» — интересуюсь я, но монолог моего друга уже достиг той стадии, когда рассказчики не обращают внимания на подковырки со стороны аудитории).
С учетом того, что Дюпон вряд ли решился бы выдавать себя за женщин, Булат произвел дополнительный отбор. Эпизодов осталось больше тысячи восьмисот.
Тогда исследователь решил взять те имена, которые в свое время использовал Дюпон. Артур, Феклист, Бернет, Олег, Раун. Матвей… Если бы Дюпон назвался Матвеем или Феклистом — пусть даже в сочетании с другой фамилией, то рисковал бы привлечь к себе внимание обезовцев, а это ему было ни к чему. Имя Артур было напрямую связано с Дюпоном. Значит, ключевым именем было «Олег»… |Уже легче. Слегин принялся искать среди сотни Олегов, при идентификации которых возникали какие-либо проблемы. — Наткнулся я на этого типа где-то на шестом десятке, — продолжает Слегин. — Как говорит Астратов: «Это я так, к слову»… Один мальчишка — не буду тебе забивать голову сведениями о его географическом местонахождении, о родителях и тому подобное — на вопрос: «Как тебя зовут?» — ответил так… Да вот, посмотри сам.
Слегин достает из своей сумки с виду стандартный видеоплеер, помогает мне нацепить очки-экранчики и нажимает кнопку воспроизведения.
Зеленоватая вспышка.
Вначале ничего не видно, только копошатся в полумраке какие-то смутные силуэты над белым пятном. Потом пятно постепенно фокусируется, превращаясь в лицо мальчика с аккуратной челочкой.
— Реинкарнация происходила в лифте, где из четырех ламп горела всего одна, — комментирует Слегин. — Наша российская действительность, мать ее!..
Мужской голос за кадром:
— Как вас зовут? Мальчик открывает глаза:
— Олег…
— А фамилия?
Мальчик бормочет нечто нечленораздельное.
— Повторите громче, — требует голос. — Как ваша фамилия?
Пауза.
— А что со мной? Где я? Кто вы такие?
Вполне понятная тактика: лучший способ зашиты — нападение.
— Не беспокойтесь, все будет в порядке. — («Юмористы, однако, эти ребята-воскресители! Правда, мрачноватый у них юмор…») — Назовите свою фамилию — и мы вам все объясним!
— Ну хорошо, если вы настаиваете… Кузнецов — моя фамилия.
Пауза. Слышно пощелкивание компьютерных клавиш. Видимо, обезовцы сверяются с комп-нотом.
Потом кто-то из них с явным облегчением произносит:
— Есть такой!
— А отчество? — спрашивает другой «мальчика». — Год рождения? Адрес местожительства?
— А в чем дело? Я вам больше ничего не скажу, пока вы не объясните, в чем меня подозревают!
Голос за кадром:
— Ну ладно, выводим его, а то кому-то уже лифт потребовался!
— Чтобы работать с носителем, им пришлось застопорить лифт между этажами, — поясняет Слегин.
Вспышка на этот раз имеет синеватый оттенок. Закрыв лицо руками, мальчик принимается хныкать и тереть глаза.
Первый голос спрашивает:
— Как тебя зовут? — Олег… Олежка… — А как твоя фамилия?
— Слушай, по-моему, пацан еще не пришел в себя, — устало комментирует второй голос.
— А может, он просто забыл свою фамилию? — предполагает первый голос.
— Хорошо, возьми этого забывчивого на заметку. Потом проверим. И если что — сам понимаешь…
На этом запись кончается.
— Они действительно проверили мальчика, — говорит Слегин. — Все сошлось: его зовут Олег Божум. Немудрено, что он не мог запомнить такую фамилию… Поэтому ребята со спокойной душой вычеркнули его из возможных «невозвращенцев». Но я пошел чуть-чуть дальше, чем они. Тот фрагмент записи, где Кузнецов неразборчиво произносит свою фамилию, я прогнал его через аудиоанализатор. И вот что у меня получилось…
На этот раз он не надевает на меня «очки», а нажимает кнопку на плеере и устанавливает громкость на максимум. Сквозь шумы отчетливо слышится: «Мостов…»
— Ты понял? — возбужденно жестикулирует у меня перед носом Слегин. — «Мостовой»! Именно это хотел
сказать этот тип после реинкарнации. А потом испугался и решил стать Кузнецовым. Кстати, самые распространенные фамилии в мире происходят именно от «кузнеца». Коваль — по-украински, Смит — по-английски, и так далее… Согласись, Лен, что комбинация «Олег Мостов» навевает определенные подозрения, правда?
— А если ты ошибаешься?
— Это мы скоро узнаем, — бурчит Слегин. — Пока мы с Астратовым забирали тебя из этого подобия сиротского приюта, группа наших отправилась за мальчишкой-носителем, чтобы доставить его в Москву.
— А что дальше?
— А дальше — дело техники, — говорит Слегин.
Глава 3 . БЕСЕДА ПО АСТРАТОВУ
Все готовы?.. Клиники, как там у него дела? — Пока все в норме, Юрий Семенович. Давление слегка превышает норму, пульс незначительно учащен, но это вполне объяснимо тем, что…
— Можете не продолжать. Биохимики?
— Содержание пептидов в крови…
— К черту вас с вашими пептидами!.. По-вашему, мы здесь собрались исследовать состав крови объекта?!.
— Нет, но поймите, Юрий Семенович…
— Ничего я понимать не хочу, ясно?! И нечего меня пугать медицинскими терминами! От вас требуется мониторинг общего состояния объекта — и все! В крайнем случае — предупреждение о резком ухудшении его самочувствия! А не охи да ахи по поводу незначительных отклонений от нормы!.. Поехали дальше. Терапевтическая группа, что вы можете сказать об этом… как его?.. анамнезе, что ли?..
— Проведенные исследования и результаты анализов не дают основания предполагать наличие у паци… у объекта каких-либо врожденных патологий и аллергических реакций на основные препараты группы це аш три…
— Ну, спасибо… Значит, можно применять все, что у нас имеется?
— В принципе, да.
— «В принципе»!.. Внимание всем! Я хочу, чтобы к каждый из вас уяснил и хорошенько зарубил это себе на носу!.. С этого момента и вплоть до окончания специального исследования любые принципы, которыми раньше вы руководствовались в своей практической деятельности, отменяются. Все эти ваши клятвы Гиппократа, этические заповеди и прочая белиберда. По той простой причине, что объектом этого исследования является не пятилетний мальчик, как кое-кому хотелось бы полагать, а вполне взрослый человек, который должен, но не желает нам сказать нечто важное. И как начальник особого подразделения Общественной Безопасности я хочу, чтобы вы знали: именно от этого существа может зависеть судьба всей нашей планеты… Наверное, кому-то мои слова могут показаться напыщенными и преувеличенными, но поверьте мне: это действительно так… Послушайте, ребята, у каждого из вас есть семьи: жены, дети, родители. А теперь представьте, что от информации, которую пытается скрыть наш объект, зависит, будут ли ваши родные и близкие жить в самом ближайшем времени или отправятся в рай или в ад… Поэтому наша задача проста и в то же время сложна: любыми средствами — я подчеркиваю: любыми! — заставить этого невинного ангелочка разговориться! С другой стороны, не хотелось бы, чтобы с объектом произошло что-нибудь, что исключило бы возможность его дальнейшего… э-э… исследования. Вы меня понимаете?.. Будем считать, что и в нашем случае молчание — знак согласия. Какие есть вопросы ко мне?..
Тишина, нарушаемая лишь попискиванием какого-то прибора.
— Тогда приступим. Группа «эр», вперед!
«Р» — означает реинкарнаторы, но об этом, естественно, знает лишь считаное количество участников «спецмероприятия».
Инструктаж, который Астратов провел с медиками, чем-то напоминает подготовку к задержанию опасного преступника. В сущности, так он и есть, за одним-единственным исключением: нет необходимости гоняться за этим злодеем, потому что вот он — сидит, голубчик, в центре сверкающей кафелем и никелем камеры, окруженный всевозможными приборами и установками как медицинского, так и немедицинского назначения, растерянно крутит головой и, не переставая всхлипывать, повторяет: «Мама… ма-мочка… мне страшно…»
Похоже, из-за истерики у него началось заикание. Хорошо, если потом это удастся каким-то образом устранить детским психологам.
Вокруг мальчика суетятся люди в желтых комбинезонах. Астратов дал указание медикам сменить традиционно белый цвет своих одеяний, чтобы не пугать ребенка больничной обстановкой. Однако эта предосторожность была напрасной: мальчик все равно изнемогает от страха. И это понятно: он до сих пор не поймет, что с ним собирается делать эта свора взрослых дядей и теть, почему рядом с ним нет его мамы и каким образом он оказался здесь. Мальчика только что разбудили, а до этого держали на снотворных с самого момента похищения (чтобы не рисковать, «раскрутчики» решили не вступать в переговоры с родителями).
Обезовцы перестраховались от неприятных сюрпризов, жестко зафиксировав «объект» в кресле в полулежачем положении. От висков, запястий, щиколоток и груди Олега тянутся к груде аппаратуры в углу комнаты проводки датчиков, сигнализирующих не только о состоянии здоровья «ребенка», но и о его реакциях нате или иные вопросы. Специальные капельницы позволяют в любой момент безболезненно вводить в кровь различные препараты. Как заверял главный биохимик, «сыворотка правды» не представляет опасности для жизни и здоровья даже грудного младенца. В малых дозах, разумеется. Все упирается в дозировку…
Одна из стен камеры выполнена из специальных материалов, пропускающих свет, а следовательно, — и изображение, лишь в одну сторону, а именно — изнутри наружу, и оборудована чуткими микрофонами. И нам со Слегиным, сидящим в соседней комнатке, отлично видно и слышно происходящее за этой стеной. Лицом к нам, за пультом, оборудованным монитором, на который транслируются показания датчиков, и микрофоном, устроился Астратов. Он похож сейчас на режиссера, проводящего генеральную репетицию…
От группы специалистов отделяются двое реинкар-наторов и приближаются к ребенку, держа наготове «волшебный фонарь». При виде их мальчик плачет сильнее и дергается, пытаясь освободиться от сковывающих его фиксаторов. Сбоку к нему подскакивает женщина из группы психологов и принимается успокаивать маленького пленника:
— Не бойся, Олежек, тебе не будет больно. Мы только сфотографируем тебя, и все!.. Ты любишь фотографироваться?
Но Олежек не слушает ее.
— Мама! — с ужасом кричит он. — Где моя мама?!.
Бедняжке наверняка представляется, что его сейчас будут резать на мельчайшие кусочки.
Один из реинкарнаторов нацеливает на мальчика раструб прибора.
— Посмотри в эту трубочку, Олежек, — просит женщина. — Сейчас оттуда вылетит птичка… красивая такая птичка, ты такой никогда не видел.
Однако рев усиливается, достигая поистине ультразвукового звучания.
Слегин рядом со мной ерзает — видно, даже ему, видавшему зрелища пострашнее этого, становится не по себе.
— Ну что они тянут, живодеры? — цедит он сквозь зубы.
Словно услышав его, Астратов командует в микрофон:
— Поехали!
Вспышка и в самом деле напоминает блиц фотоаппарата, но цвет у нее — неестественно зеленый.
В камере воцаряется тишина.
Мальчик откидывает голову на высокую спинку кресла, будто его ударили по лицу, и замирает с закрытыми глазами.
Потом медленно разлепляет веки и, щурясь от яркого света, быстрым взглядом окидывает камеру — по крайней мере, ту ее часть, которая находится в поле его зрения. Его поведение разительно отличается от недавней истерики. И хотя он явно ошеломлен увиденным, но уже не плачет и не зовет маму.
— Что происходит? — спрашивает он слабым голосом. — Где я?
Женщина и реинкарнаторы отходят в сторону, а на заранее приготовленный кожаный табурет рядом с креслом садится Астратов.
— Не волнуйтесь, — говорит он, — ничего страшного с вами не случилось. Вы перенесли тяжелую травму и сейчас находитесь в больнице. К сожалению, когда вас привезли, вы были без сознания, и мы даже не знаем, кто вы и откуда. Поэтому назовите свое полное имя, год рождения и род занятий. — Спохватившись, добавляет: — Пожалуйста!..
Но «объект» не спешит выполнять просьбу Астратова. Он пытается не то поднять голову, чтобы оглядеться получше, не то сесть, но у него ничего не выходит. Фиксаторы надежно удерживают его в таком положении, чтобы он не мог увидеть свое тело.
— А почему я связан? — осведомляется он раздраженно. — Что вы вытворяете со мной? И по какому праву? Это действительно больница?
Видно, как Астратов сжимает зубы так, что на его скулах набухают желваки. Однако все тем же спокойным голосом он повторяет:
— Не волнуйтесь, речь идет о простой формальности. Итак, как вас зовут?
И тут Кузнецов почему-то прибегает к той уловке, о которой мне говорил Слегин.
— Я не помню, — говорит он, уставившись в потолок. — Ничего не помню…
— А что с вами произошло — помните? — интересуется Астратов.
— Нет. Боль. Только — боль, и ничего больше… — монотонно твердит «ребенок». — Красного — девяносто процентов, — раздается из угла, где установлен стационарный «детектор лжи», голос оператора. Значит, датчики фиксируют ложь допрашиваемого. Давным-давно прошли те времена, когда к устройствам подобного рода относились со снисходительным высокомерием, считая их показания недостоверными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
С учетом того, что Дюпон вряд ли решился бы выдавать себя за женщин, Булат произвел дополнительный отбор. Эпизодов осталось больше тысячи восьмисот.
Тогда исследователь решил взять те имена, которые в свое время использовал Дюпон. Артур, Феклист, Бернет, Олег, Раун. Матвей… Если бы Дюпон назвался Матвеем или Феклистом — пусть даже в сочетании с другой фамилией, то рисковал бы привлечь к себе внимание обезовцев, а это ему было ни к чему. Имя Артур было напрямую связано с Дюпоном. Значит, ключевым именем было «Олег»… |Уже легче. Слегин принялся искать среди сотни Олегов, при идентификации которых возникали какие-либо проблемы. — Наткнулся я на этого типа где-то на шестом десятке, — продолжает Слегин. — Как говорит Астратов: «Это я так, к слову»… Один мальчишка — не буду тебе забивать голову сведениями о его географическом местонахождении, о родителях и тому подобное — на вопрос: «Как тебя зовут?» — ответил так… Да вот, посмотри сам.
Слегин достает из своей сумки с виду стандартный видеоплеер, помогает мне нацепить очки-экранчики и нажимает кнопку воспроизведения.
Зеленоватая вспышка.
Вначале ничего не видно, только копошатся в полумраке какие-то смутные силуэты над белым пятном. Потом пятно постепенно фокусируется, превращаясь в лицо мальчика с аккуратной челочкой.
— Реинкарнация происходила в лифте, где из четырех ламп горела всего одна, — комментирует Слегин. — Наша российская действительность, мать ее!..
Мужской голос за кадром:
— Как вас зовут? Мальчик открывает глаза:
— Олег…
— А фамилия?
Мальчик бормочет нечто нечленораздельное.
— Повторите громче, — требует голос. — Как ваша фамилия?
Пауза.
— А что со мной? Где я? Кто вы такие?
Вполне понятная тактика: лучший способ зашиты — нападение.
— Не беспокойтесь, все будет в порядке. — («Юмористы, однако, эти ребята-воскресители! Правда, мрачноватый у них юмор…») — Назовите свою фамилию — и мы вам все объясним!
— Ну хорошо, если вы настаиваете… Кузнецов — моя фамилия.
Пауза. Слышно пощелкивание компьютерных клавиш. Видимо, обезовцы сверяются с комп-нотом.
Потом кто-то из них с явным облегчением произносит:
— Есть такой!
— А отчество? — спрашивает другой «мальчика». — Год рождения? Адрес местожительства?
— А в чем дело? Я вам больше ничего не скажу, пока вы не объясните, в чем меня подозревают!
Голос за кадром:
— Ну ладно, выводим его, а то кому-то уже лифт потребовался!
— Чтобы работать с носителем, им пришлось застопорить лифт между этажами, — поясняет Слегин.
Вспышка на этот раз имеет синеватый оттенок. Закрыв лицо руками, мальчик принимается хныкать и тереть глаза.
Первый голос спрашивает:
— Как тебя зовут? — Олег… Олежка… — А как твоя фамилия?
— Слушай, по-моему, пацан еще не пришел в себя, — устало комментирует второй голос.
— А может, он просто забыл свою фамилию? — предполагает первый голос.
— Хорошо, возьми этого забывчивого на заметку. Потом проверим. И если что — сам понимаешь…
На этом запись кончается.
— Они действительно проверили мальчика, — говорит Слегин. — Все сошлось: его зовут Олег Божум. Немудрено, что он не мог запомнить такую фамилию… Поэтому ребята со спокойной душой вычеркнули его из возможных «невозвращенцев». Но я пошел чуть-чуть дальше, чем они. Тот фрагмент записи, где Кузнецов неразборчиво произносит свою фамилию, я прогнал его через аудиоанализатор. И вот что у меня получилось…
На этот раз он не надевает на меня «очки», а нажимает кнопку на плеере и устанавливает громкость на максимум. Сквозь шумы отчетливо слышится: «Мостов…»
— Ты понял? — возбужденно жестикулирует у меня перед носом Слегин. — «Мостовой»! Именно это хотел
сказать этот тип после реинкарнации. А потом испугался и решил стать Кузнецовым. Кстати, самые распространенные фамилии в мире происходят именно от «кузнеца». Коваль — по-украински, Смит — по-английски, и так далее… Согласись, Лен, что комбинация «Олег Мостов» навевает определенные подозрения, правда?
— А если ты ошибаешься?
— Это мы скоро узнаем, — бурчит Слегин. — Пока мы с Астратовым забирали тебя из этого подобия сиротского приюта, группа наших отправилась за мальчишкой-носителем, чтобы доставить его в Москву.
— А что дальше?
— А дальше — дело техники, — говорит Слегин.
Глава 3 . БЕСЕДА ПО АСТРАТОВУ
Все готовы?.. Клиники, как там у него дела? — Пока все в норме, Юрий Семенович. Давление слегка превышает норму, пульс незначительно учащен, но это вполне объяснимо тем, что…
— Можете не продолжать. Биохимики?
— Содержание пептидов в крови…
— К черту вас с вашими пептидами!.. По-вашему, мы здесь собрались исследовать состав крови объекта?!.
— Нет, но поймите, Юрий Семенович…
— Ничего я понимать не хочу, ясно?! И нечего меня пугать медицинскими терминами! От вас требуется мониторинг общего состояния объекта — и все! В крайнем случае — предупреждение о резком ухудшении его самочувствия! А не охи да ахи по поводу незначительных отклонений от нормы!.. Поехали дальше. Терапевтическая группа, что вы можете сказать об этом… как его?.. анамнезе, что ли?..
— Проведенные исследования и результаты анализов не дают основания предполагать наличие у паци… у объекта каких-либо врожденных патологий и аллергических реакций на основные препараты группы це аш три…
— Ну, спасибо… Значит, можно применять все, что у нас имеется?
— В принципе, да.
— «В принципе»!.. Внимание всем! Я хочу, чтобы к каждый из вас уяснил и хорошенько зарубил это себе на носу!.. С этого момента и вплоть до окончания специального исследования любые принципы, которыми раньше вы руководствовались в своей практической деятельности, отменяются. Все эти ваши клятвы Гиппократа, этические заповеди и прочая белиберда. По той простой причине, что объектом этого исследования является не пятилетний мальчик, как кое-кому хотелось бы полагать, а вполне взрослый человек, который должен, но не желает нам сказать нечто важное. И как начальник особого подразделения Общественной Безопасности я хочу, чтобы вы знали: именно от этого существа может зависеть судьба всей нашей планеты… Наверное, кому-то мои слова могут показаться напыщенными и преувеличенными, но поверьте мне: это действительно так… Послушайте, ребята, у каждого из вас есть семьи: жены, дети, родители. А теперь представьте, что от информации, которую пытается скрыть наш объект, зависит, будут ли ваши родные и близкие жить в самом ближайшем времени или отправятся в рай или в ад… Поэтому наша задача проста и в то же время сложна: любыми средствами — я подчеркиваю: любыми! — заставить этого невинного ангелочка разговориться! С другой стороны, не хотелось бы, чтобы с объектом произошло что-нибудь, что исключило бы возможность его дальнейшего… э-э… исследования. Вы меня понимаете?.. Будем считать, что и в нашем случае молчание — знак согласия. Какие есть вопросы ко мне?..
Тишина, нарушаемая лишь попискиванием какого-то прибора.
— Тогда приступим. Группа «эр», вперед!
«Р» — означает реинкарнаторы, но об этом, естественно, знает лишь считаное количество участников «спецмероприятия».
Инструктаж, который Астратов провел с медиками, чем-то напоминает подготовку к задержанию опасного преступника. В сущности, так он и есть, за одним-единственным исключением: нет необходимости гоняться за этим злодеем, потому что вот он — сидит, голубчик, в центре сверкающей кафелем и никелем камеры, окруженный всевозможными приборами и установками как медицинского, так и немедицинского назначения, растерянно крутит головой и, не переставая всхлипывать, повторяет: «Мама… ма-мочка… мне страшно…»
Похоже, из-за истерики у него началось заикание. Хорошо, если потом это удастся каким-то образом устранить детским психологам.
Вокруг мальчика суетятся люди в желтых комбинезонах. Астратов дал указание медикам сменить традиционно белый цвет своих одеяний, чтобы не пугать ребенка больничной обстановкой. Однако эта предосторожность была напрасной: мальчик все равно изнемогает от страха. И это понятно: он до сих пор не поймет, что с ним собирается делать эта свора взрослых дядей и теть, почему рядом с ним нет его мамы и каким образом он оказался здесь. Мальчика только что разбудили, а до этого держали на снотворных с самого момента похищения (чтобы не рисковать, «раскрутчики» решили не вступать в переговоры с родителями).
Обезовцы перестраховались от неприятных сюрпризов, жестко зафиксировав «объект» в кресле в полулежачем положении. От висков, запястий, щиколоток и груди Олега тянутся к груде аппаратуры в углу комнаты проводки датчиков, сигнализирующих не только о состоянии здоровья «ребенка», но и о его реакциях нате или иные вопросы. Специальные капельницы позволяют в любой момент безболезненно вводить в кровь различные препараты. Как заверял главный биохимик, «сыворотка правды» не представляет опасности для жизни и здоровья даже грудного младенца. В малых дозах, разумеется. Все упирается в дозировку…
Одна из стен камеры выполнена из специальных материалов, пропускающих свет, а следовательно, — и изображение, лишь в одну сторону, а именно — изнутри наружу, и оборудована чуткими микрофонами. И нам со Слегиным, сидящим в соседней комнатке, отлично видно и слышно происходящее за этой стеной. Лицом к нам, за пультом, оборудованным монитором, на который транслируются показания датчиков, и микрофоном, устроился Астратов. Он похож сейчас на режиссера, проводящего генеральную репетицию…
От группы специалистов отделяются двое реинкар-наторов и приближаются к ребенку, держа наготове «волшебный фонарь». При виде их мальчик плачет сильнее и дергается, пытаясь освободиться от сковывающих его фиксаторов. Сбоку к нему подскакивает женщина из группы психологов и принимается успокаивать маленького пленника:
— Не бойся, Олежек, тебе не будет больно. Мы только сфотографируем тебя, и все!.. Ты любишь фотографироваться?
Но Олежек не слушает ее.
— Мама! — с ужасом кричит он. — Где моя мама?!.
Бедняжке наверняка представляется, что его сейчас будут резать на мельчайшие кусочки.
Один из реинкарнаторов нацеливает на мальчика раструб прибора.
— Посмотри в эту трубочку, Олежек, — просит женщина. — Сейчас оттуда вылетит птичка… красивая такая птичка, ты такой никогда не видел.
Однако рев усиливается, достигая поистине ультразвукового звучания.
Слегин рядом со мной ерзает — видно, даже ему, видавшему зрелища пострашнее этого, становится не по себе.
— Ну что они тянут, живодеры? — цедит он сквозь зубы.
Словно услышав его, Астратов командует в микрофон:
— Поехали!
Вспышка и в самом деле напоминает блиц фотоаппарата, но цвет у нее — неестественно зеленый.
В камере воцаряется тишина.
Мальчик откидывает голову на высокую спинку кресла, будто его ударили по лицу, и замирает с закрытыми глазами.
Потом медленно разлепляет веки и, щурясь от яркого света, быстрым взглядом окидывает камеру — по крайней мере, ту ее часть, которая находится в поле его зрения. Его поведение разительно отличается от недавней истерики. И хотя он явно ошеломлен увиденным, но уже не плачет и не зовет маму.
— Что происходит? — спрашивает он слабым голосом. — Где я?
Женщина и реинкарнаторы отходят в сторону, а на заранее приготовленный кожаный табурет рядом с креслом садится Астратов.
— Не волнуйтесь, — говорит он, — ничего страшного с вами не случилось. Вы перенесли тяжелую травму и сейчас находитесь в больнице. К сожалению, когда вас привезли, вы были без сознания, и мы даже не знаем, кто вы и откуда. Поэтому назовите свое полное имя, год рождения и род занятий. — Спохватившись, добавляет: — Пожалуйста!..
Но «объект» не спешит выполнять просьбу Астратова. Он пытается не то поднять голову, чтобы оглядеться получше, не то сесть, но у него ничего не выходит. Фиксаторы надежно удерживают его в таком положении, чтобы он не мог увидеть свое тело.
— А почему я связан? — осведомляется он раздраженно. — Что вы вытворяете со мной? И по какому праву? Это действительно больница?
Видно, как Астратов сжимает зубы так, что на его скулах набухают желваки. Однако все тем же спокойным голосом он повторяет:
— Не волнуйтесь, речь идет о простой формальности. Итак, как вас зовут?
И тут Кузнецов почему-то прибегает к той уловке, о которой мне говорил Слегин.
— Я не помню, — говорит он, уставившись в потолок. — Ничего не помню…
— А что с вами произошло — помните? — интересуется Астратов.
— Нет. Боль. Только — боль, и ничего больше… — монотонно твердит «ребенок». — Красного — девяносто процентов, — раздается из угла, где установлен стационарный «детектор лжи», голос оператора. Значит, датчики фиксируют ложь допрашиваемого. Давным-давно прошли те времена, когда к устройствам подобного рода относились со снисходительным высокомерием, считая их показания недостоверными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59