для меня это смерть... причем не лучшая, полицейский, не отдавай меня им!
Андрей быстро поднял глаза на прокаженных — медленно, падая и спотыкаясь, они ползли к дороге. Приближались.
— Они что, ничего не боятся?
— Им терять нечего, они мертвые уже. И дети их мертвые. Это все с севера идут, от баз заброшенных.
Андрей отошел, нет — отбежал к машине, забрасывая бинокль внутрь, схватил инструменты, упал к колесу. Постоянно оглядываясь на чернеющие посреди поля фигурки, принялся искать проколы.
Чокнутый тихонечко стонал:
— Полицейский, слышь? Не надо, не бросай, у тебя же есть оружие, полицейский, кончай их, слышишь... А, полицейский, ты где?
Стиснув зубы и стараясь не думать о приближающихся за спиной людях, Андрей отрывал заплаты, давил клей, зажимал. Но казалось, еще немного, и вот уже опускается на плечо тонкая, пахнущая старой кровью рука с длинными обломанными ногтями. Инструменты выскальзывали из рук, проколы убегали из-под пальцев.
Гонзо сидел над головой, белым столбиком замерев на капоте, и молчал, прислушиваясь к бормотаниям Чокнутого.
— А ведь мотоциклист в чем-то прав, — внезапно сказал он, и Андрей вдруг взорвался, отшвыривая чемодан. Вскочил, прожигая киборга яростным взглядом. Он тяжело дышал, зубы стиснуты, пальцы сжаты в кулаки.
— А детей тоже кончать? — выдохнул, поднял кулак и замер на секунду. Вдруг расслабился, разжимая пальцы, и устало посмотрел на Гонзо, обмяк, плечи поникли. — Детей, — переспросил он тихо, — тоже скажешь кончать?
Гонзо не пошевелился, бесстрастно взирая на человека.
— Анализ полученных данных позволяет предположить мне, что ты обладаешь правом на уничтожение всей стаи. — Слова, ледяные и металлические, словно иглы «Тигра», впивались в Андрея.
— Стаи? — сдавленно спросил Андрей. Обернулся. Люди приближались — метров шестьсот. Гонзо кивнул. Крысы очень смешно кивают. Сейчас было страшно.
— Ты уже не успеешь починить колесо, — подвел итог он. Чокнутый за машиной тихо скулил, умоляя, чтобы его хотя бы пристрелили.
— Не успею, — словно автомат повторил Андрей.
Вдруг сорвался с места и нырнул в машину. Гонзо не сменил позы:
— Что ты задумал?
— Я собираю вещи, мы уходим!
Невероятно как расслышавший эти слова Чокнутый вскрикнул и застонал. Андрей продолжал потрошить сумки, набивая походный рюкзак самым необходимым.
— Ты где поедешь — в сумке или за пазухой? — Чокнутый снова завыл.
— Андрей, я уверен, что ты выбираешь наименее оптимальный вариант выхода из сложившейся ситуации...
— Извините. — Андрей появился из машины с рюкзаком в руке. — По логике у меня была только четверка...
До прокаженных осталось не более трехсот шагов.
— ...и это, впрочем, не беда, потому что если кислотишься с тусовкой, все твои напряги — отстой и лабуда. Мы скажем — хеей, хеей, мы скажем — оуу, оуу, под ритмы хип-хопа тусуясь в неоне... — тихонечко отплясывало радио, совершенно не интересуясь приближающимися людоедами.
Андрей опустил рюкзак на асфальт и прислонился к машине:
— Я не смогу...
— Быстрее! — Вопль Чокнутого, который наконец увидел поднявшихся на небольшой холм людоедов, вырвал Андрея из оцепенения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Ветер усилился, нагло обдирая с деревьев последнюю одежду. Чокнутый пошевелился вновь, опустил голову на грудь, что-то пробормотал и открыл глаза. Несколько секунд безумно озирался, шаря взглядом по Андрею, белой крысе на его плече и смятой машине, затем прикоснулся к правой ноге и зашипел, отдергивая пальцы.
— У-уу, сучара! — Он откинул голову назад, едва не расшибив ее о плоское днище собственного мотоцикла.
— Не надо. — Андрей размахнулся, отшвыривая арсенал в кусты. — Иглы лучше удалять в стационарных условиях...
Чокнутый замер, закрыл глаза, тяжело задышал. Осторожно прикоснулся к левой ноге, провел по переломам рукой. Тихо, сквозь зубы, взвыл.
— Возможно, левую придется ампутировать, — неожиданно вставил Гонзо, байкер вздрогнул, посмотрел на Андрея. Посмотрел на крысу, и глаза его внезапно стали очень большими.
— Ты кто такой, твою мать! Где Санек?! — Он попытался отшатнуться, но лишь качнул тяжелый мотоцикл.
Андрей тяжело вздохнул, глядя под ноги, и сам не заметил, как принялся покусывать губу.
— Твой приятель мертв.
— Так уж вышло, извини, — снова вставил Гонзо. Чокнутый начал крупно дрожать. Часто моргая, он осмотрел поле боя. Его лицо дергалось, губы не слушались.
— Вы с другом, сами, конечно, того не зная, — продолжил Андрей, старательно не обращая внимания на напарника, — совершили нападение на сотрудника финансовой полиции.
И вот тогда Чокнутый взвыл в полный голос, до крови на деснах стиснув зубы. Его стон покатился к пустым домикам, долго умирая на огородах.
Андрей нахмурился. Он что, этот бандит из леса, знал о полицейских?
Ветер старался уже вовсю, стадом диких чертей прыгая по обвалившимся крышам домов. Жестко, зло, по-зимнему.
— Ты удивлен? — Андрей застегнул куртку, поднимая воротник. Чокнутый неожиданно поднял обе руки:
— Не убивай! Я за президента, клянусь! В позапрошлом году мы с Саньком даже ездили в город голосовать!
Андрей опешил, тупо глядя перед собой. Чего он сказал?
— Чего ты сказал?
Байкер тут же замолчал, опустил руки, удивленно посмотрел на Андрея. Вдруг снова взвыл, закусил губу, как человек, только что сморозивший страшную глупость, и замотал головой, стучась ею о железяки.
— Я не знал, что власть сменилась, клянусь, падлой буду! — Казалось, раны на ногах сейчас волнуют этого бородатого мужика не больше, чем мелкая морось, вновь начавшая сыпать с неба.
— Что ты знаешь о полицейских? — неожиданно спросил Гонзо, привставая на плече и держась лапкой за воротник куртки. Чокнутый прекратил вой.
— Ну... ну, что они поддерживают прези... то есть власть в стране, обирают народ... ну там, судят-убивают. За непослушание властям ссылают людей в Сибирь, в тайгу, в лагеря. И еще им помогаете вы.
— Кто «мы»?! — Гонзо не дал Андрею открыть рта.
— Как это кто? — неподдельно удивился бородач. — Демоны-звери, тотемы полицейского Управления.
Глава 8. Стая
...и стало ему страшно.
«Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что». Русская народная сказка.
— Он даже не знает, что живет в Сибири...
— Я не думал, что для тебя это будет таким шоком.
— Я и сам не думал.
— Он принимает тебя за Высшую Силу.
Первый снег, точнее, снег с дождем, мелкий, редкий, быстро тающий. Серо, зябко, внутри пусто. Андрей глотнул из бутылки, поморщился, глубоко вдохнул.
Водка ухнула вниз, горьким теплом разливаясь по телу.
— Ссылаем в лагеря... фольклор середины прошлого века... куда мы попали, Гонзо?
— Тебе необходимо сменить угол зрения, напарник. А пока твой демон-хранитель приказывает тебе закрыть бутылку.
Андрей закрутил пробку и положил бутылку рядом с собой на кресло. Через приоткрытую дверь в машину влетали, чтобы тут же растаять, одинокие снежинки. Обреченно, стремительно, печально.
— Может быть, мне стоило поехать в рогатом шлеме и плаще из перьев чайки? Воротов, выходи, это я — вершитель судеб и обиратель народа, отдай мне свою душу и пару десятков тысяч в казну! — Андрей горько улыбнулся. — Русь всегда славилась своими сказками. Куда уж там Эддам, Калевалам и Нибелунгам. Сказание о мытаре... Пойди туда, не знаю куда, принеси то...
— Ты пьян.
— Что?
— Ты пьян?
— Ну, вроде немного есть.
— Ты давно напиваешься после боя? Откуда он знает?
— А пошел-ка ты в жопу со своей психологией!
— Извини...
— Что? — Но Гонзо уже скрылся в заднем салоне. Разве можно обидеть киборга? — Ах ты, чтоб тебя через колено! Твою в душу! Гаденыш мохнатый!
Андрей подскочил, больно ударившись головой о мягкий поручень над дверью, и закрутился на кресле, потирая уколотое бедро.
— Ты чего, крысеныш, делаешь?!
Гонзо совершенно спокойно, даже не пытаясь удрать от праведного гнева, отбросил в сторону пустую ампулу «бодрячка», как называли его шоферы. Поднял мордочку, пошевелил усами. Андрей почувствовал, как пьяный туман понемногу рассеивается, а мир вокруг становится чище. Толкнула в затылок тупая боль и отвалилась прочь. Он был трезв. До тошноты трезв.
— Тебе сейчас нельзя.
Больше Гонзо ничего не сказал, развернулся и залез на соседнее сиденье.
Андрей почесал бедро и шмыгнул носом. Киборг его отрезвил. В Европе за такое действие его бы уже судил комитет по робототехнике. Но тут вам не там. Здесь не Европа. Андрей столкнул почти допитую бутылку на пол и вылез из машины, чувствуя себя дефективным подростком, которого только что научили справлять большую нужду сидя.
Чокнутый, с трудом убежденный, что в адские лагеря мифической Сибири его ссылать пока не будут, спал, кое-как скорчившись от ветра за мотоциклом. Друг его, тоже спавший, но сном иным, лежал в кустах, куда его отнес Андрей. Второе, недочиненное еще колесо обвиняюще разглядывало Андрея из-под машины. Если бы ты не надумал допивать водку, говорило оно, мы бы уже давно были в пути!
Собранные с дороги инструменты, разбросанные в драке с Саньком, были аккуратно ссыпаны в ящик, рядом лежала аптечка, «еж», цепь и нож последнего.
Хуже нет, чем трезветь внезапно и сразу. Андрей сплюнул в кювет и достал сигареты. Закурил, задумчиво скользя взглядом по далеким лескам, последил за кружением опадающих листьев. Вернулся к машине, нагнулся внутрь, наполняя салон ментоловыми облаками, и включил радио — обычную, не действующую на нервы волну.
Тяжело, словно перед марафонским забегом, вздохнул, нырнул под машину и открыл инструменты. И замер. Медленно поднялся на ноги.
Как говорится, я не тормоз, у меня просто зрительная память хорошая. Андрей нахмурился, припоминая, что именно в этих безмятежно-холодных рощах, разбросанных по полям в нескольких километрах вокруг, показалось ему не таким, как должно быть... Обернулся, ощущая, как помимо воли опять начинает все быстрее стучать сердце, а предчувствие, что всегда накатывало накануне первого удачного выстрела, принимается штурмовать двери спокойствия.
Вон там, в полутора километрах от дороги, возле леса. Андрей отбросил сигарету и вновь скрылся в машине, извлекая из футляра новенький поблескивающий лаком электронный бинокль.
Поднял к глазам, настраивая дистанцию, уже точно зная, что увидит.
Люди.
Восемь человек, стоящих неподвижно на опушке леса. Рассматривающих дорогу. Неподвижных, словно изваяния. Стало значительно холоднее. Андрей поежился, поправляя вязаную шапку, и снова приложился к объективам, увеличивая мощность.
Люди-изваяния стремительно приблизились, наползая в упор, заполняя весь объектив, и Андрей вздрогнул. Худые, оборванные, сгорбленные и кривые, одетые в тряпье и развевающиеся на ветру шкуры, с мешками и свертками за спинами. Двое из группы — дети, пацаны лет двенадцати, одна из двух женщин держит на руках грязный сверток. Андрей судорожно втянул воздух.
Бинокль зажужжал снова, тихонечко, чтобы не напугать случайно, и Андрей разглядел их лица. Задохнулся, резко опустил руки, сглотнул. Человечки снова стали маленькими, нестрашными. Покрытые опухолями и язвами лица вновь отшатнулись к далекому лесу.
Фигурки шевельнулись, разом, словно по команде, и поползли вперед.
Медленно. Шатаясь.
— Твою мать, — прошептал Андрей. Надвинул шапку на лоб и, едва не поскользнувшись на инструментах, бросился за машину. — Эй, здоровяк, просыпайся!
Мотоциклист вздрогнул, мгновенно открывая глаза, и машинально потянулся к ножу. Нащупал воздух, криво усмехнулся и с трудом сел, опираясь об асфальт.
— Мне необходимо знать, что это за люди. — Андрей бросил бородатому бинокль, нервно оглядываясь в сторону едва ползущих к дороге людей.
Чокнутый нахмурился, с недоверием глядя на полицейского, но бинокль поймал и послушно проследил взгляд Андрея. Сам себе пожал плечами, поднял электронику к глазам и вдруг сказал такое, чего Андрей не слышал даже от живых водителей такси. Когда байкер опустил бинокль, лицо его, вытянувшееся, казалось, вдвое, было бледнее, чем когда он умирал. Немигающими глазами глядя на Андрея, еще раз выматерился.
— Чего мычишь, козел?! — Андрей подскочил, вырвал бинокль и еще раз вгляделся в оборванцев. — Ну, отвечай! Твои люди?! Знаешь их? Беженцы?
— Не оставляй меня им... — вдруг еле слышно прошептал Чокнутый, — лучше в Сибирь...
Андрей едва не выронил бинокль, внимательно посмотрел на раненого. Нагнулся к нему, почти в упор глядя в глаза.
— Я спросил: кто это такие? — медленно, по слогам.
— Это прокаженные, — словно подписывая обоим смертный приговор, сказал Чокнутый, — зараженные людоеды.
Андрей почувствовал, как дорога стремительно вырывается из-под ног. Но устоял.
— Людоеды?
— И трупоеды тоже. Падальщики, прокаженные, для меня это смерть... причем не лучшая, полицейский, не отдавай меня им!
Андрей быстро поднял глаза на прокаженных — медленно, падая и спотыкаясь, они ползли к дороге. Приближались.
— Они что, ничего не боятся?
— Им терять нечего, они мертвые уже. И дети их мертвые. Это все с севера идут, от баз заброшенных.
Андрей отошел, нет — отбежал к машине, забрасывая бинокль внутрь, схватил инструменты, упал к колесу. Постоянно оглядываясь на чернеющие посреди поля фигурки, принялся искать проколы.
Чокнутый тихонечко стонал:
— Полицейский, слышь? Не надо, не бросай, у тебя же есть оружие, полицейский, кончай их, слышишь... А, полицейский, ты где?
Стиснув зубы и стараясь не думать о приближающихся за спиной людях, Андрей отрывал заплаты, давил клей, зажимал. Но казалось, еще немного, и вот уже опускается на плечо тонкая, пахнущая старой кровью рука с длинными обломанными ногтями. Инструменты выскальзывали из рук, проколы убегали из-под пальцев.
Гонзо сидел над головой, белым столбиком замерев на капоте, и молчал, прислушиваясь к бормотаниям Чокнутого.
— А ведь мотоциклист в чем-то прав, — внезапно сказал он, и Андрей вдруг взорвался, отшвыривая чемодан. Вскочил, прожигая киборга яростным взглядом. Он тяжело дышал, зубы стиснуты, пальцы сжаты в кулаки.
— А детей тоже кончать? — выдохнул, поднял кулак и замер на секунду. Вдруг расслабился, разжимая пальцы, и устало посмотрел на Гонзо, обмяк, плечи поникли. — Детей, — переспросил он тихо, — тоже скажешь кончать?
Гонзо не пошевелился, бесстрастно взирая на человека.
— Анализ полученных данных позволяет предположить мне, что ты обладаешь правом на уничтожение всей стаи. — Слова, ледяные и металлические, словно иглы «Тигра», впивались в Андрея.
— Стаи? — сдавленно спросил Андрей. Обернулся. Люди приближались — метров шестьсот. Гонзо кивнул. Крысы очень смешно кивают. Сейчас было страшно.
— Ты уже не успеешь починить колесо, — подвел итог он. Чокнутый за машиной тихо скулил, умоляя, чтобы его хотя бы пристрелили.
— Не успею, — словно автомат повторил Андрей.
Вдруг сорвался с места и нырнул в машину. Гонзо не сменил позы:
— Что ты задумал?
— Я собираю вещи, мы уходим!
Невероятно как расслышавший эти слова Чокнутый вскрикнул и застонал. Андрей продолжал потрошить сумки, набивая походный рюкзак самым необходимым.
— Ты где поедешь — в сумке или за пазухой? — Чокнутый снова завыл.
— Андрей, я уверен, что ты выбираешь наименее оптимальный вариант выхода из сложившейся ситуации...
— Извините. — Андрей появился из машины с рюкзаком в руке. — По логике у меня была только четверка...
До прокаженных осталось не более трехсот шагов.
— ...и это, впрочем, не беда, потому что если кислотишься с тусовкой, все твои напряги — отстой и лабуда. Мы скажем — хеей, хеей, мы скажем — оуу, оуу, под ритмы хип-хопа тусуясь в неоне... — тихонечко отплясывало радио, совершенно не интересуясь приближающимися людоедами.
Андрей опустил рюкзак на асфальт и прислонился к машине:
— Я не смогу...
— Быстрее! — Вопль Чокнутого, который наконец увидел поднявшихся на небольшой холм людоедов, вырвал Андрея из оцепенения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44