Он обернулся и увидел перед собой Джорджа. Тот был совершенно свеж, словно только что проснулся, умылся и позавтракал.
— Вы, кажется, хотели со мной поговорить?
— А-а, — вспомнил Осипов. — Да-да. Конечно.
— Тогда пойдемте, здесь не совсем удобно.
Он провел Осипова какими-то извилистыми коридорами и наконец отпер дверь и почти втолкнул его в совершенно темную комнату.
— Где это мы? — с некоторой робостью поинтересовался журналист.
— Не пугайтесь. Это моя фотолаборатория. Единственное спокойное место в этом доме. Может быть, для вас не совсем обычное, но я его очень люблю. Здесь чувствуешь себя совершенно по-другому, чем на обычном дневном свету. Собранней, что ли.
Осипов вспомнил физрука. У него тоже была фотолаборатория. От ассоциаций стало не по себе. А что если этот подозрительный фотограф сейчас тоже…
Джордж между тем щелкнул выключателем. Вспыхнул красный свет.
— А что, обычного освещения разве нет? — удивился Осипов.
— Почему же, имеется. Только при красном свете я максимально собран. Профессиональная привычка. Так рассказывайте.
Осипов некоторое время раздумывал, с чего начать.
— Помнится, в прошлую нашу встречу вы обещали поделиться некоторыми подробностями, известными только вам, — осторожно начал он.
— Подробностями? Какими подробностями?
— Мы тогда еще встретились в музее западной живописи. На Волхонке…
— Ах, да! Припоминаю. Мы еще потом в ресторан пошли. Вы про Шляхтина рассказывали, про убийцу…
— Вот-вот. И вы сказали, что знали этого Шляхтина… А потом добавили, что сомневаетесь в причастности физрука к убийству Сокольского. Привели достаточно весомые аргументы… Припоминаете?
— Что-то такое я вроде рассказывал…
— Вы еще посоветовали покопаться в милицейских архивах, выяснить, не случались ли преступления с похожим почерком.
— Ну и как, выяснили?
— Выяснил. Случались.
— Вот! Я же говорил!..
— Но тут возникли новые проблемы.
— Какие же?
— Понимаете, я даже сказать стесняюсь. Вдруг сочтете меня чокнутым.
— Вас? Да ни за что на свете. Уж кто-кто, а вы такого впечатления не производите. Уж поверьте. Я чокнутых перевидал в достатке. Да вон хоть там, — он кивнул в сторону мастерской, — половина ненормальных. Так что не стесняйтесь, излагайте.
— По ходу расследования столкнулся я с очень странным явлением. Уже два человека, причем незнакомые друг с другом, заявили мне, что предполагаемый убийца… — Осипов замолчал, с трудом подбирая слова.
— Ну же!..
— Так сказать, не совсем человек…
— А кто же?
— Вроде бы животное…
— Животное?!
— То есть не то чтобы животное, а вроде как бы… оборотень!
— Кто?!!
— Вот видите… — Осипов замолчал, потом поинтересовался: — А здесь курить можно?
— Нежелательно. Старой фотопленки много, а она огнеопасна. Так вы говорите, оборотень. Невероятно интересно. Ну и что вы думаете по этому поводу?
— Что я могу подумать? Бред.
— Почему же так категорично?
— Что, прикажете верить в рассказы об оборотнях?
— Я ничего не собираюсь приказывать. Но уверяю вас, оборотни действительно существуют.
— Ну вот, и вы туда же.
— А скажите, кто вам рассказывал об оборотнях?
— Да так… — Он неопределенно кашлянул.
— Не желаете отвечать, и не надо. А эти люди верят в их существование?
— Очевидно, верят. Раз приписывают им реальные события.
— И?
— Что «и»?
— Они верят, а вы?
— Я уже сказал. Воспринимаю подобные разговоры как бред… Конечно, можно верить, можно не верить, но мне, извините, главное — добиться результата. Поставить точку, так сказать. Меня наняли, я не скрываю. Да! Наняли! Я должен найти убийцу этого несчастного парня. Шляхтин уничтожен, но я, понимаете ли, не уверен, что Сокольского убил именно он. Вот если бы мне кто-нибудь сказал: «Ты зря мечешься и бьешь себя ушами по щекам. Шляхтин именно тот, кого ты искал», — я бы вполне удовлетворился. Не просто, конечно, сказал, но и предъявил доказательства. Поверьте. Мне ничего больше не надо. Но уж если я за что-то взялся, то должен быть уверен, что работу выполнил сполна. Вот и все.
— А кто вас вывел на Шляхтина?
— Не знаю. Клянусь! Не знаю! Некий странный индивидуум назначил мне встречу далеко за городом. На ней он назвал мне имя Шляхтина.
— Только его?
Осипов замолчал и некоторое время пристально смотрел на красный фонарь, освещавший внутренности фотолаборатории. «Сказать или не сказать? — напряженно думал он. — Проклятый рислинг. Развязывает язык».
Грибов терпеливо ждал.
— Нет, не только, — наконец решился Осипов, — было названо еще и ваше имя.
— Ах, вот как! А как выглядел этот субъект?
— Уж извините, не рассмотрел. Он все время держался в тени.
— Так вы и меня подозреваете?
— А почему бы и нет? Мальчишку вы знали? Знали! Шляхтина знали? Сами же сознались, что знали. Одна шайка-лейка…
— А может быть, тот, кто вам назвал наши имена, он и убийца?
— Я думал над этим Такой вариант не исключается.
— Он каким вам показался? Кого-нибудь напоминал?
— Трудно сказать. Голос вроде бы знакомый… Словно передо мной какой-то известный актер, диктор… что-то в этом роде.
— Актер, говорите?
— Так мне показалось.
— А оборотень?
— Я думал, меня просто хотят сбить со следа. Помешать. Однако возникает вопрос: если хотят помешать, то зачем выдумывают всякие небылицы?
— Я вам уже рассказывал, что увлекаюсь разной чертовщиной. Помните коллекцию черепов? Глупо, конечно… Но, кроме всего прочего, я кое-что понимаю в черной магии. Так вот, об оборотнях… Нет оснований считать, что они не существуют.
— Но нет оснований считать и наоборот. Я до сих пор ни одного не встречал.
— А может быть, встречали? Только у него на лбу не написано, что он оборотень.
Оборотни бывают разные, как правило — волки, — продолжал Джордж. — В германской и англосаксонской мифологии — вервольфы. У славян — волкодлаки, вовки… Но, случается, оборотнями бывают и другие животные. На Востоке, в частности в Японии, Китае, — лисицы. А кое-где на Севере — медведи.
— Весьма интересно. Именно про медведя мне и рассказывали. Итак, как я полагаю, по Москве по ночам бродит оборотень в виде медведя, уничтожает цвет нашей молодежи, а потом снова становится человеком. Нашим на первый взгляд человеком. Но советский человек не может быть оборотнем! Отдаете вы в этом себе отчет? Не может!!! Он строит коммунизм, и никакие медведи, волки, лисицы не могут ему помешать.
— Вы, кажется, пьяны? — сказал Джордж сочувственно.
— Здесь довольно душно.
— Так пойдем на воздух.
Громадная студия Джорджа, где еще час назад было не протолкнуться, почти совсем опустела. Куда-то исчезли даже пьяные. Только давешняя рыдающая девица мирно спала на одной из кушеток. На ее губах совсем по-детски пузырилась прозрачная слюна.
— Все разошлись, — печально констатировал Джордж. Казалось, ему было нестерпимо тяжело от этого факта. — Пойдем и мы на крышу. Там, во всяком случае, прохладно и не воняет окурками и прокисшим пивом. Там свобода.
На дворе стояла глубокая ночь. Было душно, лишь иногда налетал легкий прохладный ветерок и немного разрежал словно наэлектризованный воздух. В небе сияла почти полная луна. В ее свете серебрились мелкие перистые облачка, и казалось, что нет огромного города, а простирается вокруг безграничное пустынное пространство, словно пришедшее из другого измерения.
— Меня до сих пор удивляет ваше рвение, — сказал Джордж, — сначала я думал, что вы хотите выжать из этой акции еще какую-нибудь мзду. Потом предположил, что вас мучает совесть и вы хотите как бы очиститься. Теперь я вижу, ситуация тут иная.
— Какая же?
— А вам не кажется, что вы сами превращаетесь в оборотня? Фигурально, конечно.
— Объясните свою мысль.
— Пожалуйста. Вы одержимы желанием истреблять.
— Я???
— Вы, вы… Вам понравилось уничтожать! С физруком вы ловко управились, теперь ищете другие жертвы.
— Что за вздор?! Шляхтин был маньяком. Таким же не место среди людей. На его совести не одна загубленная жизнь.
— Всего-навсего слова. Может быть, он и убивал. Даже допускаю, что наверняка убивал. Но кого?
— А кого?
— Вот уж не знаю. Но думаю, не тех, кого, как вам кажется, вы защищаете.
— Я, наверное, сильно пьян, потому что абсолютно не понимаю, что вы такое несете. Вы что же, думаете, он уничтожал себе подобных или еще худших?
— А почему бы и нет… Впрочем, оставим столь скользкую тему. Взгляните на ночное светило. Скоро полнолуние. Ах, это полнолуние… Через пару дней уезжаю… К теплым морям. Вы представляете? Ночной прибой. Прохладный песок пляжа, аромат роз…
— Представляю. Совсем недавно приехал из Крыма.
— А у меня все впереди.
— Отдыхать едете?
— Отдыхать. Но и работать тоже. Я, знаете ли, подрабатываю летом, в начале осени… Фотографирую отдыхающих на пляжах. Веселая работенка…
— А я думал, что вы в средствах не нуждаетесь.
— Как же не нуждаюсь? Очень даже нуждаюсь. Конечно, публикации в прессе, в западных журналах кое-что дают, но, поверьте, крайне мало. Мизер. А так — два-три месяца на югах, и можно безбедно жить до будущего лета. Аппаратура у меня качественная, народ это понимает и не жалеет денег. Каждому хочется быть красивым. И все же оборотни, — снова вернулся к прежней теме Джордж. — Представляете, вот сейчас он крадется впотьмах, выслеживая очередную жертву… Красновато поблескивают глаза, из пасти капает слюна. Признайтесь, ведь вы и меня подозреваете. А хотел бы я стать оборотнем. Во всяком случае, нечто оригинальное. Крадущийся в лунной мгле… Вот бы запечатлеть на фотопленку такое чудовище. Сразу на весь мир прославишься. Да, запечатлеть… Так вы говорите, что вам помогли вычислить Шляхтина и меня? Сволочь народ… Завистники… Чего только не наговорят. Интересно, кто это был?
— Вам, я думаю, виднее.
— Мне-то? Ну конечно, виднее. Осторожней, а то можете свалиться с крыши, и тогда не видать вам славы охотника на оборотней. А вы его изловите, непременно изловите.
3
После ухода журналиста и милиционера Иона некоторое время пытался читать рукопись, но у него ничего не получалось, не мог сосредоточиться. К тому же произведение, лежавшее перед ним, было настолько бездарно, что даже он, отличавшийся известной терпимостью, с трудом представлял его дальнейшую судьбу. Переписывать заново? Колоссальный труд. К тому же автор настолько высокого мнения о своем творчестве, что не позволяет менять даже запятую. Плюс покровители. Ведь он — двоюродный брат руководителя одной небольшой северной республики. Однако черт с ним, с автором, у Ионы сегодня другие проблемы. Речь идет о жизни. Его жизни!
Журналист, кажется его фамилия Осипов, не произвел впечатления. С гонором, к тому же из породы всезнаек. Но выбирать не приходится. Его дружок милиционер рассказывал про этого Осипова впечатляющие вещи. Мол, устранил маньяка-убийцу, терроризировавшего Москву. Может, врет? Хотя зачем? Придется прибегнуть к помощи журналиста. А если он откажется? Иона тяжело вздохнул… Тогда… Тогда придется действовать самому. Эх, дурак он, дурак. Связался на свою голову. А ведь были возможности укокошить этого Пантелеева. Были! И не раз. Сколько времени он болтался за ним по Москве. Ходил следом по мокрым людным улицам. Спускался за ним в метро. Несколько раз хотел толкнуть его под поезд. Народу на станциях всегда полно. Никто бы и не заметил, а если бы и заметил… Все тянул. Один раз уже совсем решился, подошел вплотную. Помнится, это было на «Баррикадной». Оборотень стоял на самом краю перрона. А он — Иона — как раз позади. Легкий толчок — и все. Но струсил. В последний момент струсил! Или когда в первый раз он пришел к Олимпиаде… То да се… Бутылочка, за ней другая… Помнится, он поинтересовался соседями. Навел разговор, так сказать. Всплыл Пантелеев. Иона выказал интерес. Хочу, мол, познакомиться, коли он тоже студент. Оказалось, спит. Попросил разрешения взглянуть на спящего. Олимпиада удивилась, но провела в комнатушку Пантелеева. Тот действительно дрых на неопрятной кровати. Вот тут бы и сразу… Тюкнуть по голове молоточком. Чего уж проще. Трусость проклятая! А мог бы решить все проблемы одним махом. Чего уж теперь. Одна надежда на журналиста.
Только одно плохо. Не верит этот Осипов ни в каких оборотней. И раз не верит, то толковый помощник из него не выйдет. В этом-то и беда. А как убедить? Ладно. Он все равно придет. Эти журналисты — ребята дошлые. Своего не упустят. Придет, никуда не денется. И если придет, он — Иона — постарается его уломать. Если надо, даже к дедам свозит. А уж те умеют рассказывать.
Как же он тогда лопухнулся! В метро-то. Под колеса — и привет. А позже этот Пантелеев попер в гору, и не угнаться. Не так просто к нему и подступиться. Нечистая сила, что ли, помогает? Может, и так. Ведь и ему, Ионе, помогали. Если бы не старики, сидел бы он в Югорске, работал бы в грязи и копоти. Худа без добра не бывает. И все же… Нужно побыстрее кончать с этой историей. А то как бы его самого не кончили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Вы, кажется, хотели со мной поговорить?
— А-а, — вспомнил Осипов. — Да-да. Конечно.
— Тогда пойдемте, здесь не совсем удобно.
Он провел Осипова какими-то извилистыми коридорами и наконец отпер дверь и почти втолкнул его в совершенно темную комнату.
— Где это мы? — с некоторой робостью поинтересовался журналист.
— Не пугайтесь. Это моя фотолаборатория. Единственное спокойное место в этом доме. Может быть, для вас не совсем обычное, но я его очень люблю. Здесь чувствуешь себя совершенно по-другому, чем на обычном дневном свету. Собранней, что ли.
Осипов вспомнил физрука. У него тоже была фотолаборатория. От ассоциаций стало не по себе. А что если этот подозрительный фотограф сейчас тоже…
Джордж между тем щелкнул выключателем. Вспыхнул красный свет.
— А что, обычного освещения разве нет? — удивился Осипов.
— Почему же, имеется. Только при красном свете я максимально собран. Профессиональная привычка. Так рассказывайте.
Осипов некоторое время раздумывал, с чего начать.
— Помнится, в прошлую нашу встречу вы обещали поделиться некоторыми подробностями, известными только вам, — осторожно начал он.
— Подробностями? Какими подробностями?
— Мы тогда еще встретились в музее западной живописи. На Волхонке…
— Ах, да! Припоминаю. Мы еще потом в ресторан пошли. Вы про Шляхтина рассказывали, про убийцу…
— Вот-вот. И вы сказали, что знали этого Шляхтина… А потом добавили, что сомневаетесь в причастности физрука к убийству Сокольского. Привели достаточно весомые аргументы… Припоминаете?
— Что-то такое я вроде рассказывал…
— Вы еще посоветовали покопаться в милицейских архивах, выяснить, не случались ли преступления с похожим почерком.
— Ну и как, выяснили?
— Выяснил. Случались.
— Вот! Я же говорил!..
— Но тут возникли новые проблемы.
— Какие же?
— Понимаете, я даже сказать стесняюсь. Вдруг сочтете меня чокнутым.
— Вас? Да ни за что на свете. Уж кто-кто, а вы такого впечатления не производите. Уж поверьте. Я чокнутых перевидал в достатке. Да вон хоть там, — он кивнул в сторону мастерской, — половина ненормальных. Так что не стесняйтесь, излагайте.
— По ходу расследования столкнулся я с очень странным явлением. Уже два человека, причем незнакомые друг с другом, заявили мне, что предполагаемый убийца… — Осипов замолчал, с трудом подбирая слова.
— Ну же!..
— Так сказать, не совсем человек…
— А кто же?
— Вроде бы животное…
— Животное?!
— То есть не то чтобы животное, а вроде как бы… оборотень!
— Кто?!!
— Вот видите… — Осипов замолчал, потом поинтересовался: — А здесь курить можно?
— Нежелательно. Старой фотопленки много, а она огнеопасна. Так вы говорите, оборотень. Невероятно интересно. Ну и что вы думаете по этому поводу?
— Что я могу подумать? Бред.
— Почему же так категорично?
— Что, прикажете верить в рассказы об оборотнях?
— Я ничего не собираюсь приказывать. Но уверяю вас, оборотни действительно существуют.
— Ну вот, и вы туда же.
— А скажите, кто вам рассказывал об оборотнях?
— Да так… — Он неопределенно кашлянул.
— Не желаете отвечать, и не надо. А эти люди верят в их существование?
— Очевидно, верят. Раз приписывают им реальные события.
— И?
— Что «и»?
— Они верят, а вы?
— Я уже сказал. Воспринимаю подобные разговоры как бред… Конечно, можно верить, можно не верить, но мне, извините, главное — добиться результата. Поставить точку, так сказать. Меня наняли, я не скрываю. Да! Наняли! Я должен найти убийцу этого несчастного парня. Шляхтин уничтожен, но я, понимаете ли, не уверен, что Сокольского убил именно он. Вот если бы мне кто-нибудь сказал: «Ты зря мечешься и бьешь себя ушами по щекам. Шляхтин именно тот, кого ты искал», — я бы вполне удовлетворился. Не просто, конечно, сказал, но и предъявил доказательства. Поверьте. Мне ничего больше не надо. Но уж если я за что-то взялся, то должен быть уверен, что работу выполнил сполна. Вот и все.
— А кто вас вывел на Шляхтина?
— Не знаю. Клянусь! Не знаю! Некий странный индивидуум назначил мне встречу далеко за городом. На ней он назвал мне имя Шляхтина.
— Только его?
Осипов замолчал и некоторое время пристально смотрел на красный фонарь, освещавший внутренности фотолаборатории. «Сказать или не сказать? — напряженно думал он. — Проклятый рислинг. Развязывает язык».
Грибов терпеливо ждал.
— Нет, не только, — наконец решился Осипов, — было названо еще и ваше имя.
— Ах, вот как! А как выглядел этот субъект?
— Уж извините, не рассмотрел. Он все время держался в тени.
— Так вы и меня подозреваете?
— А почему бы и нет? Мальчишку вы знали? Знали! Шляхтина знали? Сами же сознались, что знали. Одна шайка-лейка…
— А может быть, тот, кто вам назвал наши имена, он и убийца?
— Я думал над этим Такой вариант не исключается.
— Он каким вам показался? Кого-нибудь напоминал?
— Трудно сказать. Голос вроде бы знакомый… Словно передо мной какой-то известный актер, диктор… что-то в этом роде.
— Актер, говорите?
— Так мне показалось.
— А оборотень?
— Я думал, меня просто хотят сбить со следа. Помешать. Однако возникает вопрос: если хотят помешать, то зачем выдумывают всякие небылицы?
— Я вам уже рассказывал, что увлекаюсь разной чертовщиной. Помните коллекцию черепов? Глупо, конечно… Но, кроме всего прочего, я кое-что понимаю в черной магии. Так вот, об оборотнях… Нет оснований считать, что они не существуют.
— Но нет оснований считать и наоборот. Я до сих пор ни одного не встречал.
— А может быть, встречали? Только у него на лбу не написано, что он оборотень.
Оборотни бывают разные, как правило — волки, — продолжал Джордж. — В германской и англосаксонской мифологии — вервольфы. У славян — волкодлаки, вовки… Но, случается, оборотнями бывают и другие животные. На Востоке, в частности в Японии, Китае, — лисицы. А кое-где на Севере — медведи.
— Весьма интересно. Именно про медведя мне и рассказывали. Итак, как я полагаю, по Москве по ночам бродит оборотень в виде медведя, уничтожает цвет нашей молодежи, а потом снова становится человеком. Нашим на первый взгляд человеком. Но советский человек не может быть оборотнем! Отдаете вы в этом себе отчет? Не может!!! Он строит коммунизм, и никакие медведи, волки, лисицы не могут ему помешать.
— Вы, кажется, пьяны? — сказал Джордж сочувственно.
— Здесь довольно душно.
— Так пойдем на воздух.
Громадная студия Джорджа, где еще час назад было не протолкнуться, почти совсем опустела. Куда-то исчезли даже пьяные. Только давешняя рыдающая девица мирно спала на одной из кушеток. На ее губах совсем по-детски пузырилась прозрачная слюна.
— Все разошлись, — печально констатировал Джордж. Казалось, ему было нестерпимо тяжело от этого факта. — Пойдем и мы на крышу. Там, во всяком случае, прохладно и не воняет окурками и прокисшим пивом. Там свобода.
На дворе стояла глубокая ночь. Было душно, лишь иногда налетал легкий прохладный ветерок и немного разрежал словно наэлектризованный воздух. В небе сияла почти полная луна. В ее свете серебрились мелкие перистые облачка, и казалось, что нет огромного города, а простирается вокруг безграничное пустынное пространство, словно пришедшее из другого измерения.
— Меня до сих пор удивляет ваше рвение, — сказал Джордж, — сначала я думал, что вы хотите выжать из этой акции еще какую-нибудь мзду. Потом предположил, что вас мучает совесть и вы хотите как бы очиститься. Теперь я вижу, ситуация тут иная.
— Какая же?
— А вам не кажется, что вы сами превращаетесь в оборотня? Фигурально, конечно.
— Объясните свою мысль.
— Пожалуйста. Вы одержимы желанием истреблять.
— Я???
— Вы, вы… Вам понравилось уничтожать! С физруком вы ловко управились, теперь ищете другие жертвы.
— Что за вздор?! Шляхтин был маньяком. Таким же не место среди людей. На его совести не одна загубленная жизнь.
— Всего-навсего слова. Может быть, он и убивал. Даже допускаю, что наверняка убивал. Но кого?
— А кого?
— Вот уж не знаю. Но думаю, не тех, кого, как вам кажется, вы защищаете.
— Я, наверное, сильно пьян, потому что абсолютно не понимаю, что вы такое несете. Вы что же, думаете, он уничтожал себе подобных или еще худших?
— А почему бы и нет… Впрочем, оставим столь скользкую тему. Взгляните на ночное светило. Скоро полнолуние. Ах, это полнолуние… Через пару дней уезжаю… К теплым морям. Вы представляете? Ночной прибой. Прохладный песок пляжа, аромат роз…
— Представляю. Совсем недавно приехал из Крыма.
— А у меня все впереди.
— Отдыхать едете?
— Отдыхать. Но и работать тоже. Я, знаете ли, подрабатываю летом, в начале осени… Фотографирую отдыхающих на пляжах. Веселая работенка…
— А я думал, что вы в средствах не нуждаетесь.
— Как же не нуждаюсь? Очень даже нуждаюсь. Конечно, публикации в прессе, в западных журналах кое-что дают, но, поверьте, крайне мало. Мизер. А так — два-три месяца на югах, и можно безбедно жить до будущего лета. Аппаратура у меня качественная, народ это понимает и не жалеет денег. Каждому хочется быть красивым. И все же оборотни, — снова вернулся к прежней теме Джордж. — Представляете, вот сейчас он крадется впотьмах, выслеживая очередную жертву… Красновато поблескивают глаза, из пасти капает слюна. Признайтесь, ведь вы и меня подозреваете. А хотел бы я стать оборотнем. Во всяком случае, нечто оригинальное. Крадущийся в лунной мгле… Вот бы запечатлеть на фотопленку такое чудовище. Сразу на весь мир прославишься. Да, запечатлеть… Так вы говорите, что вам помогли вычислить Шляхтина и меня? Сволочь народ… Завистники… Чего только не наговорят. Интересно, кто это был?
— Вам, я думаю, виднее.
— Мне-то? Ну конечно, виднее. Осторожней, а то можете свалиться с крыши, и тогда не видать вам славы охотника на оборотней. А вы его изловите, непременно изловите.
3
После ухода журналиста и милиционера Иона некоторое время пытался читать рукопись, но у него ничего не получалось, не мог сосредоточиться. К тому же произведение, лежавшее перед ним, было настолько бездарно, что даже он, отличавшийся известной терпимостью, с трудом представлял его дальнейшую судьбу. Переписывать заново? Колоссальный труд. К тому же автор настолько высокого мнения о своем творчестве, что не позволяет менять даже запятую. Плюс покровители. Ведь он — двоюродный брат руководителя одной небольшой северной республики. Однако черт с ним, с автором, у Ионы сегодня другие проблемы. Речь идет о жизни. Его жизни!
Журналист, кажется его фамилия Осипов, не произвел впечатления. С гонором, к тому же из породы всезнаек. Но выбирать не приходится. Его дружок милиционер рассказывал про этого Осипова впечатляющие вещи. Мол, устранил маньяка-убийцу, терроризировавшего Москву. Может, врет? Хотя зачем? Придется прибегнуть к помощи журналиста. А если он откажется? Иона тяжело вздохнул… Тогда… Тогда придется действовать самому. Эх, дурак он, дурак. Связался на свою голову. А ведь были возможности укокошить этого Пантелеева. Были! И не раз. Сколько времени он болтался за ним по Москве. Ходил следом по мокрым людным улицам. Спускался за ним в метро. Несколько раз хотел толкнуть его под поезд. Народу на станциях всегда полно. Никто бы и не заметил, а если бы и заметил… Все тянул. Один раз уже совсем решился, подошел вплотную. Помнится, это было на «Баррикадной». Оборотень стоял на самом краю перрона. А он — Иона — как раз позади. Легкий толчок — и все. Но струсил. В последний момент струсил! Или когда в первый раз он пришел к Олимпиаде… То да се… Бутылочка, за ней другая… Помнится, он поинтересовался соседями. Навел разговор, так сказать. Всплыл Пантелеев. Иона выказал интерес. Хочу, мол, познакомиться, коли он тоже студент. Оказалось, спит. Попросил разрешения взглянуть на спящего. Олимпиада удивилась, но провела в комнатушку Пантелеева. Тот действительно дрых на неопрятной кровати. Вот тут бы и сразу… Тюкнуть по голове молоточком. Чего уж проще. Трусость проклятая! А мог бы решить все проблемы одним махом. Чего уж теперь. Одна надежда на журналиста.
Только одно плохо. Не верит этот Осипов ни в каких оборотней. И раз не верит, то толковый помощник из него не выйдет. В этом-то и беда. А как убедить? Ладно. Он все равно придет. Эти журналисты — ребята дошлые. Своего не упустят. Придет, никуда не денется. И если придет, он — Иона — постарается его уломать. Если надо, даже к дедам свозит. А уж те умеют рассказывать.
Как же он тогда лопухнулся! В метро-то. Под колеса — и привет. А позже этот Пантелеев попер в гору, и не угнаться. Не так просто к нему и подступиться. Нечистая сила, что ли, помогает? Может, и так. Ведь и ему, Ионе, помогали. Если бы не старики, сидел бы он в Югорске, работал бы в грязи и копоти. Худа без добра не бывает. И все же… Нужно побыстрее кончать с этой историей. А то как бы его самого не кончили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56