Голос у него был грустный и темный: ленивый и домохозяйственный,
любил он птицеводство; преподавал в сельско-хозяйственной школе геомет-
рию, а отец у него - толстый и плотный баболюб (держал трех наложниц) -
имел бани.
Рядом с ним на кошме сидел Матрен Евграфыч, пожилой усталый чиновник
с почты. Шестой год влюблен он в Лариссу, дочь Пожиловой - мельничихи, и
Кирилл Михеич помнил его только гуляющим под руку с Лариссой. А сейчас
подумал: "чего он не женился".
За о. Степаном, рядом с братьями Саженовыми, был еще бухгалтер из
казначейства - Семенов, лысый в пикейной паре. Он был очень ласков и да-
же очки протирал - словно гладил кошку. Он увидал, что Кирилл Михеич
смотрит на него, подполз и сказал ему на ухо:
- Глупо я умру. Нехорошо. Чего ради влип, не знаю...
Тут Кирилл Михеич, вспомнив что-то, сказал:
- А по-моему, плюнуть...
Леонтьев поднял руки над арбузом и спросил нерешительно:
- На что плюнуть...
Кирилл Михеич пошевелил бородку по мягкой кости и ответил смущенно:
- Воопче. Зря, по-моему. - Он вспомнил Саженову-старуху и добавил: -
Вырежут...
- Большевики?
- Обязательно. О чем и говорят. И Артюшка зря лезет. Я ему напишу, а
бабе его от квартеры откажу. Хоть и родня, а мне из-за них помирать ка-
кой план? Брось ты, Иван Владимирыч... На казаков какая надежа. Брехать
любят, верно. Я с ними церква строил, знаю. Хуже киргиз.
- Следовательно, с предложеньями группы вы не согласны.
Кирилл Михеич вынул платок, утер щеки, высморкался и опять сунул пла-
ток:
- Силы у вас нету...
- Две сотни казаков хоть сейчас. Под седлом.
- Вырежут. Впрочем, дело ваше, а меня, Иван Владимирыч избавь. Мое
дело сторона...
Протоиерей грохнул арбуз о кошму и вскочил.
- Вот и води с таким народом дела! - закричал он пронзительно.
Вороны метнулись от подсолнечников. Он сбавил голос:
- Раз у тебя родственник Артемий Иваныч такой, за родину, я и думал.
Не подгадит, мол, Кирилл Михеич...
- Родственник-то он по жене... А жена... воопче.
- Воопче, воопче!.. - закричал опять протоиерей. - Вы не воопче гово-
рите, а за себя. Ради вас же стараются... Я думал подряды вам устроить
побольше. Семнадцать церквей получили.
- Что вы меня, отец Степан, церквами-то корите? Я их не воровать бе-
русь, а строить. Да ну их...
Протоиерей торопливо перекрестил его. Кирилл Михеич сплюнул и сказал
тише:
- С такими работниками сартира не выстроишь, не то что в готическом
стиле. Надоели они мне все. Столько убытков несут - и я и они, Госпо-
ди...
Шмуро громко вздохнул:
- Такой климат. Плотность населения отсутствует, значит, все плохо.
Не предприимчивый.
Кирилл Михеич погладил кадык:
- В горле першит от крику. Плюньте, господа... Лучше б кумыса по та-
кому времени, а? Матрен Евграфыч, верно?
Тот устало повел губами:
- Кумыс подкрепляет.
Все подымались. Архитектор скатывал кошму. Леонтьев собирал корочки
расколотого арбуза. Когда кошма докатилась до него, он вдруг яростно
стал топтать корки по кошме. Архитектор, колыхая шлемом, хохотал.
Леонтьев растянуто сказал:
- Предатели вы... Артемий надеется. Письмо прислал: "При первой воз-
можности подойду к Павлодару с казаками. Может быть, вы своими силами
уберетесь". Перетрусили, убрались...
Протоиерей подмигнул:
- Ничего. Мы еще наладим. Не так, тогда этак... Я сегодня обедню не
стал служить, проповедь отложил, а тут даже арбуз не съели... Челове-
ки-и!..
Кирилл Михеич спросил протоиерея:
- Вы, батюшка, семян мне не одолжите?..
- Каких тебе?
- Арбузных. От этих полос, подле коих рассуждали. Крупный арбуз, и
главное крепок - как по нему Иван Владимирыч бил, - хоть бы што... Мне
на бакча такой, а то в Омск справляю, мнется. Арбуз для этого надо креп-
кий.
Протоиерей подумал и сказал:
- Могу.
Кирилл Михеич счистил приставшую от кошмы шерсть и посоветовал:
- Брось, отец. Ты в летах, ну их... Я тут почесь всю ночь просидел:
программу большевицкую читал. Читал, отец, читал... Ведь я скажу тебе -
нет такого плана, чтоб не понял. Хоть на всю землю здание - пойму. А
тут, пошто, откуда оно - никак не вникну. Туман.
- Не читал, не интересуюсь.
- Твое дело церковное. Может и грешно... Как ты, отец, полагаешь:
скажем отымут... дома там, имущество. Надолго?
- А я думаю, коли отымать, так и совсем отымут.
Кирилл Михеич ухмыльнулся.
- Не верю. Главное, пропить некому будет: на кой им это все?
- Найдут, - шумно дыша, сказал протоиерей. - Им только взять.
VII.
На назьмах, подле белой уездной больницы, расстались.
Шмуро, Кирилл Михеич и протоиерей шли вместе.
В самом городе, как заворачивать из-за сельско-хозяйственной школы на
Троицкую улицу - за углом в таратайке ждала их матушка Вера Николаевна.
Лицо у ней как-то смялось, одна щека косо подрыгивала, а руки не могли
удержать вожжей.
- Куда тебя? - спросил протоиерей: - таку рань...
И тут только заметили, что попадья в азяме, киргизском малахае и по-
чему-то в валенках. Тряся вожжами по облучку, она взвизгнула, оглядыва-
ясь:
- Садись...
Протоиерей тоже оглянулся. У палисадника через загородку пегий теле-
нок силился достать листья тополей. Розовую шею царапали плотные перек-
ладинки и широкие глаза были недовольны.
- Ищут!.. - еще взвизгнула попадья, вдруг выдергивая из-под облучка
киргизскую купу. - Надевай.
Протоиерей торопливо развернул купу. В пыль выпал малахай.
Шмуро дернул Кирилла Михеича за пиджак.
- Пошли... Наше здесь дело?.. Ну-у...
Протоиерей, продергивая в рукава руки, бормотал:
- Кто ищет-то? Бог с тобой...
- Залезай, - визжала попадья. - Хочешь, чтоб зарезали? Ждать будешь?
Она вытянула лошадь кнутом по морде. Лошадь, брыкая, меся пыль, по-
несла в проулок, а оттуда в степь.
Кирилл Михеич торопливо повернул к дому. Шмуро забежал вперед и,
расставляя руки, сказал:
- Не пущу!..
- Ок'рстись, парень. К собственному дому не пустишь.
- Не пущу!..
Вся одежда Шмуро была отчего-то в пыли, на шлеме торчал навоз и соло-
ма. Бритые губы провалились, а глаза были как растрепанный веник.
- Не пущу... - задыхаясь и путаясь в слюне, бормотал он, еще шире
раздвигая руки: - донесешь... Я, брат, вашего брата видал много... Про-
вокацией заниматься?
Кирилл Михеич отодвинул его руку. Шмуро, взвизгнув, как попадья,
схватил его за полу и, приближая бритые губы к носу Кирилла Михеича,
брызнул со слюной:
- Задушу... на месте, вот... попробуй.
Здесь Кирилл Михеич поднес к его рту кулак и сказал наставительно:
- А это видел?
Шагнул. Шмуро выпустил полу и, охнув, побежал в проулок. Кирилл Михе-
ич окликнул:
- Эй, обождь... (Он забыл его имя.) - Ладно, не пойду. Только у меня
ведь жена беспокоится.
Шмуро долго тряс его руку, потом на кулаке оправил и вычистил шлем:
- Я, Кирилл Михеич, нервный. От переутомленья. Я могу человека убить.
О жене не беспокойтесь. Мы ей записку и с киргизом. Они - вне подозре-
ний.
- Кто?
- Да все... - Он косо улыбнулся на шлем. - Продавил. Где это?.. Ко
мне тоже нельзя. Может меня ждут арестовать. Пойдемте, Кирилл Михеич, на
площадь, к собору. Народ-то как будто туда идет...
Из переулков, из плетеных и облепленных глиной мазанок, босиком в
ситцевых пестрых рубахах сбегались на улицу мещане. Останавливались на
средине и долго смотрели, как бабы, подобрав юбки и насунув на брови
платок, бежали к площади.
Мещане вскинули колья на плечи и плотной толпой, в клубах желтой и
пахучей пыли, пошли на площадь.
- Зачем это? - спросил Шмуро.
Желтобородый и корявый мещанин остановился, лениво посмотрел на него
и безучастно сказал:
- Спички нет ли?.. Закурить. А бигут-то большавиков бить, в церква,
бают, пулемет нашли. Отымать приехали. И попа повесили... на воротах.
- Не бреши, - сказал Кирилл Михеич. Шмуро цикнул в шлем. Мещанин по-
бежал догонять, одна штанина у него была короче, - и казалось, что он
хром...
Шмуро значительно повел согнутой кистью руки:
- Видите?..
- Не повесили ведь? Сами видали.
- Ничего не значит. Повесят. Если б это культурная страна, а то
Ро-осси-ия!..
В садике перед площадью какая-то старуха, рваная и с сумой через пле-
чо, согнув колени, молилась кресту собора. С рук на траву текли сопли и
слезы, а краюхи, выпавшие из сумы, бесстрашно клевали толстые лохмоногие
голуби. Шмуро подскочил к ее лицу. Торопливо сказал:
- Не ори...
Старуха запричитала:
- В алтаре... усех батюшек перерезали, жиды проклятые! Христа им ма-
ло, Владычица!..
А за садиком, перед церковью, как в крестный ход, билась сапогами,
переливая ситцами толпа. На площадке у закрытых огромным замком дверей
церкви молились старуха и бабы. Одна билась подле замка. Взывал кто-то
пронзительно:
- Не допустим, православные!.. Злодеев, иродов...
Подходили с кольями мужики: коротконогие, потные и яркие - в новых
праздничных рубахах. Безучастно смотрели на ревущих баб - точно тех из-
бивал кто... Ровной и ленивой полосой выстраивались вокруг церкви. Поды-
мали колья на плечи как ружья... Молодежи не было - все бородатые впро-
седь. Мальчишки сбирали гальки в кучки.
Над крестами кружились и звонко падали в глухое, бледное и жаркое не-
бо - голуби.
Шмуро ловил Кирилла Михеича в толпе, тянул его за рукав и звал:
- Идемте к Иртышу, в купальни хотя бы... Стрельба здесь начнется, вам
ради чего рисковать? Идемте.
Кирилл Михеич все втискивался в толпу, раздвигал потные локти, пахну-
щие маслом бороды. Плотным мясом толкали в бока бабы; старухи царапали
костями. Какой-то скользкий и тающий, отдающий похотью и тоской, комок
давился и рождался - то в груди, то в голове...
- Отстань, - говорил он.
Никто его как-будто не узнавал, но никто и не удивлялся. И толпу
пройти нельзя было, - только выходил на край, как поворачивался и опять
он входил туда же.
- Идемте!..
- Отстань.
Потом Шмуро больше не звал его. Но, раздвигая тела, вдыхая воздух,
пахнущий табаком и сырым, недопеченым хлебом, Кирилл Михеич повторял:
- Отстань... отвяжись...
Вдруг Кирилла Михеича метнуло в сторону, понесло глубоко глубоко бо-
роздя сапогом песок и он вместе с другими хрипло закричал:
- Ладно... Правильно-о!..
А тот, кому кричал Кирилл Михеич, перегнувшись из таратайки и прижи-
мая к груди киргизский малахай, как наперсный крест, резко взывал:
- Не допускайте, православные!.. Не допускайте в церковь... Госпо-
ди!..
И он оборачивался к улыбающемуся красногвардейцу Горчишникову. А Гор-
чишников держал револьвер у виска о. Степана и кричал в толпу:
- Пропусти! Застрелю.
На козлах сидела и правила матушка.
Толпа стонала, выла. Спина в спину Горчишникову стоял еще красногвар-
деец, бледный и без шапки. Револьвер у него в руке прыгал, а рукой он
держался за облучек.
- Пу-ускай!.. - кричал в толпу Горчишников. - Пускай, а то убью попа.
Толпа, липко дыша, в слезах, чернобородая, пыльная, расступилась, за-
вопила, грозя:
- По-одожди!
Тележка понеслась.
А дальше Кирилл Михеич тоже со всеми, запинаясь и падая, без шляпы -
бежал за тележкой к пристаням. Протоиерея по сходням провели на пароход,
а матушку не пустили.
Лошадь подождала и, легонько мотая головой, пошла обратно. Толпились
у сходен, у винтовок красногвардейцев - орали каменщикам, малярам, кро-
вельщикам:
- Пу-усти...
А у тех теперь не лопатки - штыки. Лица поострели, подтянулись.
Махал сюртуком Кирилл Михеич, падая в пыль на колени:
- Ребята, отца Степана-то... Пу-усти...
- Здесь тебе не леса! Жди...
Работник Бикмулла сдвинул на ухо тибитейку, босиком травил канат.
Пароход отошел от пристани, гукнул тревожно, и вдруг на палубу выка-
тили пулеметы.
Толпа зашипела, треснула и полилась обратно с берега в улицы.
И только в переулке заметил Кирилл Михеич - потеряна шляпа; штанину
разорвал, подтяжки лопнули, и один белый носок спустился на штиблет.
VIII.
Тонкая, как паутина, липкая шерсть взлетала над струнами шерстобойки.
Кисло несло из угла, где бил Поликарпыч шерсть. И борода у него была,
как паутина - голубая и серая.
Кирилл Михеич лежал на кровати и говорил:
- Ты в дом-то почаще наведывайся. Бабы.
- Аль уедешь?
- В бор-то. Лешава я там не видал. Раньше не мог, теперь поздно.
- Поздно? Пымают.
- Поймали же попа.
- Попа и я могу пымать. На то он и поп. Куды он убежит, дальше алта-
ря? Нет, ты вот меня поймай. А то - нарядил купу киргизку, а волосы
из-под малахая длинней лошадинова хвоста... Убьют, ты как думаешь?
- Я почем знаю, - с раздражением ответил Кирилл Михеич.
Поликарпыч свалил шерсть в мешок и, намыливая руки, сказал:
- Надо полагать, кончут. Царство небесно, все там будем.
- Чирей тебе на язык.
Поликарпыч хмыкнул:
- Ладно. Жалко. А того не ценишь, что в Павлодаре мощи будут. Ни од-
ного мученика по всей киргизской степе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
любил он птицеводство; преподавал в сельско-хозяйственной школе геомет-
рию, а отец у него - толстый и плотный баболюб (держал трех наложниц) -
имел бани.
Рядом с ним на кошме сидел Матрен Евграфыч, пожилой усталый чиновник
с почты. Шестой год влюблен он в Лариссу, дочь Пожиловой - мельничихи, и
Кирилл Михеич помнил его только гуляющим под руку с Лариссой. А сейчас
подумал: "чего он не женился".
За о. Степаном, рядом с братьями Саженовыми, был еще бухгалтер из
казначейства - Семенов, лысый в пикейной паре. Он был очень ласков и да-
же очки протирал - словно гладил кошку. Он увидал, что Кирилл Михеич
смотрит на него, подполз и сказал ему на ухо:
- Глупо я умру. Нехорошо. Чего ради влип, не знаю...
Тут Кирилл Михеич, вспомнив что-то, сказал:
- А по-моему, плюнуть...
Леонтьев поднял руки над арбузом и спросил нерешительно:
- На что плюнуть...
Кирилл Михеич пошевелил бородку по мягкой кости и ответил смущенно:
- Воопче. Зря, по-моему. - Он вспомнил Саженову-старуху и добавил: -
Вырежут...
- Большевики?
- Обязательно. О чем и говорят. И Артюшка зря лезет. Я ему напишу, а
бабе его от квартеры откажу. Хоть и родня, а мне из-за них помирать ка-
кой план? Брось ты, Иван Владимирыч... На казаков какая надежа. Брехать
любят, верно. Я с ними церква строил, знаю. Хуже киргиз.
- Следовательно, с предложеньями группы вы не согласны.
Кирилл Михеич вынул платок, утер щеки, высморкался и опять сунул пла-
ток:
- Силы у вас нету...
- Две сотни казаков хоть сейчас. Под седлом.
- Вырежут. Впрочем, дело ваше, а меня, Иван Владимирыч избавь. Мое
дело сторона...
Протоиерей грохнул арбуз о кошму и вскочил.
- Вот и води с таким народом дела! - закричал он пронзительно.
Вороны метнулись от подсолнечников. Он сбавил голос:
- Раз у тебя родственник Артемий Иваныч такой, за родину, я и думал.
Не подгадит, мол, Кирилл Михеич...
- Родственник-то он по жене... А жена... воопче.
- Воопче, воопче!.. - закричал опять протоиерей. - Вы не воопче гово-
рите, а за себя. Ради вас же стараются... Я думал подряды вам устроить
побольше. Семнадцать церквей получили.
- Что вы меня, отец Степан, церквами-то корите? Я их не воровать бе-
русь, а строить. Да ну их...
Протоиерей торопливо перекрестил его. Кирилл Михеич сплюнул и сказал
тише:
- С такими работниками сартира не выстроишь, не то что в готическом
стиле. Надоели они мне все. Столько убытков несут - и я и они, Госпо-
ди...
Шмуро громко вздохнул:
- Такой климат. Плотность населения отсутствует, значит, все плохо.
Не предприимчивый.
Кирилл Михеич погладил кадык:
- В горле першит от крику. Плюньте, господа... Лучше б кумыса по та-
кому времени, а? Матрен Евграфыч, верно?
Тот устало повел губами:
- Кумыс подкрепляет.
Все подымались. Архитектор скатывал кошму. Леонтьев собирал корочки
расколотого арбуза. Когда кошма докатилась до него, он вдруг яростно
стал топтать корки по кошме. Архитектор, колыхая шлемом, хохотал.
Леонтьев растянуто сказал:
- Предатели вы... Артемий надеется. Письмо прислал: "При первой воз-
можности подойду к Павлодару с казаками. Может быть, вы своими силами
уберетесь". Перетрусили, убрались...
Протоиерей подмигнул:
- Ничего. Мы еще наладим. Не так, тогда этак... Я сегодня обедню не
стал служить, проповедь отложил, а тут даже арбуз не съели... Челове-
ки-и!..
Кирилл Михеич спросил протоиерея:
- Вы, батюшка, семян мне не одолжите?..
- Каких тебе?
- Арбузных. От этих полос, подле коих рассуждали. Крупный арбуз, и
главное крепок - как по нему Иван Владимирыч бил, - хоть бы што... Мне
на бакча такой, а то в Омск справляю, мнется. Арбуз для этого надо креп-
кий.
Протоиерей подумал и сказал:
- Могу.
Кирилл Михеич счистил приставшую от кошмы шерсть и посоветовал:
- Брось, отец. Ты в летах, ну их... Я тут почесь всю ночь просидел:
программу большевицкую читал. Читал, отец, читал... Ведь я скажу тебе -
нет такого плана, чтоб не понял. Хоть на всю землю здание - пойму. А
тут, пошто, откуда оно - никак не вникну. Туман.
- Не читал, не интересуюсь.
- Твое дело церковное. Может и грешно... Как ты, отец, полагаешь:
скажем отымут... дома там, имущество. Надолго?
- А я думаю, коли отымать, так и совсем отымут.
Кирилл Михеич ухмыльнулся.
- Не верю. Главное, пропить некому будет: на кой им это все?
- Найдут, - шумно дыша, сказал протоиерей. - Им только взять.
VII.
На назьмах, подле белой уездной больницы, расстались.
Шмуро, Кирилл Михеич и протоиерей шли вместе.
В самом городе, как заворачивать из-за сельско-хозяйственной школы на
Троицкую улицу - за углом в таратайке ждала их матушка Вера Николаевна.
Лицо у ней как-то смялось, одна щека косо подрыгивала, а руки не могли
удержать вожжей.
- Куда тебя? - спросил протоиерей: - таку рань...
И тут только заметили, что попадья в азяме, киргизском малахае и по-
чему-то в валенках. Тряся вожжами по облучку, она взвизгнула, оглядыва-
ясь:
- Садись...
Протоиерей тоже оглянулся. У палисадника через загородку пегий теле-
нок силился достать листья тополей. Розовую шею царапали плотные перек-
ладинки и широкие глаза были недовольны.
- Ищут!.. - еще взвизгнула попадья, вдруг выдергивая из-под облучка
киргизскую купу. - Надевай.
Протоиерей торопливо развернул купу. В пыль выпал малахай.
Шмуро дернул Кирилла Михеича за пиджак.
- Пошли... Наше здесь дело?.. Ну-у...
Протоиерей, продергивая в рукава руки, бормотал:
- Кто ищет-то? Бог с тобой...
- Залезай, - визжала попадья. - Хочешь, чтоб зарезали? Ждать будешь?
Она вытянула лошадь кнутом по морде. Лошадь, брыкая, меся пыль, по-
несла в проулок, а оттуда в степь.
Кирилл Михеич торопливо повернул к дому. Шмуро забежал вперед и,
расставляя руки, сказал:
- Не пущу!..
- Ок'рстись, парень. К собственному дому не пустишь.
- Не пущу!..
Вся одежда Шмуро была отчего-то в пыли, на шлеме торчал навоз и соло-
ма. Бритые губы провалились, а глаза были как растрепанный веник.
- Не пущу... - задыхаясь и путаясь в слюне, бормотал он, еще шире
раздвигая руки: - донесешь... Я, брат, вашего брата видал много... Про-
вокацией заниматься?
Кирилл Михеич отодвинул его руку. Шмуро, взвизгнув, как попадья,
схватил его за полу и, приближая бритые губы к носу Кирилла Михеича,
брызнул со слюной:
- Задушу... на месте, вот... попробуй.
Здесь Кирилл Михеич поднес к его рту кулак и сказал наставительно:
- А это видел?
Шагнул. Шмуро выпустил полу и, охнув, побежал в проулок. Кирилл Михе-
ич окликнул:
- Эй, обождь... (Он забыл его имя.) - Ладно, не пойду. Только у меня
ведь жена беспокоится.
Шмуро долго тряс его руку, потом на кулаке оправил и вычистил шлем:
- Я, Кирилл Михеич, нервный. От переутомленья. Я могу человека убить.
О жене не беспокойтесь. Мы ей записку и с киргизом. Они - вне подозре-
ний.
- Кто?
- Да все... - Он косо улыбнулся на шлем. - Продавил. Где это?.. Ко
мне тоже нельзя. Может меня ждут арестовать. Пойдемте, Кирилл Михеич, на
площадь, к собору. Народ-то как будто туда идет...
Из переулков, из плетеных и облепленных глиной мазанок, босиком в
ситцевых пестрых рубахах сбегались на улицу мещане. Останавливались на
средине и долго смотрели, как бабы, подобрав юбки и насунув на брови
платок, бежали к площади.
Мещане вскинули колья на плечи и плотной толпой, в клубах желтой и
пахучей пыли, пошли на площадь.
- Зачем это? - спросил Шмуро.
Желтобородый и корявый мещанин остановился, лениво посмотрел на него
и безучастно сказал:
- Спички нет ли?.. Закурить. А бигут-то большавиков бить, в церква,
бают, пулемет нашли. Отымать приехали. И попа повесили... на воротах.
- Не бреши, - сказал Кирилл Михеич. Шмуро цикнул в шлем. Мещанин по-
бежал догонять, одна штанина у него была короче, - и казалось, что он
хром...
Шмуро значительно повел согнутой кистью руки:
- Видите?..
- Не повесили ведь? Сами видали.
- Ничего не значит. Повесят. Если б это культурная страна, а то
Ро-осси-ия!..
В садике перед площадью какая-то старуха, рваная и с сумой через пле-
чо, согнув колени, молилась кресту собора. С рук на траву текли сопли и
слезы, а краюхи, выпавшие из сумы, бесстрашно клевали толстые лохмоногие
голуби. Шмуро подскочил к ее лицу. Торопливо сказал:
- Не ори...
Старуха запричитала:
- В алтаре... усех батюшек перерезали, жиды проклятые! Христа им ма-
ло, Владычица!..
А за садиком, перед церковью, как в крестный ход, билась сапогами,
переливая ситцами толпа. На площадке у закрытых огромным замком дверей
церкви молились старуха и бабы. Одна билась подле замка. Взывал кто-то
пронзительно:
- Не допустим, православные!.. Злодеев, иродов...
Подходили с кольями мужики: коротконогие, потные и яркие - в новых
праздничных рубахах. Безучастно смотрели на ревущих баб - точно тех из-
бивал кто... Ровной и ленивой полосой выстраивались вокруг церкви. Поды-
мали колья на плечи как ружья... Молодежи не было - все бородатые впро-
седь. Мальчишки сбирали гальки в кучки.
Над крестами кружились и звонко падали в глухое, бледное и жаркое не-
бо - голуби.
Шмуро ловил Кирилла Михеича в толпе, тянул его за рукав и звал:
- Идемте к Иртышу, в купальни хотя бы... Стрельба здесь начнется, вам
ради чего рисковать? Идемте.
Кирилл Михеич все втискивался в толпу, раздвигал потные локти, пахну-
щие маслом бороды. Плотным мясом толкали в бока бабы; старухи царапали
костями. Какой-то скользкий и тающий, отдающий похотью и тоской, комок
давился и рождался - то в груди, то в голове...
- Отстань, - говорил он.
Никто его как-будто не узнавал, но никто и не удивлялся. И толпу
пройти нельзя было, - только выходил на край, как поворачивался и опять
он входил туда же.
- Идемте!..
- Отстань.
Потом Шмуро больше не звал его. Но, раздвигая тела, вдыхая воздух,
пахнущий табаком и сырым, недопеченым хлебом, Кирилл Михеич повторял:
- Отстань... отвяжись...
Вдруг Кирилла Михеича метнуло в сторону, понесло глубоко глубоко бо-
роздя сапогом песок и он вместе с другими хрипло закричал:
- Ладно... Правильно-о!..
А тот, кому кричал Кирилл Михеич, перегнувшись из таратайки и прижи-
мая к груди киргизский малахай, как наперсный крест, резко взывал:
- Не допускайте, православные!.. Не допускайте в церковь... Госпо-
ди!..
И он оборачивался к улыбающемуся красногвардейцу Горчишникову. А Гор-
чишников держал револьвер у виска о. Степана и кричал в толпу:
- Пропусти! Застрелю.
На козлах сидела и правила матушка.
Толпа стонала, выла. Спина в спину Горчишникову стоял еще красногвар-
деец, бледный и без шапки. Револьвер у него в руке прыгал, а рукой он
держался за облучек.
- Пу-ускай!.. - кричал в толпу Горчишников. - Пускай, а то убью попа.
Толпа, липко дыша, в слезах, чернобородая, пыльная, расступилась, за-
вопила, грозя:
- По-одожди!
Тележка понеслась.
А дальше Кирилл Михеич тоже со всеми, запинаясь и падая, без шляпы -
бежал за тележкой к пристаням. Протоиерея по сходням провели на пароход,
а матушку не пустили.
Лошадь подождала и, легонько мотая головой, пошла обратно. Толпились
у сходен, у винтовок красногвардейцев - орали каменщикам, малярам, кро-
вельщикам:
- Пу-усти...
А у тех теперь не лопатки - штыки. Лица поострели, подтянулись.
Махал сюртуком Кирилл Михеич, падая в пыль на колени:
- Ребята, отца Степана-то... Пу-усти...
- Здесь тебе не леса! Жди...
Работник Бикмулла сдвинул на ухо тибитейку, босиком травил канат.
Пароход отошел от пристани, гукнул тревожно, и вдруг на палубу выка-
тили пулеметы.
Толпа зашипела, треснула и полилась обратно с берега в улицы.
И только в переулке заметил Кирилл Михеич - потеряна шляпа; штанину
разорвал, подтяжки лопнули, и один белый носок спустился на штиблет.
VIII.
Тонкая, как паутина, липкая шерсть взлетала над струнами шерстобойки.
Кисло несло из угла, где бил Поликарпыч шерсть. И борода у него была,
как паутина - голубая и серая.
Кирилл Михеич лежал на кровати и говорил:
- Ты в дом-то почаще наведывайся. Бабы.
- Аль уедешь?
- В бор-то. Лешава я там не видал. Раньше не мог, теперь поздно.
- Поздно? Пымают.
- Поймали же попа.
- Попа и я могу пымать. На то он и поп. Куды он убежит, дальше алта-
ря? Нет, ты вот меня поймай. А то - нарядил купу киргизку, а волосы
из-под малахая длинней лошадинова хвоста... Убьют, ты как думаешь?
- Я почем знаю, - с раздражением ответил Кирилл Михеич.
Поликарпыч свалил шерсть в мешок и, намыливая руки, сказал:
- Надо полагать, кончут. Царство небесно, все там будем.
- Чирей тебе на язык.
Поликарпыч хмыкнул:
- Ладно. Жалко. А того не ценишь, что в Павлодаре мощи будут. Ни од-
ного мученика по всей киргизской степе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25