– Выгони его оттуда! – рявкнул Том.
– Мы могли бы попробовать заменить кровь. Если мы сделаем это прямо сейчас, замена, наверное, поможет.
– Так сделай!
– Я и собираюсь. Том! Но мне нужно раздобыть еще крови. Потребуется еще несколько часов. Это все, что я могу сделать. Надеюсь, мы успеем. Уверен... успеем.
Наступила тишина. Еще несколько часов. Том обхватил ее руками. Она ощутила дрожь его тела, увидела страх в его глазах.
– Я чувствую себя прекрасно, – сказала она. – Я уверена, все будет в порядке.
Но когда он сжал ее еще крепче, она не стала вырываться.
11
Мириам стояла у зарешеченного окна темной, маленькой комнатки. Вечер превращался в ночь. Ее голод все усиливался. Она легко коснулась пальцами решетки, затем пробежала ими по подоконнику. Если бы только пришла Сара!
Мириам позволила им себя запереть, чтобы дать Саре возможность прийти и освободить ее. Вся проблема в том, как относится к ней Сара, ведь лучший способ завоевать ее доверие заключался в том, чтобы Саре самой захотелось встать на ее защиту.
Надежды Мириам основывались на том, что преобладало в характере Сары – на ее обостренном чувстве справедливости. Сара, несомненно, ни за что не согласится с мыслью, что кто-то может быть несправедливо заточен в камеру.
Мириам потрясла решетку. Чем сильнее ее охватывал голод, тем большее значение приобретала каждая минута. Она воображала себе охоту, схватку. В голове стучало, в теле ощущалась тяжесть. Даже не сознавая, что она делает, Мириам исследовала оконную раму. Прутья решетки были закреплены в кирпичной стене с внешней стороны, сама рама сделана из твердого дерева.
Она, вероятно, смогла бы отогнуть прутья решетки. Но только скоро, часа через два, она уже будет слишком слаба для этого. Не так ли погибли жертвы Карла IV, слишком долго ожидая помощи извне? Мириам бросилась на кровать, затем вскочила и подошла к двери. Единственное, что она могла видеть сквозь зарешеченное окошко, – это белую поверхность противоположной стены коридора.
Сквозь крошечные щели между дверью и стеной проникал мощный, изысканный аромат. Там, вне поля ее зрения, должно быть, находился охранник – скорее всего, он сидел на стуле у двери. Наверное, еще одна из предосторожностей Хейвера.
Поначалу она не принимала Хейвера в расчет, не видела в нем угрозы ее отношениям с Сарой, но чем больше она его узнавала, тем более значительным он ей казался. Была в нем некая сила – именно это и любила в нем Сара, – сила, скрытая глубоко внутри. А такая любовь особенно крепка.
Мириам поняла, почему Сара мирилась с внешними проявлениями его нелегкого характера, с высокомерием, со склонностью к интригам, – всегда оставалась надежда, что сможет проявиться эта самая внутренняя сущность, по сравнению с которой остальное кажется несущественным.
Ей хотелось, чтобы охранник ушел со своего поста, дав ей хотя бы немного покоя! Она мечтала об охоте – куда она направится и кого схватит. На верхнем этаже дома на Западной Семьдесят шестой улице жила пара, в квартире, где Мириам уже появлялась несколько лет назад. К настоящему времени об исчезновении человека из этой квартиры уже давно забыли. Теперь пора исчезнуть еще паре квартиросъемщиков. В «рекогносцировке» не было необходимости. Мириам знала как дорогу, так и замки, которые ей встретятся на пути.
– Пожалуйста, Сара, – простонала Мириам Она совершила прикосновение.
В эмоциональном поле произошло легкое возмущение. Сара, находившаяся где-то в здании клиники, ощутила беспокойство.
* * *
На чердаке становилось все темнее, по мере того как вечер забирал последний свет с обращенных на запад слуховых окон. Джон лежал на полу крошечной комнаты, где хранились останки его предшественников, прислушиваясь, не вернулась ли Мириам. От слабости он едва мог стоять. Часами он лежал без движения.
Это будет его последним деянием. Стальной короб, предназначенный для него, громоздился черной тенью посередине комнаты. Рука Джона медленно поднялась; он пытался ухватиться за край этого сундука. Подтянувшись, он выпрямился в полный рост и стоял, покачиваясь, стараясь сохранить равновесие.
У него закружилась голова. Стены комнаты, казалось, уходили все дальше и дальше. Оставался только жгучий голод, подобный костру в середине тела.
Понемногу комната снова оказалась в фокусе взгляда. Ему казалось, что тело его стало каменным.
Голова повисла, словно у него была сломана шея. Колено задрожало, ему пришлось опереться о стену – стену из запечатанных сундуков, поставленных один на другой.
Час потребовался на то, чтобы с помощью невероятных усилий сломать замки на пяти из них. Остальные оказались слишком крепкими. Сундуки, которые ему удалось открыть, находились в нижнем ярусе – это были самые древние. Навалившись на верхние ряды, он сбросил их на пол, так чтобы нижние могли открыться.
В комнате теперь царил мрак; Джон задыхался от пыли. Но тихо в комнате не было. Все, казалось, пришло в движение, отовсюду слышался шорох. Джон бросился из комнаты и захлопнул дверь. Прислонившись к ней, он запер замок. Через несколько минут дверь начала поскрипывать, затем стада дрожать и трещать и, наконец, затряслась...
* * *
Невидящим взглядом Сара смотрела на электроэнцефалограмму. Ей никак не удавалось разобраться в сложной системе линий. Она так устала. И еще она была рассержена. Ужасно рассержена!.. Мысли беспорядочно крутились вокруг последних событий. Ежесекундно она испуганно поднимала глаза, отрываясь от работы, – ей казалось, что Мириам входит в кабинет.
С Мириам они поступили нечестно. Нехорошо было захватывать ее обманом. Это заставило Сару подвергнуть сомнению истинную ценность ее работы, хотя еще больше мучил ее другой вопрос: что конкретно любила она в Томе? Идея проекта принадлежала ему, он добился ее реализации и провел в жизнь с бесстрастной точностью полицейского.
Все это время он был холоден как смерть. И теперь это бедное существо находилось там, наверху, униженное, лишенное тех прав, которыми должно обладать любое разумное существо.
Сара подняла взгляд на часы. Почти восемь – время встречи так называемой «группы Блейлок» и обмена находками. Лаборатория цитогенетики готовила результаты хромосомного анализа. Остеологи работали над костной структурой, кардиологи изучали сердце и системы кровообращения.
Сара пыталась сосредоточиться. Ей нужно было что-нибудь показать на встрече. ЭЭГ сильно отличалась от нормальной. Она мало чем походила на электроэнцефалограмму человека.
Сара не могла не думать о Мириам, и также не могла она отделаться от мысли о еде. Это было абсурдно, но голод ее становился просто неприличным.
Когда Мириам находилась рядом, Сара ощущала умиротворение. Некая удивительная доброта исходила от этой женщины. Конечно, глупо было с ее стороны переливать кровь, но нельзя забывать, что у Мириам мыслительные процессы отличны от человеческих. С ее точки зрения, это, вероятно, было совершенно логичным поступком.
До сих пор Сара старалась не думать о том, приостановится ли у нее в действительности процесс старения. Неужели кровь Мириам могла оказывать такое воздействие на организм?
Если так, то это был дар не только Саре Робертс, но и всему человечеству. Мириам сказала, что она последняя из своего рода. Чем больше Сара об этом думала, тем более благородным ей представлялся этот поступок.
Благородная пленница. Какие страдания, должно быть, испытывала сейчас Мириам, находившаяся четырьмя этажами выше.
Десять минут до собрания.
Ее мысли вернулись к стоявшей перед ней проблеме. Она вдруг поняла, что путаница линий на ЭЭГ Мириам – результат того, что у ее мозга уровень напряжения выше одного вольта там, где человеческий мозг выдавал только один вольт. Самописцы электроэнцефалографа испытывали воздействие по меньшей мере двух сигналов – отсюда и мешанина.
Сара смахнула графики со стола. Вывод ясен. Большая часть человеческого мозга в обычных условиях не задействована, она непонятно почему отключена, очевидно за ненадобностью. Но с Мириам дело обстояло иначе. Ее мозг функционировал полноценно и настолько активно, что машина оказалась не в состоянии описать его деятельность.
Какое у нее должно быть необычайное мышление! То, что ее лишили свободы, – это не просто моральное упущение, это грех, страшный грех. И стыд охватил Сару – стыд за род человеческий.
* * *
Хатч, сидевший напротив Тома, выглядел теперь совершенно иначе. Мириам Блейлок вырвали из-под его контроля, и он уже ничего не мог поделать.
Он слишком поздно осознал важность происходящего. Он потерял не только свое положение в Риверсайде, он потерял и еще кое-что – свой авторитет.
– Мне хотелось бы помогать вам, – заявил он. Том был шокирован. На месте Хатча он сразу бы подал в отставку.
– Хорошо, – ответил он, – будьте моим гостем.
– Если вы не против, мы еще некоторое время будем делать вид, что работаем в одной и той же группе, как сотрудники...
Что он имел в виду?
– Конечно, – сказал Том с уверенностью, которой больше уже не ощущал. Нельзя недооценить врага. Это было его основным правилом.
– Я беспокоюсь о Саре.
– Мы все беспокоимся.
– Почему бы ей не лечь в клинику для наблюдения? Не будем забывать, что у нас здесь одна из лучших больниц.
– Мы с Джеффом обсуждали это, и оба считаем, что лучше ее не трогать. Во всяком случае, она и сама бы не согласилась.
– Попробуйте настоять. Вы сможете ее убедить.
– У нас не хватает вооруженных охранников...
– Так найдите их! Она в опасности. Полагаю, что вы больше, чем все другие, должны стремиться ей помочь.
– Что вы хотите этим сказать?
– Разве вы не понимаете, что происходит с Сарой?
– Сара занимается своей работой. И она не сообщает нам ни о каких симптомах.
– Разве вы не замечаете того воздействия, которое это существо оказывало на нее, когда они были вместе?
– Она испытывала благоговейный трепет. Думаю, это вполне подходящая реакция. Мириам Блейлок вызывает благоговейный страх.
– Да ее просто соблазняли! Это существо хочет ее. Не можешь же ты быть настолько слеп!
– Хочет?
– А ты и не понял? Сара была загипнотизирована, ну, или что-нибудь в этом роде. Я бы положил Сару в больницу для наблюдения и поставил бы охрану".
– Изолировать их обеих? Но это же абсурд.
Хатч, наклонившись вперед, вцепился в край стола. Том никогда еще не видел его таким возбужденным.
– Я бы поставил охрану, чтобы держать это существо подальше от нее. Любой ценой!
Том только покачал головой. Он всегда подозревал, что Хатч – скрытый параноик. Теперь же, под давлением обстоятельств, это вышло наружу. Так всегда случалось, когда люди подвергались давлению. Некоторые из них сдавались, другие же добивались удивительных результатов.
– Послушайте, я приму это к сведению. Но группа должна собраться в восемь, и я хочу увериться, что все прибудут вовремя.
Этого оказалось достаточно, чтобы Хатч с гордым видом ушел. Прекрасно. Минут через пять можно начинать обзванивать лаборатории. Тому нужно было немного побыть одному, привести в порядок свои мысли. Из гордости он ничем не выдал своих чувств Хатчу, но, по правде говоря, он тоже был напутан. Проблемы у Сары гораздо серьезнее, чем она думает, – это с очевидностью следовало из проведенных анализов. Аналогия Джеффа, сравнившего кровь Мириам с паразитическим организмом, подтверждалась. Сару ждет ужасное будущее, ведь в конце концов, если до этого дойдет, она просто умрет от голода, так как тело ее не сможет справляться с потребностями этого организма в питании.
Однако больше всего его беспокоило не это. Он почти безгранично верил в возможности Риверсайда. Что бы там ни случилось, они спасут Сару. Но он не мог понять, зачем Мириам это сделала. Он вспомнил, как два вечера назад она читала в палате книгу Сары.
Чем больше он обдумывал ситуацию, тем очевиднее становилось, что появление Мириам в клинике было запланировано, вплоть до заявления о ночных ужасах, сделанного с целью возбудить интерес у Сары.
Тонкий подход. Но Том и сам был неплохим стратегом и умел так выстраивать события, чтобы со стороны они казались как бы случайными. Он не мог не восхищаться Мириам.
Все ее действия вели к одной цели – переливанию крови. С другой стороны, это ведь не было попыткой убийства. Зачем такие сложности? Есть тысячи более легких и менее опасных с точки зрения раскрытия преступления способов убить кого-нибудь. Кровь, текущая в венах Сары, указала бы преступника гораздо точнее, чем отпечаток пальца. Нет, причина должна быть другой.
Но что это за причина, Том не имел ни малейшего представления. Возможно, она была настолько чуждой человеческому мышлению, что с обычной – человеческой – точки зрения могла не иметь никакого смысла. Они только-только начали изучать Мириам. То, что происходило в ее мозгу, годами – если не вечно – могло оставаться для них загадкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44