Вода приятно охлаждала тело, пока он опускался ко дну. Он остановился под водой и открыл глаза. Стайка серебристых гольянов бросилась прочь, стебли водяных растений плясали, галька блестела белыми пятнами. Выпуская воздух из легких, он постепенно опускался на дно. Потом согнул колени, оттолкнулся и с шумом пронзил поверхность, наполовину выскочив из воды.
Вот ноги его коснулись дна, и он встал, руки в боки, глядя на берег.
Кто-то шевелился за кустами.
Он насвистел несколько тактов мелодии:
Скажи, где Вавилон стоит?..
И улыбнулся, когда из-за кустов прозвучал ответ:
Дойду, пока свеча горит?
Дойдешь — шагай смелей...
Холланд обошел заросли и стоял у края воды, на лице широкая улыбка.
— Привет!
— Привет!
— Где ты был?
— Нигде.
— Ходил на товарную станцию?
— Не-а.
— Ходил на Узловую улицу?
— Не-а.
— Пеккард-Лэйн?
Холланд покачал головой, и Нильс понял без слов. Понял, где тот был на самом деле: Вавилон, конечная остановка. «Лезь в воду!» — крикнул он Холланду, стоя на отмели. Холланд сбросил одежду и мгновение спустя скакал к нему по воде. Нильс отошел в сторону с его пути, нырнул, вынырнул, брызги полетели с мокрых волос на плечи. Он быстро окунулся и поплыл к песчаной отмели, возвышавшейся над водой. Холланд устремился следом и шлепнулся на песок рядом с ним. Тяжело дыша, Нильс подставил всего себя солнечному теплу, холодная гладкость камней под кожей спины, легкие танцующие мушки перед глазами.
— Жарко, — услышал он шепот Холланда. В чем же дело, что так беспокоит Холланда всю последнюю неделю или даже больше? Что это? Скажи. Расскажи мне! Нет, ты не хочешь — ты никогда ничего не хочешь, не можешь, не делаешь. Это нечестно. Мы вышли из одного чрева, девять месяцев плавали мы бок о бок. Мы должны очень хорошо знать один другого. Я ведь делюсь своими тайнами, секретами — всеми до единого. Неужели так бывает со всеми близнецами? Близнецы, Кастор и Поллукс. Я уже открыл тебе все мои тайны — все, поверь мне. А ты прячешь свои, утаиваешь их. Мелочный, коварный, таинственный Холланд — полдня злой, полдня безразличный. Близнецы должны стараться быть заодно, не так ли? Не так ли?
Он почувствовал приближение: то же старое, грустное чувство, которое предвещало — что? Он не мог сказать. Дрожь прошла по всему телу, задрожали руки и ноги, неясная тоска охватила его, и снова Тенистые Холмы занимали его мысли.
Он пытался представить их. Напрасно. Мозг искал на ощупь: что это было? Что-то забытое им? Или то, чего не знал никогда? Был ли это вкус? запах? место? Вавилон — конечная остановка? Что было в конце линии?
Прикрыв глаза ладонью, он сполз с песка в воду и покачивался на волнах, пока перед мысленным взором не возник образ: тело, лежащее в гробу посреди гостиной, нижняя крышка закрыта, верхняя откинута на шарнирах. Он плеснулся в воде.
— На что, по-твоему, это похоже — быть мертвым?
— Черт! Если ты мертвый — ты мертвый. Это просто ничто. Тебя кладут в ящик, раскрашивают лицо, будто ты живой, но только уснул. Затем роют яму, опускают тебя в нее — и все.
— Но если ты умер, ты же должен отправиться в какое-то место — на небо или в ад, но куда-нибудь!
Холланд захохотал:
— Кто теперь верит в эту чепуху? Это просто взрослые болтают в воскресной школе.
— Но должен же ты куда-то деться, разве нет? — продолжал размышлять Нильс. Он лежал в воде на спине, глядя в небо: облака были тоньше, чем кружево, как сборки на нижней юбке под широким голубым платьем.
— Какую последнюю вещь ты хотел бы увидеть, прежде чем умереть?
— Хм?
— Последняя вещь. Если бы тебе предложили что-нибудь одно, что ты мог бы увидеть перед смертью, что бы ты выбрал? Например — закат? Человека? Океан? Что?
Холланд засмеялся:
— Послушай, если бы я умирал, я был бы слишком занят, чтобы смотреть на закаты. И ты тоже.
Встав на ноги, Нильс повернулся и посмотрел за реку, где несколько коров паслись в лугах ниже Авалонского хребта.
— Я хотел бы увидеть Ее, — сказал он.
— Корову? — поддел его Холланд.
Нильс покачал головой и улыбнулся. Нет, он имел в виду Ангела Светлого Дня, пояснил он серьезно. Ангела — вот кого он хотел бы увидеть напоследок. Он вызвал ее образ: волосы рассыпались по плечам, сияющие белые крылья легко машут, и ее улыбка, когда она протягивает ему лилию... унося его в Рай.
— Откуда ты знаешь, что она не утащит тебя в ад?
— Ангелы не бывают в аду. Только дурные люди.
— Сатана тоже был ангелом, и он попал в ад.
— Люцифер? Он попал в ад потому, что был зол. Ты ведь знаешь, что это такое, правда? — спросил он мягко.
— Что? Зло? Зло — это плохо, вот и все.
— И злой человек — это тот, кто делает дурные вещи?
— Я так считаю. Я никогда не перестаю думать об этом... — Неожиданно Холланд переключился на другой предмет. — Я все думаю о нашем представлении.
— А что с ним? — Нильс поплыл обратно к отмели.
— Если мы собираемся показать фокус, нам нужен свет внизу, в яблочном подвале. Эти камыши теперь слишком сухие, чтобы можно было пользоваться спичками. Нам нужен фонарь, повесим его где-нибудь, фонарь даст достаточно света.
— Где мы возьмем фонарь?
Холланд подумал немного, но не ответил. Потом сказал:
— Ты что-нибудь придумал с фокусом?
— Да.
— И?
Нильс знал, чего он ждет.
— Ну... — начал он неуверенно.
— Ничего не получается, так?
— Получается. Единственная проблема — изготовить сундук...
Холланд кудахтнул.
— Нильс Александер, ты забыл кое-что.
Разве? Что? Он был уверен, что обдумал трюк со всех сторон. Он не мог представить...
— Ты забыл. Как можем мы оба залезть в сундук?
Ох. Тупой, глупый Нильс. Да, он не планировал на двоих.
Он был слишком самонадеян, естественно, воображая себя единственным исполнителем трюка, поскольку Чэн Ю делал его один. Но нет, Холланд имел в виду еще кое-что, он снова качал головой.
— Ты забыл еще кое-что — фокус все равно не получится.
— Не получится? Почему не получится?
— Из-за Двери Рабов. Вспомнил? Нет? Пошли. Одевайся, я покажу тебе.
* * *
Ее называли Дверью Рабов, потому что много лет назад, перед Гражданской войной, когда Коннектикут первым включился в движение аболиционистов, прадедушка Перри провел беглых рабов через нее: мужчин, и женщин, и детей, он прятал их, пока они не отправились тайными тропами в Канаду. Холланд прислонился к стене и спросил:
— Вот теперь. Посмотри на меня, Нильс Александер. Что еще ты забыл?
Нильс не знал.
— Подумай. Предположим, мы построили сундук над люком, допустим, мы спустились вниз, в яблочный погреб. Все абсолютно замечательно до этого момента. Что потом?
— Потом мы прыгаем на матрасы, меняем костюм, выходим за дверь, бежим наверх и появляемся перед публикой.
— Что мы делаем? — Холланд хотел заставить его думать.
— Мы... выбегаем... из... — Он замер на полуслове. Вот он, прямо перед глазами. Смотрит на него. Замок. По приказу дяди Джорджа. Навесной замок и цепь сделали Дверь Рабов бесполезной. И ключ в кармане у дяди Джорджа. А без него другого пути из погреба нет.
Холланд расцвел улыбкой торжества:
— Теперь все, пошли наверх, — и побежал вверх по ступенькам. Он поднял крышку люка и посмотрел вниз, в погреб. — Слушай, я могу сделать это, — сказал он живо. — Я знаю, как сделать, чтобы все получилось. Предоставь это мне.
Нильс смотрел вниз. Все в снегу. Снег в июле. Снежное Королевство Акалука. Накрошенный камыш лежал повсюду, собравшись в углах, образуя ровный ковер под ногами, хлопья взлетали, падали, медленно кружась, влекомые воздушными течениями. Казалось — настоящая снежная метель валит снег в погреб через открытый люк.
— Как? Как ты сделаешь, чтобы у нас получилось? — спросил он обеспокоенно. — Холланд?
— Хм-м?
— Это не слишком смешно, а?
— Что — снег? Да, пожалуй, так. Я говорил тебе — надо убрать все это отсюда. Я знаю, где мы возьмем фонарь. Все, что нужно, — китайские усы, молоток и увидеть, как устроен сундук.
— Где мы возьмем фонарь?
— Ну, — сказал Холланд, подняв глаза к небу, — жди и смотри.
Да, конечно, решил Нильс, не желая отказываться от мысли о представлении, да, ему остается ждать и смотреть...
7
Июль в Коннектикуте. Весь Пиквот Лэндинг оцепенел в послеобеденной дремоте. А тут шум, гам, тарарам, какой только мальчишка может устроить в этот час, когда люди стараются переждать жару. Это «Красный Гонщик» — черный, хромированный, красный, подставка, закрытая передача, клаксон — Харр-дуу-гарр! — свист шинами вдоль Вэлли-Хилл Роуд. Вперед, на угол Фиски-стрит. Тут миссис Джевет уединилась под своими буками — гамак, газета... Остроумная идея: забраться в дом, воспользоваться красками и кистями, оставленными маляром, и написать что-нибудь на свежевыкрашенной стене, что-нибудь мерзкое, что-нибудь грязное; что-нибудь смешное.
Пока, миссис Джевет!
Харр-дуу-гарр!
Дальше на север, к Паккард-Лэйн; случайно наткнулся на грузовичок мистера Претти, приткнувшийся возле «Аптеки Пилигримов», пока П.К. пьет минеральную воду. «Красный Гонщик» ненадолго останавливается — и снова в путь. П.К., можете проститься со своим фонарем. Ха-ха.
Харр-дуу-гарр!
К востоку по Паккард-Лэйн, к надземке Томаса Хукера, затем на юг, шины свистят, спицы позванивают. Вот едет профессор Лапинус в своем драндулете — «Bonjour, Professeur! Au'voir, Профессор Водяной Крыс Лапинус». У Соборной улицы на восток, через железнодорожные пути, задержаться, чтобы швырнуть камень в окно пакгауза, пока служащий вышел на грузовую платформу. Крахх!
«Эй ты, чертов пацан!..»
Харр-дуу-гарр!
Заглянуть за церковь Конгрегации, где пономарь подстригает кусты на кладбище. Мистер Свейт поднимает соломенную шляпу и вытирает пот. Он моргает, не может поверить своим глазам.
— Эй ты! Ради Бога, малыш, не по могилам! Святый Боже! Эй-эй, ты, вернись, ты, маленький святотатец... — Его преследуют, надо удирать; бросает случайный взгляд на цветы на могиле, не может поверить собственным глазам.
Харр-дуу-гарр!
По дорожке, за чугунную ограду кладбища, мимо церкви, кусты впереди, и тут как раз останавливается трамвай до Центра, высаживает пассажиров. Берегись!
— Святой Петр! Ты что, весь мир купил, мальчишка! Смотри, что ты наделал с моими чулками!
— Пошла ты на... Кривоногая, смотри куда прешь! Харр-дуу-гарр!
* * *
Вопреки изобилию плакатиков, предлагавших свободно выбирать товары, будь то духовые ружья, подержанные комиксы, разложенные по пакетикам пуговицы и прочая мелочь, хозяйка лавки сувениров и галантереи мисс Джослин-Мария зорко озирала свои владения взглядом Аргуса. Со своей высокой табуретки возле кассы она могла бдить за каждым покупателем, не отрываясь от приходно-расходных дел и успевая стереть капли пота, прежде чем они капнут на прилавок.
Но в этот день ей было некогда промокнуть лоб, такая толкучка, несмотря на жару и влажность, покупатели входят и выходят, каждый за своим, моргнуть не успеешь — где уж тут найти время припудрить нос. Несколько человек еще разглядывали товары на задних полках, когда звон колокольчика возвестил явление нового клиента. Взбив кудряшки, мисс Джослин-Мария состроила милую гримаску, специально предназначенную для покупателей.
— Добрый день, Роза. О, Господи, какая милая блузка. — Лицо у миссис Джослин-Марии было круглое и плоское, как тарелка, и при этом казалось, что за щеками у нее кармашки, как у бурундука, чтобы прятать туда что-нибудь про запас.
— Святой Петр! — восклицала покупательница, прыгая на высоких каблуках и тыча пальцем в спущенную петлю на чулке. — Ну и дети пошли!
— Что-нибудь стряслось?
Роза Халлиган ткнула пальцем через плечо.
— Представляете, схожу я, значит, себе с трамвая, и вдруг какой-то пацан чуть не сшиб меня своим великом. Смотрите, что он сделал с моими чулками. Ну, я, конечно, говорю ему, смотри, куда едешь, а он говорит мне, ох, что он мне сказал...
— Что он сказал?
Однако Роза не удосужилась просветить мисс Джослин-Марию насчет остального, опасаясь, что ее хватит удар.
— У вас есть «Бель Шармер»?
— Трикотаж, вторая секция, посмотрите сами, милочка. — Стараясь не делать лишних движений, мисс Джослин-Мария указала на чулочное отделение.
— "Сахара" есть?
— Посмотрите, милочка, только не переворачивайте все вверх тормашками! — сказала она жалобно, увидев, что Роза начала обыск.
— Честное слово, милая, это все равно что иголку искать в стоге сена. Должна же у вас быть «Сахара».
— Возьмите «Песок», это практически одно и то же — «Песок», «Сахара», — посоветовала другая покупательница с внушающим доверие видом.
— Ладно, вот эти подойдут. Я тороплюсь. — Она облокотилась о прилавок и уткнулась носом в бумажник, разыскивая деньги, — при этом мисс Джослин-Мария отметила, что корни волос покупательницы выдают их природный цвет.
— У меня есть замечательное средство, — сказала она, сдавая сдачу. — Елена Рубинштейн выпустила новую краску для волос — специально для блондинок. Вам надо бы попробовать. Слушайте, милочка, хотите вы узнать кое-что, отчего кровь застынет у вас в жилах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Вот ноги его коснулись дна, и он встал, руки в боки, глядя на берег.
Кто-то шевелился за кустами.
Он насвистел несколько тактов мелодии:
Скажи, где Вавилон стоит?..
И улыбнулся, когда из-за кустов прозвучал ответ:
Дойду, пока свеча горит?
Дойдешь — шагай смелей...
Холланд обошел заросли и стоял у края воды, на лице широкая улыбка.
— Привет!
— Привет!
— Где ты был?
— Нигде.
— Ходил на товарную станцию?
— Не-а.
— Ходил на Узловую улицу?
— Не-а.
— Пеккард-Лэйн?
Холланд покачал головой, и Нильс понял без слов. Понял, где тот был на самом деле: Вавилон, конечная остановка. «Лезь в воду!» — крикнул он Холланду, стоя на отмели. Холланд сбросил одежду и мгновение спустя скакал к нему по воде. Нильс отошел в сторону с его пути, нырнул, вынырнул, брызги полетели с мокрых волос на плечи. Он быстро окунулся и поплыл к песчаной отмели, возвышавшейся над водой. Холланд устремился следом и шлепнулся на песок рядом с ним. Тяжело дыша, Нильс подставил всего себя солнечному теплу, холодная гладкость камней под кожей спины, легкие танцующие мушки перед глазами.
— Жарко, — услышал он шепот Холланда. В чем же дело, что так беспокоит Холланда всю последнюю неделю или даже больше? Что это? Скажи. Расскажи мне! Нет, ты не хочешь — ты никогда ничего не хочешь, не можешь, не делаешь. Это нечестно. Мы вышли из одного чрева, девять месяцев плавали мы бок о бок. Мы должны очень хорошо знать один другого. Я ведь делюсь своими тайнами, секретами — всеми до единого. Неужели так бывает со всеми близнецами? Близнецы, Кастор и Поллукс. Я уже открыл тебе все мои тайны — все, поверь мне. А ты прячешь свои, утаиваешь их. Мелочный, коварный, таинственный Холланд — полдня злой, полдня безразличный. Близнецы должны стараться быть заодно, не так ли? Не так ли?
Он почувствовал приближение: то же старое, грустное чувство, которое предвещало — что? Он не мог сказать. Дрожь прошла по всему телу, задрожали руки и ноги, неясная тоска охватила его, и снова Тенистые Холмы занимали его мысли.
Он пытался представить их. Напрасно. Мозг искал на ощупь: что это было? Что-то забытое им? Или то, чего не знал никогда? Был ли это вкус? запах? место? Вавилон — конечная остановка? Что было в конце линии?
Прикрыв глаза ладонью, он сполз с песка в воду и покачивался на волнах, пока перед мысленным взором не возник образ: тело, лежащее в гробу посреди гостиной, нижняя крышка закрыта, верхняя откинута на шарнирах. Он плеснулся в воде.
— На что, по-твоему, это похоже — быть мертвым?
— Черт! Если ты мертвый — ты мертвый. Это просто ничто. Тебя кладут в ящик, раскрашивают лицо, будто ты живой, но только уснул. Затем роют яму, опускают тебя в нее — и все.
— Но если ты умер, ты же должен отправиться в какое-то место — на небо или в ад, но куда-нибудь!
Холланд захохотал:
— Кто теперь верит в эту чепуху? Это просто взрослые болтают в воскресной школе.
— Но должен же ты куда-то деться, разве нет? — продолжал размышлять Нильс. Он лежал в воде на спине, глядя в небо: облака были тоньше, чем кружево, как сборки на нижней юбке под широким голубым платьем.
— Какую последнюю вещь ты хотел бы увидеть, прежде чем умереть?
— Хм?
— Последняя вещь. Если бы тебе предложили что-нибудь одно, что ты мог бы увидеть перед смертью, что бы ты выбрал? Например — закат? Человека? Океан? Что?
Холланд засмеялся:
— Послушай, если бы я умирал, я был бы слишком занят, чтобы смотреть на закаты. И ты тоже.
Встав на ноги, Нильс повернулся и посмотрел за реку, где несколько коров паслись в лугах ниже Авалонского хребта.
— Я хотел бы увидеть Ее, — сказал он.
— Корову? — поддел его Холланд.
Нильс покачал головой и улыбнулся. Нет, он имел в виду Ангела Светлого Дня, пояснил он серьезно. Ангела — вот кого он хотел бы увидеть напоследок. Он вызвал ее образ: волосы рассыпались по плечам, сияющие белые крылья легко машут, и ее улыбка, когда она протягивает ему лилию... унося его в Рай.
— Откуда ты знаешь, что она не утащит тебя в ад?
— Ангелы не бывают в аду. Только дурные люди.
— Сатана тоже был ангелом, и он попал в ад.
— Люцифер? Он попал в ад потому, что был зол. Ты ведь знаешь, что это такое, правда? — спросил он мягко.
— Что? Зло? Зло — это плохо, вот и все.
— И злой человек — это тот, кто делает дурные вещи?
— Я так считаю. Я никогда не перестаю думать об этом... — Неожиданно Холланд переключился на другой предмет. — Я все думаю о нашем представлении.
— А что с ним? — Нильс поплыл обратно к отмели.
— Если мы собираемся показать фокус, нам нужен свет внизу, в яблочном подвале. Эти камыши теперь слишком сухие, чтобы можно было пользоваться спичками. Нам нужен фонарь, повесим его где-нибудь, фонарь даст достаточно света.
— Где мы возьмем фонарь?
Холланд подумал немного, но не ответил. Потом сказал:
— Ты что-нибудь придумал с фокусом?
— Да.
— И?
Нильс знал, чего он ждет.
— Ну... — начал он неуверенно.
— Ничего не получается, так?
— Получается. Единственная проблема — изготовить сундук...
Холланд кудахтнул.
— Нильс Александер, ты забыл кое-что.
Разве? Что? Он был уверен, что обдумал трюк со всех сторон. Он не мог представить...
— Ты забыл. Как можем мы оба залезть в сундук?
Ох. Тупой, глупый Нильс. Да, он не планировал на двоих.
Он был слишком самонадеян, естественно, воображая себя единственным исполнителем трюка, поскольку Чэн Ю делал его один. Но нет, Холланд имел в виду еще кое-что, он снова качал головой.
— Ты забыл еще кое-что — фокус все равно не получится.
— Не получится? Почему не получится?
— Из-за Двери Рабов. Вспомнил? Нет? Пошли. Одевайся, я покажу тебе.
* * *
Ее называли Дверью Рабов, потому что много лет назад, перед Гражданской войной, когда Коннектикут первым включился в движение аболиционистов, прадедушка Перри провел беглых рабов через нее: мужчин, и женщин, и детей, он прятал их, пока они не отправились тайными тропами в Канаду. Холланд прислонился к стене и спросил:
— Вот теперь. Посмотри на меня, Нильс Александер. Что еще ты забыл?
Нильс не знал.
— Подумай. Предположим, мы построили сундук над люком, допустим, мы спустились вниз, в яблочный погреб. Все абсолютно замечательно до этого момента. Что потом?
— Потом мы прыгаем на матрасы, меняем костюм, выходим за дверь, бежим наверх и появляемся перед публикой.
— Что мы делаем? — Холланд хотел заставить его думать.
— Мы... выбегаем... из... — Он замер на полуслове. Вот он, прямо перед глазами. Смотрит на него. Замок. По приказу дяди Джорджа. Навесной замок и цепь сделали Дверь Рабов бесполезной. И ключ в кармане у дяди Джорджа. А без него другого пути из погреба нет.
Холланд расцвел улыбкой торжества:
— Теперь все, пошли наверх, — и побежал вверх по ступенькам. Он поднял крышку люка и посмотрел вниз, в погреб. — Слушай, я могу сделать это, — сказал он живо. — Я знаю, как сделать, чтобы все получилось. Предоставь это мне.
Нильс смотрел вниз. Все в снегу. Снег в июле. Снежное Королевство Акалука. Накрошенный камыш лежал повсюду, собравшись в углах, образуя ровный ковер под ногами, хлопья взлетали, падали, медленно кружась, влекомые воздушными течениями. Казалось — настоящая снежная метель валит снег в погреб через открытый люк.
— Как? Как ты сделаешь, чтобы у нас получилось? — спросил он обеспокоенно. — Холланд?
— Хм-м?
— Это не слишком смешно, а?
— Что — снег? Да, пожалуй, так. Я говорил тебе — надо убрать все это отсюда. Я знаю, где мы возьмем фонарь. Все, что нужно, — китайские усы, молоток и увидеть, как устроен сундук.
— Где мы возьмем фонарь?
— Ну, — сказал Холланд, подняв глаза к небу, — жди и смотри.
Да, конечно, решил Нильс, не желая отказываться от мысли о представлении, да, ему остается ждать и смотреть...
7
Июль в Коннектикуте. Весь Пиквот Лэндинг оцепенел в послеобеденной дремоте. А тут шум, гам, тарарам, какой только мальчишка может устроить в этот час, когда люди стараются переждать жару. Это «Красный Гонщик» — черный, хромированный, красный, подставка, закрытая передача, клаксон — Харр-дуу-гарр! — свист шинами вдоль Вэлли-Хилл Роуд. Вперед, на угол Фиски-стрит. Тут миссис Джевет уединилась под своими буками — гамак, газета... Остроумная идея: забраться в дом, воспользоваться красками и кистями, оставленными маляром, и написать что-нибудь на свежевыкрашенной стене, что-нибудь мерзкое, что-нибудь грязное; что-нибудь смешное.
Пока, миссис Джевет!
Харр-дуу-гарр!
Дальше на север, к Паккард-Лэйн; случайно наткнулся на грузовичок мистера Претти, приткнувшийся возле «Аптеки Пилигримов», пока П.К. пьет минеральную воду. «Красный Гонщик» ненадолго останавливается — и снова в путь. П.К., можете проститься со своим фонарем. Ха-ха.
Харр-дуу-гарр!
К востоку по Паккард-Лэйн, к надземке Томаса Хукера, затем на юг, шины свистят, спицы позванивают. Вот едет профессор Лапинус в своем драндулете — «Bonjour, Professeur! Au'voir, Профессор Водяной Крыс Лапинус». У Соборной улицы на восток, через железнодорожные пути, задержаться, чтобы швырнуть камень в окно пакгауза, пока служащий вышел на грузовую платформу. Крахх!
«Эй ты, чертов пацан!..»
Харр-дуу-гарр!
Заглянуть за церковь Конгрегации, где пономарь подстригает кусты на кладбище. Мистер Свейт поднимает соломенную шляпу и вытирает пот. Он моргает, не может поверить своим глазам.
— Эй ты! Ради Бога, малыш, не по могилам! Святый Боже! Эй-эй, ты, вернись, ты, маленький святотатец... — Его преследуют, надо удирать; бросает случайный взгляд на цветы на могиле, не может поверить собственным глазам.
Харр-дуу-гарр!
По дорожке, за чугунную ограду кладбища, мимо церкви, кусты впереди, и тут как раз останавливается трамвай до Центра, высаживает пассажиров. Берегись!
— Святой Петр! Ты что, весь мир купил, мальчишка! Смотри, что ты наделал с моими чулками!
— Пошла ты на... Кривоногая, смотри куда прешь! Харр-дуу-гарр!
* * *
Вопреки изобилию плакатиков, предлагавших свободно выбирать товары, будь то духовые ружья, подержанные комиксы, разложенные по пакетикам пуговицы и прочая мелочь, хозяйка лавки сувениров и галантереи мисс Джослин-Мария зорко озирала свои владения взглядом Аргуса. Со своей высокой табуретки возле кассы она могла бдить за каждым покупателем, не отрываясь от приходно-расходных дел и успевая стереть капли пота, прежде чем они капнут на прилавок.
Но в этот день ей было некогда промокнуть лоб, такая толкучка, несмотря на жару и влажность, покупатели входят и выходят, каждый за своим, моргнуть не успеешь — где уж тут найти время припудрить нос. Несколько человек еще разглядывали товары на задних полках, когда звон колокольчика возвестил явление нового клиента. Взбив кудряшки, мисс Джослин-Мария состроила милую гримаску, специально предназначенную для покупателей.
— Добрый день, Роза. О, Господи, какая милая блузка. — Лицо у миссис Джослин-Марии было круглое и плоское, как тарелка, и при этом казалось, что за щеками у нее кармашки, как у бурундука, чтобы прятать туда что-нибудь про запас.
— Святой Петр! — восклицала покупательница, прыгая на высоких каблуках и тыча пальцем в спущенную петлю на чулке. — Ну и дети пошли!
— Что-нибудь стряслось?
Роза Халлиган ткнула пальцем через плечо.
— Представляете, схожу я, значит, себе с трамвая, и вдруг какой-то пацан чуть не сшиб меня своим великом. Смотрите, что он сделал с моими чулками. Ну, я, конечно, говорю ему, смотри, куда едешь, а он говорит мне, ох, что он мне сказал...
— Что он сказал?
Однако Роза не удосужилась просветить мисс Джослин-Марию насчет остального, опасаясь, что ее хватит удар.
— У вас есть «Бель Шармер»?
— Трикотаж, вторая секция, посмотрите сами, милочка. — Стараясь не делать лишних движений, мисс Джослин-Мария указала на чулочное отделение.
— "Сахара" есть?
— Посмотрите, милочка, только не переворачивайте все вверх тормашками! — сказала она жалобно, увидев, что Роза начала обыск.
— Честное слово, милая, это все равно что иголку искать в стоге сена. Должна же у вас быть «Сахара».
— Возьмите «Песок», это практически одно и то же — «Песок», «Сахара», — посоветовала другая покупательница с внушающим доверие видом.
— Ладно, вот эти подойдут. Я тороплюсь. — Она облокотилась о прилавок и уткнулась носом в бумажник, разыскивая деньги, — при этом мисс Джослин-Мария отметила, что корни волос покупательницы выдают их природный цвет.
— У меня есть замечательное средство, — сказала она, сдавая сдачу. — Елена Рубинштейн выпустила новую краску для волос — специально для блондинок. Вам надо бы попробовать. Слушайте, милочка, хотите вы узнать кое-что, отчего кровь застынет у вас в жилах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29