— Вас встретят, как героя.
— Героем я себя вовсе не чувствую, — ответил я, покачивая головой. — Совсем напротив. Мне становится очень скверно, когда я вспоминаю о Хинкмане.
— Тем не менее не забудьте подготовить торжественную речь. Островитяне, насколько я поняла из радиообмена, уже считают вас героем.
— Это скорее по праву рождения, а вовсе не из-за личных заслуг.
Керрис откинула упавшие на лицо волосы, которые в неярком красноватом свете стали совсем рыжими.
— Дэвид, вы либо очень скромны — невыносимо скромны, — либо в жизни вашей семьи есть какая-то огромная тайна.
Я снова облокотился на фальшборт и, глядя на пену у форштевня, произнес:
— Никакой великой тайны в нашем семействе нет. Если послушать, что говорят и пишут о моем отце на острове, то он выглядит почти полубогом.
— И от вас тоже ждут великих свершений?
— Вроде того.
— И вас это терзает?
— Вовсе нет, — улыбнулся я. — Отец — великий человек, но моя семья вовсе не желает видеть во мне второе издание Билла Мэйсена. А вот общественность ожидает от меня нечто подобное.
— Но, может быть, вы их и не разочаруете.
— Керрис, до сих пор мое самое большое достижение состоит в том, что я за два дня угробил два самолета. Да, все ждут, что я надену сапоги великана. Однако боюсь, что они слишком велики для моей ноги.
И я снова повернулся лицом к морю, успев заметить, какие у нее белые зубы и какую прекрасную форму имеют чуть пухлые губы.
— Только не подумайте, что я жалуюсь на судьбу, — добавил я и спросил: — А как ваша семья? В ней проводятся смотры достижений ее членов?
— Проводятся. Но боюсь, что за всеми членами семейства уследить невозможно.
— Неужели их так много?
— Да, очень.
— У моего приятеля Митчелла восемь братьев и две сестры. Не представляю, как он запоминает их дни рождения. Да что там дни рождения! Я был бы не в силах запомнить их имена.
— Думаю, что ваш приятель Митчелл еще легко отделался.
— Неужели у вас братьев и сестер еще больше?
— Хм-м... — Она улыбнулась, посмотрела на меня и сказала: — При последнем учете выяснилось, что у меня сто пятнадцать братьев и сто двадцать сестер.
Я подумал было, что она шутит, и громко расхохотался, но, взглянув на ее лицо, понял: это не шутка.
— Вот это да! — воскликнул я.
— А вы думали, что у вашего Митчелла забот полон рот, — уусмехнулась Керрис и, прикоснувшись к моему подбородку, добавила: — Если ваша челюсть опустится еще хотя бы на дюйм, придется латать палубу. — Она облокотилась на фальшборт рядом со мной, посмотрела в даль и спросила: — Ну и как, никаких признаков острова? И тут я сделал маленькое открытие. Разные общества, пребывая в изоляции, развиваются по-разному. У нас появились Дома Материнства. В Нью-Йорке же количество детей в одной семье достигало нескольких сотен. Одному Богу известно, как им это удавалось. Но для меня было ясно одно — и мы, и они должны будем проявлять друг к другу максимум терпимости. И мы, и они обязаны принять чужой образ жизни без каких-либо предрассудков. В противном случае нас ожидают большие опасности.
Размышляя о том, как американцы перенесут шок от встречи с нашей уютной и очень домашней культурой, я машинально взглянул на солнце. И только в этот момент понял, что с нашим светилом что-то неладно. Очень, очень неладно.
Глава 12
Неожиданное осложнение
— Что случилось, Дэвид?
Я бросил на Керрис такой взгляд, что она невольно отшатнулась.
— Это судно, — прокричал я, — плывет совсем не в ту сторону!
— Что значит «не в ту сторону»? Мы везем вас домой.
— Вовсе нет, будь все проклято... И как же я сразу не заметил!
— Дэвид...
— Вот эта штуковина последние двадцать минут смотрит мне прямо в лицо.
— Дэвид, я не понимаю, о чем вы...
— Взгляните на солнце! — Весь трясясь от ярости, я ткнул пальцем в красный диск в небе.
— Ну и что же происходит с солнцем? Я не вижу...
— Я тоже до последнего момента не видел, — тяжело вздохнул я. — Послушайте меня, Керрис. Сейчас еще нет полудня. Солнце поднимается. Но поднимается за кормой судна! А должно подниматься впереди по курсу. Это означает, что мы идем на запад, а не на восток!
— Ничего не понимаю! Мы должны были доставить вас домой.
— Должны были! — чуть ли не выкрикнул я, бросив полный ненависти взгляд на мостик. — Однако, похоже, планы изменились.
— Дэвид?!
— Сейчас я выскажу этому капитану Блаю, или как его там, все, что о нем думаю!
Вне себя от ярости я взлетел на мостик.
— Доброе утро, мистер Мэйсен, — произнес капитан Шарпстоун, держа руки за спиной и глядя мимо меня. — Надеюсь, вам удалось выспаться? — Затем, повернувшись к стоящему за его спиной офицеру, скомандовал: — Скорость восемнадцать узлов, мистер Леман.
— Капитан Шарпстоун, — начал я, — что происходит?
— А происходит то, мистер Мэйсен, что мы идем с очень приличной скоростью. Больше ничего.
— Да, но не в том направлении.
— И в направлении я тоже не вижу никакой ошибки.
— Мы идем на запад?
— Скорее на северо-запад.
— Но почему? Ведь предполагалось, что вы доставите меня на остров Уайт.
— Планы изменились, сэр.
— Но к чему такая спешка? Разве нельзя было вначале забросить меня домой?
— Я получил приказ, мистер Мэйсен.
— Но мы были всего в каких-то двенадцати часах хода от острова. Почему бы...
— Когда ваш командир отдает приказ, мистер Мэйсен, вы ему повинуетесь, не так ли? Верховное командование приказало мне развернуться на хвосте и идти полным ходом домой. Я должен повиноваться. Неужели, сэр, вы считаете, что я похож на мятежника?
— Но вы могли бы связаться по радио с вашим начальством и объяснить положение. Если у вас недостаток топлива или пищевых припасов, то наша колония...
— Не знаю, мистер Мэйсен, может быть, у лиц вашей профессии принято задавать вопросы офицерам высшего звания, но у нас подобное поведение рассматривается как неповиновение, и посему оно для меня неприемлемо. — Взглянув на меня из-под своих внушительных бровей, он добавил: — Не сомневаюсь, что, как только появится возможность, будут приняты все меры, чтобы доставить вас к вашей семье целым и невредимым. А сейчас, с вашего позволения, мы идем курсом норд-вест.
— В Нью-Йорк?
Вместо ответа он через стекла мостика вгляделся в горизонт.
К моему рукаву прикоснулись чьи-то пальцы. Эта была Керрис. Кивком она показала, что мне следует оставить капитана в покое.
Скрипя зубами, я отправился вниз в пассажирский салон, где, к своему стыду, высказал ей все, что думал о полученных капитаном приказах. Учитывая мое состояние, высказывания были хорошо сдобрены славным английским сленгом.
Как бы вы поступили, узнав, что вместо дома вас везут в чужую страну? Подняли бы в одиночку мятеж?
Едва ли.
Тем не менее большую часть дня я расхаживал по палубе, злобно поглядывая на всех встречных. Керрис, Гэбриэл, Дек и девушка азиатского происхождения по имени Ким Со выражали мне сочувствие, но в то же время подтверждали, что капитан действительно получил приказ следовать домой. Капитан Шарпстоун, несмотря на свою суровость, оказался человеком слова. После ленча, состоявшего из ошеломляющих размеров бифштекса, мне предложили составить радиограмму в мой штаб.
Ощущая сильную тоску по дому, я написал, что со мной все в порядке, что планы изменились и что я вернусь в ближайшем будущем. После этого мне оставалось только попытаться получить от путешествия максимум удовольствия.
Вскоре я настолько привык к постоянному шуму машин, что вообще перестал его замечать. Мой первый день плавания закончился, когда кирпичного цвета солнце погрузилось в океан.
Надев новые ботинки, я вместе с Керрис прогуливался по палубе. Однако мы не выдержали холода и вскоре скрылись в уютном и теплом пассажирском салоне. Гэбриэл сидел за столом и делал какие-то записи, Рори машинально перебирал струны банджо. Мы с Керрис почти час играли в карты, еще не зная, какой сюрприз нас ждет.
В начале девятого в салон вошла Ким Со. Хитро улыбнувшись, она бросила взгляд через плечо. Я ожидал, что сейчас последует какая-то шутка, но, улыбнувшись еще шире, девушка провозгласила:
— Позвольте представить вам еще одного нашего гостя. С этими словами она повернулась и протянула кому-то руку — кому именно, мы пока не видели.
Через порог робко переступила девушка лет пятнадцати. Широко улыбаясь, она обвела взглядом всех присутствующих. Увидела меня, вытянула указательный палец и со смехом воскликнула:
— Бум-бум! Бум-бум!
Дикарка с острова изменилась настолько, что я с трудом ее узнал. Чисто помытого ребенка нарядили в новое платье, а похожие на темный одуванчик волосы были со вкусом пострижены. Столь неожиданная трансформация привела меня в восторг. Ким ободряюще кивнула девушке и, обратившись к нам, сказала:
— А теперь познакомьтесь с Кристиной. Некогда дикий ребенок погладил себя по щеке и пролепетал:
— Кис-тина. Кис-тина.
— Крис-тина, — медленно произнесла Ким и повторила: — Крис-тина.
— Кис-тина!
— Мы постепенно продвигаемся вперед, — с улыбкой сказала Ким. — Хотя и не так быстро, как хотелось бы.
На то, чтобы завоевать доверие Кристины, Ким потратила сутки. Она рассказала, что девочка радостно встала под душ и охотно переоделась в новое платье. Ким считала, что в нежном возрасте Кристина воспитывалась в цивилизованном обществе. Умывание, чистка зубов и уход за волосами были ей вовсе не чужды. Теперь она вернулась к людям и принялась изучать мир с удвоенной энергией. Несколько часов подряд она осторожно прикасалась к картинам, мебели и одежде, пытаясь вспомнить, как что называется.
Я испытывал чувство, похожее на гордость, наблюдая за тем, как Кристина бродит по салону и с детской непосредственностью изучает окружающий мир.
— Стул... стол. Стол! — Она триумфально постучала кулачком по столешнице. — Стол. Сидеть. Есть. Тетя Сью — здесь. — Показав на конец стола, она скривила рожицу и выдавила: — Кха-кха... Фу!
Издав эти таинственные звуки, Кристина помахала ладонью у лица, как бы разгоняя дым.
— Понимаю, — сказала Керрис, глядя на меня, — тетушка Сью дымила, как паровоз.
— Макси, здесь... Макси нехороший... — Теперь девочка изобразила собаку, водрузившую лапы на стол.
— Интересно, научится ли она говорить как следует? — задумчиво произнес Рори. — Расширится ли ее лексикон, или останется на этом уровне?
— Она толковая девочка и обучается очень быстро. Кристина неожиданно поднесла палец ко рту, щелкнула языком и сделала вид, что разливает воображаемый напиток из воображаемой бутылки. Затем заговорила на удивление низким мужским голосом с легким, как мне показалось, шотландским акцентом.
— За новый, очередной год нашей жизни. Боже, храни короля.
— Господи, — восхищенно затряс головой Гэбриэл. — Я слышал о фотографической памяти, но о фонографической мне слышать не доводилось.
— Думаю, что если вас оставить в одиночестве в возрасте четырех-пяти лет, — задумчиво произнесла Керрис, — то впечатления раннего детства настолько глубоко врежутся в вашу память, что вы их никогда не забудете.
— Бедный ребенок, я даже не хочу знать о том, что ей пришлось пережить, — сказал Гэбриэл.
— На койке она пока спать не желает, — сообщила Ким. — Стаскивает одеяла в угол и вьет себе что-то вроде гнезда. Но, как вы видите, настроение у нее прекрасное. Это умный, живой ребенок.
Кристина со счастливой улыбкой обошла всех. Поглаживая каждого из нас по руке, девушка говорила:
— Хэлло... хэлло... хэлло...
Добравшись до меня, она к этому приветствию присовокупила: «Бум-бум!»
— Итак, вы теперь для нас «Человек Бум-Бум», — улыбнулась Керрис.
Я кивнул, глядя на Кристину и не переставая изумляться тем изменениям, которые с ней произошли за столь короткое время.
— Она помнит, как я напугал ее выстрелами. Мне пришлось стрелять в триффида, приблизившегося к нам слишком близко. Шум обратил ее в паническое бегство.
— Это не повредило вашим отношениям, — улыбнулась Керрис. — Она снова поверила в вас. Человек Бум-Бум. И тут Кристина внезапно выбежала из комнаты. Мою улыбку как водой смыло.
— Может быть, вы поспешили с выводами, Керрис? — сказал я.
— Не тревожьтесь, — успокоила меня Ким. — Для нее все в новинку. Слишком много впечатлений для одного раза.
Я думал, что девочка убежала, чтобы спрятаться в своем гнезде из одеял в углу каюты, но она вскоре вернулась, сияя от гордости.
— Сохрани это, — сказала она, протягивая мне обеими руками портфель. — Сохрани... ты... ты!
— Ты хочешь, чтобы я сохранил его для тебя? — переспросил я, пожимая плечами. — Но он принадлежит тебе.
— Ты сделать! Ты сделать! — стояла она на своем, втискивая в мои руки портфель.
— Прости, Кристина, но я не понимаю... — Я обвел беспомощным взглядом присутствующих.
— Ты... сделать!
Присутствующие, судя по недоуменному виду, тоже были далеки от понимания.
— Ах! Ах! Ах! — Этот звук больше походил на собачий лай, чем на человеческую речь. — Ах! Ах!
Она схватила лист бумаги, на котором писал Гэбриэл, и принялась двигать его перед своим лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52