«Там, где есть печаль, нет любви. Когда вы страдаете, озабочены собственным страданием, откуда взяться любви? Что такое печаль? Не жалость ли это к самому себе? Пожалуйста, выясните. Мы не говорим, так или не так... Не приносится ли печаль одиночеством — от чувства крайнего одиночества, изолированности?... Можем ли мы посмотреть на печаль какая она есть, оставаясь с ней, сохраняя ее и не убегая от нее? Печаль неотделима от того, кто страдает. Страдающий человек хочет убежать, скрыться, делать все, что угодно. Но взгляните на печаль так, как вы смотрите на ребенка, которого лелеете, не покидая его — тогда вы наверняка увидите, если действительно посмотрите глубоко, что приходит конец печали. Когда же печали приходит конец, она переходит в страсть, — не вожделение, не чувственный стимул, а страсть».
За два дня до первой беседы в «Вашингтон Пост» опубликовали длинное интервью Майкла Кернана с К. Рассказав коротко о жизни К., Кернан процитировал ряд его изречений типа: «Когда полностью заканчивается привязанность, приходит любовь» или «Чтобы изучить, понять самого себя, нужно отбросить всякие авторитеты... Ни от кого ничему нельзя научиться, включая и рассказчика перед вами... У него нет ничего, чему бы он мог научить. Рассказчик подобен зеркалу, в котором можно увидеть самого себя. Когда вы увидите себя четко, можете отбросить зеркало».
В одном из интервью К. спросили: «А если слушатель примет ваше указание близко к сердцу и действительно изменится, что он один сможет сделать?» На это К. ответил: «Вопрос поставлен неверно. Изменитесь... Тогда увидите что произойдет». В радиопередаче по «Голосу Америки» от 18 апреля, когда его спросили что он думает о возрождении интереса к религии у американцев, К. сказал: «Да нет никакого возрождения. Что такое возрождение интереса? Возродить то, что ушло, умерло, разве не так? Я имею в виду что можно вернуть к жизни, напичкав наполовину умершее тело религиозным лекарством, но ведь после возрождения тело останется таким же дряхлым. Это не религия». Далее в интервью он скажет:
«Если человек не меняется коренным образом, внося в себя существенные изменения, не посредством бога, не посредством молитв — все это примитивно, незрело, — он разрушает себя. Сейчас возможна психологическая революция, — сейчас, а не через тысячу лет. Человечество прошло путь в тысячелетия, и мы по — прежнему варвары. Поэтому, если мы не изменимся, мы как были варварами сейчас, так и останемся ими тысячелетия спустя... Если не остановить войну сегодня, придется отправиться на нее завтра. Вот почему будущее в настоящем. Попросту говоря».
Жаль, что К. пришлось провести цикл ежегодно запланированных бесед после триумфа в Вашингтоне. Охай, Саанен, Броквуд, Индия: наступило некоторое ухудшение в его беседах, что неудивительно на пороге 90-летия. Поскольку в предыдущем году К. не пришелся по душе Шенрид, Фридрих Гроэ предоставил свою собственную квартиру в Ружмонте, в пяти милях от Гштаада, в той же самой долине, для проведения встречи. Проживая там с Мери, в то время как Ванда и доктор Пачуре заняли там же квартиру большей площади. Фоске пришлось в конце концов бросить работу (она умерла в августе в возрасте 90 лет); поэтому Раман Патель, ответственный по кухне в Броквуде, ухаживал за ними. Из Ружмонта, как и в свое время Шенрида, К. доезжал до Таннегга, откуда начинал свои ежедневные прогулки. Свою первую прогулку в лесу он совершил в одиночестве, чтобы «увидеть, рады ли нам».
Во время встречи, проходившей в хорошую погоду, К. чувствовал себя неважно. Однажды вечером ему стало так плохо, что он сказал Мери: «Не пришло ли мое время?» Для того, чтобы сократить число поездок, К. предложил на международном совещании попечителей, проведенном во время бесед, чтобы после проведения еще одной летней встречи в Саанене, остальные встречи перенесли в Броквуд. Но еще до конца бесед один из попечителей отправился в Ружмонт и строго потребовал, чтобы в Саанене больше не было ни одной встречи. К. все тщательно обдумал и согласился. Находившийся вместе с К. доктор Михти, а также доктор Пачуре полностью одобрили такое предложение из медицинских соображений, о чем выступили с заявлением на следующий день.
Во время последней беседы, состоявшейся 25 июля, К. с большим чувством произнес: «У нас были замечательные дни и прелестные утра, красивые вечера, длинные тени и глубокие голубые долины, чистое голубое небо и снег. Никогда не было такого прекрасного лета. Итак, горы, долины, деревья и река прощаются с нами».
Совершенно случайно Марку Эдвардсу предложили приехать тем летом в Саанен, чтобы сделать фотографии о встрече, начиная с установления палаток вплоть до последней беседы; было удачным совпадением, что он запечатлел последнюю за 24 года встречу. Когда Марк отправился в Ружмонт, чтобы сделать фотографию, К. сразу же заметил, что у него новый фотоаппарат фирмы «Никон С.А.» вместо старого «Лейке». Поскольку новый фотоаппарат не был заряжен, Марк открыл заднюю часть и показал К. затвор объектива новой конструкции. К. взял в руки фотоаппарат и спросил, может ли он поднести его к окну. Там он с любовью и пристальным вниманием долго рассматривал механизм, прежде чем вернуть назад.
К. был поставлен перед выбором, оставшись в Ружмонте после встречи. Путешествия стали для него слишком обременительны; вместе с тем он не мог долго оставаться на одном месте. Он обрел такую чувствительность, что осязал, как внимание людей концентрируется на нем, если он оставался где-то слишком долго. Такого бремени он более выносить не мог. И все же он не мог отказаться от ведения бесед. Вести беседу было для него raison detre (смыслом жизни). Он сильно нуждался в людях, которые бы его вдохновляли, побуждая найти новые пути проникновения вглубь самого себя. Но никто больше не мог этого сделать, говорил К. Он не мог продвинуться дальше ни с Дэвидом Бомом, ни с Пандит Яганнатом Упадьяя из Индии. Семинары психологов, организовываемые для К. доктором Шайнбергом во время визитов в Нью-Йорк, стали приедаться равно как и конференции ученых в Броквуде. За последние несколько лет он вел беседы с доктором Джонасом Салком, изобретателем поливакцины, профессором Морисом Уилкинсом, писательницей Айрис Мердок и другими; у него брали интервью десятки людей, включая Бернарда Левина, по телевидению, но ни один из них не принес нового вдохновения. Чем более образован был человек, начитан, чем лучше была его память, чем полнее голова его была наполнена знанием из вторых рук, тем труднее было К. двигаться с ним вместе. Люди, бравшие у него интервью, стремились сравнить его с другими религиозными учителями, философами, чтобы подвести его под кого-нибудь из них. Казалось, они не способны выслушать то, что говорит он, не пропустив его слова сквозь призму собственных предрассудков и познания.
К. намеревался сократить программу пребывания в Индии, а также ограничиться в 1986 году одним циклом бесед в Америке. Он думал о выступлениях в Торонто, где не бывал ранее, хотя и боялся, что беседы придется отменить из-за возможного ухудшения здоровья. Он подолгу беседовал в Ружмонте с Мери, пытаясь найти решение проблемы. Было получено от греческой супружеской пары письмо, в котором приглашали К. и Мери погостить на острове в Греции. К. загорелся идеей, нашел на карте остров, осведомился, достаточно ли там тени (у него как-то случился солнечный удар, и он не выносил прогуливаться или сидеть на солнце).
Когда они находились в Ружмонте, однажды К. сказал Мери: «Оно наблюдает». Мери записала: «Он говорит, будто „нечто“ решает все, что происходит с ним. Оно решит, когда будет завершен его труд, и, следовательно, предназначение его жизни». Как-то она записала их разговор, когда они обсуждали планы путешествия:
К.: Это совсем не физическое влияние на мозг, а совсем иное. Моя жизнь была запланирована. Оно скажет, когда мне умирать, скажет, что все закончено. Тогда будет улажена моя жизнь. Но мне нужно быть осторожным, не допустить, чтобы «оно» вмешалось, сказав: «Осталось лишь две беседы».
М.: Вы не чувствуете, сколько времени оно отпускает вам?
К.: Думаю, лет десять.
М.: Вы имеете в виду десять лет выступлений?
К.: Как только я перестану говорить, все закончится. Я не хочу переутомлять тело. Мне необходимо немного отдохнуть, но не более. Спокойное место, где бы никто меня не знал. Но, увы, люди меня знают.
Он еще раз сказал Мери, что ей следовало бы написать о нем книгу — ее ощущения от пребывания и общения с ним. Он также попросил ее записать следующие слова: «Если кого-то обижает то, о чем я собираюсь сказать, они просто не слушали мое учение».
Перед тем, как Эрна Лиллифелт, приезжавшая на международное совещание, возвратилась в Калифорнию, К. сказал им с Мери, что они должны позаботиться, чтобы у него были дела в Охай. Он не собирается сидеть там, сложа руки; но и не нужно что-то делать специально, чтобы доставить ему удовольствие: «Должно быть что-то, по вашему мнению необходимое». Гуляя на следующий день в лесу, он сказал: «Дух покинул Саанен, вот почему мне как-то не совсем уютно. Он переселился в Броквуд».
Когда Ванда Скаравелли, которая, как обычно, вернулась во время встречи во Флоренцию, прибыла накануне отъезда К. в Ружмонт, она посоветовала ему подольше отдохнуть, поехав следующим летом не в Швейцарию, а в Италию. Неожиданно К. повеселел и воодушевился. «Мы могли бы отправиться во французские Альпы или итальянские горы», — сказал он Мери. Ему хотелось также побывать во Флоренции, Венеции и Риме. 12 августа, в день отъезда в Англию, он попрощался с Вандой в последний раз.
Доехав до Броквуда, К. почувствовал сильную усталость; он настолько устал, что пропустил один день физических упражнений, чего с ним практически не случалось. Он сказал Мери, что со времени встречи в Саанене что-то с ним происходит и что если есть «нечто», которое решает все, что происходит с ним, то это поразительно. Мери спросила, осознает ли он некоторые изменения в себе — его манерах — «некоторая грубость, не свойственная вам». «Разве я груб с другими?» — спросил он ее. «Нет». «Только с тобой?» «Да». Он сказал, что никогда ничего не делал случайно, и что она должна поспешить измениться, вот почему он иногда бывал груб. «Я хочу дать тебе новый мозг» — сказал он. Но две недели спустя он ей сказал, что проанализировал свою раздражительность. «Или я старею, или я просто начинаю брюзжать на тебя. Это моя вина, и я должен остановиться. Мое тело приобрело исключительную чувствительность. Мне почти все время хочется уйти, а я не должен делать этого. Я намереваюсь заняться этим. Это непростительно». Потом К. скажет Мери: «Я не должен серьезно болеть. Тело существует для того, чтобы говорить». Его физическая сила явно ослабевала. Прогулки становились короче. Но у него были удивительные медитации, означавшие, что «другой», кем бы «он» ни был, присутствовал рядом.
Встреча в Броквуде открылась 24 августа при отменной погоде. Прибыли телевизионщики, чтобы сделать фильм о третьей беседе. У них был подъемник, и они могли снимать всю панораму. Фильм под названием «Роль цветка» показали по одному из каналов 19 января 1986 года. Нельзя было и представить лучшего фильма о встрече, хотя интервью с К. в конце фильма, обещавшее получиться особенно хорошо, оказалось слишком коротким.
К. теперь чувствовал, что в Броквуде «Навел порядок в доме», подобное наведение порядка ждало его в Индии, чего он немного страшился, хотя и «горел желанием отправиться туда». Ожидая поезда в Питерсфилд, как-то утром, по пути в Лондон, К. сообщил Мери, что Скотт Форбз спрашивал, сколько К. осталось прожить. Он ответил, что знает, но не скажет. «Вы действительно знаете?» — спросила Мери.
К.: Думаю, да. Имеются признаки.
М.: У вас есть желание сообщить мне?
К.: Это будет неправильно. Я не могу сообщить никому.
М.: Но если хотя бы намекнуть?
К.: Скотт спросил, буду ли я еще здесь, когда построят Центр в Броквуде. Я ответил положительно. (Строительство Центра завершилось к сентябрю 1987 года).
М.: Значит, так и будешь жить, думая что К. в любой момент может уйти?
К.: Совсем не так. Еще не так скоро.
М.: А сколько?
К.: Около двух лет.
В тот день на ланче у Фортнума К. сообщил мне также, что ему известна дата его смерти, которую он никому не откроет. Я предположила, что ему осталось два-три года, несмотря на то, что он выглядел моложавым, бодрым, без возраста в тот день — казалось, цифра в десять лет правдоподобнее. Он совсем не выглядел стариком, а скорее, бессмертным духом. Он был, как и всегда, наблюдателен, разглядывая с прежним живым интересом людей в ресторане.
Осенью в Броквуде К. стал обучать Скотта Форбза некоторым своим упражнениям по йоге. Он был строгим учителем. Скотт находил его гибкость удивительной. Правда, К. отказался от стойки на голове, что раньше проделывал долгие годы. К. записал на пленку разговор со Скоттом, в котором показал, чего ожидает от учителя в одной из своих школ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37