Уже давно, с тех самых пор, как
погибло здесь двое сотрудников, ничего серьезного у нас не случалось.
Вплоть до вашей сегодняшней неудачной попытки самоубийства.
- Ничего серьезного, говорите? Тогда вас действительно необходимо
инспектировать - уж слишком вы выделяетесь на общем фоне.
- Хм, мне как-то это не приходило в голову, - Ронкетти усмехнулся, -
Неужели мы так хорошо смотримся со стороны?
- Со стороны все здесь хорошо смотрятся. Пока не станешь вникать в их
дела глубже, все смотрятся просто прекрасно. Если не считать, конечно,
того, что выполнение проекта близко к срыву, - я повернулся, налил
себе полстакана воды и выпил маленькими глотками. Но неприятный вкус
во рту сохранился, - Со стороны даже на Каланде дела идут прекрасно.
Но я бы очень удивился после всего, что успел увидеть, если бы у вас
тут все на самом деле оказалось в порядке.
- Вы что же, хотите, чтобы я сам покаялся в грехах? Так вас следует
понимать?
- Да нет, это, пожалуй, уже ни к чему. Просто поясните для начала, как
именно попадает бета-треон в атмосферу?
- Фильтры несовершенны, - Ронкетти улыбнулся одними губами и
выжидательно посмотрел на меня. Наверное, наверняка даже, за этим его
ответом стояло нечто большее, чем просто констатация факта. И он ждал
неизбежного следующего вопроса, ответ на который был уже заранее
заготовлен. Но мне не хотелось ни о чем думать и ни о чем
догадываться, мысли, как парализованные, едва ворочались в голове.
Единственное, о чем я думал, не мог не думать, права не имел не думать
- это о том, как мне вырваться отсюда, под каким благовидным
предлогом вынудить его дать мне вездеход или флаер и отпустить меня на
все четыре стороны. Но предлога пока не находилось, и надо было
продолжать играть свою роль - роль простого наблюдателя,
дослужившегося лишь до звания инспектора третьего ранга. С трудом я
сосредоточился - это потребовало почти физических усилий, так, будто
пришлось мне поднимать огромную тяжесть - привел мысли в порядок и
задал-таки тот вопрос, которого он ждал:
- Раз несовершенны фильтры, то почему же здесь нет жизни?
Он ответил не сразу. Отвел глаза, поиграл пальцами по сенсорной
панели, высветив зачем-то общие сообщения по базе. Потом сказал:
- Знаете, инспектор, что меня больше всего удивляет? Больше всего меня
удивляет то, что вы первый, кто задал мне этот вопрос.
Он встал, подошел к стене и, включив круговую проекцию, стал задумчиво
смотреть на окружавший нас ландшафт. Солнце все еще стояло почти в
зените, не отбрасывая ни единой тени, вершины ближних барханов,
заслонявших горизонт, слегка курились мелким песком, и ничего живого
не было вокруг. Я не сразу понял, что это не было проекцией
окрестностей биостанции - только когда осмотрелся по сторонам и не
увидел ни пластиформрвых дорожек, ни резервного купола. Видимо, это
был вид, даваемый монитором, установленным где-то в пустыне, и
безжизненная эта картина мгновенно повергла меня в жуткую тоску. Хотя,
казалось бы, куда уж дальше тосковать мне, который знал теперь все и
который совершал поступки, расплатиться за которые вряд ли удасться
даже ценой жизни? Куда уж дальше тосковать?
- Так почему же все-таки здесь нет жизни? - снова спросил я, чтобы
хоть как-то отвлечься.
- Только потому, - ответил Ронкетти не поворачиваясь, - Что мы
постоянно обрабатываем все вокруг биофиксатором. Только потому,
инспектор, только потому, - он выключил проекцию так же внезапно, как
и включил, резко повернулся ко мне, - То, что вы только что видели,
еще полгода назад было покрыто лесом. Нормальным живым лесом, вы
понимаете? И нам, которые пришли сюда только для того, чтобы изучать
этот лес, изучать это чудо, равного которому я не видел, уж можете мне
поверить - нам пришлось убить его.
- Почему? - спросил я. Вопрос вырвался машинально. Я не хотел вникать
во все это, мне не было теперь дела до всего этого, но мозг мой
работал почти инстинктивно, и я почти неосознанно откопал в
мнемоблоках необходимые данные. Вот уже год, как добыча бета-треона на
третьей биостанции держалась на постоянном уровне - зачем было
расширять участки добычи?
- Почему? Да просто потому, инспектор, что старые источники уже не
дают больше бета-треона. Они иссякли после того, как мы уничтожили
жизнь вокруг них, и нам постоянно приходится наступать и наступать все
дальше на лес. Но никого там, - он кивнул наверх, - это все не
волнует. Они озабочены только тем, чтобы мы давали бета-треон, никто
не интересуется ценой, которую за это приходится платить, - он снова
сел на место, мрачный и какой-то нахохленный.
- А вы сообщали об этом?
- Сообщал. Да что толку сообщать - будто они и так не знают? Отчеты
готовим - ежемесячные, ежеквартальные, ежегодные. Научную работу даже
будто бы ведем. Научная работа называется - разрабатываем новые
модификации биофиксаторов после того, как старые перестают
действовать. Слово-то какое выдумали - биофиксатор. Отрава, самая
обыкновенная отрава. Самих же себя обманываем. И это еще называется
биостанция. Тьфу!
- А зачем вам вообще он потребовался, биофиксатор этот?
Он посмотрел на меня как на младенца. Вздохнул. И молча, без
комментариев показал, что происходит с фильтром, поставленным для
получения бета-треона из источника, если вокруг источника сохранилась
жизнь. Это впечатляло. Я, в общем, знал, что организмы Кабенга
способны на многое, но такой эффективности и слаженности в устранении
помехи как-то не ожидал. Всего три-четыре часа, и фильтр, защищенный
керамитовой оболочкой, без следа растворялся в луже едкой слизи,
выделяемой, казалось, всеми окружавшими источник организмами. Через
сутки все выглядело так, будто фильтра никогда не существовало.
- Вот так мы тут и работаем, - сказал Ронкетти после продолжительного
молчания, - И по отчетам у нас все в порядке. Как и у остальных.
Только вот этот порядок скоро нам боком выйдет, - я ничего не ответил
и он после некоторого молчания спросил, - А как дела на Туруу,
инспектор?
- Что вы имеете в виду?
- Когда они достигнут Резервуара?
- Говорят, что со дня на день.
- Ну это они уже полгода как говорят, - сказал он с досадой, - А как
по-вашему, долго еще?
- Я же не специалист. И я был там совсем недолго. Вы, наверное, лучше
меня способны разобраться в ситуации.
- Я-то способен, да у меня с тех пор, как ввели режим А, нет доступа к
их информации. Ну да ладно, не о том речь. Я вот о чем хочу вас...
попросить, что ли. Вы ведь, я слышал, скоро улетаете. Так вот, когда
вы там, наверху будете докладывать о положении дел на Кабенге, скажите
вы им, что еще месяц, максимум два - и нашу биостанцию придется
эвакуировать. И я не уверен в том, что это не придется сделать раньше.
Я вообще ни в чем уже не уверен - даже в том, удасться ли нам отсюда
выбраться?
- У вас что, есть основания так думать? - спросил я, разом собравшись.
Я почему-то совсем не удивился тому, что здесь тоже, как и на Туруу,
как и на Каланде надвигалась катастрофа. Подсознательно, несомненно, я
ждал этого.
- Основания? Да, у меня есть основания. Больше, чем достаточно. Если
бы бета-треон пошел на Туруу сегодня, я немедленно отдал бы
распоряжение о начале эвакуации. И я так и так отдам это распоряжение
через месяц или два, в зависимости от ситуации и независимо от того,
пойдет ли бета-треон из скважин на Туруу или нет. Но я хочу, чтобы
наверху знали об этом.
Он был совершенно спокоен. Так, будто говорил о чем-то обыденном.
Наверное, потому, что для него необходимость эвакуации давно уже стала
реальностью. Только я-то еще не понимал, чем она вызвана, эта
необходимость, какая может быть у нее причина - здесь, среди пустыни,
далеко от всякой жизни, далеко от всего, что может вызвать катастрофу.
Я знал только одно - Ронкетти не был паникером. Иначе он никогда не
стал бы руководить людьми. Он не был паникером и доказал это в прошлом
не раз. Я и без помощи мнемоблоков помнил о той операции в Среднегорье
на Глайде, которую он провел в тридцать девятом - она поразила меня
еще тогда, когда я изучал личные дела руководителей на Кабенге.
Ронкетти был человеком, который смог бы работать у Зигмунда.
Значит, опасность была реальной.
Опасность была реальной, но это мало что меняло в моем понимании того,
что мне следует делать - только осложняло дальнейшие действия. Как и
утром, во время разговора с Графом, я был во власти предубеждений, я
считал, что мне известна истина, и то новое, что я узнал за прошедшие
часы, лишь подтверждает ее. Если бы я остановился и задумался тогда,
все еще могло бы пойти по-другому. Но сожалеть о чем-то уже поздно.
- Что изменится, если о вашем решении эвакуировать биостанцию узнают в
Академии? - спросил я.
- Что изменится? - он ненадолго задумался, - Не знаю. Но кое-что,
несомненно, должно измениться. Во всяком случае, хуже не будет. Потому
что сейчас, инспектор, у меня такое ощущение, что все мои тревожные
предупреждения - это глас вопиющего в пустыне. Не далеко от истины,
учитывая наше местоположение, - усмехнулся он, - Я доказываю в
каждом своем отчете нарастание опасности, но не получаю никакого
подтверждения того, что руководство знает об этом. Они знают, конечно,
мы тут не в полном отрыве от базы живем. И оттуда люди прилетают, и
сам я на базе регулярно бываю. Говорил я обо всем этом и с начальником
базы, дважды говорил. Правда, давно это уже было, с тех пор ситуация
еще больше обострилась. Но они все это знают. И тем не менее по
документам, по распоряжениям, которые мы получаем, этого не видно! А
мы, как и все остальные, обязаны выполнять распоряжения, мы не можем
не выполнять их, иначе вся работа пойдет к черту. Вам, как инспектору,
это должно быть понятно не хуже, чем мне.
- Может, вы все-таки обьясните, в чем состоит опасность? - удалось,
наконец, спросить мне.
- Обьясню, инспектор. Несомненно, - ответил он.
И рассказал мне все. Сжато и толково. Так, что не осталось никаких
сомнений. Здесь действительно было очень опасно. Возможно, даже
гораздо опаснее, чем на Туруу, где вот-вот мог последовать
катастрофический толчок. То, что происходило на третьей биостанции,
подтверждало худшие из опасений Бланга - Ронкетти между делом
посвятил меня в основы теории строения Кабенга, которую Бланга
разработал за последние годы. Теория эта прекрасно вписывалась в рамки
давно уже известных концепций, гласящих, что любая биосфера есть
единый сверхорганизм с единым обменом веществ, определеным образом
реагирующий на внешние воздействия. Это, в общем-то, бесспорные
истины, но до сих пор практическая ценность таких концепций была
невелика - они обьясняли то, что уже известно, но не давали
практически ценных предсказаний.
До тех пор, пока люди не занялись Кабенгом.
Здесь все обьяснялось в рамках теории Бланга. И особенности
взаимодействия организмов Кабенга. И особенности внутреннего строения
планеты. И единая для всех живых организмов система поставки
бета-треона, который синтезировался какими-то неизвестными еще нам
организмами где-то глубоко под землей. И происшедшие за последнее
время изменения в климате планеты.
И конечно же концепция Бланга обьясняла, кто же такие онгерриты.
Прежде всего она обьясняла именно это. И говорила о том, чего же нам
следует ждать от онгерритов в самом ближайшем будущем.
Концепция Бланга обьясняла все. Все факты, которые были накоплены. И
давала предсказания - такие, что не оставалось у меня больше никакой
надежды на возможность благополучного исхода. Кабенг сегодня был
бомбой, детонатор которой находился во власти нашего противника. Все,
что ни делали здесь до сих пор люди, вело к катастрофе. И самое
страшное - страшное в своей нелепости - состояло в том, что каждый
из них считал, будто он поступает единственно правильным образом перед
лицом наступающей угрозы. По сути дела каждый из работавших здесь
оказался один на один с грозными симптомами надвигающейся беды, каждый
видел лишь свою часть этого грядущего ужаса и по-своему пытался
предотвратить его, не понимая, что лишь ухудшает своими действиями
общее положение. И не было над ним никого, кто сумел бы разглядеть
беду.
И я тоже не был таким человеком. Мне только казалось, что я видел
больше других и дальше других. Возможно, я сумел бы понять свою
ошибку, если бы мне дали время на это. Но что толку сожалеть о том,
чего не было? Я не успел ни о чем подумать.
Дверь отьехала в сторону, и на пороге встал, опираясь на косяк,
здоровенный верзила, одетый в защитную форму, весь взмыленный, со
шлемом в левой руке. Он тяжело дышал и с удивлением смотрел на меня -
видимо, не ожидал застать в кабинете постороннего. Потом перевел
взгляд на начальника и выдохнул:
- Беда, шеф. Прорыв в девятнадцатом секторе.
Все получалось слишком просто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28