Нервная, да, это бывает… А ты мне назови такую работу, которая была бы не нервной. — Ромтин угрюмо молчал. — И вообще, знаешь, у кого работа — самая тяжелая?
— Ну?
— У «Красной Шапочки» в метро…
— Какой еще «Красной Шапочки»? — не понял Ромтин.
— Так называют дежурных по эскалатору, — терпеливо пояснил Гульченко. — Есть такая должность в подземке. Сидит женщина в будке размером меньше дачного туалета у подножия эскалатора и следит за тем, как люди едут… Вверх-вниз. Вниз-вверх. И так — по восемь часов в день. Ни отойти лишний раз с рабочего места нельзя, ни книжку почитать, ни плеер через наушники послушать… Представляешь?
Ромтин неопределенно мотнул головой.
Ничего он не представляет, дубина, подумал Гульченко. Да он, наверное, и в метро-то ни разу в жизни не был. У них же здесь весь городской транспорт — только автобусы да такси.
— Это все хорошо, — сказал вдруг Ромтин. — Только куда мы едем-то сейчас, командир?
Гульченко чертыхнулся.
Достал комп-нот, воткнул соединительный штекер в аккумуляторное гнездо рядом с прикуривателем. Батареи были изношенные, и заряд их следовало экономить для тех случаев, когда рядом не окажется розетки электросети.
Экран выдал стандартную картинку меню.
Гульченко запустил комп-связь, просмотрел сообщение от Кратова и ругнулся еще раз, теперь уже нецензурно.
— Че там? — спросил Ромтин, не отрывая взгляда от дороги.
— Наколол меня Генрихович! — сообщил Гульченко. — Сказал, что тормозинских носителей всего трое, а оказывается, их — пять. И все живут в разных концах города!
— Бывает, — хмыкнул Ромтин. — С кого начнем? С наших или с Витькиных?
Гульченко пробежал взглядом по адресам. Потом вывел на экран электронную карту города и сделал привязку. На карте обозначилась вычурная фигура, наверняка не имеющая названия в геометрии.
— Мы где сейчас? — спросил Гульченко и, когда Ромтин назвал их местонахождение, распорядился: — Что ж, ближе всех вот этот пацан. Улица Акробатическая, дом восемнадцать, квартира сорок три.
Ромтин издал странный горловой звук.
— Ты чего? — покосился на него Гульченко.
— Какая-какая квартира? — спросил Ромтин.
— Сорок третья, — недоуменно повторил Гульченко.
— А фамилия его как? Не Пихто случайно?
— Пихто, — подтвердил Гульченко. — Дмитрий… А ты что — знаешь его?
Ромтин повернул к нему свое лицо, и Гульченко впервые увидел, как у его напарника дрожат губы.
— Еще б мне не знать! — сказал глухо Ромтин. — Это ж мой племянник. Сын сестры Светки то есть…
— Ну и что? — спросил Гульченко, швыряя окурок в окно. — В чем проблема-то?
— То есть как это — что? — удивился Ромтин. — По-твоему, Светка не знает, где я работаю? С ней наш номер с переодеванием в униформу врачей не пройдет!..
— Ну ладно, — сказал Гульченко. — Посидишь внизу в машине… Я как-нибудь сам управлюсь.
Ромтин вытер пот со лба, хотя в машине было не жарко.
— Да в конце концов не в этом дело! — сказал он…— Боюсь я: а что, если Димка окажется из этих… «невозвращенцев»? Светка же потом с ума сойдет! Да и я… Я ж его, Димку, тоже люблю как родного!..
— Ну и что ты предлагаешь? — осведомился Гульченко. — Не трогать твоего племянничка, а в списке против его фамилии поставить галочку? А если завтра нам попадется сын твоего лучшего друга? А послезавтра — твоя собственная дочка? Так и будем втирать очки начальству, да? А для чего мы работаем — ты забыл? По-твоему, это начальству надо спасти планету от теракта? А нас это не касается, потому что мы — люди маленькие, и нам благополучие наших родных и близких дороже безопасности всего человечества? И потом, с чего ты взял, что твой Димка станет тем самым исключением, на долю которого приходится каких-то несчастных два процента от общего числа?
Ромтин смущенно кашлянул:
— Да нет, Володь, ты меня не так понял… Я ж не против… Все — так все, это правильно… А дочка моя, кстати, под проверку не подпадает, Володь. Она ж у меня на год позже родилась…
— Ну а если бы она тоже числилась среди потенциальных носителей, что тогда? — устало поинтересовался Гульченко. — Небось ты бьг постарался всячески отмазать ее от проверки, верно? — Ромтин лишь молча поежился. — Ну вот, видишь… А мы еше удивляемся, почему люди вставляют нам палки в колеса! Если уж сами мы…
Не договорив, он махнул рукой. Некоторое время они ехали молча. Ромтин первым нарушил тишину.
— Слушай, Володь, — сказал он. — Вот ты — человек столичный… и приближенный к руководству, наверное… Может, ты в курсе, почему мы действуем тайно, как какие-то бандиты или шпионы? Разве нельзя было сразу объявить народу: так и так, мол, граждане, имейте сознательность, помогите отыскать опасного преступника, который угрожает отправить вас всех на тот свет?.. Думаешь, народ бы не понял?
Гульченко пожал плечами:
— Может, и понял бы… — после паузы сказал он. — Только ты не учитываешь последствий.
— Каких последствий?
— А ты представь, что в один прекрасный день мы все-таки наткнемся на этого гада, засевшего в ком-то из носителей… ну, может быть, не обязательно мы, а кто-то из наших… Допустим, что нам удастся расколоть его на признание и вовремя обезвредить ту хреновину, которую он где-то заложил… А дальше что? Приборчик-то, которым мы пользовались, уже не останется без дела. Только потом его будем применять не мы, а какие-нибудь специальные органы, которые обязательно будут созданы. И не с целью поиска преступников, а для реинкарнации выдающихся личностей, позарез нужных человечеству. И тогда получится, что кому-то станет можно жить по несколько жизней, а кому-то — всего одну, да и ту — в таких жалких условиях, что ее и жизнью-то назвать нельзя… Будет ли терпеть это народ?
— Будет, — сказал уверенно Ромтин. — А куда он денется? Вон сейчас медицина чего только не добилась: и сердце пересаживают, и рак в запущенной стадии лечат… Я где-то читал, что даже искусственные конечности насобачились изготовлять один в один, не отличишь от настоящих… А кому эти операции доступны? Простым смертным, что ли? Все знают, что им это не по зубам, — и ничего… Мрут, как мухи, и молчат. Так же и с реинкарнацией будет…
О-хо-хо, подумал Гульченко. Какой тяжелый случай социальной наивности мне сегодня попался.
— Далеко еще нам? — спросил он, чтобы перевести разговор на другое.
— На следующем перекрестке — направо, дом будет третий от угла, — неохотно сказал Ромтин.
Гульченко протянул руку к заднему сиденью и вытащил из большой сумки маскировочное облачение: белый халат и шапочку с красным крестом.
— К самому подъезду машину не ставь, — попросил он. — А то бывают умники: увидят, как из машины человек в белом халате выходит, и детей прячут…
— Светка не такая, — заявил Ромтин.
Но все-таки высадил Гульченко, не подъезжая к дому.
Когда Владимир уже открыл дверцу, Ромтин дрогнувшим голосом вдруг попросил:
— Володь, только ты… в общем, если с Димкой будет что-то неладно, вызывай меня. Один ты с моей сеструхой не управишься: она, когда злится, сама себя не помнит…
— Не переживай, — хлопнул его по плечу Гульченко. — Все будет нормально.
Однако, уже поднимаясь в лифте он на всякий случай снял с предохранителя парализатор.
* * *
Вернулся Гульченко довольно быстро. Но Ромтину эти минуты показались вечностью. Он успел выкурить полпачки сигарет, представляя самый страшный исход проверки Димки.
Что, если именно в его племяннике будет обнаружено сознание главаря «Спирали»?.. Изуродуют же парнишку потом на допросах, сделают инвалидом на всю жизнь!..
— Ну как? — спросил он, едва щелкнул замок дверцы. Гульченко неторопливо сел в машину, аккуратно закрыл за собой дверцу и только после этого сказал будничным голосом:
— Все нормально. Мальчик — чистый.
— Ф-фу! — выдохнул Ромтин с облегчением. — А Светка как себя вела?
— Вполне прилично, — сообщил Гульченко. — Даже чаю предлагала… с клубничным вареньем…
В его словах был какой-то скверно пахнущий подтекст, но Ромтин не стал придираться.
— Она у меня такая! — с гордостью сказал он. — Гостеприимная баба! И мужик у нее — тоже, кстати, Володя, — мировой парень… Жалко, что его дома не было, а то бы он тебе не чаю, а чего-нибудь покрепче предложил…
Гульченко мысленно усмехнулся.
«Мировой парень» как раз был дома. И, в отличие от своей супруги, проявил полное нежелание пускать на порог «какого-то хмыря в белом халате», пусть он будет хоть главным врачом всего Сообщества. «Мы врачей не вызывали! — орал, надсаживаясь, он. — И ребенка своего я вам, сволочам, не отдам! Даже с санкции прокурора!»
Чтобы сломить сопротивление негостеприимного хозяина, Гульченко пришлось прибегнуть к парализатору. И, видимо, в этот момент «раскрутчик» был так страшен, что сестра Ромтина испугалась и безропотно разрешила «осветить» фонариком своего Димку…
Не слушая своего напарника, у которого, видимо, нервная разрядка проявлялась в безудержной болтовне, Гульченко вывел на экран комп-нота список носителей и стал аккуратно заполнять напротив фамилии Пихто графу «Сведения о ноо-матрице».
— Ну и кто там у него был? — вдруг осведомился Ромтин.
— В смысле? — не понял Гульченко.
— Я имею в виду, у Димки… Кто в нем сидел!
— А какая разница? — пожал плечами Гульченко.
— Да так, — смутился Ромтин. — Интересно же… Недавно мой старший сын одну компьютерную игрушку приобрел. «Электронный гороскоп» называется… Знаешь такую? Правда, это не совсем игрушка… Вводишь свою дату рождения, и программа автоматом выдает тебе все сведения о твоем характере, возможной судьбе, чего тебе больше всего следует бояться и о прочей ерунде… Но есть там и раздел «Прошлые жизни». Я из любопытства к себе примерил, так там такое оказалось — волосы на голове шевелятся!.. Оказывается, я был и палачом в Средние века во Франции, и аборигенкой в какой-то Бушмании в девятнадцатом веке, и испанским королем даже!..
— Ну, твоему племяннику в этом плане не повезло, — усмехнулся Гульченко. — Ни палачей, ни королей… Дорожный рабочий ему попался, из Интервиля. Лорент Василий Яковлевич, пятьдесят пять лет…
— Да-а? — с некоторым разочарованием протянул Ромтин. — А как его угораздило богу душу отдать?
— Глупее не придумаешь, — махнул рукой Гульченко. — Вернулся домой из вечерней смены, поел и лег спать. А под окном какой-то молодняк сходку устроил. С музыкой на весь двор, дикими воплями и битьем пустых бутылок… Ну, Василий и выглянул в окно урезонить хулиганов. А кто-то из них возьми да и запусти в него еще не разбитой бутылкой. И прямо в темечко…
— Ты его проверил по базе данных?..
— Еще там, в квартире. Все сошлось… Ладно, поехали дальше, напарник. Треугольный проспект, двадцать один, квартира пять… Надеюсь, этот-то адрес тебе ничего не говорит?
* * *
Пока ехали на Треугольный, Гульченко пришлось испытать небольшой стресс. Ничего профессионального. Небольшая разборка с женой. На этот раз — по средствам связи в виде коммуникатора. Оказывается, эта стерва позвонила не для того, чтобы помириться после вчерашнего. Наоборот, она усиливала прессинг и закручивала гайки. Причем под весьма уважительным предлогом. «Ты когда зарплату получаешь?» — спросила она. «Будто не знаешь, — буркнул Гульченко. — Пора бы уже за двадцать лет выучить наизусть…» «А ты мне не хами! — раздалось в трубке так, что пришлось ее прижать к уху, рискуя раздавить ушную раковину, чтобы Ромтин не слышал, как муштруют его напарника. — Мало того, что ничего по дому не делаешь, так еще и деньги не носишь!.. А детям, между прочим, надо обуваться-одеваться!.. У Витюши ботинки на ладан дышат, а Машеньке в лицее сказали, что если она завтра не принесет плату за два месяца, то может вообще не приходить больше!..» «Постой, постой, — ошеломленный таким напором, пробормотал Гульченко. — Мы же две недели назад ликвидировали все долги за лицей». — «А у них новые правила! — выкрикнула жена. — И деньги они теперь берут за два месяца вперед!.. В общем, так: без денег сегодня домой не приходи! Ты все понял?» И, прежде чем Гульченко успел что-либо сказать, бросила трубку.
До зарплаты оставалось несколько дней. Самое паршивое время для того, чтобы занимать деньги у товарищей по работе. Значит, остается два варианта: либо ограбить банк… с особым цинизмом, при исполнении служебных обязанностей, либо звонить в лицей и упрашивать директрису, эту мымру с замашками английской королевы, отложить исполнение угрозы хотя бы до следующего понедельника. Лицей был престижным, засунуть туда Машку стоило в свое время массу времени, денег и нервов, и поэтому терять его не хотелось. Витюшка-то перебьется… в крайнем случае заклею ему туфли каким-нибудь суперклеем…
Настроение было безнадежно испорчено.
А Ромтин пел. Гнусавил себе под нос что-то своим сиплым голосом, которым только малышей пугать по ночам. И настроение у него, чувствуется, было превосходное.
— Слышь, напарник, — неожиданно для себя сказал Гульченко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
— Ну?
— У «Красной Шапочки» в метро…
— Какой еще «Красной Шапочки»? — не понял Ромтин.
— Так называют дежурных по эскалатору, — терпеливо пояснил Гульченко. — Есть такая должность в подземке. Сидит женщина в будке размером меньше дачного туалета у подножия эскалатора и следит за тем, как люди едут… Вверх-вниз. Вниз-вверх. И так — по восемь часов в день. Ни отойти лишний раз с рабочего места нельзя, ни книжку почитать, ни плеер через наушники послушать… Представляешь?
Ромтин неопределенно мотнул головой.
Ничего он не представляет, дубина, подумал Гульченко. Да он, наверное, и в метро-то ни разу в жизни не был. У них же здесь весь городской транспорт — только автобусы да такси.
— Это все хорошо, — сказал вдруг Ромтин. — Только куда мы едем-то сейчас, командир?
Гульченко чертыхнулся.
Достал комп-нот, воткнул соединительный штекер в аккумуляторное гнездо рядом с прикуривателем. Батареи были изношенные, и заряд их следовало экономить для тех случаев, когда рядом не окажется розетки электросети.
Экран выдал стандартную картинку меню.
Гульченко запустил комп-связь, просмотрел сообщение от Кратова и ругнулся еще раз, теперь уже нецензурно.
— Че там? — спросил Ромтин, не отрывая взгляда от дороги.
— Наколол меня Генрихович! — сообщил Гульченко. — Сказал, что тормозинских носителей всего трое, а оказывается, их — пять. И все живут в разных концах города!
— Бывает, — хмыкнул Ромтин. — С кого начнем? С наших или с Витькиных?
Гульченко пробежал взглядом по адресам. Потом вывел на экран электронную карту города и сделал привязку. На карте обозначилась вычурная фигура, наверняка не имеющая названия в геометрии.
— Мы где сейчас? — спросил Гульченко и, когда Ромтин назвал их местонахождение, распорядился: — Что ж, ближе всех вот этот пацан. Улица Акробатическая, дом восемнадцать, квартира сорок три.
Ромтин издал странный горловой звук.
— Ты чего? — покосился на него Гульченко.
— Какая-какая квартира? — спросил Ромтин.
— Сорок третья, — недоуменно повторил Гульченко.
— А фамилия его как? Не Пихто случайно?
— Пихто, — подтвердил Гульченко. — Дмитрий… А ты что — знаешь его?
Ромтин повернул к нему свое лицо, и Гульченко впервые увидел, как у его напарника дрожат губы.
— Еще б мне не знать! — сказал глухо Ромтин. — Это ж мой племянник. Сын сестры Светки то есть…
— Ну и что? — спросил Гульченко, швыряя окурок в окно. — В чем проблема-то?
— То есть как это — что? — удивился Ромтин. — По-твоему, Светка не знает, где я работаю? С ней наш номер с переодеванием в униформу врачей не пройдет!..
— Ну ладно, — сказал Гульченко. — Посидишь внизу в машине… Я как-нибудь сам управлюсь.
Ромтин вытер пот со лба, хотя в машине было не жарко.
— Да в конце концов не в этом дело! — сказал он…— Боюсь я: а что, если Димка окажется из этих… «невозвращенцев»? Светка же потом с ума сойдет! Да и я… Я ж его, Димку, тоже люблю как родного!..
— Ну и что ты предлагаешь? — осведомился Гульченко. — Не трогать твоего племянничка, а в списке против его фамилии поставить галочку? А если завтра нам попадется сын твоего лучшего друга? А послезавтра — твоя собственная дочка? Так и будем втирать очки начальству, да? А для чего мы работаем — ты забыл? По-твоему, это начальству надо спасти планету от теракта? А нас это не касается, потому что мы — люди маленькие, и нам благополучие наших родных и близких дороже безопасности всего человечества? И потом, с чего ты взял, что твой Димка станет тем самым исключением, на долю которого приходится каких-то несчастных два процента от общего числа?
Ромтин смущенно кашлянул:
— Да нет, Володь, ты меня не так понял… Я ж не против… Все — так все, это правильно… А дочка моя, кстати, под проверку не подпадает, Володь. Она ж у меня на год позже родилась…
— Ну а если бы она тоже числилась среди потенциальных носителей, что тогда? — устало поинтересовался Гульченко. — Небось ты бьг постарался всячески отмазать ее от проверки, верно? — Ромтин лишь молча поежился. — Ну вот, видишь… А мы еше удивляемся, почему люди вставляют нам палки в колеса! Если уж сами мы…
Не договорив, он махнул рукой. Некоторое время они ехали молча. Ромтин первым нарушил тишину.
— Слушай, Володь, — сказал он. — Вот ты — человек столичный… и приближенный к руководству, наверное… Может, ты в курсе, почему мы действуем тайно, как какие-то бандиты или шпионы? Разве нельзя было сразу объявить народу: так и так, мол, граждане, имейте сознательность, помогите отыскать опасного преступника, который угрожает отправить вас всех на тот свет?.. Думаешь, народ бы не понял?
Гульченко пожал плечами:
— Может, и понял бы… — после паузы сказал он. — Только ты не учитываешь последствий.
— Каких последствий?
— А ты представь, что в один прекрасный день мы все-таки наткнемся на этого гада, засевшего в ком-то из носителей… ну, может быть, не обязательно мы, а кто-то из наших… Допустим, что нам удастся расколоть его на признание и вовремя обезвредить ту хреновину, которую он где-то заложил… А дальше что? Приборчик-то, которым мы пользовались, уже не останется без дела. Только потом его будем применять не мы, а какие-нибудь специальные органы, которые обязательно будут созданы. И не с целью поиска преступников, а для реинкарнации выдающихся личностей, позарез нужных человечеству. И тогда получится, что кому-то станет можно жить по несколько жизней, а кому-то — всего одну, да и ту — в таких жалких условиях, что ее и жизнью-то назвать нельзя… Будет ли терпеть это народ?
— Будет, — сказал уверенно Ромтин. — А куда он денется? Вон сейчас медицина чего только не добилась: и сердце пересаживают, и рак в запущенной стадии лечат… Я где-то читал, что даже искусственные конечности насобачились изготовлять один в один, не отличишь от настоящих… А кому эти операции доступны? Простым смертным, что ли? Все знают, что им это не по зубам, — и ничего… Мрут, как мухи, и молчат. Так же и с реинкарнацией будет…
О-хо-хо, подумал Гульченко. Какой тяжелый случай социальной наивности мне сегодня попался.
— Далеко еще нам? — спросил он, чтобы перевести разговор на другое.
— На следующем перекрестке — направо, дом будет третий от угла, — неохотно сказал Ромтин.
Гульченко протянул руку к заднему сиденью и вытащил из большой сумки маскировочное облачение: белый халат и шапочку с красным крестом.
— К самому подъезду машину не ставь, — попросил он. — А то бывают умники: увидят, как из машины человек в белом халате выходит, и детей прячут…
— Светка не такая, — заявил Ромтин.
Но все-таки высадил Гульченко, не подъезжая к дому.
Когда Владимир уже открыл дверцу, Ромтин дрогнувшим голосом вдруг попросил:
— Володь, только ты… в общем, если с Димкой будет что-то неладно, вызывай меня. Один ты с моей сеструхой не управишься: она, когда злится, сама себя не помнит…
— Не переживай, — хлопнул его по плечу Гульченко. — Все будет нормально.
Однако, уже поднимаясь в лифте он на всякий случай снял с предохранителя парализатор.
* * *
Вернулся Гульченко довольно быстро. Но Ромтину эти минуты показались вечностью. Он успел выкурить полпачки сигарет, представляя самый страшный исход проверки Димки.
Что, если именно в его племяннике будет обнаружено сознание главаря «Спирали»?.. Изуродуют же парнишку потом на допросах, сделают инвалидом на всю жизнь!..
— Ну как? — спросил он, едва щелкнул замок дверцы. Гульченко неторопливо сел в машину, аккуратно закрыл за собой дверцу и только после этого сказал будничным голосом:
— Все нормально. Мальчик — чистый.
— Ф-фу! — выдохнул Ромтин с облегчением. — А Светка как себя вела?
— Вполне прилично, — сообщил Гульченко. — Даже чаю предлагала… с клубничным вареньем…
В его словах был какой-то скверно пахнущий подтекст, но Ромтин не стал придираться.
— Она у меня такая! — с гордостью сказал он. — Гостеприимная баба! И мужик у нее — тоже, кстати, Володя, — мировой парень… Жалко, что его дома не было, а то бы он тебе не чаю, а чего-нибудь покрепче предложил…
Гульченко мысленно усмехнулся.
«Мировой парень» как раз был дома. И, в отличие от своей супруги, проявил полное нежелание пускать на порог «какого-то хмыря в белом халате», пусть он будет хоть главным врачом всего Сообщества. «Мы врачей не вызывали! — орал, надсаживаясь, он. — И ребенка своего я вам, сволочам, не отдам! Даже с санкции прокурора!»
Чтобы сломить сопротивление негостеприимного хозяина, Гульченко пришлось прибегнуть к парализатору. И, видимо, в этот момент «раскрутчик» был так страшен, что сестра Ромтина испугалась и безропотно разрешила «осветить» фонариком своего Димку…
Не слушая своего напарника, у которого, видимо, нервная разрядка проявлялась в безудержной болтовне, Гульченко вывел на экран комп-нота список носителей и стал аккуратно заполнять напротив фамилии Пихто графу «Сведения о ноо-матрице».
— Ну и кто там у него был? — вдруг осведомился Ромтин.
— В смысле? — не понял Гульченко.
— Я имею в виду, у Димки… Кто в нем сидел!
— А какая разница? — пожал плечами Гульченко.
— Да так, — смутился Ромтин. — Интересно же… Недавно мой старший сын одну компьютерную игрушку приобрел. «Электронный гороскоп» называется… Знаешь такую? Правда, это не совсем игрушка… Вводишь свою дату рождения, и программа автоматом выдает тебе все сведения о твоем характере, возможной судьбе, чего тебе больше всего следует бояться и о прочей ерунде… Но есть там и раздел «Прошлые жизни». Я из любопытства к себе примерил, так там такое оказалось — волосы на голове шевелятся!.. Оказывается, я был и палачом в Средние века во Франции, и аборигенкой в какой-то Бушмании в девятнадцатом веке, и испанским королем даже!..
— Ну, твоему племяннику в этом плане не повезло, — усмехнулся Гульченко. — Ни палачей, ни королей… Дорожный рабочий ему попался, из Интервиля. Лорент Василий Яковлевич, пятьдесят пять лет…
— Да-а? — с некоторым разочарованием протянул Ромтин. — А как его угораздило богу душу отдать?
— Глупее не придумаешь, — махнул рукой Гульченко. — Вернулся домой из вечерней смены, поел и лег спать. А под окном какой-то молодняк сходку устроил. С музыкой на весь двор, дикими воплями и битьем пустых бутылок… Ну, Василий и выглянул в окно урезонить хулиганов. А кто-то из них возьми да и запусти в него еще не разбитой бутылкой. И прямо в темечко…
— Ты его проверил по базе данных?..
— Еще там, в квартире. Все сошлось… Ладно, поехали дальше, напарник. Треугольный проспект, двадцать один, квартира пять… Надеюсь, этот-то адрес тебе ничего не говорит?
* * *
Пока ехали на Треугольный, Гульченко пришлось испытать небольшой стресс. Ничего профессионального. Небольшая разборка с женой. На этот раз — по средствам связи в виде коммуникатора. Оказывается, эта стерва позвонила не для того, чтобы помириться после вчерашнего. Наоборот, она усиливала прессинг и закручивала гайки. Причем под весьма уважительным предлогом. «Ты когда зарплату получаешь?» — спросила она. «Будто не знаешь, — буркнул Гульченко. — Пора бы уже за двадцать лет выучить наизусть…» «А ты мне не хами! — раздалось в трубке так, что пришлось ее прижать к уху, рискуя раздавить ушную раковину, чтобы Ромтин не слышал, как муштруют его напарника. — Мало того, что ничего по дому не делаешь, так еще и деньги не носишь!.. А детям, между прочим, надо обуваться-одеваться!.. У Витюши ботинки на ладан дышат, а Машеньке в лицее сказали, что если она завтра не принесет плату за два месяца, то может вообще не приходить больше!..» «Постой, постой, — ошеломленный таким напором, пробормотал Гульченко. — Мы же две недели назад ликвидировали все долги за лицей». — «А у них новые правила! — выкрикнула жена. — И деньги они теперь берут за два месяца вперед!.. В общем, так: без денег сегодня домой не приходи! Ты все понял?» И, прежде чем Гульченко успел что-либо сказать, бросила трубку.
До зарплаты оставалось несколько дней. Самое паршивое время для того, чтобы занимать деньги у товарищей по работе. Значит, остается два варианта: либо ограбить банк… с особым цинизмом, при исполнении служебных обязанностей, либо звонить в лицей и упрашивать директрису, эту мымру с замашками английской королевы, отложить исполнение угрозы хотя бы до следующего понедельника. Лицей был престижным, засунуть туда Машку стоило в свое время массу времени, денег и нервов, и поэтому терять его не хотелось. Витюшка-то перебьется… в крайнем случае заклею ему туфли каким-нибудь суперклеем…
Настроение было безнадежно испорчено.
А Ромтин пел. Гнусавил себе под нос что-то своим сиплым голосом, которым только малышей пугать по ночам. И настроение у него, чувствуется, было превосходное.
— Слышь, напарник, — неожиданно для себя сказал Гульченко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59