— Не посмотрю, что ты известный журналист. Можешь спрашивать.
— Ты был с ним в приятельских отношениях?
— Да не то чтобы очень. Только в последнее время. Он, ты понимаешь… меня хотел. Ну как мужчину. — Ростислав усмехнулся. — Прямо, гад, домогался. Развращен он был до мозга костей. Я, конечно, тоже не ангел, но с педиками не якшался. По мне девочки лучше. Хотя у каждого свой вкус. Так вот. Валька в меня влюбился. Мне, конечно, смешно, а он… Ну, ладно, у него башлей — выше крыши, я, конечно, тоже не бедный, а он вообще. Крез! И нежадный. По кабакам любил шататься, ну и меня с собой. Вроде как похвалиться перед своими хотел. Падла такая… ты, наверное, даже не представляешь, сколько их в Москве. Но! — Ростислав поднял палец. — Конспирация у них будь здоров! Как у большевиков в период проклятого царизма. Вообще-то, конечно, я хватил… Никакой особой конспирации нет. Кентуются почти открыто. Но большие фигуры, кто этим делом балуется, те, конечно, стараются не светиться. Валька мне много чего порассказал. О некоторых и вовсе не подумаешь. На вид орел орлом. Героев в театре и кино играет, настоящих человеков, а в натуре — пидор! Вот она какая — наша творческая интеллигенция. — Он хохотнул и замолк. Потом внимательно посмотрел на Осипова. — А ты вроде с бодуна? Что-то глаза больно красные. А, журналист? Вы вроде это дело любите. Давай похмелю, и разговор поживее пойдет. Эй, старая! — заорал он. — Ты где застряла? Тащи закуску. Хочу с хорошим человеком выпить.
Через пару минут старуха внесла поднос, на котором стояли две чашки дымящегося кофе и вазочка с печеньем.
— Колбасы принеси, — распорядился Ростислав, — и хлеба.
— С утра нажираешься, — заканючила старуха, — и вы, — она с укором посмотрела на Осипова, — а еще в газете работаете.
— Вали, вали, — беззлобно прикрикнул на нее хозяин. Он достал из тумбочки бутылку «Айгешата». — Давай по портвешку пройдемся.
Я тебе вот что скажу, — произнес он немного погодя и вытер мокрые губы тыльной стороной ладони, — марочные вина не уважаю, больно сладкие. То ли дело обычный портвейн, ну, скажем, «13» или «66», а уж «Три семерки»… — Он закатил глаза. — Ну что, пресса, захорошело?
Осипов действительно почувствовал себя получше.
— А Валька любил именно такие напитки, — сообщил Ростислав, — собственно, это его «Айгешат». Он мне как-то целый ящик приволок, мы с тобой остатки допиваем. Я всегда, между прочим, удивлялся, почему он не родился девчонкой. Что уж такое сотворила его мамаша, а может, съела чего не то… Вот и вырос… вместо дырки. Красивый мальчик был… Хотя определение «мальчик» к нему не подходит. Но в целом ничего, безвредный. В тот день, когда его грохнули… Помню, был конец апреля, до майских праздников оставалась неделя, стояла отличная погода. Почти лето. Солнечно, даже жарко. Он меня уговаривал на дачу к нему поехать. Видно, расчеты какие-то имел. Я тоже, знаешь, кое-чего планировал. А планировал я развлечься с одной классной кадрой — Наташкой (она тоже проходит по этому делу), и не где-нибудь, а на даче у нашего красавчика. Но главное, чтобы он ничего не знал, а то скандал, ревность и все такое прочее. Я Наташке сказал, что поедем с ночевкой к одному моему другу на дачу Министерства обороны. Роскошная хата, телефон, центральное отопление, мебель из красного дерева… Запудрил, одним словом, мозги. Но, говорю, мы вроде отправляемся готовиться к сессии. Приятель мой, толкую, отличник, очень правильный студент, гулянок не любит. Но ничего страшного. Выпьет чуток и развеселится. Ты, главное, не должна показывать, что моя девушка. До поры до времени, конечно. Пока он к тебе не привыкнет. А для этого я возьму с собой нашего одногруппника Вовку Кутузова, ты должна изображать, что ты — его подружка. Наташка сначала начала упираться, мол, что это ты придумал… Три парня, а я одна. Хором, мол, хотите… Я поклялся всеми клятвами, что все будет тип-топ. Никакого насилия, никакого криминала… И вот ведь сглазил! Мы приехали на дачу, выпивка, закуска… Музыка играет, танцы-шманцы затеяли. Все идет нормально. Вовка с Наташкой, а вокруг меня Валька увивается. А у него все ужимки бабские. Он даже, идиот, накрасился… Она, конечно, ничего понять не может, и глаза у нее становятся все круглее. Потом смотрю, они с Вовкой исчезли. Я, понимаешь, разозлился. Как же так, думаю. Ведь мы договорились и с ней, и с ним. Зачем же друга кидать? Минут через двадцать они появляются… Я на Наташку смотрю, вижу, ее смех распирает. Так и есть, думаю, уже… Но вроде не потные и одежда в порядке. А этот сукин сын ей все рассказал. Про Вальку то есть. Открыл глаза, ты понимаешь! Эта змея и решила развлечься за мой счет. Мы, значит, танцы устроили. Вовка с ней танцует, а в меня педик вцепился. Я, честно говоря, изнемогаю. Наконец меняем партнеров. Валька сидит, а мы с Наташкой. И тут она молча расстегивает штаны и сует туда руку. Ты понял! Педик сидел-сидел и заплакал. Эта дура хохочет как сумасшедшая.
Тогда наш благодетель впадает в истерику и закатывает такой скандал, которого я, честно говоря, от него и не ожидал. Набросился на девку, вцепился ей в волосы, меня исцарапал. Откуда что и взялось. Я плюнул — и в дверь, а Наташка и Вовка за мной.
Прихожу на другой день на занятия. Вальки нет. Я не придал особого значения. Он вообще к учебе относился с прохладцей. На другой день опять его нет. Я решил: выдерживает характер. Потом его мать прибежала: где, спрашивает, Валентин? А я откуда знаю. Был, объясняю, вместе с нами на даче. Мы уехали, а он остался. Потом его находят в лесополосе. Первые подозреваемые, конечно, мы. Нас повезли на опознание. Ты себе не представляешь, как он выглядел. Наташка в обморок грохнулась. Вовка давай блевать, да и я… Менты, как я понимаю, хотели нас на испуг взять. Мол, посмотрите, что вы натворили, и колитесь скорее. Но нам виниться не в чем. К тому же нашлись свидетели — соседи по даче, которые видели, как мы уезжали в город, и время запомнили, а уж после этого, на следующий день, утром встретили Вальку живым и здоровым. То есть он еще минимум часов двенадцать был жив. А вот что потом случилось? — Ростислав замолчал, налил себе вина и залпом выпил. — Эта история всем нам много крови испортила. Мало того, что в деканате меня и Вовку шпыняли, словно Белку и Стрелку. Дошло до ректора… Запахло отчислением. Хорошо, у меня предок — человек влиятельный. Заступился. У Наташки дома тоже скандал. Словом, влипли. Тут еще разные сплетни по институту пошли… «Голубой», не «голубой»… Бодяга!
— А как ты сам думаешь, кто его убил? У тебя на этот счет, наверное, есть собственное мнение?
Ростислав почесал затылок, облизнул губы и разлил остатки «Айгешата» по стаканам.
— Знаешь что, старичок, — насмешливо произнес он, — ты уж извини, но я не Шерлок Холмс. Мне это все ос…ло, ты не представляешь. Только из уважения к популярной молодежной газете, где ты пашешь, я с тобой сейчас говорю. И все-таки… — он замолчал и сделал важное лицо, — и все-таки, мистер Мейсон, я открою вам страшную тайну. — Он засмеялся. — Чейза читал? Хотя ты, наверное, по-английски ни бум-бум. Так вот. Я думаю, что его убили свои. Так называемые гомосексуалисты. Из ревности.
— Это я уже слышал, — равнодушно сказал Осипов.
— Послушай еще раз. Ты понимаешь, в этой среде господствуют такие страсти, куда там Отелло. Пришибли его свои. Может быть, даже из-за меня. Приревновали.
— А почему тебя не пришибли?
— Типун тебе на язык! Что за глупости! Я-то тут при чем? Клянусь, у нас ничего не было. Впрочем, у меня есть еще одна версия. О ней я никому еще не говорил, ни единой душе.
— Ну и?..
— Какой скорый. Тут без второго пузыря не разобраться.
Осипов вздохнул и покорно кивнул.
— Прости, друг Валюха! — шутовски заголосил Ростислав, доставая из тумбочки очередной «Айгешат». — Ты мертв, а твое вино пока еще в бутылке.
Потом он принял позу вдохновенного поэта и, подняв над головой руку с бутылкой, торжественно прочел:
Упиться торопись вином: за шестьдесят
Тебе удастся ли перевалить? Навряд —
Покуда череп твой в кувшин не превратили,
Ты с кувшином вина не расставайся, брат.
Этому нас учит славный Омар Хайям. Так-то вот, пресса! Мы тоже не лаптем щи хлебаем.
Он разлил вино по стаканам.
— Давай помянем раба Божьего Валентина. Хоть и непутевый был гражданин Страны Советов, но уж пусть ему земля будет пухом. — Он задумался и потом внимательно посмотрел на Осипова: — А ты правда хочешь влезть в это дело?
Иван пожал плечами:
— Уже влез.
— Сколько же она тебе пообещала?
— «Волгу».
— Ого! Не хило! Правда, ты не видел Вальку, лежащего на столе в морге, а я видел. И честно тебе скажу, даже за «Кадиллак» не стал бы связываться. Впрочем, не хочу навязывать своего мнения. Ладно, скажу все до конца. Как-то у меня с покойным зашел разговор о специфических нравах так называемых сексуальных меньшинств. Он, конечно, начал хвастаться своими знакомствами. Разболтался, как попугай, а потом и говорит: «Есть такая разновидность сексуальных маньяков, которая получает удовлетворение от истязания и убийства гомосексуалистов». Я пропустил его сообщение мимо ушей. Тогда он продолжает: «Именно такой маньяк появился в Москве. На его счету уже две жертвы. Одного человека убили в августе прошлого года, другого в январе нынешнего — 71 го!» А что же, спрашиваю, милиция? «Да ничего, — отвечает, — им до нас дела нет. Впрочем, возможно, они в курсе и даже знают, кто этот человек. Скорее всего очень большая фигура. Величина! Ты понимаешь, этот нелюдь, — он так и сказал — нелюдь, — в данном случае выполняет вроде бы санитарную миссию. Знаешь, как хищники: волки, медведи там — слабых и больных животных добивают. Обычные люди нас не любят, сторонятся, издеваются, а некоторые просто ненавидят. А этот вроде бы оздоровляет общество. Ну и удовольствие получает, балдеет… Что из того, что мы не такие, ведь мы никого не совращаем…» Ну-ну, подумал я, не совращаете, но промолчал. Вот и сейчас, возможно, крадется по чьему-то следу, — неожиданно сказал Ростислав. — Разговор этот состоялся у нас в конце зимы, а через два месяца… Ладно. Выпьем, брат!
— А в милиции ты об этом не рассказывал?
Ростислав покачал головой.
— Кому? Этим?.. Они меня в первый день в капэзухе закрыли, потом избивать попробовали.
— Отбился? Конечно, с твоей мускулатурой…
— Мускулатурой!.. Они и слона уложат. Вдесятером-то. Просто я напомнил им, кто мой папа.
Стружка, выползавшая из-под рубанка, напоминала завитки сливочного масла и выглядела настолько аппетитно, что ее хотелось попробовать на вкус.
— Все-таки сосна — отличное дерево, — заявил Безменов, методично водя по доске рубанком.
— Дерево-то ничего, мягкое, красивое, — согласился Осипов, — непрочное только.
— Ну не скажи. — Безменов остановился и провел ладонью по струганной поверхности, проверяя ее на гладкость. — Из сосны корабельные мачты делали, такелаж там всякий, рангоуты…
— Такелаж — это не дерево, а снасти.
— Ну извини! Какая разница… Главное — мачты. А мачта, сам понимаешь, противостоит ветрам и ураганам. Ее из всякой дряни делать не станут. — Он усмехнулся. — А мне вовсе не мачту нужно… Обошью баньку сосновым шпоном, представляешь — аромат бора.
Воскресный день только начинался, но июльское солнце припекало не на шутку. «Денек, судя по всему, будет знойным», — подумал Осипов и покосился на Илью.
— Пива бы сейчас…
— Пивка? — Безменов отложил в сторону доску и посмотрел на товарища. — А не рано ли?
Осипов хмыкнул.
— Пиво никогда не оказывается рано или поздно. Во всяком случае, для меня.
— Даша! — крикнул Безменов. — Принеси банку из погреба! Я, ты понимаешь, не сельский человек, — сообщил он, — но вот дача, она как-то сближает меня с природой. Как-то вдохновляет на трудовые подвиги, вот, скажем, эта доска…
— Послушай, Илья, — перебил его Осипов, — я все-таки хотел бы узнать твое мнение о том, что я тебе рассказал.
— Если бы ты не связывался с разными глупостями, а каждый выходной исправно помогал мне возводить сей бельведер, пользы было бы больше, — заметил Безменов, — трудотерапия, свежий воздух, купание в речке. Плюс пиво, разумеется, за мой счет. Неужели не привлекает?
— Почему же, привлекает. Даже искушает. Но все же? — С Ильей Безменовым Осипов был знаком с семилетнего возраста, с того момента, как их обоих посадили в первом классе за одну нарту. Детская дружба переросла в юношескую, и, хотя их жизненные пути разошлись, многолетняя привязанность с годами не ослабевала. Илья Безменов подался в правоохранительные органы, и не без его помощи Осипов писал свои знаменитые криминальные статьи. Уже несколько лет Илья возводил дом в одном из подмосковных дачных кооперативов, а Осипов от случая к случаю оказывал посильную помощь, сводившуюся зачастую к потреблению огромного количества пива. Сегодня он без приглашения явился на участок с единственной целью: посоветоваться, а возможно, и узнать нечто новое по делу, которым его вынудили заниматься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Ты был с ним в приятельских отношениях?
— Да не то чтобы очень. Только в последнее время. Он, ты понимаешь… меня хотел. Ну как мужчину. — Ростислав усмехнулся. — Прямо, гад, домогался. Развращен он был до мозга костей. Я, конечно, тоже не ангел, но с педиками не якшался. По мне девочки лучше. Хотя у каждого свой вкус. Так вот. Валька в меня влюбился. Мне, конечно, смешно, а он… Ну, ладно, у него башлей — выше крыши, я, конечно, тоже не бедный, а он вообще. Крез! И нежадный. По кабакам любил шататься, ну и меня с собой. Вроде как похвалиться перед своими хотел. Падла такая… ты, наверное, даже не представляешь, сколько их в Москве. Но! — Ростислав поднял палец. — Конспирация у них будь здоров! Как у большевиков в период проклятого царизма. Вообще-то, конечно, я хватил… Никакой особой конспирации нет. Кентуются почти открыто. Но большие фигуры, кто этим делом балуется, те, конечно, стараются не светиться. Валька мне много чего порассказал. О некоторых и вовсе не подумаешь. На вид орел орлом. Героев в театре и кино играет, настоящих человеков, а в натуре — пидор! Вот она какая — наша творческая интеллигенция. — Он хохотнул и замолк. Потом внимательно посмотрел на Осипова. — А ты вроде с бодуна? Что-то глаза больно красные. А, журналист? Вы вроде это дело любите. Давай похмелю, и разговор поживее пойдет. Эй, старая! — заорал он. — Ты где застряла? Тащи закуску. Хочу с хорошим человеком выпить.
Через пару минут старуха внесла поднос, на котором стояли две чашки дымящегося кофе и вазочка с печеньем.
— Колбасы принеси, — распорядился Ростислав, — и хлеба.
— С утра нажираешься, — заканючила старуха, — и вы, — она с укором посмотрела на Осипова, — а еще в газете работаете.
— Вали, вали, — беззлобно прикрикнул на нее хозяин. Он достал из тумбочки бутылку «Айгешата». — Давай по портвешку пройдемся.
Я тебе вот что скажу, — произнес он немного погодя и вытер мокрые губы тыльной стороной ладони, — марочные вина не уважаю, больно сладкие. То ли дело обычный портвейн, ну, скажем, «13» или «66», а уж «Три семерки»… — Он закатил глаза. — Ну что, пресса, захорошело?
Осипов действительно почувствовал себя получше.
— А Валька любил именно такие напитки, — сообщил Ростислав, — собственно, это его «Айгешат». Он мне как-то целый ящик приволок, мы с тобой остатки допиваем. Я всегда, между прочим, удивлялся, почему он не родился девчонкой. Что уж такое сотворила его мамаша, а может, съела чего не то… Вот и вырос… вместо дырки. Красивый мальчик был… Хотя определение «мальчик» к нему не подходит. Но в целом ничего, безвредный. В тот день, когда его грохнули… Помню, был конец апреля, до майских праздников оставалась неделя, стояла отличная погода. Почти лето. Солнечно, даже жарко. Он меня уговаривал на дачу к нему поехать. Видно, расчеты какие-то имел. Я тоже, знаешь, кое-чего планировал. А планировал я развлечься с одной классной кадрой — Наташкой (она тоже проходит по этому делу), и не где-нибудь, а на даче у нашего красавчика. Но главное, чтобы он ничего не знал, а то скандал, ревность и все такое прочее. Я Наташке сказал, что поедем с ночевкой к одному моему другу на дачу Министерства обороны. Роскошная хата, телефон, центральное отопление, мебель из красного дерева… Запудрил, одним словом, мозги. Но, говорю, мы вроде отправляемся готовиться к сессии. Приятель мой, толкую, отличник, очень правильный студент, гулянок не любит. Но ничего страшного. Выпьет чуток и развеселится. Ты, главное, не должна показывать, что моя девушка. До поры до времени, конечно. Пока он к тебе не привыкнет. А для этого я возьму с собой нашего одногруппника Вовку Кутузова, ты должна изображать, что ты — его подружка. Наташка сначала начала упираться, мол, что это ты придумал… Три парня, а я одна. Хором, мол, хотите… Я поклялся всеми клятвами, что все будет тип-топ. Никакого насилия, никакого криминала… И вот ведь сглазил! Мы приехали на дачу, выпивка, закуска… Музыка играет, танцы-шманцы затеяли. Все идет нормально. Вовка с Наташкой, а вокруг меня Валька увивается. А у него все ужимки бабские. Он даже, идиот, накрасился… Она, конечно, ничего понять не может, и глаза у нее становятся все круглее. Потом смотрю, они с Вовкой исчезли. Я, понимаешь, разозлился. Как же так, думаю. Ведь мы договорились и с ней, и с ним. Зачем же друга кидать? Минут через двадцать они появляются… Я на Наташку смотрю, вижу, ее смех распирает. Так и есть, думаю, уже… Но вроде не потные и одежда в порядке. А этот сукин сын ей все рассказал. Про Вальку то есть. Открыл глаза, ты понимаешь! Эта змея и решила развлечься за мой счет. Мы, значит, танцы устроили. Вовка с ней танцует, а в меня педик вцепился. Я, честно говоря, изнемогаю. Наконец меняем партнеров. Валька сидит, а мы с Наташкой. И тут она молча расстегивает штаны и сует туда руку. Ты понял! Педик сидел-сидел и заплакал. Эта дура хохочет как сумасшедшая.
Тогда наш благодетель впадает в истерику и закатывает такой скандал, которого я, честно говоря, от него и не ожидал. Набросился на девку, вцепился ей в волосы, меня исцарапал. Откуда что и взялось. Я плюнул — и в дверь, а Наташка и Вовка за мной.
Прихожу на другой день на занятия. Вальки нет. Я не придал особого значения. Он вообще к учебе относился с прохладцей. На другой день опять его нет. Я решил: выдерживает характер. Потом его мать прибежала: где, спрашивает, Валентин? А я откуда знаю. Был, объясняю, вместе с нами на даче. Мы уехали, а он остался. Потом его находят в лесополосе. Первые подозреваемые, конечно, мы. Нас повезли на опознание. Ты себе не представляешь, как он выглядел. Наташка в обморок грохнулась. Вовка давай блевать, да и я… Менты, как я понимаю, хотели нас на испуг взять. Мол, посмотрите, что вы натворили, и колитесь скорее. Но нам виниться не в чем. К тому же нашлись свидетели — соседи по даче, которые видели, как мы уезжали в город, и время запомнили, а уж после этого, на следующий день, утром встретили Вальку живым и здоровым. То есть он еще минимум часов двенадцать был жив. А вот что потом случилось? — Ростислав замолчал, налил себе вина и залпом выпил. — Эта история всем нам много крови испортила. Мало того, что в деканате меня и Вовку шпыняли, словно Белку и Стрелку. Дошло до ректора… Запахло отчислением. Хорошо, у меня предок — человек влиятельный. Заступился. У Наташки дома тоже скандал. Словом, влипли. Тут еще разные сплетни по институту пошли… «Голубой», не «голубой»… Бодяга!
— А как ты сам думаешь, кто его убил? У тебя на этот счет, наверное, есть собственное мнение?
Ростислав почесал затылок, облизнул губы и разлил остатки «Айгешата» по стаканам.
— Знаешь что, старичок, — насмешливо произнес он, — ты уж извини, но я не Шерлок Холмс. Мне это все ос…ло, ты не представляешь. Только из уважения к популярной молодежной газете, где ты пашешь, я с тобой сейчас говорю. И все-таки… — он замолчал и сделал важное лицо, — и все-таки, мистер Мейсон, я открою вам страшную тайну. — Он засмеялся. — Чейза читал? Хотя ты, наверное, по-английски ни бум-бум. Так вот. Я думаю, что его убили свои. Так называемые гомосексуалисты. Из ревности.
— Это я уже слышал, — равнодушно сказал Осипов.
— Послушай еще раз. Ты понимаешь, в этой среде господствуют такие страсти, куда там Отелло. Пришибли его свои. Может быть, даже из-за меня. Приревновали.
— А почему тебя не пришибли?
— Типун тебе на язык! Что за глупости! Я-то тут при чем? Клянусь, у нас ничего не было. Впрочем, у меня есть еще одна версия. О ней я никому еще не говорил, ни единой душе.
— Ну и?..
— Какой скорый. Тут без второго пузыря не разобраться.
Осипов вздохнул и покорно кивнул.
— Прости, друг Валюха! — шутовски заголосил Ростислав, доставая из тумбочки очередной «Айгешат». — Ты мертв, а твое вино пока еще в бутылке.
Потом он принял позу вдохновенного поэта и, подняв над головой руку с бутылкой, торжественно прочел:
Упиться торопись вином: за шестьдесят
Тебе удастся ли перевалить? Навряд —
Покуда череп твой в кувшин не превратили,
Ты с кувшином вина не расставайся, брат.
Этому нас учит славный Омар Хайям. Так-то вот, пресса! Мы тоже не лаптем щи хлебаем.
Он разлил вино по стаканам.
— Давай помянем раба Божьего Валентина. Хоть и непутевый был гражданин Страны Советов, но уж пусть ему земля будет пухом. — Он задумался и потом внимательно посмотрел на Осипова: — А ты правда хочешь влезть в это дело?
Иван пожал плечами:
— Уже влез.
— Сколько же она тебе пообещала?
— «Волгу».
— Ого! Не хило! Правда, ты не видел Вальку, лежащего на столе в морге, а я видел. И честно тебе скажу, даже за «Кадиллак» не стал бы связываться. Впрочем, не хочу навязывать своего мнения. Ладно, скажу все до конца. Как-то у меня с покойным зашел разговор о специфических нравах так называемых сексуальных меньшинств. Он, конечно, начал хвастаться своими знакомствами. Разболтался, как попугай, а потом и говорит: «Есть такая разновидность сексуальных маньяков, которая получает удовлетворение от истязания и убийства гомосексуалистов». Я пропустил его сообщение мимо ушей. Тогда он продолжает: «Именно такой маньяк появился в Москве. На его счету уже две жертвы. Одного человека убили в августе прошлого года, другого в январе нынешнего — 71 го!» А что же, спрашиваю, милиция? «Да ничего, — отвечает, — им до нас дела нет. Впрочем, возможно, они в курсе и даже знают, кто этот человек. Скорее всего очень большая фигура. Величина! Ты понимаешь, этот нелюдь, — он так и сказал — нелюдь, — в данном случае выполняет вроде бы санитарную миссию. Знаешь, как хищники: волки, медведи там — слабых и больных животных добивают. Обычные люди нас не любят, сторонятся, издеваются, а некоторые просто ненавидят. А этот вроде бы оздоровляет общество. Ну и удовольствие получает, балдеет… Что из того, что мы не такие, ведь мы никого не совращаем…» Ну-ну, подумал я, не совращаете, но промолчал. Вот и сейчас, возможно, крадется по чьему-то следу, — неожиданно сказал Ростислав. — Разговор этот состоялся у нас в конце зимы, а через два месяца… Ладно. Выпьем, брат!
— А в милиции ты об этом не рассказывал?
Ростислав покачал головой.
— Кому? Этим?.. Они меня в первый день в капэзухе закрыли, потом избивать попробовали.
— Отбился? Конечно, с твоей мускулатурой…
— Мускулатурой!.. Они и слона уложат. Вдесятером-то. Просто я напомнил им, кто мой папа.
Стружка, выползавшая из-под рубанка, напоминала завитки сливочного масла и выглядела настолько аппетитно, что ее хотелось попробовать на вкус.
— Все-таки сосна — отличное дерево, — заявил Безменов, методично водя по доске рубанком.
— Дерево-то ничего, мягкое, красивое, — согласился Осипов, — непрочное только.
— Ну не скажи. — Безменов остановился и провел ладонью по струганной поверхности, проверяя ее на гладкость. — Из сосны корабельные мачты делали, такелаж там всякий, рангоуты…
— Такелаж — это не дерево, а снасти.
— Ну извини! Какая разница… Главное — мачты. А мачта, сам понимаешь, противостоит ветрам и ураганам. Ее из всякой дряни делать не станут. — Он усмехнулся. — А мне вовсе не мачту нужно… Обошью баньку сосновым шпоном, представляешь — аромат бора.
Воскресный день только начинался, но июльское солнце припекало не на шутку. «Денек, судя по всему, будет знойным», — подумал Осипов и покосился на Илью.
— Пива бы сейчас…
— Пивка? — Безменов отложил в сторону доску и посмотрел на товарища. — А не рано ли?
Осипов хмыкнул.
— Пиво никогда не оказывается рано или поздно. Во всяком случае, для меня.
— Даша! — крикнул Безменов. — Принеси банку из погреба! Я, ты понимаешь, не сельский человек, — сообщил он, — но вот дача, она как-то сближает меня с природой. Как-то вдохновляет на трудовые подвиги, вот, скажем, эта доска…
— Послушай, Илья, — перебил его Осипов, — я все-таки хотел бы узнать твое мнение о том, что я тебе рассказал.
— Если бы ты не связывался с разными глупостями, а каждый выходной исправно помогал мне возводить сей бельведер, пользы было бы больше, — заметил Безменов, — трудотерапия, свежий воздух, купание в речке. Плюс пиво, разумеется, за мой счет. Неужели не привлекает?
— Почему же, привлекает. Даже искушает. Но все же? — С Ильей Безменовым Осипов был знаком с семилетнего возраста, с того момента, как их обоих посадили в первом классе за одну нарту. Детская дружба переросла в юношескую, и, хотя их жизненные пути разошлись, многолетняя привязанность с годами не ослабевала. Илья Безменов подался в правоохранительные органы, и не без его помощи Осипов писал свои знаменитые криминальные статьи. Уже несколько лет Илья возводил дом в одном из подмосковных дачных кооперативов, а Осипов от случая к случаю оказывал посильную помощь, сводившуюся зачастую к потреблению огромного количества пива. Сегодня он без приглашения явился на участок с единственной целью: посоветоваться, а возможно, и узнать нечто новое по делу, которым его вынудили заниматься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56