Тоскует по Виктору. Подумать только: Анжелика, самая верная из женщин, занята другим мужчиной!.. Кэт горько усмехнулся. У него самого не переставая щемило сердце. Мир без Виктора Делано сделался пустым и ненужным. Виктор был для них с Анжеликой подарком судьбы, талисманом, оберегавшим их относительное благополучие. Вокруг него строилась вся их жизнь — потому что за него платили большие деньги, на которые Кэт покупал свободу своей жене.
Впрочем, нет; конечно нет. Они оба любили Виктора, независимо от того, что некто, загадочный и зловещий, платил за него им деньги. И все четыре года супруги Морейра за него боялись. А теперь настало время бояться и за себя.
Они скрылись из космопорта сразу после встречи с телевиками. Кэт вез жену туда, где, он был уверен, генерал до него не доберется и к ответу не призовет и где Анжелику тоже никто не тронет. Как обидно, что именно сейчас, когда все так повернулось с Виктором, вдруг всплыл еще и этот нечастый, раз в шесть лет, праздник на Белом Альтау, про который Кэт и знать не знал, а Анжелика, похоже, забыла. И вот именно на этом пике требуются дополнительные деньги. Будь здесь Виктор, Кэт наврал бы чего-нибудь генералу — слава Богу, не привыкать — и выторговал бы свою очередную зарплату на десять дней раньше, и спокойно бы расплатился. А так… Так вообще неизвестно, что их завтра ждет.
Анжелика тихонько вздохнула и пошевелилась, поправила волосы.
— Кэти… Я вот что хотела тебе сказать… — Она смолкла, а Кэт резко вильнул на обочину и остановил машину. Дождь гремел по крыше, висел дымкой разбивающихся капель над капотом. — Я сама это выбрала, я знала, что так будет. То есть если бы не Виктор, то что-нибудь другое, все равно мы бы метались и искали спасения. Я говорила тебе, помнишь?
Кэт кивнул. Анжелика продолжала, медленно выговаривая слово за словом:
— Я была с тобой очень счастлива, несмотря ни на что… Так редко бывает, чтобы двое были долго счастливы вместе. Нам повезло, отчаянно, безумно повезло, что мы встретились, что… — Она запнулась. — Я совсем о другом. — Она сидела, не глядя на него, стиснув тонкие руки. — Ты еще не выплатил весь долг, и по нашим законам я не являюсь твоей женой, но… мы с тобой живем по своим законам. — Анжелика вскинула голову, повернулась к Кэту, и глаза ее сверкнули. — Я больше не подданная Белого Альтау, я — твоя жена, и только твоя жена! — Голос ее поднялся и зазвенел. — И никто, слышишь, никто…
Кэт обнял ее и притянул к себе, прижал ее голову к груди, и Анжелике пришлось замолчать.
— Ты моя бесстрашная жена. Я тебя не отдам, и не надо лишних слов. — Он погладил блестящие волосы, поправил черную ленту. — Мы отсидимся у Черрала, посмотрим, как оно будет дальше…
— У Черрала? — переспросила она, отстраняясь. Кэт улыбнулся своей грустной улыбкой.
— У него. У легкомысленного, беспутного Черрала. И пусть он только попробует не пустить нас на порог! Отсидимся, переждем бурю, а там, я надеюсь, вывернемся. В конце концов, не первый раз, — ободряюще проговорил он и коснулся губами прозрачных колдовских глаз жены.
В самом деле, выворачиваться ему не впервые.
Сейчас, четыре месяца спустя, Кэт не решился бы с уверенностью сказать, кто был виноват в том, что они потеряли Наташу. Вероятно, это больше его вина, раз не нашел вовремя нужных слов, но все же накликала на их дом беду Малышка. Быть может, жестоко так говорить после всего, что произошло — однако каждый в конечном счете получает по заслугам. Впрочем, последнее верно лишь отчасти. Бедняга Делано ничем не заслужил то, что на него обрушилось.
Тот день был днем Эрика Ларсена. «Люцифер» уже месяц, как отдыхал в космопорту Сейробика, к которому был приписан, и вскоре должен был уйти в новый рейс. Экипаж гулял, а Эрик приехал в Серебряный Лайз. Так повелось: один день в конце отпуска он проводил с Анжеликой. Стиснув зубы, Кэт терпел. Во-первых, влюбившийся в чужую жену планеторазведчик страдал, но держался в рамках пристойного. Во-вторых, таких великолепных праздников, какие он устраивал Анжелике, сам Кэт никогда бы не смог себе позволить. Его это безусловно задевало, но он смирялся, потому что не лишать же удовольствия Анжелику ради собственной уязвленной гордости. И наконец… Кэт уверял себя, что, если — альтау есть альтау — если даже Анжелика сорвется и изменит ему, у него достанет сил не устраивать из этого драмы.
Итак, то был день Эрика Ларсена. Кэт с утра отвез и передал ему из рук в руки жену, а после работы поехал домой, взяв с Виктора слово, что тот — вот только быстренько прошвырнется по магазинам и купит женщинам подарки, потому что давно не выпадало праздников и пора что-нибудь дарить просто так — сразу приедет, больше нигде не задерживаясь.
Дом — одинокий, стоявший между пляжем и лесом — был закрыт. Видно, Малышка тоже куда-то укатила. Кэт поставил машину в гараж и уселся на открытой террасе дожидаться кого-нибудь, кто составил бы ему компанию за обедом. Никто не возвращался. Он почти задремал в уютной прохладе, как вдруг на выложенной разноцветными плитками дорожке торопливо зацокали Наташины каблучки. Та самая черноглазая хохотунья, с балкона которой Кэт когда-то проник в квартиру не пришедшей на свидание Анжелики, стремительно шла к дому, встряхивая головой, отчего ее длинные черные волосы взлетали и снова рассыпались по плечам. Кэт улыбнулся. Не красавица, но трогательно миловидная, живая и веселая, Малышка обожала Виктора, забавно и невинно кокетничала с Кэтом и прекрасно ладила с Анжеликой. Прелестное украшение дома и такая же неотъемлемая его часть, как любой из них четверых.
Сейчас она была чем-то расстроена: губы неудержимо вздрагивали, а по щекам бежали слезы, которые она смахивала ладошкой. Кэт поднялся с дивана, но не сошел с террасы, и Наташа, еще на дорожке в залитом вечерним солнцем саду, его не видела. Взбегая по ступенькам, она вдруг нагнулась, обеими руками схватила подол платья — алого, которое Анжелика расшила черными с серебром узорами и подарила ей на годовщину свадьбы, — одним движением стянула его через голову и швырнула в угол. В Кэта.
— Ты что? — изумился он ловя платье.
Наташа ахнула и прикрыла грудь.
— Малыш, что с тобой?
— А то! — выкрикнула она, разглядев, что это Кэт. — Вот то! — Она громко всхлипнула и убежала на свою половину дома.
Кэт выждал несколько минут и постучался в спальню. Наташа не ответила. Он осторожно заглянул и вошел.
— Что на тебя нашло?
Наташа, в черных брюках и голубой рубашке навыпуск, сновала по комнате и решительно бросала одежду в две стоявшие на полу сумки — свою и Виктора.
— Все. С меня хватит! Больше мы здесь не живем.
— Да? — Он взял ее за плечи и развернул к себе. — В чем дело?
— Пусти! — Она рванулась, но Кэт держал крепко. — Пусти меня! — завизжала она, и тогда он убрал руки. — Никогда бы не подумала… я верила… — Слезы снова побежали у нее по щекам, и Наташа ткнулась Кэту в грудь. — И что?.. Ты думаешь, они где? — Она вздрагивала.
— Кто они? — спросил он, уже догадавшись и медленно выпрямляясь от неясного предчувствия беды.
— Кто-кто! Виктор и твоя жена.
— Глупыха, — с тоскливым вздохом сказал Кэт. — Виктор сейчас объезжает магазины, запасаясь подарками для твоей светлости… а с Анжеликой совсем другой человек.
— Но…
— Другой, — властно повторил он. — Можешь мне поверить, я знаю.
Наташа отступила, подняв лицо. На щеках расплылись Розовые пятна.
— Знаешь? Да ты, наверное, много чего знаешь, братец Кэт!
Он помолчал, перевел дыхание. Ну что ж, если надо говорить об этом сегодня, пусть будет сегодня.
— О чем ты?
Она тряхнула кудрями, откинула с лица черные пряди.
— О том самом. Думаешь, я ничего не вижу? Три года мы тут живем все вместе — и я, по-твоему, не догадаюсь?
— Ну хорошо, — миролюбиво проговорил он. — Но вещи-то зачем собирать?
Она в сердцах поддала ногой, сумка опрокинулась, уложенные пакеты с шорохом вывалились на ковер.
— Я — больше — не — хочу, — произнесла она раздельно и громко, подчеркивая каждое слово и глядя Кэту в глаза. — Я — не — позволю.
Он сунул руки в карманы своей домашней куртки, зябко поежился.
— Продолжай, продолжай, я тебя слушаю.
— Ах, так! — Наташа встали перед ним, вызывающе вздернув подбородок — маленькая, хрупкая женщина. Маленькая разъяренная тигрица. — Тогда я скажу. Ты… ты… подлец, вот кто ты такой! Как дикарь, купил себе жену, платишь за нее, за женщину, деньги, как за рабыню — варварство какое! — да еще…
— Да еще?
— Живешь на нашей с Виктором крови! — выкрикнула она. — Тебе же за него платят! Да, да, сторожишь день и ночь, как пес, как… Того нельзя, этого нельзя, туда не ходи, сюда не суйся. Я что, слепая-глухая? Я не вижу, как ты это устраиваешь? Распоряжаешься, командуешь, кричишь — ты смеешь на него кричать! А страх, который на него вдруг накатывает, ни с того ни с сего? В ту самую минуту, когда он куда-нибудь лезет, чтоб доказать, что он — не боится! И снова, и снова этот ужас… И не говори мне, что ты тут ни при чем! Я-то знаю, мы сколько раз лазали в скалы ночью, когда ты спал и не видел — и ничего, никакого страха и в помине нет.
Кэт с трудом подавил усмешку. Он, конечно, предполагал, что смышленая жена Виктора в конце концов его раскусит. Но вот прошло уже три года, и ни полслова.
Оказывается же, что они втихаря эксперименты ставили. Ночью! Дети, сущие дети…
— Ну и что?
— Подлец! — снова вскипела Наташа. — И… и… и про Анжелику не верю! Она с ним, а тебе наплевать, потому что она альтау, ей тебя одного мало, ты и позволяешь…
— Замолчи.
— Я замолчи?! Твоя жена пусть гуляет с кем хочет, раз вам так нравится, а Виктор…
— Я уже сказал: я знаю — это н е В и к т о р, — повысил голос Кэт. — Оставь Анжелику в покое и не унижайся сама. — Он повернулся и вышел из комнаты.
Наташа плакала в спальне, горько, как обиженный ребенок, но он выдержал характер. Пусть выплачется, тогда можно будет объяснить. Она ведь умница, должна же в конце концов понять. И поверить. Только бы Дел не нагрянул. Господи, только бы не явился!
Он ушел из дома и по светлому, укатанному штормами пляжу пошел вдоль воды. Здесь лежал огромный, отполированный волнами ствол дерева. В тихую погоду хорошо было сидеть на этом плавнике и смотреть на морскую гладь. Сейчас солнце расстилало на песке косые розоватые лучи, а море темнело умиротворенной, теплой синевой. Кэт щурился, глядя на низкий золотисто-розовый диск, а в душе все отчетливей шевелилась тревога. Он не обижался на злые упреки, на месте Малышки он сам бы еще и не то накрутил. Но что, если она выложит свои фантазии Виктору? Дел не должен ничего знать, в этом Кэт был убежден. Все что угодно, только не это. Он же бешеный, он сорвется и попытается сбежать, как бежал от Бьорна Крисса, и что тогда? Отловить, посадить под замок, позвонить в клинику — приезжайте, дядя доктор, усмирите чуть-чуть вашего… Ну уж нет; будь я проклят, нет!
— Любуешься? — раздался за спиной голос Наташи. Он обернулся.
— Я думаю. Садись.
Она села на толстый ствол плавника, но не рядом, а на другом конце. Кэт поднялся и сам пересел поближе.
— Послушай, Малыш…
— Не хочу я ничего слышать, — промолвила она горько. — Ты заговоришь мне зубы и в два счета докажешь, что я дура, а ты во всем прав.
— Но что ж поделать, если я прав? А ты и впрямь дурочка, если полагаешь, что Дел будет тебе изменять, тем более с Анжеликой. По-твоему, он способен предать сразу двоих: и тебя, и меня?
— Ну вот, — вздохнула Наташа. — Я же знала. А кто этот другой?
Кэт невольно поморщился.
— Чужой, абсолютно посторонний человек.
Она покачала головой.
— Не верю. Кэт, я не верю тебе ни на грош.
— Очень жаль.
— Тогда скажи мне… Я долго приглядывалась, и если солжешь, я сразу пойму. Скажи: зачем ты сторожишь Виктора?
— Не знаю, Малыш. Мне предложили такую работу, когда очень нужны были деньги, и я согласился. Купил кота в мешке. И до сих пор не знаю, для чего им это понадобилось.
— Не верю, — повторила Наташа не так уверенно.
— Как хочешь.
— Сколько тебе платят?
— Все, что мне платят, — тихо проговорил Кэт, чувствуя ее вновь нарастающую враждебность, — уходит на Анжелику.
— Сколько? Сколько стоит Виктор в месяц, в день, в год?! — она почти кричала.
— Малыш, ради Бога! Если не я, эту работу делал бы кто-то другой. И наверняка похуже, чем я. До меня тоже был ангел-хранитель; и знаешь, что случилось, когда Дел от него сбежал? Ему захотели подправить память, чтобы не помнил лишнего, и искалечили напрочь.
Черные глаза Наташи сузились и яростно блеснули.
— Братец Кэт боится.
— Боюсь, — согласился он. — А как же! Ты бы тоже боялась, если б знала, что они могут натворить. А я был в той клинике и видел своими глазами.
— Ты не только подлец, но и трус!
Кэт помолчал, провел ладонью по теплому гладкому стволу.
— Чего ты добиваешься? Чтоб я стал на колени и покаялся? Не буду.
— А что ты будешь? — спросила она глухим, придушенным голосом. — Что ты сделаешь, когда к тебе придут и скажут:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Впрочем, нет; конечно нет. Они оба любили Виктора, независимо от того, что некто, загадочный и зловещий, платил за него им деньги. И все четыре года супруги Морейра за него боялись. А теперь настало время бояться и за себя.
Они скрылись из космопорта сразу после встречи с телевиками. Кэт вез жену туда, где, он был уверен, генерал до него не доберется и к ответу не призовет и где Анжелику тоже никто не тронет. Как обидно, что именно сейчас, когда все так повернулось с Виктором, вдруг всплыл еще и этот нечастый, раз в шесть лет, праздник на Белом Альтау, про который Кэт и знать не знал, а Анжелика, похоже, забыла. И вот именно на этом пике требуются дополнительные деньги. Будь здесь Виктор, Кэт наврал бы чего-нибудь генералу — слава Богу, не привыкать — и выторговал бы свою очередную зарплату на десять дней раньше, и спокойно бы расплатился. А так… Так вообще неизвестно, что их завтра ждет.
Анжелика тихонько вздохнула и пошевелилась, поправила волосы.
— Кэти… Я вот что хотела тебе сказать… — Она смолкла, а Кэт резко вильнул на обочину и остановил машину. Дождь гремел по крыше, висел дымкой разбивающихся капель над капотом. — Я сама это выбрала, я знала, что так будет. То есть если бы не Виктор, то что-нибудь другое, все равно мы бы метались и искали спасения. Я говорила тебе, помнишь?
Кэт кивнул. Анжелика продолжала, медленно выговаривая слово за словом:
— Я была с тобой очень счастлива, несмотря ни на что… Так редко бывает, чтобы двое были долго счастливы вместе. Нам повезло, отчаянно, безумно повезло, что мы встретились, что… — Она запнулась. — Я совсем о другом. — Она сидела, не глядя на него, стиснув тонкие руки. — Ты еще не выплатил весь долг, и по нашим законам я не являюсь твоей женой, но… мы с тобой живем по своим законам. — Анжелика вскинула голову, повернулась к Кэту, и глаза ее сверкнули. — Я больше не подданная Белого Альтау, я — твоя жена, и только твоя жена! — Голос ее поднялся и зазвенел. — И никто, слышишь, никто…
Кэт обнял ее и притянул к себе, прижал ее голову к груди, и Анжелике пришлось замолчать.
— Ты моя бесстрашная жена. Я тебя не отдам, и не надо лишних слов. — Он погладил блестящие волосы, поправил черную ленту. — Мы отсидимся у Черрала, посмотрим, как оно будет дальше…
— У Черрала? — переспросила она, отстраняясь. Кэт улыбнулся своей грустной улыбкой.
— У него. У легкомысленного, беспутного Черрала. И пусть он только попробует не пустить нас на порог! Отсидимся, переждем бурю, а там, я надеюсь, вывернемся. В конце концов, не первый раз, — ободряюще проговорил он и коснулся губами прозрачных колдовских глаз жены.
В самом деле, выворачиваться ему не впервые.
Сейчас, четыре месяца спустя, Кэт не решился бы с уверенностью сказать, кто был виноват в том, что они потеряли Наташу. Вероятно, это больше его вина, раз не нашел вовремя нужных слов, но все же накликала на их дом беду Малышка. Быть может, жестоко так говорить после всего, что произошло — однако каждый в конечном счете получает по заслугам. Впрочем, последнее верно лишь отчасти. Бедняга Делано ничем не заслужил то, что на него обрушилось.
Тот день был днем Эрика Ларсена. «Люцифер» уже месяц, как отдыхал в космопорту Сейробика, к которому был приписан, и вскоре должен был уйти в новый рейс. Экипаж гулял, а Эрик приехал в Серебряный Лайз. Так повелось: один день в конце отпуска он проводил с Анжеликой. Стиснув зубы, Кэт терпел. Во-первых, влюбившийся в чужую жену планеторазведчик страдал, но держался в рамках пристойного. Во-вторых, таких великолепных праздников, какие он устраивал Анжелике, сам Кэт никогда бы не смог себе позволить. Его это безусловно задевало, но он смирялся, потому что не лишать же удовольствия Анжелику ради собственной уязвленной гордости. И наконец… Кэт уверял себя, что, если — альтау есть альтау — если даже Анжелика сорвется и изменит ему, у него достанет сил не устраивать из этого драмы.
Итак, то был день Эрика Ларсена. Кэт с утра отвез и передал ему из рук в руки жену, а после работы поехал домой, взяв с Виктора слово, что тот — вот только быстренько прошвырнется по магазинам и купит женщинам подарки, потому что давно не выпадало праздников и пора что-нибудь дарить просто так — сразу приедет, больше нигде не задерживаясь.
Дом — одинокий, стоявший между пляжем и лесом — был закрыт. Видно, Малышка тоже куда-то укатила. Кэт поставил машину в гараж и уселся на открытой террасе дожидаться кого-нибудь, кто составил бы ему компанию за обедом. Никто не возвращался. Он почти задремал в уютной прохладе, как вдруг на выложенной разноцветными плитками дорожке торопливо зацокали Наташины каблучки. Та самая черноглазая хохотунья, с балкона которой Кэт когда-то проник в квартиру не пришедшей на свидание Анжелики, стремительно шла к дому, встряхивая головой, отчего ее длинные черные волосы взлетали и снова рассыпались по плечам. Кэт улыбнулся. Не красавица, но трогательно миловидная, живая и веселая, Малышка обожала Виктора, забавно и невинно кокетничала с Кэтом и прекрасно ладила с Анжеликой. Прелестное украшение дома и такая же неотъемлемая его часть, как любой из них четверых.
Сейчас она была чем-то расстроена: губы неудержимо вздрагивали, а по щекам бежали слезы, которые она смахивала ладошкой. Кэт поднялся с дивана, но не сошел с террасы, и Наташа, еще на дорожке в залитом вечерним солнцем саду, его не видела. Взбегая по ступенькам, она вдруг нагнулась, обеими руками схватила подол платья — алого, которое Анжелика расшила черными с серебром узорами и подарила ей на годовщину свадьбы, — одним движением стянула его через голову и швырнула в угол. В Кэта.
— Ты что? — изумился он ловя платье.
Наташа ахнула и прикрыла грудь.
— Малыш, что с тобой?
— А то! — выкрикнула она, разглядев, что это Кэт. — Вот то! — Она громко всхлипнула и убежала на свою половину дома.
Кэт выждал несколько минут и постучался в спальню. Наташа не ответила. Он осторожно заглянул и вошел.
— Что на тебя нашло?
Наташа, в черных брюках и голубой рубашке навыпуск, сновала по комнате и решительно бросала одежду в две стоявшие на полу сумки — свою и Виктора.
— Все. С меня хватит! Больше мы здесь не живем.
— Да? — Он взял ее за плечи и развернул к себе. — В чем дело?
— Пусти! — Она рванулась, но Кэт держал крепко. — Пусти меня! — завизжала она, и тогда он убрал руки. — Никогда бы не подумала… я верила… — Слезы снова побежали у нее по щекам, и Наташа ткнулась Кэту в грудь. — И что?.. Ты думаешь, они где? — Она вздрагивала.
— Кто они? — спросил он, уже догадавшись и медленно выпрямляясь от неясного предчувствия беды.
— Кто-кто! Виктор и твоя жена.
— Глупыха, — с тоскливым вздохом сказал Кэт. — Виктор сейчас объезжает магазины, запасаясь подарками для твоей светлости… а с Анжеликой совсем другой человек.
— Но…
— Другой, — властно повторил он. — Можешь мне поверить, я знаю.
Наташа отступила, подняв лицо. На щеках расплылись Розовые пятна.
— Знаешь? Да ты, наверное, много чего знаешь, братец Кэт!
Он помолчал, перевел дыхание. Ну что ж, если надо говорить об этом сегодня, пусть будет сегодня.
— О чем ты?
Она тряхнула кудрями, откинула с лица черные пряди.
— О том самом. Думаешь, я ничего не вижу? Три года мы тут живем все вместе — и я, по-твоему, не догадаюсь?
— Ну хорошо, — миролюбиво проговорил он. — Но вещи-то зачем собирать?
Она в сердцах поддала ногой, сумка опрокинулась, уложенные пакеты с шорохом вывалились на ковер.
— Я — больше — не — хочу, — произнесла она раздельно и громко, подчеркивая каждое слово и глядя Кэту в глаза. — Я — не — позволю.
Он сунул руки в карманы своей домашней куртки, зябко поежился.
— Продолжай, продолжай, я тебя слушаю.
— Ах, так! — Наташа встали перед ним, вызывающе вздернув подбородок — маленькая, хрупкая женщина. Маленькая разъяренная тигрица. — Тогда я скажу. Ты… ты… подлец, вот кто ты такой! Как дикарь, купил себе жену, платишь за нее, за женщину, деньги, как за рабыню — варварство какое! — да еще…
— Да еще?
— Живешь на нашей с Виктором крови! — выкрикнула она. — Тебе же за него платят! Да, да, сторожишь день и ночь, как пес, как… Того нельзя, этого нельзя, туда не ходи, сюда не суйся. Я что, слепая-глухая? Я не вижу, как ты это устраиваешь? Распоряжаешься, командуешь, кричишь — ты смеешь на него кричать! А страх, который на него вдруг накатывает, ни с того ни с сего? В ту самую минуту, когда он куда-нибудь лезет, чтоб доказать, что он — не боится! И снова, и снова этот ужас… И не говори мне, что ты тут ни при чем! Я-то знаю, мы сколько раз лазали в скалы ночью, когда ты спал и не видел — и ничего, никакого страха и в помине нет.
Кэт с трудом подавил усмешку. Он, конечно, предполагал, что смышленая жена Виктора в конце концов его раскусит. Но вот прошло уже три года, и ни полслова.
Оказывается же, что они втихаря эксперименты ставили. Ночью! Дети, сущие дети…
— Ну и что?
— Подлец! — снова вскипела Наташа. — И… и… и про Анжелику не верю! Она с ним, а тебе наплевать, потому что она альтау, ей тебя одного мало, ты и позволяешь…
— Замолчи.
— Я замолчи?! Твоя жена пусть гуляет с кем хочет, раз вам так нравится, а Виктор…
— Я уже сказал: я знаю — это н е В и к т о р, — повысил голос Кэт. — Оставь Анжелику в покое и не унижайся сама. — Он повернулся и вышел из комнаты.
Наташа плакала в спальне, горько, как обиженный ребенок, но он выдержал характер. Пусть выплачется, тогда можно будет объяснить. Она ведь умница, должна же в конце концов понять. И поверить. Только бы Дел не нагрянул. Господи, только бы не явился!
Он ушел из дома и по светлому, укатанному штормами пляжу пошел вдоль воды. Здесь лежал огромный, отполированный волнами ствол дерева. В тихую погоду хорошо было сидеть на этом плавнике и смотреть на морскую гладь. Сейчас солнце расстилало на песке косые розоватые лучи, а море темнело умиротворенной, теплой синевой. Кэт щурился, глядя на низкий золотисто-розовый диск, а в душе все отчетливей шевелилась тревога. Он не обижался на злые упреки, на месте Малышки он сам бы еще и не то накрутил. Но что, если она выложит свои фантазии Виктору? Дел не должен ничего знать, в этом Кэт был убежден. Все что угодно, только не это. Он же бешеный, он сорвется и попытается сбежать, как бежал от Бьорна Крисса, и что тогда? Отловить, посадить под замок, позвонить в клинику — приезжайте, дядя доктор, усмирите чуть-чуть вашего… Ну уж нет; будь я проклят, нет!
— Любуешься? — раздался за спиной голос Наташи. Он обернулся.
— Я думаю. Садись.
Она села на толстый ствол плавника, но не рядом, а на другом конце. Кэт поднялся и сам пересел поближе.
— Послушай, Малыш…
— Не хочу я ничего слышать, — промолвила она горько. — Ты заговоришь мне зубы и в два счета докажешь, что я дура, а ты во всем прав.
— Но что ж поделать, если я прав? А ты и впрямь дурочка, если полагаешь, что Дел будет тебе изменять, тем более с Анжеликой. По-твоему, он способен предать сразу двоих: и тебя, и меня?
— Ну вот, — вздохнула Наташа. — Я же знала. А кто этот другой?
Кэт невольно поморщился.
— Чужой, абсолютно посторонний человек.
Она покачала головой.
— Не верю. Кэт, я не верю тебе ни на грош.
— Очень жаль.
— Тогда скажи мне… Я долго приглядывалась, и если солжешь, я сразу пойму. Скажи: зачем ты сторожишь Виктора?
— Не знаю, Малыш. Мне предложили такую работу, когда очень нужны были деньги, и я согласился. Купил кота в мешке. И до сих пор не знаю, для чего им это понадобилось.
— Не верю, — повторила Наташа не так уверенно.
— Как хочешь.
— Сколько тебе платят?
— Все, что мне платят, — тихо проговорил Кэт, чувствуя ее вновь нарастающую враждебность, — уходит на Анжелику.
— Сколько? Сколько стоит Виктор в месяц, в день, в год?! — она почти кричала.
— Малыш, ради Бога! Если не я, эту работу делал бы кто-то другой. И наверняка похуже, чем я. До меня тоже был ангел-хранитель; и знаешь, что случилось, когда Дел от него сбежал? Ему захотели подправить память, чтобы не помнил лишнего, и искалечили напрочь.
Черные глаза Наташи сузились и яростно блеснули.
— Братец Кэт боится.
— Боюсь, — согласился он. — А как же! Ты бы тоже боялась, если б знала, что они могут натворить. А я был в той клинике и видел своими глазами.
— Ты не только подлец, но и трус!
Кэт помолчал, провел ладонью по теплому гладкому стволу.
— Чего ты добиваешься? Чтоб я стал на колени и покаялся? Не буду.
— А что ты будешь? — спросила она глухим, придушенным голосом. — Что ты сделаешь, когда к тебе придут и скажут:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32