желтая звезда, совершенно идентичная нашему Солнцу, с планетной системой. Несомненно, что там отыщется хоть одна планета, подобная нашей Земле.
— Каким принципом вы руководствовались при выборе вашего астронавигатора?
Это было сказано неокрепшим мальчишеским басом (вероятно, первокурсник Академии Звездоплавания). «Да, да!», — подтвердило сверху множество голосов. Начальник Космоцентра, сидевший справа от меня, привстал со стула, прокашлялся и зазвонил в колокольчик.
— Извольте, отвечу, — отпарировал Самойлов и успокаивающе повел ладонью в мою сторону. — Мне импонирует, что Виктор Андреев высокого роста и не придется в продолжение долгих лет смотреть на него сверху вниз.
Мальчишеский бас не унимался:
— Это не ответ!.. Все хотят лететь!
— Да, да! Мы тоже высокого роста.
— Увы, — академик развел руками. — Приятно видеть ваш энтузиазм, но вместе с тем и прискорбно. Всех желающих не возьмешь! Мой спутник имеет еще одно неоспоримое преимущество: он молод… (Возглас с галерки: «Я тоже молод!») Это заметно, — немедленно отозвался Самойлов под общий смех. — Он молод, но, несмотря на это, налетал уже триллион километров.
Наконец слово предоставили мне. Я не стал подниматься на кафедру, чтобы не усугубить впечатления, произведенного речью академика, а встал у стола в позе, которая казалась мне наиболее естественной. И вдруг я непроизвольно поднял руку, повторяя жест академика:
— Мы счастливы…
Галерка разразилась ироническими аплодисментами.
Поправляться было уже поздно, и я с мужеством отчаяния продолжал:
— Да, да… Я горжусь оказанным мне доверием. Вы увидите, я оправдаю его.
— Мы не увидим, — заметил чей-то голос. — Когда вы вернетесь, нас уже давно не будет в живых.
— Виктор имел в виду человечество в целом, — вмешался профессор.
Я готов был провалиться сквозь землю! Утешало лишь то, что рядом со мной была Лида.
Несмотря на неудачные упражнения в ораторском искусстве, академика и меня вынесли на Площадь Астронавтов, как древних триумфаторов, передавая с рук на руки. Люди, стоявшие на площади, встретили нас бурей приветствий.
Меня чуть не раздавили в своих объятиях слушатели Академии Звездоплавания. Я потерял Лиду в толпе и тщетно осматривался по сторонам.
Толпа на площади была так густа, что мы с Лидой до тех пор не могли найти друг друга, пока космонавты не начали расходиться. Оказалось, что Лида стояла в трех шагах от меня.
Вскоре отыскался и академик. Он внимательно посмотрел на нас с Лидой и вдруг нахмурился — я, кажется, угадал почему.
— Это… Лида, — начал я и запнулся, не решаясь продолжать.
Петр Михайлович долго жал ей руку. Вероятно, он понял все. Поговорив с нами несколько минут, Самойлов заторопился, ссылаясь на неотложные дела в Совете.
На другой день академик вызвал меня по видеофону из Сектора Межзвездных Проблем. Лицо его было мрачно.
— Вы давно вместе? — сразу ошарашил он меня.
— Давно, — промямлил я. — Вы имеете в виду Лиду?
— Конечно, не центр Галактики! — ни с того ни с сего вспылил Петр Михайлович. — Почему ты раньше не сказал мне о ней?
Я опустил голову. Что я мог ответить ему?
Молчание продолжалось целую вечность. Петр Михайлович о чем то размышлял, изредка взглядывая на меня и сердито шевеля бровями.
— Если бы было возможно взять ее в путешествие, — задумчиво произнес академик.
А почему невозможно? — наконец решился я подать голос. — Вот уже свыше полувека женщины участвуют в космических полетах.
— Нет, нельзя, — пожал он плечами. — Не позволят… без специальной подготовки, без профессиональных навыков. Я для себя-то еле добился разрешения Совета Тружеников. Однако что бы такое предпринять?..
Забыв обо мне, Петр Михайлович быстрыми шагами направился к выходу. С тоской и надеждой проводил я взглядом его широкую спину. Экран связи медленно угас.
***
Чаще, чем нужно, я поглядывал на зеленый циферблат. Его гигантский круг с черными цифрами и красными стрелками четко проецировался в бледной лазури неба. До старта рейсовой ракеты «Земля-Луна» оставалось сорок три минуты. А Лиды все не было. Неужели не придет? Вероятно, она была права, когда вчера упорно отказывалась присутствовать при сегодняшнем старте: «Это было бы слишком тяжело».
Необъятное поле Заволжского космодрома заполнено толпами провожающих. Из всех стран съехались сюда ученые, астронавты, инженеры, конструкторы межзвездных ракет, корреспонденты Всеобщей Связи и просто энтузиасты освоения Космоса. Многие из них полетят вслед за нами, чтобы на Главном Лунном космодроме наблюдать старт первой гравитонной ракеты. Всемирный Научно-Технический Совет разрешил столь массовый перелет на Луну лишь ввиду исключительности предстоящего события: ведь это был первый полет к центру Галактики на невиданной ракете, способной развить суперсветовую скорость. Предстоял полет в такую грандиозную даль, по сравнению с которой все прежние межзвездные экспедиции казались легкой загородной прогулкой.
В последний раз я вгляделся в марево, струившееся на западе, — там, где медленно катила свои воды воспетая в поколениях Волга, река моего детства. И вдруг отчаянно заколотилось сердце: в этом мареве возникла крохотная темная точка, на глазах превращаясь в машину. Это она!.. Забыв обо всем на свете, я побежал навстречу Лиде.
И вот я снова увидел ее глаза. У меня вдруг пропало желание лететь. Сказочный астролет, ожидающий нас где-то в Море Дождей, померк, съежился, растворился в воздухе.
— Лида… как хорошо, что ты все-таки пришла!
Она молчала, не сводя глаз с циферблата Мировых Часов на небе.
Мы взялись за руки. Я не смог произнести не слова и будто окаменел. Разве могут слова — этот условный код — передать все, что я чувствовал тогда?
— Ни о чем не жалей… дорогой, — тихо, с расстановкой сказала Лида.
Я лишь крепче сжал ее руки. Она все-таки приехала! Я смотрел в ее родные глаза. Вероятно, она крепилась из последних сил. Как и раньше, внешне она была спокойна, ее голос звучал ровно и твердо, но взгляд был красноречивее слов.
— Скажи же что-нибудь, — тихо произнесла она.
— Будь счастлива… Всегда… — я хотел сказать на прощание что-то значительное и важное для нас обоих, но, взглянув на Мировые Часы, ужаснулся: до старта оставалось едва пять минут!
Возле нас никого не было, кроме вахтеров. Из лунной ракеты выглядывал Петр Михайлович и отчаянно жестикулировал, призывая меня на место. Не выпуская Лидиной руки, я опрометью пустился бежать через поле космодрома. От стремительного бега мы оба прерывисто дышали и не могли вымолвить не слова. У корабля нас остановил дежурный, преградив дорогу Лиде. Тревожно прогудела стартовая сирена. Тогда Лида приблизила свое лицо к моему.
— До свидания… Мой дорогой!..
«Почему „до свидания“, когда „прощай“? — удивился я. — Ведь ее не будет в живых, когда мы вернемся!» Потом уже, не думая ни о чем, прильнул губами к ее теплой ладони.
К нам быстро подошел начальник Космоцентра и легко дотронулся до моего плеча:
— Пора, Виктор! Сейчас дадут третий сигнал. Прощай! И он крепко обнял меня.
Со звоном лязгнул автоматический люк, закрывшись за мной. Все кончено…
Академик ожидал меня в шлюзовом отсеке. На его лице было беспокойство.
— Ты неаккуратен! — только и сказал он. Еще минута, и мне в одиночку пришлось бы лететь на Луну…
Он с силой потащил меня к противоперегрузочному креслу, ибо в третий и последний раз мощно загудела стартовая сирена-автомат.
Я хотел ответить академику, но в радиотелефоне раздался голос пилота:
— Готовы?
— Да, да, — торопливо ответил Самойлов.
— Готов! — крикнул я.
Дрогнула и понеслась вниз Земля. На экране стереотелевизора она вскоре приняла отчетливо сферическую форму, только не выпуклую, а вогнутую. Все предметы на ней получили неясные, расплывчатые очертания. Одновременно краем глаза я следил за экраном инверсного проектора, преобразующего импульсы мощных радиолокаторов наземных станций управления. На экране было видно, как наша лунная ракета серебристо-голубой молнией скользнула по вечереющему небу Земли. Вот она заметна уже в виде туманной звездочки: ее обшивка раскалилась вследствие трения о воздух. Через несколько секунд звездочка померкла. Астролет вырвался за пределы атмосферы, стал быстро охлаждаться и меркнуть.
Мерно гудел атомный жидкостно-реактивный двигатель. Его гул насыщался все более мощными басовитыми нотами, словно торжествуя победу над косной силой земного тяготения. Свинцовая тяжесть навалилась на плечи, вдавила в сиденье. Ни вздохнуть, ни пошевелить рукой…
Я осторожно посмотрел на Самойлова. Академик почти лежал в соседнем кресле и, полузакрыв глаза, наблюдал за мной. Его надутое лицо показалось мне смешным. Насколько это было возможно, я постарался принять необходимое (защитное, как говорят астронавты) положение и смог, наконец, вздохнуть воздух. Спустя две минуты перегрузка исчезла: ракета перешла на инерциальный полет, достигнув первой космической скорости.
— Слишком поспешно делаете выводы, — заметил я, продолжая разговор, прерванный взлетом ракеты с космодрома. — Я даже не успел как следует попрощаться с Лидой.
Академик отбросил мои оправдания решительным жестом и разразился длиннейшей тирадой, из которой я понял только, что он, Самойлов, никогда не взял бы меня в полет, если бы вовремя узнал, что я оставляю на Земле такую чудесную девушку. Я опять хотел возразить ему, но он сердито воскликнул:
— Отправляйся в отсек пилота! Там тебя ждут!
Удрученный, я перешел в кабину пилота: по традиции я должен был помогать вести ракету вплоть до лунного космодрома. Пилот, черноволосый молодой индус с орлиным взглядом, дружески кивнул мне головой и указал глазами на кресло рядом. Я стал машинально следить за точностью совпадения радиосигналов станции сопровождения с показаниями приборов управления. Хотя мое бренное тело со скоростью пятнадцати километров в секунду летело к Луне, сердце, мысли, чувства возвращались на поле космодрома, к подножию стартовой эстакады. Там осталась Лида. Я закрыл глаза и увидел ее — спокойную, мужественную, с напряженной улыбкой на лице и затуманенным взглядом.
Такой она и осталась у меня в памяти.
Глава четвертая. «УРАНИЯ»
Ракета приближается к Луне. Настраиваюсь на Лунный радиоцентр: он передает торжественную музыку, очевидно, в нашу честь. Впоследствии я прочел очерк корреспондента Всеобщей Связи о нашем прибытии. Вот он:
"Ваш корреспондент Сергей Назаров находится в диспетчерской башне Главного Лунного космодрома, место в котором ему любезно предложил главный диспетчер. Прекрасные телевизионные установки позволяют мне быть поистине вездесущим. Вот я переношусь в подлунный город.
— Сейчас прибывают! — сообщил дежурный диспетчер Главного Лунного космодрома, вбегая в зал, где собралось около ста человек, одетые в тяжелые белые скафандры с прозрачными шлемами.
Все вскочили с мест и устремились к подъемникам. Через несколько минут зал опустел. Подъемники вынесли ожидающих из подземного (вернее, из подлунного) города на поверхность Моря Дождей. Это были инженеры, техники, рабочие особой комиссии Всемирного Научно-Технического Совета — наладчики, контролеры и инспекторы, готовившие гравитонный корабль «Уранию» к полету.
Целых полгода они придирчиво, с невероятной тщательностью выверяли, выстукивали, прощупывали излучениями всю сложную систему ракеты — до последнего контакта, до последнего транзистора. Теперь они с нетерпением ожидают прибытия с Земли отважных астронавтов.
Лунный пейзаж всегда поражает воображение… Насколько хватает глаз, расстилается пустынная, голая равнина Моря Дождей — «моря» без всяких признаков влаги. Дно «моря» слагают темные горные породы. На юго-востоке вздымаются черные громады Лунных Карпат со сверкающими вершинами самых высоких пиков. С юго-запада, запада и юга равнину окружают Апеннины, Кавказ, Альпы, образуя нечто вроде крепостного вала. Прямо на севере виднеется пологая холмистая гряда Цирка Архимеда. И лишь башни радиотелескопов, установленные на вершине горы Пико, да многочисленные служебные сооружения космодрома вносят странный диссонанс в ландшафт лунного мира.
Над головой раскинулось густо-черное небо с ослепительно-ярким пылающим Солнцем и крупными немерцающими звездами. Неправдоподобно резкие тени, отбрасываемые неровностями лунной поверхности, лишь подчеркивают мертвую безжизненность пейзажа. Сейчас пора полноземелия, и в западной части небосвода висит огромный сверкающий шар Земли, заливая окрестности голубоватым светом. Земной диск почти недвижно стоит в небе Луны, всегда на одном месте. Позади него медленно скользят звезды. Если долгое время наблюдать за равниной, то увидишь, как изредка взметнется столб пыли и камней: это ударил в почву метеорит. Здесь нет газовой подушки атмосферы, как на Земле, надежно прикрывающей от метеоритной бомбардировки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Каким принципом вы руководствовались при выборе вашего астронавигатора?
Это было сказано неокрепшим мальчишеским басом (вероятно, первокурсник Академии Звездоплавания). «Да, да!», — подтвердило сверху множество голосов. Начальник Космоцентра, сидевший справа от меня, привстал со стула, прокашлялся и зазвонил в колокольчик.
— Извольте, отвечу, — отпарировал Самойлов и успокаивающе повел ладонью в мою сторону. — Мне импонирует, что Виктор Андреев высокого роста и не придется в продолжение долгих лет смотреть на него сверху вниз.
Мальчишеский бас не унимался:
— Это не ответ!.. Все хотят лететь!
— Да, да! Мы тоже высокого роста.
— Увы, — академик развел руками. — Приятно видеть ваш энтузиазм, но вместе с тем и прискорбно. Всех желающих не возьмешь! Мой спутник имеет еще одно неоспоримое преимущество: он молод… (Возглас с галерки: «Я тоже молод!») Это заметно, — немедленно отозвался Самойлов под общий смех. — Он молод, но, несмотря на это, налетал уже триллион километров.
Наконец слово предоставили мне. Я не стал подниматься на кафедру, чтобы не усугубить впечатления, произведенного речью академика, а встал у стола в позе, которая казалась мне наиболее естественной. И вдруг я непроизвольно поднял руку, повторяя жест академика:
— Мы счастливы…
Галерка разразилась ироническими аплодисментами.
Поправляться было уже поздно, и я с мужеством отчаяния продолжал:
— Да, да… Я горжусь оказанным мне доверием. Вы увидите, я оправдаю его.
— Мы не увидим, — заметил чей-то голос. — Когда вы вернетесь, нас уже давно не будет в живых.
— Виктор имел в виду человечество в целом, — вмешался профессор.
Я готов был провалиться сквозь землю! Утешало лишь то, что рядом со мной была Лида.
Несмотря на неудачные упражнения в ораторском искусстве, академика и меня вынесли на Площадь Астронавтов, как древних триумфаторов, передавая с рук на руки. Люди, стоявшие на площади, встретили нас бурей приветствий.
Меня чуть не раздавили в своих объятиях слушатели Академии Звездоплавания. Я потерял Лиду в толпе и тщетно осматривался по сторонам.
Толпа на площади была так густа, что мы с Лидой до тех пор не могли найти друг друга, пока космонавты не начали расходиться. Оказалось, что Лида стояла в трех шагах от меня.
Вскоре отыскался и академик. Он внимательно посмотрел на нас с Лидой и вдруг нахмурился — я, кажется, угадал почему.
— Это… Лида, — начал я и запнулся, не решаясь продолжать.
Петр Михайлович долго жал ей руку. Вероятно, он понял все. Поговорив с нами несколько минут, Самойлов заторопился, ссылаясь на неотложные дела в Совете.
На другой день академик вызвал меня по видеофону из Сектора Межзвездных Проблем. Лицо его было мрачно.
— Вы давно вместе? — сразу ошарашил он меня.
— Давно, — промямлил я. — Вы имеете в виду Лиду?
— Конечно, не центр Галактики! — ни с того ни с сего вспылил Петр Михайлович. — Почему ты раньше не сказал мне о ней?
Я опустил голову. Что я мог ответить ему?
Молчание продолжалось целую вечность. Петр Михайлович о чем то размышлял, изредка взглядывая на меня и сердито шевеля бровями.
— Если бы было возможно взять ее в путешествие, — задумчиво произнес академик.
А почему невозможно? — наконец решился я подать голос. — Вот уже свыше полувека женщины участвуют в космических полетах.
— Нет, нельзя, — пожал он плечами. — Не позволят… без специальной подготовки, без профессиональных навыков. Я для себя-то еле добился разрешения Совета Тружеников. Однако что бы такое предпринять?..
Забыв обо мне, Петр Михайлович быстрыми шагами направился к выходу. С тоской и надеждой проводил я взглядом его широкую спину. Экран связи медленно угас.
***
Чаще, чем нужно, я поглядывал на зеленый циферблат. Его гигантский круг с черными цифрами и красными стрелками четко проецировался в бледной лазури неба. До старта рейсовой ракеты «Земля-Луна» оставалось сорок три минуты. А Лиды все не было. Неужели не придет? Вероятно, она была права, когда вчера упорно отказывалась присутствовать при сегодняшнем старте: «Это было бы слишком тяжело».
Необъятное поле Заволжского космодрома заполнено толпами провожающих. Из всех стран съехались сюда ученые, астронавты, инженеры, конструкторы межзвездных ракет, корреспонденты Всеобщей Связи и просто энтузиасты освоения Космоса. Многие из них полетят вслед за нами, чтобы на Главном Лунном космодроме наблюдать старт первой гравитонной ракеты. Всемирный Научно-Технический Совет разрешил столь массовый перелет на Луну лишь ввиду исключительности предстоящего события: ведь это был первый полет к центру Галактики на невиданной ракете, способной развить суперсветовую скорость. Предстоял полет в такую грандиозную даль, по сравнению с которой все прежние межзвездные экспедиции казались легкой загородной прогулкой.
В последний раз я вгляделся в марево, струившееся на западе, — там, где медленно катила свои воды воспетая в поколениях Волга, река моего детства. И вдруг отчаянно заколотилось сердце: в этом мареве возникла крохотная темная точка, на глазах превращаясь в машину. Это она!.. Забыв обо всем на свете, я побежал навстречу Лиде.
И вот я снова увидел ее глаза. У меня вдруг пропало желание лететь. Сказочный астролет, ожидающий нас где-то в Море Дождей, померк, съежился, растворился в воздухе.
— Лида… как хорошо, что ты все-таки пришла!
Она молчала, не сводя глаз с циферблата Мировых Часов на небе.
Мы взялись за руки. Я не смог произнести не слова и будто окаменел. Разве могут слова — этот условный код — передать все, что я чувствовал тогда?
— Ни о чем не жалей… дорогой, — тихо, с расстановкой сказала Лида.
Я лишь крепче сжал ее руки. Она все-таки приехала! Я смотрел в ее родные глаза. Вероятно, она крепилась из последних сил. Как и раньше, внешне она была спокойна, ее голос звучал ровно и твердо, но взгляд был красноречивее слов.
— Скажи же что-нибудь, — тихо произнесла она.
— Будь счастлива… Всегда… — я хотел сказать на прощание что-то значительное и важное для нас обоих, но, взглянув на Мировые Часы, ужаснулся: до старта оставалось едва пять минут!
Возле нас никого не было, кроме вахтеров. Из лунной ракеты выглядывал Петр Михайлович и отчаянно жестикулировал, призывая меня на место. Не выпуская Лидиной руки, я опрометью пустился бежать через поле космодрома. От стремительного бега мы оба прерывисто дышали и не могли вымолвить не слова. У корабля нас остановил дежурный, преградив дорогу Лиде. Тревожно прогудела стартовая сирена. Тогда Лида приблизила свое лицо к моему.
— До свидания… Мой дорогой!..
«Почему „до свидания“, когда „прощай“? — удивился я. — Ведь ее не будет в живых, когда мы вернемся!» Потом уже, не думая ни о чем, прильнул губами к ее теплой ладони.
К нам быстро подошел начальник Космоцентра и легко дотронулся до моего плеча:
— Пора, Виктор! Сейчас дадут третий сигнал. Прощай! И он крепко обнял меня.
Со звоном лязгнул автоматический люк, закрывшись за мной. Все кончено…
Академик ожидал меня в шлюзовом отсеке. На его лице было беспокойство.
— Ты неаккуратен! — только и сказал он. Еще минута, и мне в одиночку пришлось бы лететь на Луну…
Он с силой потащил меня к противоперегрузочному креслу, ибо в третий и последний раз мощно загудела стартовая сирена-автомат.
Я хотел ответить академику, но в радиотелефоне раздался голос пилота:
— Готовы?
— Да, да, — торопливо ответил Самойлов.
— Готов! — крикнул я.
Дрогнула и понеслась вниз Земля. На экране стереотелевизора она вскоре приняла отчетливо сферическую форму, только не выпуклую, а вогнутую. Все предметы на ней получили неясные, расплывчатые очертания. Одновременно краем глаза я следил за экраном инверсного проектора, преобразующего импульсы мощных радиолокаторов наземных станций управления. На экране было видно, как наша лунная ракета серебристо-голубой молнией скользнула по вечереющему небу Земли. Вот она заметна уже в виде туманной звездочки: ее обшивка раскалилась вследствие трения о воздух. Через несколько секунд звездочка померкла. Астролет вырвался за пределы атмосферы, стал быстро охлаждаться и меркнуть.
Мерно гудел атомный жидкостно-реактивный двигатель. Его гул насыщался все более мощными басовитыми нотами, словно торжествуя победу над косной силой земного тяготения. Свинцовая тяжесть навалилась на плечи, вдавила в сиденье. Ни вздохнуть, ни пошевелить рукой…
Я осторожно посмотрел на Самойлова. Академик почти лежал в соседнем кресле и, полузакрыв глаза, наблюдал за мной. Его надутое лицо показалось мне смешным. Насколько это было возможно, я постарался принять необходимое (защитное, как говорят астронавты) положение и смог, наконец, вздохнуть воздух. Спустя две минуты перегрузка исчезла: ракета перешла на инерциальный полет, достигнув первой космической скорости.
— Слишком поспешно делаете выводы, — заметил я, продолжая разговор, прерванный взлетом ракеты с космодрома. — Я даже не успел как следует попрощаться с Лидой.
Академик отбросил мои оправдания решительным жестом и разразился длиннейшей тирадой, из которой я понял только, что он, Самойлов, никогда не взял бы меня в полет, если бы вовремя узнал, что я оставляю на Земле такую чудесную девушку. Я опять хотел возразить ему, но он сердито воскликнул:
— Отправляйся в отсек пилота! Там тебя ждут!
Удрученный, я перешел в кабину пилота: по традиции я должен был помогать вести ракету вплоть до лунного космодрома. Пилот, черноволосый молодой индус с орлиным взглядом, дружески кивнул мне головой и указал глазами на кресло рядом. Я стал машинально следить за точностью совпадения радиосигналов станции сопровождения с показаниями приборов управления. Хотя мое бренное тело со скоростью пятнадцати километров в секунду летело к Луне, сердце, мысли, чувства возвращались на поле космодрома, к подножию стартовой эстакады. Там осталась Лида. Я закрыл глаза и увидел ее — спокойную, мужественную, с напряженной улыбкой на лице и затуманенным взглядом.
Такой она и осталась у меня в памяти.
Глава четвертая. «УРАНИЯ»
Ракета приближается к Луне. Настраиваюсь на Лунный радиоцентр: он передает торжественную музыку, очевидно, в нашу честь. Впоследствии я прочел очерк корреспондента Всеобщей Связи о нашем прибытии. Вот он:
"Ваш корреспондент Сергей Назаров находится в диспетчерской башне Главного Лунного космодрома, место в котором ему любезно предложил главный диспетчер. Прекрасные телевизионные установки позволяют мне быть поистине вездесущим. Вот я переношусь в подлунный город.
— Сейчас прибывают! — сообщил дежурный диспетчер Главного Лунного космодрома, вбегая в зал, где собралось около ста человек, одетые в тяжелые белые скафандры с прозрачными шлемами.
Все вскочили с мест и устремились к подъемникам. Через несколько минут зал опустел. Подъемники вынесли ожидающих из подземного (вернее, из подлунного) города на поверхность Моря Дождей. Это были инженеры, техники, рабочие особой комиссии Всемирного Научно-Технического Совета — наладчики, контролеры и инспекторы, готовившие гравитонный корабль «Уранию» к полету.
Целых полгода они придирчиво, с невероятной тщательностью выверяли, выстукивали, прощупывали излучениями всю сложную систему ракеты — до последнего контакта, до последнего транзистора. Теперь они с нетерпением ожидают прибытия с Земли отважных астронавтов.
Лунный пейзаж всегда поражает воображение… Насколько хватает глаз, расстилается пустынная, голая равнина Моря Дождей — «моря» без всяких признаков влаги. Дно «моря» слагают темные горные породы. На юго-востоке вздымаются черные громады Лунных Карпат со сверкающими вершинами самых высоких пиков. С юго-запада, запада и юга равнину окружают Апеннины, Кавказ, Альпы, образуя нечто вроде крепостного вала. Прямо на севере виднеется пологая холмистая гряда Цирка Архимеда. И лишь башни радиотелескопов, установленные на вершине горы Пико, да многочисленные служебные сооружения космодрома вносят странный диссонанс в ландшафт лунного мира.
Над головой раскинулось густо-черное небо с ослепительно-ярким пылающим Солнцем и крупными немерцающими звездами. Неправдоподобно резкие тени, отбрасываемые неровностями лунной поверхности, лишь подчеркивают мертвую безжизненность пейзажа. Сейчас пора полноземелия, и в западной части небосвода висит огромный сверкающий шар Земли, заливая окрестности голубоватым светом. Земной диск почти недвижно стоит в небе Луны, всегда на одном месте. Позади него медленно скользят звезды. Если долгое время наблюдать за равниной, то увидишь, как изредка взметнется столб пыли и камней: это ударил в почву метеорит. Здесь нет газовой подушки атмосферы, как на Земле, надежно прикрывающей от метеоритной бомбардировки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39