Сквозь стекло дверей на торцах вагона я видел, что в соседних вагонах все пассажиры белые и зрячие. Поначалу я не заметил, что на окнах вагона, в котором я ехал, имелась надпись: «Для черных и слепых». Одна из негритянок бросала на меня любопытствующие взгляды.
— Не беспокойтесь, мистер Мэйсен, — произнес Гэбриэл, как всегда спокойно и негромко. — Нет никаких правил, запрещающих вам ездить в этом вагоне.
— Гэбриэл, неужели вы забыли, что меня зовут Дэвид? — спросил я, ощущая некоторую неловкость.
— В некоторых общественных местах я, с вашего позволения, стану обращаться к вам «мистер Мэйсен».
— В таком случае я буду говорить тебе «мистер Дидс».
— В результате, мистер Мэйсен, вы получите мягкий выговор от копа, а меня будут ждать серьезные неприятности. Вы понимаете, мистер Мэйсен?
— Понимаю... Гэбриэл.
— Пусть вас это не тревожит. Всего лишь один из наших обычаев. Вы скоро привыкнете.
Их обычаи не вызывали у меня восторга, но я предпочел промолчать.
Поезд подкатил к станции «Коламбус-серкл», все пассажиры, кроме меня и Гэбриэла, вышли из вагона. Двое слепых мужчин бодро зашагали по платформе, постукивая перед собой палочками.
— Итак, — начал Гэбриэл, как только двери вагона закрылись, — что вы хотели бы взять себе из нашего рая?
— Многое, но сегрегация слепых и черных меня не интересует.
— Думаю, это всего лишь...
Я решил, что он употребит слово «аберрация», но вместо этого услышал:
— ...явление переходного периода. — Я бы скорее назвал это явление ужасным. Он пожал плечами:
— Когда все ослепли, в Нью-Йорке, как вы, наверное, понимаете, воцарился хаос. Из семи миллионов жителей зрение потеряли примерно девяносто восемь процентов. Они умирали от голода в своих домах или на улицах. Лишь обитавшее в городе зверье не голодало. — Гэбриэл со значением кивнул. — Триффиды перешли по мостам и убили большинство тех, кто сумел выжить, но — надо отдать им должное — при этом они очистили мостовые и тротуары от трупов. Потом, лет двадцать назад, в устье Гудзона вошла армада судов. Теперь это событие носит название «Чудо ста кораблей», и каждый год в апреле мы празднуем этот день. Пришельцы очистили остров, им помогали продолжавшие цепляться за жизнь обитатели колоний и жители Лонг-Айленда.
— Представляю, какими жертвами это удалось сделать.
— Да, потери были огромными, но эти парни, которые увидели в Манхэттене естественную крепость, оказались провидцами. Они совершили невозможное. Миллионы тел, которые триффиды не могли извлечь из домов, были похоронены в море. Эти люди восстановили подачу энергии, водоснабжение и вымели с острова триффидов. Но и это еще не все. Они разыскивали людей по всему континенту, привозили их сюда, обеспечивали жильем, давали работу и — что самое важное — вселяли в них надежду.
— И кто же здесь управляет?
— Тетрархи.
— Тетрархи? Если я ничего не путаю, это что-то из истории Древнего Рима?
— Да, — кивнул Гэбриэл, — вы ничего не путаете. Если римская провинция делилась на четыре части, то во главе каждой из частей стоял тетрарх. У нас разделение проведено не по географическому, а по административному признаку. Каждый тетрарх несет ответственность за определенные правительственные функции. Генерал Филдинг отвечает за оборону, внешнюю политику и контроль за триффидами. Внутренняя политика и вопросы ресурсов являются сферой деятельности доктора Вайсмана. Валери Зито занимается проблемой численности населения, а Джо Гарибальди заправляет всем, что связано с развитием промышленности.
— Их избирают?
— А как обстоит дело с вашими боссами?
— Предполагается, что в ближайшем будущем их будут избирать.
— Точно так же обстоит дело и у нас, — улыбнулся Гэбриэл.
— Полагаете, эта система действует эффективно?
— Да, очень.
— И они вам нравятся?
— Нравятся? Не знаю, но я их уважаю.
— Но нравятся они вам или нет? — не унимался я.
— Разве мои симпатии и антипатии могут иметь значение, чтобы решать, справляются ли власти со своей работой?
— Аргумент принят, — с улыбкой сказал я.
— А вы не пытались задавать те же вопросы Керрис?
— Нет. Думаете, стоит?
— Любопытно было бы услышать ее ответы, — пожал плечами Гэбриэл, — особенно о генерале Филдинге.
— Почему именно о генерале Филдинге?
— А разве она вам не сказала?
— Не сказала — о чем? — с недоумением спросил я.
— Генерал Филдинг — ее отец. — Гэбриэл кивнул на двери вагона: — Наша остановка, пора выходить.
Глава 18
Дискуссия
— Я не думала, что это имеет значение, — беззаботно ответила Керрис, когда мы брели по улице, радуясь вечернему солнцу.
— Твой отец управляет городом, и это, по-твоему, не имеет значения? — удивился я. — Большинство людей не стали бы держать это в тайне. Только подумай, как положение отца могло повлиять на твою карьеру!
— Думаю, осложнило бы, — улыбнулась Керрис. — Все коллеги стали бы подходить ко мне с опаской. Дочка босса! — Она взяла меня под руку и продолжила: — Кроме того, он не единственный лидер, а один из четверки. Да, кстати, отец тоже родом из Англии, так что у вас может быть много общего.
— Я понимаю, что выгляжу несколько туповатым, но скажи, почему ты — Бедеккер, а не Филдинг? — «Бедеккер» — название воспитательного центра, в котором я выросла. Пойми, мой папочка не является отцом в обычном смысле слова. Он никогда не возил меня в коляске по аллеям парка, не водил в кино. Генерал Филдинг — мой отец только в биологическом понимании.
— Вот как?
— Но я тем не менее несколько раз с ним встречалась. Не далее как на прошлой неделе он мне звонил. Именно тогда он пригласил нас на встречу сегодня вечером.
Ее слова дали мне пищу для размышления. То, что она сказала, не вызывало у нее протеста, ей это представлялось совершенно обычным. Более того, приглашение выпить в обществе босса ее, видимо, обрадовало. Я вспомнил о Домах Материнства на моем родном острове Уайт. В мире, где от роста населения планеты зависит выживание рода человеческого, жители Нью-Йорка избрали другой, отличный от нас путь. В Старом мире, до Великого Ослепления, ни наш, ни их способ размножения был немыслим по социальным, политическим и этическим причинам. Не говоря уже о причинах эмоциональных. Теперь же никто, слыша об этом, и глазом не моргнет.
— Вот мы и пришли, — сказала Керрис. — Отец работает здесь.
Я поднял глаза на здание, окрашенное лучами вечернего солнца в золотисто— красноватые тона. В колоннах у основания небоскреба ощущалось заметное присутствие Древнего Египта. Их украшали изображения тростника и пальмовых ветвей, а двери «охранялись» вырезанными на створках орлами. Я задирал голову все выше и выше, но крыши здания так и не увидел. Стекла окон ярко сверкали, и создавалось впечатление, что грандиозный небоскреб усыпан гигантскими драгоценными камнями. Отливающие золотом дождевые трубы дополняли картину величия, богатства и мощи.
— Ты готов? — спросила она.
— Разумеется, — ответил я.
Взявшись за руки, мы прошли в огромные двери, над которыми золотыми буквами было написано: «ЭМПАЙР-СТЕЙТС-БИЛДИНГ».
Мы прошествовали по мраморному полу через изысканно украшенный вестибюль. Со всех сторон нас окружали статуи героев Древней Греции и Рима. К лифтам вела красная плюшевая дорожка. Лифтер передвинул бронзовый рычаг, и кабина плавно понеслась вверх. Керрис сжала мою руку и, поцеловав в щеку, сказала:
— Не бойся, Дэвид. Он тебя, ей-богу, не съест.
— Встреча с отцом любимой девушки всегда несколько выбивает из колеи, — улыбнулся я.
— Не сомневаюсь, что у тебя по этой части большой опыт. Такой привлекательный молодой человек...
Я почувствовал, что краска разливается по моему лицу с той же скоростью, с какой лифт нес нас в небеса. Если я рассчитывал на милую семейную встречу, то глубоко заблуждался. Лифт выбросил нас в огромной комнате, лишь немногим уступающей по размерам футбольному полю. Элегантно одетые мужчины и женщины непринужденно беседовали, потягивая коктейли под роскошными люстрами. Знакомые Керрис — а таковых среди гостей оказалось множество — приветствовали ее нежными поцелуями в щечку. До сих пор я видел Нью-Йорк в постоянном движении, и у меня сложилось впечатление, что он заселен только молодыми людьми. Однако в этом зале большинство составляли седовласые джентльмены и не очень юные, однако все еще красивые дамы. Видимо, здесь собрался правящий класс, те, кого пощадило Великое Ослепление и кто унаследовал если не всю землю, то очень милый ее уголок. Помещение заполняло уверенное спокойствие. В воздухе витал аромат сигар. Здесь великие и достойные обсуждали политические проблемы, выявляли первоочередные задачи, разрабатывали планы, готовили декреты. Словом, здесь собрался двор Его Величества Короля Манхэттена. Керрис подвела меня к окну. Далеко вниз простирался город, превратившийся с наступлением темноты в море огней. Перед нами возникла официантка с подносом, уставленным разнообразными напитками. Я выбрал сухой мартини, Керрис предпочла шампанское. В углу струнный квартет негромко наигрывал приятные мелодии. Как жаль, что мой отец этого не видит! Коктейль на верхнем этаже самого высокого здания в мире!
Я тут же поклялся себе, что непременно привезу всю свою семью в Нью-Йорк. В тот момент, когда я рисовал радужные картины будущего, Керрис прикоснулась к моему локтю:
— Вон там стоит мой отец. Пойдем, я тебя ему представлю.
Я посмотрел в ту сторону, куда она показала, и увидел высокого обращенного ко мне в профиль человека. Он стоял по-военному прямо, коротко остриженные рыжеватые волосы элегантно серебрились на висках. Он что-то энергично втолковывал лысеющему человеку примерно того же возраста.
— Отец, — вежливо произнесла Керрис, — разреши представить тебе Дэвида Мэйсена.
— Счастлив познакомиться, генерал Филдинг, — сказал я, протягивая руку.
Когда он повернулся ко мне, я едва не отшатнулся, в такой шок повергло меня его лицо. Профиль, который я видел вначале, вполне мог принадлежать герою классических времен. Но левая часть лица выглядела совсем иначе.
Правый глаз был таким же зеленым, как и глаза Керрис. Однако левый оказался желтым, как яичный желток. Радужная оболочка полностью отсутствовала, ужасающий желток заполнял всю глазницу, только в самом его центре сверкала черная точка зрачка. От глаза к линии волос тянулись несколько белых шрамов.
Пока я пытался выдавить улыбку, он произнес:
— Рад познакомиться, Дэвид Мэйсен. Поверьте, я с нетерпением ждал нашей встречи. Какое впечатление произвел на вас наш город?
Когда я сказал, что нашел город просто великолепным, он протянул мне руку. Несмотря на военное звание, его рукопожатие больше походило на приветствие политика.
Повернувшись к лысеющему джентльмену, генерал сказал:
— Разрешите познакомить вас с доктором Вайсманом. Произношение доктора Вайсмана говорило о том, что этот человек появился на свет значительно южнее Линии Мейсона-Диксона.
— Очень рад познакомиться, мистер Мэйсен. Мы просто счастливы видеть вас нашим гостем и тешим себя надеждой, что, вернувшись в Англию, вы расскажете о нас своим соотечественникам много хорошего.
Генерал Филдинг посмотрел на меня (мне показалось, что его желтый глаз видит меня насквозь) и сказал:
— Дэвид Мэйсен принес с собой пути решения одной из наших самых острых проблем. — Не может быть! — восхитился доктор Вайсман. — Насколько я понял, у них имеется промышленная установка, именуемая процессором Мэйсена-Кокера, которая преобразует масло триффидов в высокооктановый бензин. Я не ошибся, Дэвид?
Я молча кивнул, но внутренний голос говорил мне, что я, пожалуй, слишком щедро делюсь с нашими американскими друзьями информацией о технических достижениях обитателей острова Уайт. Если американцы не имеют свободного доступа к нефти или нефтепродуктам, то процессор окажется для них курицей, несущей золотые яйца. Впрочем, как бы то ни было, я уже успел распустить язык, и истина вышла наружу. Оставалось только надеяться, что в будущем мне не придется пожалеть о своей бездумной болтовне.
Доктор Вайсман тактично удалился, якобы для того, чтобы наполнить свой бокал, оставив генерала Филдинга, Керрис и меня допивать коктейли. Генерал указал на пару бархатных диванов рядом с кофейным столиком. На диванах сидели гости, но, заметив жест Филдинга, они поспешно освободили место. Мы с Керрис уселись на диван, генерал Филдинг занял место напротив. Сидя друг против друга, мы продолжали светскую беседу, а наш слух услаждала прекрасная музыка Штрауса.
К этому времени я вполне оправился от изумления, которое испытал, увидев желтый глаз генерала. По правде говоря, я уже не раз наблюдал подобное. Глаз становится желтым в результате попадания триффидного яда. Тридцать лет назад мой отец лишь чудом избежал подобной участи. От окончательной потери зрения его спасли мгновенная промывка глаза оказавшимся под рукой соляным раствором и последовавшая за этим квалифицированная медицинская помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Не беспокойтесь, мистер Мэйсен, — произнес Гэбриэл, как всегда спокойно и негромко. — Нет никаких правил, запрещающих вам ездить в этом вагоне.
— Гэбриэл, неужели вы забыли, что меня зовут Дэвид? — спросил я, ощущая некоторую неловкость.
— В некоторых общественных местах я, с вашего позволения, стану обращаться к вам «мистер Мэйсен».
— В таком случае я буду говорить тебе «мистер Дидс».
— В результате, мистер Мэйсен, вы получите мягкий выговор от копа, а меня будут ждать серьезные неприятности. Вы понимаете, мистер Мэйсен?
— Понимаю... Гэбриэл.
— Пусть вас это не тревожит. Всего лишь один из наших обычаев. Вы скоро привыкнете.
Их обычаи не вызывали у меня восторга, но я предпочел промолчать.
Поезд подкатил к станции «Коламбус-серкл», все пассажиры, кроме меня и Гэбриэла, вышли из вагона. Двое слепых мужчин бодро зашагали по платформе, постукивая перед собой палочками.
— Итак, — начал Гэбриэл, как только двери вагона закрылись, — что вы хотели бы взять себе из нашего рая?
— Многое, но сегрегация слепых и черных меня не интересует.
— Думаю, это всего лишь...
Я решил, что он употребит слово «аберрация», но вместо этого услышал:
— ...явление переходного периода. — Я бы скорее назвал это явление ужасным. Он пожал плечами:
— Когда все ослепли, в Нью-Йорке, как вы, наверное, понимаете, воцарился хаос. Из семи миллионов жителей зрение потеряли примерно девяносто восемь процентов. Они умирали от голода в своих домах или на улицах. Лишь обитавшее в городе зверье не голодало. — Гэбриэл со значением кивнул. — Триффиды перешли по мостам и убили большинство тех, кто сумел выжить, но — надо отдать им должное — при этом они очистили мостовые и тротуары от трупов. Потом, лет двадцать назад, в устье Гудзона вошла армада судов. Теперь это событие носит название «Чудо ста кораблей», и каждый год в апреле мы празднуем этот день. Пришельцы очистили остров, им помогали продолжавшие цепляться за жизнь обитатели колоний и жители Лонг-Айленда.
— Представляю, какими жертвами это удалось сделать.
— Да, потери были огромными, но эти парни, которые увидели в Манхэттене естественную крепость, оказались провидцами. Они совершили невозможное. Миллионы тел, которые триффиды не могли извлечь из домов, были похоронены в море. Эти люди восстановили подачу энергии, водоснабжение и вымели с острова триффидов. Но и это еще не все. Они разыскивали людей по всему континенту, привозили их сюда, обеспечивали жильем, давали работу и — что самое важное — вселяли в них надежду.
— И кто же здесь управляет?
— Тетрархи.
— Тетрархи? Если я ничего не путаю, это что-то из истории Древнего Рима?
— Да, — кивнул Гэбриэл, — вы ничего не путаете. Если римская провинция делилась на четыре части, то во главе каждой из частей стоял тетрарх. У нас разделение проведено не по географическому, а по административному признаку. Каждый тетрарх несет ответственность за определенные правительственные функции. Генерал Филдинг отвечает за оборону, внешнюю политику и контроль за триффидами. Внутренняя политика и вопросы ресурсов являются сферой деятельности доктора Вайсмана. Валери Зито занимается проблемой численности населения, а Джо Гарибальди заправляет всем, что связано с развитием промышленности.
— Их избирают?
— А как обстоит дело с вашими боссами?
— Предполагается, что в ближайшем будущем их будут избирать.
— Точно так же обстоит дело и у нас, — улыбнулся Гэбриэл.
— Полагаете, эта система действует эффективно?
— Да, очень.
— И они вам нравятся?
— Нравятся? Не знаю, но я их уважаю.
— Но нравятся они вам или нет? — не унимался я.
— Разве мои симпатии и антипатии могут иметь значение, чтобы решать, справляются ли власти со своей работой?
— Аргумент принят, — с улыбкой сказал я.
— А вы не пытались задавать те же вопросы Керрис?
— Нет. Думаете, стоит?
— Любопытно было бы услышать ее ответы, — пожал плечами Гэбриэл, — особенно о генерале Филдинге.
— Почему именно о генерале Филдинге?
— А разве она вам не сказала?
— Не сказала — о чем? — с недоумением спросил я.
— Генерал Филдинг — ее отец. — Гэбриэл кивнул на двери вагона: — Наша остановка, пора выходить.
Глава 18
Дискуссия
— Я не думала, что это имеет значение, — беззаботно ответила Керрис, когда мы брели по улице, радуясь вечернему солнцу.
— Твой отец управляет городом, и это, по-твоему, не имеет значения? — удивился я. — Большинство людей не стали бы держать это в тайне. Только подумай, как положение отца могло повлиять на твою карьеру!
— Думаю, осложнило бы, — улыбнулась Керрис. — Все коллеги стали бы подходить ко мне с опаской. Дочка босса! — Она взяла меня под руку и продолжила: — Кроме того, он не единственный лидер, а один из четверки. Да, кстати, отец тоже родом из Англии, так что у вас может быть много общего.
— Я понимаю, что выгляжу несколько туповатым, но скажи, почему ты — Бедеккер, а не Филдинг? — «Бедеккер» — название воспитательного центра, в котором я выросла. Пойми, мой папочка не является отцом в обычном смысле слова. Он никогда не возил меня в коляске по аллеям парка, не водил в кино. Генерал Филдинг — мой отец только в биологическом понимании.
— Вот как?
— Но я тем не менее несколько раз с ним встречалась. Не далее как на прошлой неделе он мне звонил. Именно тогда он пригласил нас на встречу сегодня вечером.
Ее слова дали мне пищу для размышления. То, что она сказала, не вызывало у нее протеста, ей это представлялось совершенно обычным. Более того, приглашение выпить в обществе босса ее, видимо, обрадовало. Я вспомнил о Домах Материнства на моем родном острове Уайт. В мире, где от роста населения планеты зависит выживание рода человеческого, жители Нью-Йорка избрали другой, отличный от нас путь. В Старом мире, до Великого Ослепления, ни наш, ни их способ размножения был немыслим по социальным, политическим и этическим причинам. Не говоря уже о причинах эмоциональных. Теперь же никто, слыша об этом, и глазом не моргнет.
— Вот мы и пришли, — сказала Керрис. — Отец работает здесь.
Я поднял глаза на здание, окрашенное лучами вечернего солнца в золотисто— красноватые тона. В колоннах у основания небоскреба ощущалось заметное присутствие Древнего Египта. Их украшали изображения тростника и пальмовых ветвей, а двери «охранялись» вырезанными на створках орлами. Я задирал голову все выше и выше, но крыши здания так и не увидел. Стекла окон ярко сверкали, и создавалось впечатление, что грандиозный небоскреб усыпан гигантскими драгоценными камнями. Отливающие золотом дождевые трубы дополняли картину величия, богатства и мощи.
— Ты готов? — спросила она.
— Разумеется, — ответил я.
Взявшись за руки, мы прошли в огромные двери, над которыми золотыми буквами было написано: «ЭМПАЙР-СТЕЙТС-БИЛДИНГ».
Мы прошествовали по мраморному полу через изысканно украшенный вестибюль. Со всех сторон нас окружали статуи героев Древней Греции и Рима. К лифтам вела красная плюшевая дорожка. Лифтер передвинул бронзовый рычаг, и кабина плавно понеслась вверх. Керрис сжала мою руку и, поцеловав в щеку, сказала:
— Не бойся, Дэвид. Он тебя, ей-богу, не съест.
— Встреча с отцом любимой девушки всегда несколько выбивает из колеи, — улыбнулся я.
— Не сомневаюсь, что у тебя по этой части большой опыт. Такой привлекательный молодой человек...
Я почувствовал, что краска разливается по моему лицу с той же скоростью, с какой лифт нес нас в небеса. Если я рассчитывал на милую семейную встречу, то глубоко заблуждался. Лифт выбросил нас в огромной комнате, лишь немногим уступающей по размерам футбольному полю. Элегантно одетые мужчины и женщины непринужденно беседовали, потягивая коктейли под роскошными люстрами. Знакомые Керрис — а таковых среди гостей оказалось множество — приветствовали ее нежными поцелуями в щечку. До сих пор я видел Нью-Йорк в постоянном движении, и у меня сложилось впечатление, что он заселен только молодыми людьми. Однако в этом зале большинство составляли седовласые джентльмены и не очень юные, однако все еще красивые дамы. Видимо, здесь собрался правящий класс, те, кого пощадило Великое Ослепление и кто унаследовал если не всю землю, то очень милый ее уголок. Помещение заполняло уверенное спокойствие. В воздухе витал аромат сигар. Здесь великие и достойные обсуждали политические проблемы, выявляли первоочередные задачи, разрабатывали планы, готовили декреты. Словом, здесь собрался двор Его Величества Короля Манхэттена. Керрис подвела меня к окну. Далеко вниз простирался город, превратившийся с наступлением темноты в море огней. Перед нами возникла официантка с подносом, уставленным разнообразными напитками. Я выбрал сухой мартини, Керрис предпочла шампанское. В углу струнный квартет негромко наигрывал приятные мелодии. Как жаль, что мой отец этого не видит! Коктейль на верхнем этаже самого высокого здания в мире!
Я тут же поклялся себе, что непременно привезу всю свою семью в Нью-Йорк. В тот момент, когда я рисовал радужные картины будущего, Керрис прикоснулась к моему локтю:
— Вон там стоит мой отец. Пойдем, я тебя ему представлю.
Я посмотрел в ту сторону, куда она показала, и увидел высокого обращенного ко мне в профиль человека. Он стоял по-военному прямо, коротко остриженные рыжеватые волосы элегантно серебрились на висках. Он что-то энергично втолковывал лысеющему человеку примерно того же возраста.
— Отец, — вежливо произнесла Керрис, — разреши представить тебе Дэвида Мэйсена.
— Счастлив познакомиться, генерал Филдинг, — сказал я, протягивая руку.
Когда он повернулся ко мне, я едва не отшатнулся, в такой шок повергло меня его лицо. Профиль, который я видел вначале, вполне мог принадлежать герою классических времен. Но левая часть лица выглядела совсем иначе.
Правый глаз был таким же зеленым, как и глаза Керрис. Однако левый оказался желтым, как яичный желток. Радужная оболочка полностью отсутствовала, ужасающий желток заполнял всю глазницу, только в самом его центре сверкала черная точка зрачка. От глаза к линии волос тянулись несколько белых шрамов.
Пока я пытался выдавить улыбку, он произнес:
— Рад познакомиться, Дэвид Мэйсен. Поверьте, я с нетерпением ждал нашей встречи. Какое впечатление произвел на вас наш город?
Когда я сказал, что нашел город просто великолепным, он протянул мне руку. Несмотря на военное звание, его рукопожатие больше походило на приветствие политика.
Повернувшись к лысеющему джентльмену, генерал сказал:
— Разрешите познакомить вас с доктором Вайсманом. Произношение доктора Вайсмана говорило о том, что этот человек появился на свет значительно южнее Линии Мейсона-Диксона.
— Очень рад познакомиться, мистер Мэйсен. Мы просто счастливы видеть вас нашим гостем и тешим себя надеждой, что, вернувшись в Англию, вы расскажете о нас своим соотечественникам много хорошего.
Генерал Филдинг посмотрел на меня (мне показалось, что его желтый глаз видит меня насквозь) и сказал:
— Дэвид Мэйсен принес с собой пути решения одной из наших самых острых проблем. — Не может быть! — восхитился доктор Вайсман. — Насколько я понял, у них имеется промышленная установка, именуемая процессором Мэйсена-Кокера, которая преобразует масло триффидов в высокооктановый бензин. Я не ошибся, Дэвид?
Я молча кивнул, но внутренний голос говорил мне, что я, пожалуй, слишком щедро делюсь с нашими американскими друзьями информацией о технических достижениях обитателей острова Уайт. Если американцы не имеют свободного доступа к нефти или нефтепродуктам, то процессор окажется для них курицей, несущей золотые яйца. Впрочем, как бы то ни было, я уже успел распустить язык, и истина вышла наружу. Оставалось только надеяться, что в будущем мне не придется пожалеть о своей бездумной болтовне.
Доктор Вайсман тактично удалился, якобы для того, чтобы наполнить свой бокал, оставив генерала Филдинга, Керрис и меня допивать коктейли. Генерал указал на пару бархатных диванов рядом с кофейным столиком. На диванах сидели гости, но, заметив жест Филдинга, они поспешно освободили место. Мы с Керрис уселись на диван, генерал Филдинг занял место напротив. Сидя друг против друга, мы продолжали светскую беседу, а наш слух услаждала прекрасная музыка Штрауса.
К этому времени я вполне оправился от изумления, которое испытал, увидев желтый глаз генерала. По правде говоря, я уже не раз наблюдал подобное. Глаз становится желтым в результате попадания триффидного яда. Тридцать лет назад мой отец лишь чудом избежал подобной участи. От окончательной потери зрения его спасли мгновенная промывка глаза оказавшимся под рукой соляным раствором и последовавшая за этим квалифицированная медицинская помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52