Есть у него в
характере, знаете, черта такая - лезть не в свое дело.
- Ну и в какое же дело он залез?
- Откуда мне знать? Он передо мной не отчитывался. Но тут фактически
каждый, у кого хоть что-то было не в порядке, так или иначе сталкивался с
Паном. Не идет по расписанию транспорт на третью биостанцию - гром и
молния, транспортников на рею! Ушла пара наших приборов на Гаалу - всех,
кто был в радиусе светового года от места преступления и не
воспрепятствовал оному - к ответу! Ну и прочее в том же духе.
Что ж, это вполне соответствовало тому образу Панкерта, который уже
сложился у меня в голове. Но мало что обьясняло.
- Знаете, Рубаи, - сказал я, - Если честно, то, что вы говорите, звучит
как-то неубедительно. И странно. Что это за разговор такой - сьели?
Неизвестно кто, неизвестно за что, неизвестно как.
- Как - известно.
Я молча посмотрел на него, и он кивнул:
- Да-да, известно. Это же элементарно - если кого-то надо сьесть, способ
всегда найдется. Зацепка есть у всякого. У Панкерта было что-то не в
порядке с допуском, а у нас, вы знаете, режим. Вот и получилось, внезапно,
что работать ему стало невозможно. Смешно сказать, последние полгода ему
только и оставалось, что биофиксаторы для третьей биостанции
модифицировать. Вот он и не выдержал, поругался тут кое с кем, говорят,
напоследок и на Землю. Даже попрощаться не зашел и вещи свои оставил,
записки. Я тут что мог, собрал, отправил с оказией, да не знаю, дошло ли,
- он на некоторое время замолчал, и взгляд его показался мне странным.
Так, будто он ждал от меня каких-то слов - но что я мог сказать ему? Не
говорить же о том, что я прибыл на Кабенг из-за доклада Панкерта. - В
общем, неприятная история, - продолжил он наконец, И самое неприятное в
том, что каждый может в таком же точно положении оказаться - и не с кого
спросить. Некому морду набить, в конце-то концов, - он говорил теперь
злым, резким голосом. И лицо его стало злым и неприятным, - В конце
концов, если покопаться, то каждого можно чем-то прижать.
- Интересно, а чем же можно прижать вас?
Он внимательно посмотрел на меня. Потом опустил глаза.
- Не знаю. И не хочу узнать. Потому что люблю свою работу.
Такой вот разговор у нас получился. Я посмотрел на него, на его злое лицо,
на сжатые кулаки, на рыжую бороду, торчащую в сторону, и вдруг понял, что
знает он, прекрасно знает, чем его можно прижать. И я тоже знал это - пока
не стер записи в своих мнемоблоках. И если бы я не сделал этого, то он
непременно догадался бы о моем знании. Или догадался бы кто-то другой и о
чем-то другом. Прикладная психология - наука точная.
Кто-то так или иначе догадался бы, что я не просто наблюдатель - и что
тогда? Если бы знать, если бы иметь хоть какую-то уверенность в том, что мы
не пугаемся собственной тени...
- А что думает Ваент по поводу ваших изысканий? Я имею в виду
доказательство невозможности синтеза бета-треона.
- Не знаю я, что он думает, - угрюмо ответил Рубаи, - Кто его разберет?
По-моему старик слишком привык к удачам. Это расслабляет. Он все еще
надеется найти решение. Рассчитывает, что Резервуар обеспечит нам отсрочку.
- А кстати, как там дела с Резервуаром?
- Не знаю. Сходите к геофизикам. Вы - наблюдатель, от вас - я так думаю
- скрывать ничего не станут. Или не смогут.
- А от вас что, скрывают?
- Да кто их разберет? - он пожал плечами, - Все тут нервные какие-то.
Неудивительно, раз ничего не получается.
Я немного подумал - для порядка, потому что уже решил, что делать дальше.
Потом сказал:
- Что ж, я тогда, пожалуй, не буду терять времени. К Ваенту зайду позже -
если не улечу с базы. А сейчас воспользуюсь вашим советом.
- Вас проводить? - спросил Рубаи, ставя проектор назад на полку.
- Да нет, спасибо, я найду дорогу. Спасибо за чай, - я встал, оправил
куртку, усмехнулся, - И за сухарик.
- Не стоит, - он улыбнулся не совсем уверенно, волнение еще не прошло, -
Заходите еще. Приятно побеседовать с новым человеком.
Он был мне почти симпатичен, и я улыбнулся ему в ответ, закрывая за собой
дверь. И он, кажется, говорил совершенно искренне. Кроме того момента,
когда речь зашла о том, чем именно можно прижать его. Наверное, он не
ответил бы и на вопросы, зачем и кому это было бы нужно. Но и того, что он
рассказал, было достаточно, чтобы существенно изменить представление об
этом деле. Впрочем, этого следовало ожидать - иначе не имело смысла вообще
заниматься расследованием.
* * *
Но сразу к геофизикам я не пошел. Вдруг вспомнил, что с самого "Лонготора"
ничего не ел, если не считать этого несчастного сухарика у Рубаи, а время
уже близилось к полудню. Есть вдруг захотелось зверски, и я не стал
подавлять голода - за едой можно было обдумать ситуацию, это не было
потерей времени. Я высветил план базы, нашел кафе совсем неподалеку от
лаборатории химиков и двинулся в его сторону.
Базу они отгрохали с размахом, пожалуй, излишним. Хотя если учитывать
перспективу, это и неплохо. В полусотне метров под поверхностью
безжизненного высокогорного плато разместились под защитой внешней оболочки
химическая и геофизическая лаборатории, вспомогательные производства,
склады, жилые помещения и служба управления. Несколько тоннелей связывало
базу с вынесенными на всякий случай на несколько километров в сторону
транспортным и энергетическим блоками, и на поверхности оставались лишь
площадка для планетарного транспорта и павильон над шахтой для приема
капсул. Обычная мера безопасности для защиты среды от воздействия человека
и защиты человека от воздействия среды. Надежная, проверенная столетиями
система. Которая не сработала на Джильберте.
В кафе почти все места оказались занятыми, и я с трудом отыскал свободное.
Отгрохали такую базу, а поесть спокойно негде, с раздражением думал я,
пробираясь между серыми тенями имиджей, закрывавших занятые столики, к
голубому огоньку, горевшему над свободным местом. Но раздражение мое
улетучилось почти мгновенно, потому что напротив сидела Катя Рыленко и с
изумлением смотрела на меня.
- Добрый день, Катя, - сказал я, усаживаясь, - Вот уж не ожидал тебя
здесь встретить.
- Ты? - сказала она, - И в этой форме?
- А по-моему, мне идет, - я оправил куртку, сдул с левого плеча невидимую
пылинку, - По крайней мере, так говорят все мои знакомые.
- Они тебе льстят.
- Тоже неплохо. Значит я этого заслуживаю, - я вдруг заметил, что
улыбаюсь. Улыбаюсь не от того, что играю роль, не от того, что пришло время
улыбнуться. А просто потому, что мне вдруг стало хорошо. Или почти хорошо.
- Взбучки ты заслуживаешь? Куда ты пропал?
- Я три года провел в плену у мохнатых спрутов планеты Гираш. Они кормили
меня сушеными лягушками и грозились выкрасить с ног до головы зеленкой,
если я напишу тебе хоть строчку.
- Несчастный. Рисковать, конечно, не стоило, - она не удержалась и слабо
улыбнулась, - Ну а здесь что ты делаешь?
- Тс-с-с, - прижал я палец к губам, Секретная инспекция от
Галактического упавления питания. Проверяю качество кухонь, - я бросил
взгляд на панель справа, - АКМ-16Д. Поступили сведения, что некоторые
экземпляры очень плохо готовят сушеных лягушек. Но этого никто не должен
знать, иначе мне крышка. За мной уже охотятся.
- Да ну тебя, - она, наконец, засмеялась, - Только аппетит испортишь, -
правда, судя по тому, что она заказала, аппетита у нее и так не было. Да и
смех быстро оборвался - так, будто она вспомнила о чем-то, что не
допускало смеха, - Ты давно прибыл?
- Утром. И с тех пор ничего не ел. Кроме одного сухарика домашнего
приготовления.
- Тогда ешь, не буду мешать. Только не заказывай при мне сушеных лягушек.
- Мне просто смешно, - сказал я, делая заказ, - Ты выглядишь так
аппетитно, что рядом с тобой можно обойтись без первого.
- Ну уж нет, на первое я не согласна, - она снова улыбнулась, но улыбка
быстро погасла.
- Тогда на десерт, - сказал я по-прежнему весело и беспечно. Но это было
уже игрой, я снова перестал быть самим собой, снова вошел в роль. И только
внешне был совершенно беспечен и рад встрече. Но мозг уже работал, я уже
знал, что ее не было в списках персонала на Кабенге, и мнемоблоки тут же
подтвердили это знание. И сразу же на душе снова стало тревожно и холодно.
- А ты здесь давно? - спросил я.
- Уже полгода.
- Ну и как - нравится?
Она еще больше погрустнела, опустила глаза. Сказала тихо, не глядя на меня.
- В общем, неплохо. Хотя как-то непривычно временами. На практике все
казалось значительно проще. И не думалось, что бывает ... вот так.
- Ну, сравнила, - мы познакомились с ней как раз во время этой практики,
что у них была после третьего, кажется, курса. Я был в отпуске на Сигре-4,
немного расшибся во время перехода через перевал Свена и попал в клинику
как раз тогда, когда там работали практиканты. Потом мы довольно часто
встречались и на Земле - но только до Джильберты, - А ты работаешь здесь,
на базе, или на одной из станций?
- На базе, конечно. Для работы на станциях нужно не меньше года стажа.
- Ну тогда понятно, чем ты недовольна, - кухня, наконец, выдала мой
заказ, и я набросился на еду, - Работы, наверное, очень много. То палец
кто порежет, а через неделю, глядишь, поступит больной с ушибом колена.
- Если бы так, - она тяжело вздохнула, опустила глаза, невидящим взглядом
уставилась в стол перед собой, - Если бы так...
Я на мгновение застыл. Затем, не донеся ложку до рта, опустил ее обратно в
тарелку. И улыбка исчезла с лица совершенно естественным образом, вовремя
и к месту, я даже не подумал о том, что пора перестать улыбаться. В эти
минуты я вдруг снова перестал играть роль, вновь стал самим собой, я
позабыл даже о том, кем и для чего я сюда послан - потому что вдруг понял,
что ей очень плохо. Мы были с ней вдвоем за столиком, и имидж был включен
на полную катушку, так что нас все равно никто не мог видеть, и мы никого
не видели только пустынную террасу на берегу какого-то дурацкого горного
озера, в водах которого, как и положено, отражались заснеженные вершины -
так что не было смысла играть ка кую-то роль. Она бы все равно ничего не
заметила и не запомнила, даже если бы я начал писать от руки протокол
допроса - а больше никто и никак не мог бы уследить за мной. Но уже потом,
позже, вспоминая и анализируя этот наш разговор, я понял, что, оставаясь и
здесь профессионалом, я избрал наилучшую форму маскировки - я был самим
собой.
- У... у тебя что-то случилось, Катя? - спросил я, и она вдруг
заплакала. Уронила голову на стол и заплпкала. А я как сидел, как
последний дурак и говорил какую-то ерунду как последний дурак - не помню
даже, что именно. Не сразу, но мне удалось ее успокоить, и постепенно я сумел кое-что выяснить. Нет, ее никто не обидел. Нет-нет это совсем не личное дело. И вообще тут никто не виноват просто она не представляла, что не годится для этой работы.
Просто
таким чувствительным дурам, как она, не место там, где... А потом она вдруг
перестала плакать, вытерла глаза, достала зеркальце и стерла следы слез. И
сказала:
- Понимаешь, У нас в медпункте сегодня умер один человек. И еще трое лежат
в реаниматоре. Совсем умер, понимаешь?
- От чего? - спросил я.
- Какая-то авария в энергоблоке. Я не знаю подробностей, да и не до них.
Все четверо получили сверхсмертельную дозу. Пять дней назад. Даже я одна бы
справилась, у меня уже был такой случай на практике. Но у нас не оказалось
Т-лакта. Ни одной дозы. Понимаешь, ни одной дозы на весь Кабенг.
- Что? - я даже не понял сразу, о чем она говорит. Потом вспомнил. Ну
конечно же, Т-лакт. В любой аптечке в любом медпункте. На любом разведочном
зонде, в конце концов. Уж это-то я знал, - Да о чем ты говоришь? Этого же
быть не может!
Она только отрицательно покачала головой в ответ, закусив губы, чтобы снова
не заплакать. Потом с трудом выдавила:
- Мы искали. По всей планете - ни единой дозы.
- Но черт подери, Катя, ведь у вас же есть химики, ведь у вас же, наконец,
должны быть другие средства! Как же так - из-за такой ерунды...
- При чем тут химики, Алеша? Его же в культуре выращивают, не меньше ста
дней надо, восемь последовательных культур. А потом еще очистка. Я же
смотрела. А другие средства... - она только вздохнула и замолчала.
Я тоже замолчал. Потом посмотрел на свой обед. Есть все равно хотелось
зверски, но я знал, что теперь к нему не притронусь. Это какую же дозу надо
получить, чтобы не протянуть в реаниматоре и пяти суток? Я прикинул в уме,
и мне стало не по себе. Получалось, что тут вполне могло и рвануть. Не
рвануло, конечно, и, может быть, не рвануло бы и при гораздо худших
условиях - но такая возможность не исключалась. На Джильберте ничего
подобного не было. Но тут я вспомнил про Скорпион в 32-м. Я высветил
информацию - Катя сидела, уставившись в стол, и моего отрешенного вида не
заметила. На Скорпионе тогда здорово рвануло. Картинки следственной
реконструкции, наслаиваясь на имидж горного озера, выглядели жутко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
характере, знаете, черта такая - лезть не в свое дело.
- Ну и в какое же дело он залез?
- Откуда мне знать? Он передо мной не отчитывался. Но тут фактически
каждый, у кого хоть что-то было не в порядке, так или иначе сталкивался с
Паном. Не идет по расписанию транспорт на третью биостанцию - гром и
молния, транспортников на рею! Ушла пара наших приборов на Гаалу - всех,
кто был в радиусе светового года от места преступления и не
воспрепятствовал оному - к ответу! Ну и прочее в том же духе.
Что ж, это вполне соответствовало тому образу Панкерта, который уже
сложился у меня в голове. Но мало что обьясняло.
- Знаете, Рубаи, - сказал я, - Если честно, то, что вы говорите, звучит
как-то неубедительно. И странно. Что это за разговор такой - сьели?
Неизвестно кто, неизвестно за что, неизвестно как.
- Как - известно.
Я молча посмотрел на него, и он кивнул:
- Да-да, известно. Это же элементарно - если кого-то надо сьесть, способ
всегда найдется. Зацепка есть у всякого. У Панкерта было что-то не в
порядке с допуском, а у нас, вы знаете, режим. Вот и получилось, внезапно,
что работать ему стало невозможно. Смешно сказать, последние полгода ему
только и оставалось, что биофиксаторы для третьей биостанции
модифицировать. Вот он и не выдержал, поругался тут кое с кем, говорят,
напоследок и на Землю. Даже попрощаться не зашел и вещи свои оставил,
записки. Я тут что мог, собрал, отправил с оказией, да не знаю, дошло ли,
- он на некоторое время замолчал, и взгляд его показался мне странным.
Так, будто он ждал от меня каких-то слов - но что я мог сказать ему? Не
говорить же о том, что я прибыл на Кабенг из-за доклада Панкерта. - В
общем, неприятная история, - продолжил он наконец, И самое неприятное в
том, что каждый может в таком же точно положении оказаться - и не с кого
спросить. Некому морду набить, в конце-то концов, - он говорил теперь
злым, резким голосом. И лицо его стало злым и неприятным, - В конце
концов, если покопаться, то каждого можно чем-то прижать.
- Интересно, а чем же можно прижать вас?
Он внимательно посмотрел на меня. Потом опустил глаза.
- Не знаю. И не хочу узнать. Потому что люблю свою работу.
Такой вот разговор у нас получился. Я посмотрел на него, на его злое лицо,
на сжатые кулаки, на рыжую бороду, торчащую в сторону, и вдруг понял, что
знает он, прекрасно знает, чем его можно прижать. И я тоже знал это - пока
не стер записи в своих мнемоблоках. И если бы я не сделал этого, то он
непременно догадался бы о моем знании. Или догадался бы кто-то другой и о
чем-то другом. Прикладная психология - наука точная.
Кто-то так или иначе догадался бы, что я не просто наблюдатель - и что
тогда? Если бы знать, если бы иметь хоть какую-то уверенность в том, что мы
не пугаемся собственной тени...
- А что думает Ваент по поводу ваших изысканий? Я имею в виду
доказательство невозможности синтеза бета-треона.
- Не знаю я, что он думает, - угрюмо ответил Рубаи, - Кто его разберет?
По-моему старик слишком привык к удачам. Это расслабляет. Он все еще
надеется найти решение. Рассчитывает, что Резервуар обеспечит нам отсрочку.
- А кстати, как там дела с Резервуаром?
- Не знаю. Сходите к геофизикам. Вы - наблюдатель, от вас - я так думаю
- скрывать ничего не станут. Или не смогут.
- А от вас что, скрывают?
- Да кто их разберет? - он пожал плечами, - Все тут нервные какие-то.
Неудивительно, раз ничего не получается.
Я немного подумал - для порядка, потому что уже решил, что делать дальше.
Потом сказал:
- Что ж, я тогда, пожалуй, не буду терять времени. К Ваенту зайду позже -
если не улечу с базы. А сейчас воспользуюсь вашим советом.
- Вас проводить? - спросил Рубаи, ставя проектор назад на полку.
- Да нет, спасибо, я найду дорогу. Спасибо за чай, - я встал, оправил
куртку, усмехнулся, - И за сухарик.
- Не стоит, - он улыбнулся не совсем уверенно, волнение еще не прошло, -
Заходите еще. Приятно побеседовать с новым человеком.
Он был мне почти симпатичен, и я улыбнулся ему в ответ, закрывая за собой
дверь. И он, кажется, говорил совершенно искренне. Кроме того момента,
когда речь зашла о том, чем именно можно прижать его. Наверное, он не
ответил бы и на вопросы, зачем и кому это было бы нужно. Но и того, что он
рассказал, было достаточно, чтобы существенно изменить представление об
этом деле. Впрочем, этого следовало ожидать - иначе не имело смысла вообще
заниматься расследованием.
* * *
Но сразу к геофизикам я не пошел. Вдруг вспомнил, что с самого "Лонготора"
ничего не ел, если не считать этого несчастного сухарика у Рубаи, а время
уже близилось к полудню. Есть вдруг захотелось зверски, и я не стал
подавлять голода - за едой можно было обдумать ситуацию, это не было
потерей времени. Я высветил план базы, нашел кафе совсем неподалеку от
лаборатории химиков и двинулся в его сторону.
Базу они отгрохали с размахом, пожалуй, излишним. Хотя если учитывать
перспективу, это и неплохо. В полусотне метров под поверхностью
безжизненного высокогорного плато разместились под защитой внешней оболочки
химическая и геофизическая лаборатории, вспомогательные производства,
склады, жилые помещения и служба управления. Несколько тоннелей связывало
базу с вынесенными на всякий случай на несколько километров в сторону
транспортным и энергетическим блоками, и на поверхности оставались лишь
площадка для планетарного транспорта и павильон над шахтой для приема
капсул. Обычная мера безопасности для защиты среды от воздействия человека
и защиты человека от воздействия среды. Надежная, проверенная столетиями
система. Которая не сработала на Джильберте.
В кафе почти все места оказались занятыми, и я с трудом отыскал свободное.
Отгрохали такую базу, а поесть спокойно негде, с раздражением думал я,
пробираясь между серыми тенями имиджей, закрывавших занятые столики, к
голубому огоньку, горевшему над свободным местом. Но раздражение мое
улетучилось почти мгновенно, потому что напротив сидела Катя Рыленко и с
изумлением смотрела на меня.
- Добрый день, Катя, - сказал я, усаживаясь, - Вот уж не ожидал тебя
здесь встретить.
- Ты? - сказала она, - И в этой форме?
- А по-моему, мне идет, - я оправил куртку, сдул с левого плеча невидимую
пылинку, - По крайней мере, так говорят все мои знакомые.
- Они тебе льстят.
- Тоже неплохо. Значит я этого заслуживаю, - я вдруг заметил, что
улыбаюсь. Улыбаюсь не от того, что играю роль, не от того, что пришло время
улыбнуться. А просто потому, что мне вдруг стало хорошо. Или почти хорошо.
- Взбучки ты заслуживаешь? Куда ты пропал?
- Я три года провел в плену у мохнатых спрутов планеты Гираш. Они кормили
меня сушеными лягушками и грозились выкрасить с ног до головы зеленкой,
если я напишу тебе хоть строчку.
- Несчастный. Рисковать, конечно, не стоило, - она не удержалась и слабо
улыбнулась, - Ну а здесь что ты делаешь?
- Тс-с-с, - прижал я палец к губам, Секретная инспекция от
Галактического упавления питания. Проверяю качество кухонь, - я бросил
взгляд на панель справа, - АКМ-16Д. Поступили сведения, что некоторые
экземпляры очень плохо готовят сушеных лягушек. Но этого никто не должен
знать, иначе мне крышка. За мной уже охотятся.
- Да ну тебя, - она, наконец, засмеялась, - Только аппетит испортишь, -
правда, судя по тому, что она заказала, аппетита у нее и так не было. Да и
смех быстро оборвался - так, будто она вспомнила о чем-то, что не
допускало смеха, - Ты давно прибыл?
- Утром. И с тех пор ничего не ел. Кроме одного сухарика домашнего
приготовления.
- Тогда ешь, не буду мешать. Только не заказывай при мне сушеных лягушек.
- Мне просто смешно, - сказал я, делая заказ, - Ты выглядишь так
аппетитно, что рядом с тобой можно обойтись без первого.
- Ну уж нет, на первое я не согласна, - она снова улыбнулась, но улыбка
быстро погасла.
- Тогда на десерт, - сказал я по-прежнему весело и беспечно. Но это было
уже игрой, я снова перестал быть самим собой, снова вошел в роль. И только
внешне был совершенно беспечен и рад встрече. Но мозг уже работал, я уже
знал, что ее не было в списках персонала на Кабенге, и мнемоблоки тут же
подтвердили это знание. И сразу же на душе снова стало тревожно и холодно.
- А ты здесь давно? - спросил я.
- Уже полгода.
- Ну и как - нравится?
Она еще больше погрустнела, опустила глаза. Сказала тихо, не глядя на меня.
- В общем, неплохо. Хотя как-то непривычно временами. На практике все
казалось значительно проще. И не думалось, что бывает ... вот так.
- Ну, сравнила, - мы познакомились с ней как раз во время этой практики,
что у них была после третьего, кажется, курса. Я был в отпуске на Сигре-4,
немного расшибся во время перехода через перевал Свена и попал в клинику
как раз тогда, когда там работали практиканты. Потом мы довольно часто
встречались и на Земле - но только до Джильберты, - А ты работаешь здесь,
на базе, или на одной из станций?
- На базе, конечно. Для работы на станциях нужно не меньше года стажа.
- Ну тогда понятно, чем ты недовольна, - кухня, наконец, выдала мой
заказ, и я набросился на еду, - Работы, наверное, очень много. То палец
кто порежет, а через неделю, глядишь, поступит больной с ушибом колена.
- Если бы так, - она тяжело вздохнула, опустила глаза, невидящим взглядом
уставилась в стол перед собой, - Если бы так...
Я на мгновение застыл. Затем, не донеся ложку до рта, опустил ее обратно в
тарелку. И улыбка исчезла с лица совершенно естественным образом, вовремя
и к месту, я даже не подумал о том, что пора перестать улыбаться. В эти
минуты я вдруг снова перестал играть роль, вновь стал самим собой, я
позабыл даже о том, кем и для чего я сюда послан - потому что вдруг понял,
что ей очень плохо. Мы были с ней вдвоем за столиком, и имидж был включен
на полную катушку, так что нас все равно никто не мог видеть, и мы никого
не видели только пустынную террасу на берегу какого-то дурацкого горного
озера, в водах которого, как и положено, отражались заснеженные вершины -
так что не было смысла играть ка кую-то роль. Она бы все равно ничего не
заметила и не запомнила, даже если бы я начал писать от руки протокол
допроса - а больше никто и никак не мог бы уследить за мной. Но уже потом,
позже, вспоминая и анализируя этот наш разговор, я понял, что, оставаясь и
здесь профессионалом, я избрал наилучшую форму маскировки - я был самим
собой.
- У... у тебя что-то случилось, Катя? - спросил я, и она вдруг
заплакала. Уронила голову на стол и заплпкала. А я как сидел, как
последний дурак и говорил какую-то ерунду как последний дурак - не помню
даже, что именно. Не сразу, но мне удалось ее успокоить, и постепенно я сумел кое-что выяснить. Нет, ее никто не обидел. Нет-нет это совсем не личное дело. И вообще тут никто не виноват просто она не представляла, что не годится для этой работы.
Просто
таким чувствительным дурам, как она, не место там, где... А потом она вдруг
перестала плакать, вытерла глаза, достала зеркальце и стерла следы слез. И
сказала:
- Понимаешь, У нас в медпункте сегодня умер один человек. И еще трое лежат
в реаниматоре. Совсем умер, понимаешь?
- От чего? - спросил я.
- Какая-то авария в энергоблоке. Я не знаю подробностей, да и не до них.
Все четверо получили сверхсмертельную дозу. Пять дней назад. Даже я одна бы
справилась, у меня уже был такой случай на практике. Но у нас не оказалось
Т-лакта. Ни одной дозы. Понимаешь, ни одной дозы на весь Кабенг.
- Что? - я даже не понял сразу, о чем она говорит. Потом вспомнил. Ну
конечно же, Т-лакт. В любой аптечке в любом медпункте. На любом разведочном
зонде, в конце концов. Уж это-то я знал, - Да о чем ты говоришь? Этого же
быть не может!
Она только отрицательно покачала головой в ответ, закусив губы, чтобы снова
не заплакать. Потом с трудом выдавила:
- Мы искали. По всей планете - ни единой дозы.
- Но черт подери, Катя, ведь у вас же есть химики, ведь у вас же, наконец,
должны быть другие средства! Как же так - из-за такой ерунды...
- При чем тут химики, Алеша? Его же в культуре выращивают, не меньше ста
дней надо, восемь последовательных культур. А потом еще очистка. Я же
смотрела. А другие средства... - она только вздохнула и замолчала.
Я тоже замолчал. Потом посмотрел на свой обед. Есть все равно хотелось
зверски, но я знал, что теперь к нему не притронусь. Это какую же дозу надо
получить, чтобы не протянуть в реаниматоре и пяти суток? Я прикинул в уме,
и мне стало не по себе. Получалось, что тут вполне могло и рвануть. Не
рвануло, конечно, и, может быть, не рвануло бы и при гораздо худших
условиях - но такая возможность не исключалась. На Джильберте ничего
подобного не было. Но тут я вспомнил про Скорпион в 32-м. Я высветил
информацию - Катя сидела, уставившись в стол, и моего отрешенного вида не
заметила. На Скорпионе тогда здорово рвануло. Картинки следственной
реконструкции, наслаиваясь на имидж горного озера, выглядели жутко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28