Фиоза Семеновна обошла горницу. В простенке, между гераней, тусклое
зеркало. Взяло оно кусок груди, руку в цветной пахучей кофте, лицу же в
нем показаться страшно.
- Солдатское есть? - спросила тоскливо Фиоза Семеновна.
Просфирня, охая и для чего-то придерживаясь стены, вошла в горницу.
Долго смотрела на желтый крашеный пол.
- Какое солдатское?
- Белье там, сапоги, шинель. У всех теперь солдатское есть.
- Об нас спрашиваете, Фиоза Семеновна?
И, вдруг хлопнув ладонь о ладонь, просфирня быстро зашарилась по уг-
лам:
- Есть, как же солдатскому не быть?.. от сына осталось... сичас сол-
датского найдем... как же... Ира, ищи!..
- Ищи, сама хочешь так. Что я тебе барахлом торговать?
Выкидывая на скамейку широкие, серого сукна, штаны, просфирня хитро
ухмыльнулась:
- К мужу под солдатской амуницией пробраться хочешь?
- К мужу, - вяло ответила Фиоза Семеновна: - шинель коли найдется,
куплю.
- Все найдется. Ты думаешь, солдат легче пропускают?
- Легче.
- Ну, дай бог. И то, скажешь, с германского фронта ушел: нонче много
идет человека, как гриба в дождь.
Штаны пришлись в пору: ноги лежали в них большими солдатскими куска-
ми. Ворот рубахи расширили, а шинель - узка, тело из-под нее выплывало
бабьим. Отпороли хлястик, затянули живот мягким ремнем - вышло.
- Хоть на германску войну итти.
Фиоза Семеновна ощупала руки и, спустив рукава шинели до ногтей, тихо
сказала:
- Режь.
- Чего еще?
- Волос режь, на-голо.
И, дрогнув пальцами, взвизгнула:
- Да, ну-у!..
И, так же тонко взвигнув, вдруг заплакала Ира.
Просфирня собрала лицо в строгость, перекрестилась и, махнув ножница-
ми, строго сказала:
- Кирилл Михеичу поклонитесь, забыл нас. Подряды, сказывают, у него
об'явились огромадные. Держжись!..
Приподняв смуглую прядь волос, просфирня проворно лязгнула ножницами.
Прядь, вихляясь, как перо, скользнула к подолу платья. Просфирня притоп-
нула ее ногой.
Провожали Фиозу Семеновну до ворот. Ноги у ней в большом и теплом са-
поге непривычно тлели - словно вся земля нога. От шинели пахло сухими
вениками, а голова будто обожженная - и жар, и легость.
Растворяя калитку, просфирня повторила:
- Кланяйтесь Кирилл Михеичу. Вещи ваши я сохраню.
- Не надо.
В кармане шинели пальцы нащупали твердые, как гальки, хлебные крошки,
сломанную спичку и стальное перышко. Фиоза Семеновна торопливо достала
перышко и передала просфирне. Тогда просфирня заплакала и, поджав губы
(чтобы не выпачкать слюной), стала целоваться.
А за селом, где налево от деревянного моста, дорога свертывала к го-
роду, Фиоза Семеновна, не взглянув туда, повернула к ферме.
Толстоногий мужик все еще сидел на бревнах, только как-будто был в
другой шапке.
- Сирянок нету закурить? - спросил он.
Фиоза Семеновна молча прошла мимо.
В сарае, где раньше стояли сельско-хозяйственные машины, за столом,
покрытым одеялом, сидел Запус. Подтянув колено к подбородку и часто сту-
кая ребром ладони о стол, он выкрикивал со смехом:
- Кто еще не вписался?.. Кому голов не жалко, а-а?.. Головы, все?
Последний день, а то без записи умирать придется, товарищщи!..
Небритое его лицо золотилось, а голос как-будто осип. Так, когда со-
лома летит с воза, такой шорох в голосе.
Защищая локтями грудь, Фиоза Семеновна шла через толпу. В новой одеж-
де, по-новому остро входили в тело кислые мужские запахи. А может быть,
это потому: казалось, схватят сейчас и стиснут груди.
С каждым шагом - резче по столу ладонь Запуса:
- Кто еще?
Увидал рядом со своей ладонью рукав шинели Фиозы Семеновны. Щелкнул
пальцем - секретарю, вытянул руки, спросил торопливо:
- Еще?.. Имя как? Еще один! Товарищи!.. Тише!
- К порядку, курва! - крикнул кто-то басом. - А ишшо Учредительно,
гришь, ни надо...
Фиоза Семеновна опять схватила в кармане хлебные крошки, хотела отки-
нуть с пальцев непомерно длинный рукав шинели и заплакала.
Запус мотнул головой, колено его ударило в чернильницу, а рука щупала
козырек фуражки Фиозы Семеновны. Высокий матрос - секретарь, охватив
стол руками, хохотал, а мужики шли к выходу. Запус отшвырнул фуражку и
сказал секретарю:
- Фуражку новую выдать и... сапоги.
Хлопнул ладонью о стол и сказал:
- В нестроевую часть назначу! Приказ есть - женщинам нельзя... а, ес-
ли нам блины испечешь, а?
Еще раз оглядел Фиозу Семеновну:
- Нет, в платье лучше. Собирай, Семен, бумаги, штемпеля, - блины
печь. Постриглась!

VI.

Под утро матрос, секретарь, Топошин кулаком в дверь разбудил Запуса.
Сморкаясь и протирая глаза, сказал:
- Вечно выспаться не дают. Арестованных там привезли.
- Сколько?
- Двое. Из города ехали, говорят жену ищат. У кордона, на елани пой-
мали. Оружья нет. Одного-то знаю - подрядчик, а другой, грит, архитек-
тор. Церкви какие-то строят, ничего не поймешь. Какие теперь церкви?
Насчет казачьей лавы бы их давнуть, знают куда хочешь. Возможные казачьи
шпионы и вообще чикнуть их...
- Подумают, из-за жены. Допросить. В сарай. Зря нельзя.
Запус вернулся в комнату. Заголив одеяло и тонко дыша усталым телом,
спала Фиоза Семеновна. Щеки у ней загорели и затвердели; крутым обвалом
выходили пахучие бедра.
- Весело! - навертывая портянки, сказал Запус.
И опять, как вчера, резко стуча по столу ребром ладони, одной рукой
завертывая папироску, спрашивал:
- Подрядчик Качанов? Архитектор Шмуро?
Шмуро не хотел вытягиваться, но вытянулся и по-солдатски быстро отве-
тил:
- Так точно.
И тыкаясь в зубы отвердевшим языком, Шмуро (стараясь не употреблять
иностранных слов) рассказывал о восстании в городе.
- Мобилизовали, - сказал он тихо, - я не при чем. Мне и руку простре-
лили, а какой я вояка?
Сюртук под мышками Кирилл Михеича лопнул, торчала грязная вата. Раз-
ряжая бородку пальцами, он отодвинул Шмуро и, устало глядя в рот Запуса,
спросил:
- Жена моя у тебя? Фиеза?
Запус поднял ладонь и через нее взглянул на свет. Плыла розовая (в
пальцах) кровь и большой палец пахнул женщиной. Он улыбнулся:
- А вы, Качанов, в восстаньи участвовали?
Кирилл Михеич упрямо повел головой:
- Здесь жена-то или нету?..
Шмуро тоскливо вытянулся и быстро заговорил:
- Артемий Трубычев назначен комендантом города. Организован из предс-
тавителей казачьего круга Комитет Действия; про вас ходят самые противо-
речивые и необыкновенные слухи; мы же решили уйти в мирную жизнь, да-
бы...
- Нету, значит? - глядя в пол, сказал Кирилл Михеич.
Запус закурил папироску, погладил колено и указал конвойным:
- Можно увести. Казаки будут близко - расстреляем. Посадить их в са-
рай, к речке.
Солдат-конвойный зацепил в дверях полу шинели о гвоздь. Стукая вин-
товкой, с руганью отцепил сукно. Запус наблюдал его, а когда конвойный
ушел, потянулся и зевнул:
- Я на сеновал, Семен, спать пойду. У меня баба там лежит, разбуди.
Зовут ее Савицкая, она у нас добровольцем. Скажи - пусть оденется,
возьмет винтовку и караулит.
- Мужа?
- Обоих. А этот караул ты сними.
Матрос Топошин сплюнул, вытер узкие губы и широко, точно нарочно,
расставляя ноги, пошел:
- Ладно.
Обернулся, дернул по плечу рукой, точно срывая погон:
- Это для чего?
- Песенку знаешь: "милосердия двери отверзи ми"?..
- А потом?
- Маленький я в церкви прислужничал, попу кадило подавал. Вино любил
пить церковное и в алтаре курил в форточку. Запомнил. Песенку.
- Ишь...
Матрос Топошин вышел в ограду, махнул пальцем верховым и, стукая
пальцем в луку седла, сказал тихо:
- Туда к речке, в тополя валяйте. Как трое из сараев пойдут, бей на
смерть.
Корявый мужиченко поддернул стремя и пискнул:
- Которого?
- Видать которы бегут, амбиция. Своих, что ли?
- Своих мы против.
В сарайчике на бочке сидели Шмуро и Кирилл Михеич. Скрестив ноги и
часто вздрагивая ляжками, Шмуро крестился мелкими, как пуговка, крести-
ками. Губы у него высохли, не хватало слюны и в ушах несмолкаемо звене-
ло:
- Господи помилу... господи помилу... господ поми...
Иногда потная рука ложилась близко от подрядчика и он отодвигался на
краешек.
- Барахло-то наше поделют? - спросил Кирилл Михеич. - Все ведь теперь
обще. А я белья набрал и для Фиезы шелково платье.
Шмуро стал покачиваться всем туловищем. Бочка затрещала. Кирилл Михе-
ич тронул его за плечо:
- Слышь, англичанка! Сломашь.
Шмуро вскочил и, вихляя коленками, отбежал в угол. Здесь рухнул на
какие-то доски и заерзал:
- Госпоми... госпоми... госпо...
В сарайчике солоновато пахло рыбой. Голубоватые холодные тени, как
пауки. В пиджаке было холодно. Кирилл Михеич нашел какую-то рваную кошму
и накрылся.
У дверей женский сонный голос спросил:
- Не сходить?..
Другой, тверже:
- Полезут, лупи штыком в морду. Буржуи, одно! Буфера-то чисто колеса,
у-ух... нарастила! Мамонька, ишо дерется!
Сбросил, потом опять надернул кошму Кирилл Михеич. Робея, ногой под-
топтал под себя слизкую глину сарайчика, - подошел к двери. С ружьем, в
солдатской фуражке и шинели, она, Фиоза. Отвердели степным загаром щеки
и вспухли приподнятые кверху веки.
Наклонившись, щупая пальцем щель, сказал Кирилл Михеич:
- Фиеза! Жена!..
Законным, извечным испугом вздрогнула она. Так и надо. Оттого и быть
радости.
- Твое здесь дело, Фиеза?
Неумело отвела ногу в желтом солдатском сапоге; повернула ружье, как
поворачивала ухватом, и неожиданно жалобно сказала:
- Сиди, Кирилл Михеич... сиди... убью! Не вылазь лучше.
И еще жалобнее:
- Владычица, богородица!.. Сиди лучше.
Ему ли не знать закона и богородицыных вздохов? На это есть другой,
мужичий седой оклик:
- Фиеза, изобью! Отворяй, курва. Я из-за тебя всю степь до бора прое-
хал; убьют, может, из-за тебя... Васька-то твой, может, с'ест меня, из-
мотает живьем, а ты чем занимаешься!? Поселок Лебяжий попалили, ни ско-
та, ни людей...
- Не лезь, Кирилл Михеич, не лезь лучше...
И, хряпая досками, предсмертно молился Шмуро:
- Господи поми... господи по... господи поми...
Потом тише, так, как говорил когда-нибудь в кровати о пермской любви,
о теплых перинах, широких, как степь, хлебах, о сухой ласке, сухими му-
жичьими словами:
- Опять ведь все так, Фиезушка, я тебе все прощу... никто ничего не
знат, ездила в поселок и - только. Ничего не водилась, спальню окра-
сим... Артюшка уехал, никого, всем домом наше хождение... Комиссар-то,
думашь, тобой дорожит, так, мясо, потреться и - будет. Он и караул-то
этот снял, тебя поставил - бежите, дескать; куда мне вас... Фиезушка!
Припадочным, тягучим криком надорвалась:
- Бежите-е?.. Врешь! Врешь!..
Штыком замок - на землю. Замок на земле, как тряпка. Хряснул неловко
затвор. Кирилл Михеич в угол, черная смоляная дудка дрожит на сажень от
груди.
- Фиезушка-а...
Обводя тело штыком, кричала:
- Пиши... пиши сейчас... подписку пиши... развод пиши... развожусь...
Ты, сволочь!
Мягко стукнул приклад в Шмуро. Архитектор вскочил, сел на бочку и,
запыхаясь, спросил:
- Вам что угодно?
На него тоже дуло. Под дулом вынул Шмуро блок-нот и, наматывая рассы-
пающиеся буквы, написал химическим карандашом:
"Развод. Я, нижеподписавшийся, крестьянин Пермской губернии, Красноу-
фимского уезда, села Морева, той же волости, Кирилл Михеич Качанов"...

---------------

В это время Васька Запус брился перед обломком зеркала. Секретарь,
матрос Топошин, вытянув длинные ноги, плевками сгонял мух со стены. Мухи
были вялые, осенние, и секретарю было скучно.
- Параллелограм... - сказал Запус: - ромб... равенство треугольни-
ков... Все на войне вышибло. Чемоданы тяжелей ваших вятских коров, Се-
мен?
- Тяжелей.
- Пожалуй, тяжелей. Все придется сначала учить. Параллелограм...
ромб... И насчет смерти: убивать имеем право или нет? И насчет жизни...
- Насчет жизни - ерунда.
- Пожалуй, ерунда.
Топошин пальцем оттянул задымленный табаком ус. В ноздрю понесло та-
баком. Матрос жирно, точно из ведра, сплюнул:
- Табаку бы где-нибудь хорошего достать.


VII.

Все утро, похрустывая замерзшими беловатыми комьями грязи, бродил
старикашка у дверей, у набросанных подле амбара досок. Дергал гвозди.
Спина у Кирилла Михеича ныла. Шмуро от холода накрылся доской, и дос-
ка на нем вздрагивала. Шмуро быстро говорил:
- Сена им жалко, могли бы и бросить.
- Гвозди дергат, - сказал тоскливо Кирилл Михеич.
- Кто?
- Сторож.
Шмуро скинул доску на землю, вскочил и топая каблуками по доске, зак-
ричал:
- Я в Областную Думу! Я в Омский Революционный комитет! К чорту, уг-
нетатели, грабители, воры! Ясно! Я свободный гражданин, я всегда против
царского правительства... Это что же такое...
- Там разбирайся.
Старик-сторож постукивал молотком. Кирилл Михеич посмотрел в щель:
- Выпрямляет.
С рассвета в ограде фермы скрипели телеги, кричали мужики, и командо-
вал Запус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25