Вернувшись, она обнаружила, что у Синтии истерика. Среди причитании и криков она различила обвинения в адрес всех окружающих. Рекс стал невыносимым, это больше не был элегантный арктурианец, которым она восхищалась — он перестал бриться, он стал таким грязным! И у нее не осталось ни одной смены одежды. Ее стенания усилились, когда она вспомнила о том, что эта толстуха Лигейя заплатила целую пачку кредоров за вечернее платье, которое каким-то чудом удалось провезти одной из пассажирок. «Платье, которое она и надеть-то не сможет, ведь она сто кило весит! Вы знаете, почему Сдам худеет?! Оказывается, она заставляет его платить консервами. Это у них такой обычай на Титане, видите ли! А у нее ведь нет никакого шарма, ни капельки вкуса, ну, вот, нисколечко…»
Неожиданно она разразилась рыданиями. Впервые Виллис была немного взволнована: и эта бедная идиотка страдала, по-своему, конечно. Она погладила ее по голове, и Синтия прошептала:
— Вот уже третью ночь она ходит в подвал с прибитыми мертвецами. И с кем бы вы думали?! С Рексом!
— Ну уж, — сказала Виллис, — это невозможно. Рекс любит вас. Вы же моложе и красивее, Синтия. И эти ужасные трупы…
— О! Они говорит, что это ее возбуждает!
И Виллис поняла, что их группа пропала.
Этой тусклой ночью Сдам возвратился, пошатываясь, его одежда была изорвана, а лицо перепачкано кровью и грязью. На него напали какие-то неизвестные, избили и отняли пояс, набитый кредорами.
— Тогда, — сказала Синтия, садясь на своем топчане (сразу стала ясно видна жестокость молодого зверя), — тогда вы больше не представляете для группы никакой ценности. И вы слишком много едите. Рекс и Крис выставят вас за дверь пинками!
— Но, — пробормотал он, — Лигейя…
Она расхохоталась:
— Лигейя! Она и с поясом-то едва вас переносила. Ей от вас блевать хочется, жирный пустомеля! К тому же, она проститутка, это ее профессия.
— Не говорите плохо о Лигейе!
— Конечно, как я смею коснуться королевы девственниц всего Титана! Пойдите лучше поищите ее там, где она сейчас забавляется, старый дурак! С Рексом. Ха-ха!
Конечно же, Лигейя не пришла на раздачу остатков консервов, Рекс и Слам подрались, и Крис был вынужден стукнуть их как следует, после чего оба упали без сознания… Виллис была вне себя, она не могла утихомирить эти страсти. Вся грязь поднималась со дна человеческих душ и затопляла их, наступали сумерки… Она смутно чувствовала это и пыталась сопротивляться, потому что Хелл не захотел бы… Позднее Крис пошел, как обычно, припереть дверь бруском на ночь и объявил, вернувшись, что дом, стоящий рядом, тот самый, «с прибитыми мертвецами», только что загорелся…
— Это уже не первая постройка, которая таким образом становится настоящим миражом!
И тут глухие крики и удары нарушили безмолвие мертвой планеты. Кто-то бился в дверь подвала, душераздирающий женский голос умолял открыть. Виллис вскочила, но Синтия повисла на ней, кусаясь и завывая:
— Вы сошли с ума! Не открывайте! Они перебьют всех нас!
Крис положил руку на плечо девушки и сказал:
— Успокойтесь, тут уже ничего не поделаешь.
— Но ведь Лигейю убивают! Ведь мы же земляне! — воскликнула Виллис. — И мы спокойно смотрим, как люди погибают у нашей двери!
— Есть люди, которые заслуживают этого. Лигейя поссорила Слама с Рексом и сделала несчастной эту молодую дурочку. И потом, это же лишний рот.
— И мы еще считаем себя человечными… и цивилизованными!
— Разве? Мы здесь уже много дней, равных годам, и что-то никто не жалуется на отсутствие книг, музыки, приличного общества. Мы захотели спасти наши шкуры. Мы подумали о консервах, об оружии, о кредорах… Мы расположились в центре чудовищного кладбища, и присутствие призраков нисколько не тревожит нас. Может быть, причиной этому — атмосфера Гефестиона? Или, скорее всего, мы были заранее готовы к такому падению?
Виллис вытерла руку — Синтия укусила ее до крови.
— Нет, — сказала она, — я знаю, в чем дело: мрак последовал за нами, а наша группа оказалась слишком слабой, чтобы бороться…
— Ну, конечно, он последовал за нами! — крикнула Синтия с перекошенным от ненависти лицом. — А что касается борьбы… Вы же не знаете, что Слам занимался продажей наркотиков и гипноснов, Рекс был игроком, высланным из своего созвездия. А этот, этот…
Она указала на невозмутимого Кристофера, потом, словно вспомнив о чем-то, прикусила язык.
— А Лигейя была всего лишь старой шлюхой! — продолжала она. — Но ты, ты хуже всех: Лигейя хоть знала, чего она хочет! А тебе и всей вселенной не хватило бы!
— Замолчите, Син, — сказал Крис.
Но она продолжала вопить:
— Мутантка! Чудовище! Она хочет проглотить весь мир — а ведь она даже не женщина! Посмотри на себя: твой скафандр превратился в лохмотья, а вы сами… скоро ты будешь ходить босиком, но ты даже не замечаешь этого… Колдунья! Плевать я хотела на всех вас, чудовищ и мутантов!
Крис ударил ее, она упала и замолчала. А Виллис с удивлением разглядывала свой прохудившийся, изношенный скафандр. Сколько же лет должно было пройти, чтобы сверхпрочный пластик превратился в лохмотья?.. Значит, прошло много лет? С тех пор, как Хелл покинул ее… И все это длилось бесконечно.
Когда крики снаружи утихли, Кристофер позвал ее, и они вышли на улицу. Обнаженный труп Лигейи лежал среди трупов-призраков. Мочки ушей у нее были оборваны, пальцы разбиты. (Виллис вспомнила, что в ушах и на пальцах Лигейя носила огромные бриллианты). Крис склонился над истерзанным лицом.
— Ее убили женщины, — констатировал он. — Они обвиняли ее в том, что она подожгла соседний дом. И многие поддались всеобщему безумию.
— Это действительно сделала она?
— Нет, это Синтия подложила заряд.
— А вы позволили убить Лигейю и не вступились!
— А что я мог сделать? К тому же, они хотели убить не ее и не Синтию, а вас.
— Почему меня?!
Он устало пожал плечами:
— Потому что вы и ваши… вы и так уже слишком могущественны на Земле с ее просторами и ее размахом. А что бы вы сделали с Гефестионом? Ведь в беспощадной борьбе вселенная, чтобы залечить свои раны, не нашла другого средства, кроме как создать мутантов. Что же вам еще нужно, если у вас и ваших собратьев такая невероятная слава? Что же вы еще хотите, ненасытная мутантка?!
Виллис с трудом разжала зубы, ее губы кровоточили…
— Я хочу знать, что они из себя представляют на самом деле, — сказала она.
— Кто?
— Мутанты.
— Это вы должны знать лучше меня.
— …И есть ли другие.
Лицо Кристофера, похожее на маску волка, изобразило что-то похожее на улыбку:
— Только не на Гефестионе, надеюсь. Пойдемте, поможете мне.
Снег все падал.
Неожиданно Виллис поняла: это всего лишь кошмарный сон, который не должен продолжаться… Кто это сделал? И с какой целью? Кто создал этот ад с накладывающимися друг на друга плоскостями, которые в любой момент могли опрокинуться, поменяться местами?
Они перенесли Лигейю в невредимый мираж подвала, где по-прежнему сидели прибитые мертвецы. Они уложили ее под стеной и засыпали снегом и пеплом. Виднелась только белая нога…
— Это все ерунда, — сказал Крис. — Если она окажется достойной этой планеты, она вернется на панель перед нашей дверью.
Виллис задрожала.
— Как это ужасно, — прошептала она еле слышно.
Крис повернулся к ней перекошенным лицом.
— Вы просто восхитительны! — сказал он. — Вы, что же, впервые это поняли? Мы живем в настоящем кошмаре. Вы говорили о мраке, который следовал за нами, но мрак этот в нас самих. Зачем скрывать это от вас? На Земле я был тем, кого вы называете Ночными. Это не просто организация и не какое-то определенное состояние. Следует отметить, что я бы, например, тотчас взбунтовался бы против любого закона… Так вот, мне здесь нужна сила, и вы мне ее дадите. Вам не приходится выбирать. Только мы двое — действительно живые существа на Гефестионе.
И он грубо облапил ее, прямо при почерневших покойниках.
— Я дал убить Лигейю, — сказал он с сухим смешком, — чтобы в убежище было больше места. За нею последуют другие. И мы останемся вдвоем. Мы будем здесь жить. И вы дадите жизнь моим детям. И не останется никого другого на всем белом свете…
А вот этого он не должен был говорить. Он мог заставить ее подчиниться, мог разорвать ее на куски — ее тело уже ничего не чувствовало, оно было мертво. Но сама мысль иметь ребенка была для нее невозможна. Тем более, если она должна умертвить свою душу, сделать так, как будто Хелла никогда не было… Да, Крис был сильным, а она слабой. Но в то время, как он сжимал ее в своих объятиях, она сняла у него с пояса тот самый миниатюрный дезинтегратор, с которым он никогда не расставался, приставила к его груди и нажала на спуск…
Удар был таким сильным, что мираж на какое-то мгновение исчез, и она осталась наедине с трупами Криса и Лигейи, среди дымящихся развалин.
10
Она убежала, даже ни разу не оглянувшись. Ей казалось, что она разбудила и потрясла весь город — но ничуть не бывало. Живые залегли в свои берлоги, а мертвые — влачили свое призрачное существование. С холодным ужасом в сердце она спрашивала себя, будет ли Крис лежать рядом с Лигейей под охраной прежних мертвецов, или же он будет теперь вечно бродить по улице бок о бок с ее обнаженным трупом. И будет ли рядом с ним ее собственный призрак, помогающий ему. «Но я еще не мертвая!» — подумала она впервые со дня гибели Хелла. И еще: «А ведь я чудовищное создание. Но я, наверняка, не единственная и создана не напрасно. Эта страшная пустота у меня в душе, та пустота, в которую я погрузилась с тех пор, как не стало Хелла, ничем не может быть заполнена. Если уж я должна жить дальше, мне нужно привыкнуть сосуществовать с этой бездной во мне и идти дальше, к определенной цели. И этому должны научить меня другие люди такой же породы. Мне надо найти своих».
Она заметила, что забрела далеко от своей группы, от центра города. Теперь она была на другом его конце, в безмолвном и безжизненном пригороде. Вдруг до нее дошло, что она убила человека, и безграничный ужас охватил ее…
В этот момент волна страдания, достигшая ее мозга, вернула ее к жизни. Это был зов о помощи. Она стояла перед группой зданий, с виду невредимых. Зов шел оттуда. Она с трудом спустилась в какое-то подземелье, где по острому, совсем свежему запаху, можно было сделать вывод, что раньше это был цех выделки кож. Тут была просторная зацементированная площадка с неглубокими выемками, которые в былые времена, должно быть, служили для вымачивания кож. Зеленоватые фосфоресцирующие колонны, поддерживающие купол, растворялись вверху в неверном свете белой ночи Гефестиона, и тут Виллис увидела.
Группа каких-то крошечных существ окружила один из чанов. Они были похожи на бесцветные тени, но были, несомненно, живыми. Дети, одетые в лохмотья; обезображенные экземой и язвами. А в середине толпы агонизировало точно такое же крошечное существо.
Именно его страдание и привело Виллис в подвал.
С трудом, словно лунатичка, она проложила себе дорогу через толпу существ, которые, ворча, отступали перед ней. Некоторые нагибались и поднимали камни. Но спокойная сила Виллис действовала на малышей.
«Они не злые, — решила она, — они страдают».
Она уже чувствовала, как ее охватывает болезненная лихорадка малыша, вызванная кошмарами и ужасом, исходящим от группы. Она с трудом дотащилась до чана. С крошечного серого личика на нее смотрели два блестящих глаза раненого зверя. Она протянула руки, слегка коснулась слишком большого для его возраста черепа.
— Где у тебя болит? — спросила она, забыв, что больной может не понять ее. Но он уловил интонацию, застонал, и его руки пришли в движение. Рука, похожая больше на птичью лапку, еле заметно указала на лоб, на грудь, из которой вырывались свист и хрипение, на живот. Девушка дотронулась до кожи, натянутой на тонкие кости, и невиданное страдание пронзило ее тысячами иголок.
Потом она села и уложила маленького заморыша у себя на коленях. Что-то похожее на вздох пронеслось по подвалу, и детские лица, похожие на обезьяньи, птичьи, беличьи мордочки, застыли в уважительном испуге. Напряженное тельце расслабилось, спокойное дыхание пришло на смену хрипу. И через несколько минут — Виллис, парализованная страданиями, не могла сдвинуться с места — ребенок уже заснул, улыбаясь…
Тогда произошло нечто странное: самый большой из скелетиков, ростом, примерно, метр тридцать, очевидно, главарь банды, выступил на несколько шагов вперед. Он смотрел не на Виллис, а на ее руки, в которых маленькое, истерзанное болезнью тело на глазах оживало, а страдальческое выражение лица переходило в довольное…
Этот главарь, этот угловатый уродец, состоящий из одних костей и мускулов, чье лицо было иссечено преждевременными морщинами, открыл рот, хотел что-то сказать, но не произнес ни слова. Неожиданно он наклонился к ногам чужеземки и положил туда все свое достояние: нож из полированного камня и личную бляху какого-то земного космонавта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59