Ведьма слышала, как дышат во сне дети и стонут, мучаясь горячечной бессонницей, раненые, до нее долетало бряцание оружия и лай бездомных псов, шум крови в собственных висках и хруст стропил башни. И везде – в бойницах стен и меж зубцов затаившегося в молчании форта, на крыше башни и на уступах скал – бились бесчисленные маленькие бесстрашные сердца чаек…
– Спасибо, птицы!
Ответ коснулся не слуха – мысли, слов не было – на Магдалену снова налетело свежее, свободное дуновение моря.
В последних сполохах огня ведьма осмотрелась – в этом месте городская стена спускалась к воде отвесно. Стена была относительно невысока, скал у подножия не было, ленивые волны без гребней скрывали глубокое дно. Колдунья сбросила плащ, шмыгнула меж зубцов стены и, стараясь не переворачиваться плашмя, прыгнула в черную воду.
Вода приняла ее и укрыла с головой, Магдалена изо всех сил заработала здоровой рукой, пытаясь всплыть – в конце концов ей это удалось. Волнение, такое заметное, если смотреть сверху, теперь почти не ощущалось, только время от времени очередная волна заливала виски и уши. От соленой влаги разболелась рана на боку. Чародейка из последних сил поплыла к берегу, оставляя в воде кровавый след.
– Эфир и духи! Помогите!
Эфир угрюмо промолчал, духи куда-то умчались, добрые усталые чайки вернулись в свои бойницы. Только стайка мелких жадных рыбешек суетилась, распознав добычу по запаху крови. Ведьма не на шутку перепугалась, что этот запах привлечет какое-нибудь скользкое чудище – спрута глубин; от сандалий удалось избавиться с трудом, платье намокло и тянуло на дно.
Она перевернулась на спину и полежала на волне, всматриваясь в затянутое тучами, однако заметно посветлевшее небо, потом осторожно поплыла, работая ногами. Время шло, но ничего не менялось, в какой-то момент Магдалене показалось, что она, вместо того, чтобы приближаться к берегу, плывет в открытое море. Колдунья с трудом подавила страх, овладела собой и поплыла еще быстрее. Лицо то и дело заливала волна, пару раз тела коснулся скользкий купол медузы.
– Эфир, помоги!
Волна подхватила живую ношу и с силой метнула ее на прибрежные валуны, колдунья вскрикнула от боли, перевернулась на мелководье, и ползком выбралась на берег. Рука повисла и болела нестерпимо, рана обильно кровоточила, в ушах звенело от потери крови. Несчастная ведьма кое-как подобрала порванное платье и уныло поплелась прочь.
– Будь прокляты мужчины – все они свиньи и собаки, а не люди. И ты, Бретон, обещавший мне жизнь, ты такой же обманщик, как и все!
Под утренним ветерком шумела кипарисовая роща. Почти совсем рассвело, и маленький костер, разведенный между камней, выдавал не свет огня, а витая струйка дыма.
Магдалена принюхалась – к запаху прогоревших веток примешивался запах еды. У костра утроились двое – чернобородый здоровяк с объемистым брюшком любителя выпивки и коренастый рыжий малый плутоватого вида. Дешевый доспех – обшитые пластинами кожаные куртки – выдавал в них наемных пехотинцев императора. Рыжий пехотинец как раз обгладывал телячью кость, но это совсем не мешало ему говорить пакости:
– …А еще рассказывали, что в соседней деревне бес мальчонку из колыбели похитил и бесененком подменил. Тот вырос – бессловесный, ни речь сказать, ни молитву прочесть, только жрал, и, прости меня Господь, говном все пачкал. Хотели люди утопить его, потому что души в таких нет, одна плоть, да бес внутри. Но парень сам умер…
– Врешь ты все, брат Хайни, – лениво отозвался чернобородый.
– Не вру, клянусь питейным рогом святого Никлауса! А еще, слышал, знатная дама, из фон Вормсов, перед зеркалом стоя, в стекле том увидела не лицо свое благородное, а мерзкую задницу дьяволову, который оную за спиной баронессиной нагло обнажил и предъявил…
Чернобородый, не выдержав, захохотал. Ведьма подобралась поближе. Шум в ушах усилился, Магдалена посмотрела вниз и с ужасом обнаружила, что ее босые ступни покраснели от крови, которая стекала из вспоротого бока по ногам.
“Помогите!” – хотела крикнуть чародейка, но сумела только пробормотать что-то невнятное, колени ее ослабели и беглянка ничком рухнула в жесткие заросли, потеряв сознание.
Хайни Ладер попытался кинжалом расколоть кость уведенного с вечера теленка, но попытки его не увенчались успехом. Он с досадой отбросил начисто обглоданный мослак.
– Эй, Лакомка, ты слышал?
– Чего слышал?
– Разрази меня гром – здесь трещали кусты. Не профос ли наш идет?
– Едва ли. Пошли, посмотрим…
Друзья вломились в заросли. Среди камней и чахлых кустиков сухих трав, обняв руками крутобокий камень, ничком лежала женщина. Ее платье было порвано и испачкано кровью, густые длинные волосы разметались в беспорядке. Хайни перевернул незнакомку. Раскосые глаза оказались закрыты, бледное лицо с высокими скулами показалось ему красиво-скорбным.
– Помоги ее поднять, Лакомка.
– Что с ней?
– Рука вывернута.
– Муж побил, наверное.
– Это вряд ли. Ей проткнули бок ножом, платье мокрое, в волосах водоросли.
– Небесный Гром! Она, похоже, в одиночку переплыла залив.
– Отважная тетка. Это еретичка из Толоссы.
– Святой Регинвальд, спаси наши души от мерзких еретиков! Так чего ты возишься? Оставь ее! Или, может, отнесем к капеллану? За бретонистов должны давать награду.
Хайни помедлил.
– Не хочу я связываться со святыми отцами. Рог святого Никлауса, дружище, слишком жжет мою котомку. Обойдемся без наград, оставим ее, где лежала, да и дело с концом.
Женщина шевельнулась и открыла глаза. Они оказались черными-черными, как бездонное небо, с золотыми искрами.
– Я не еретичка…
– Слышь, Лакомка, она говорит, что, мол, не еретичка.
– Врет, конечно, не сомневайся.
– Ей, женщина, если ты не еретичка, скажи-ка, кто у нас первый человек перед лицом Господа? – коварно поинтересовался Хайни.
– Великий Император, государь Церена Гаген Справедливый! – набравшись сил, истошно взвизгнула колдунья.
Хайни подпрыгнул от неожиданности.
– А я-то думал – она вот-вот концы отдаст! Сильна еще. Такие слова ни один еретик даже на костре не выговорит.
– Эй, женщина, откуда ты здесь взялась? – осторожно поинтересовался Рихард Лакомка.
– Я бежала из крепости, от злодеев, которые носят пики, мечи и неправильно распевают искаженные псалмы, – довольно искренне ответила Магдалена.
– Праведная, должно быть, женщина! – прочувствованно произнес Хайни. – Помоги мне, друг, поднять ее с земли.
…Через некоторое время перевязанная и накормленная чародейка из Тинока, устроясь у дымного костерка, нянчила уложенную в лубок руку. Рана под повязкой подсохла, кровь унялась. Ладер, подрумянивая на огне очередной кусок украденного теленка, разглагольствовал:
– Слушай меня, Магда! Их еретические пехотные пики – видимость одна, и супротив конных латников не годятся…
– Угу, – отвечал Рихард, уплетая сочный кусок. – Толоссу обложили со всех сторон, как весеннюю кошку.
Он помахал в воздухе наполовину обглоданной костью.
– Скоро негодяям придется подтянуть пояса – подвоза больше не будет и все такое. Не сокрушайся, добрая женщина, наш капитан не промах, и скоро твои обидчики получат по заслугам.
Хайни запоздало и с некоторым сомнением поинтересовался:
– Эй, Магда, а сама ты каким ремеслом промышляешь?
– Лечу грыжу и прострел, гадаю по зернам и звездам, исцеляю скотину, принимаю роды! – довольно бодро ответила Магдалена.
– А патент от святых отцов у тебя есть?
– А как же!.
– А ну-ка, покажи!
– Он утонул в заливе, – как ни в чем не бывало заявила чародейка.
Проницательный Хайни внезапно загрустил:
– Скажи мне, добрая женщина, а ты, случаем, не ведьма?
– Да что же вы этакое скверное подумали-то, славные солдатики!
Лакомка на этот раз тоже оказался на редкость сообразительным:
– А пускай она себя знаком святым очертит! А иначе веры не будет.
Магдалена задумалась. Ведьмовство считалось несовместимым с подобными жестами, но что-то подсказывало чародейке, что на деле ограничение это не столь уж сурово. Она глубоко вздохнула, набравшись смелости, здоровой рукой осенила себя знаком треугольника и победно воззрилась на наемников:
– Вот так. Теперь верите?
Крыть было нечем и Ладер серьезно кивнул:
– Верим. А молитвы ты знаешь? – на всякий случай добавил он.
– Pater noster, qui es in caelis – нараспев затянула Магдалена.
Расчувствовавшийся Рихард налил из баклажки вина.
– Так выпьем же за посрамление твоих обидчиков-еретиков, Магда-красотка!
Друзья опрокинули по малой кружке. Солнце уже поднялось над горизонтом. Они поднялись и, прибрав в яму остатки теленка, закидали костер песком. Ведьма ковыляла в хвосте маленькой процессии, кутаясь в подаренный щедрым Ладером запасной плащ.
Лагерь императорских наемников представлял собою живописное зрелище. Склон холма, полого идущий к морю, покрывали костры и палатки. Ров охватывал прибежище пехотинцев, оберегая его от внезапного налета еретической конницы. Костры курились, трепетали яркие флажки на копьях, рубаки в толстых кожаных куртках чистили мечи. Кто-то спал, кто-то ел, кто-то играл в кости. Капитан Конрад – рослый здоровяк в отличных латах маячил у входа в собственный шатер.
Ладер, Лакомка и Магдалена устроились чуть поодаль, так, чтобы и негромкий разговор подслушать было нельзя, и вид не внушал подозрений. Для непристального взгляда чародейка в этот момент почти ничем не отличалась от солдатской женщины – выдавала ее разве что чрезмерно потрепанная одежда и отсутствие даже непритязательных украшений. Прекраснолицая Белинда, любовница профоса, издали пренебрежительно оглядела конкурентку:
– Prostituta…
Магдалена равнодушно проигнорировала оскорбление.
– …ну и что он дальше-то делал? – нетерпеливо переспросил Лакомка.
Ведьма устроила раненую руку на коленях и, предав скуластому лицу и раскосым глазам максимально возможное честное выражение, продолжила прерванный рассказ:
– Супруг мой, мэтр Адальберт, жизнь вел самую предосудительную, проиграв в кости не только сукновальное заведение, полученное в наследство от отца его, достопочтенного мэтра Альбрехта, но и те скромные средства, кои зарабатывала я тяжким ремеслом…
– Ослиная башка твой Адальберт! – возмутился Лакомка. – Не умеешь выигрывать – не берись. Вот я, например, имея баталию с нашим профосом…
Ладер незаметно пнул приятеля ногой. Магдалена попыталась сладко улыбнуться:
– Однажды я отправилась в Зильбервальдский лес, чтобы набрать шишек для растопки очага. На маленькой круглой поляне я увидела большой дуб, расколотый ударом молнии. Толстая ветвь его отвалилась, большое дупло раскололось, а спрятанное там сорочье гнездо выкатилось на мягкую травку…
– А я сорок не люблю – мясо у них горькое и яйца тоже так себе, – благодушно рявкнул Рихард.
– …Там, среди пуха, перьев и соломы обнаружила я изумруд великой чистоты, прекрасный как слеза девственницы…
При слове “девственница” Ладер подозрительно закашлялся, но Магдалена, увлеченная собственным враньем, не обратила на это никакого внимания.
– Изумруд сиял, как солнце, и мессир Анцинус по прозвищу Ящер, достойный нусбаумский ювелир, обещал за него целое состояние. Могу ли я описать горе, сразившее меня, когда, проснувшись поутру, обнаружила я, что муж мой Адальберт не только беззаконно бежал, покинув супружеское ложе, не только похитил изумруд, но и предался всей душой гнусному учению бретонистов?!
Разочарованный Рихард ударил кулаком по траве.
– Проклятый еретик!
– Я двинулась в путь, дабы усовестить мужа и спасти его душу от ада, – заявила ведьма, дивно сверкая на наемников смоляными очами. – Под солнцем и ветром, в кровь побив ноги о камни, не доедая и терпя бесчисленные опасности пути, шла я, чтобы вернуть супруга под семейный кров. Я явилась в Толоссу чуть жива от усталости. И – кто бы мог подумать?! Непутевый супруг мой набросился на меня с упреками и побоями, уверяя, что дал обет скромности и воздержания, а бесценный изумруд обязан отдать на нужды запутавшегося в ереси аббата Бретона!
– Обет воздержания дал, да еще и изумруд отдать?
– Всенепременно – отдать, – печально обронила ведьма.
Друзья трагически замолчали, увидев, что раненая женщина плачет. Магдалена, на минуту забыв о наемниках, вспоминала собственные беды – копоть, треск багрового огня, насмешки сержанта, клетку в подвале эбертальской тюрьмы, холодные беспощадные глаза и тихую, уверенную речь инквизитора, страх и бегство, мучительный путь через всю Империю, уцелевшего, насмехающегося (как ей казалось) Хрониста, предательство и обман Клауса Бретона. Она плакала настоящими слезами – крупные прозрачные капли, срываясь с ресниц, катились по щекам.
Хайни Ладер вздохнул.
– Ладно. Даже если ты лишь наполовину не соврала, дело стоит того. Как, говоришь, его зовут – Адальберт?
– Он принял имя Вольфа Россенхеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Спасибо, птицы!
Ответ коснулся не слуха – мысли, слов не было – на Магдалену снова налетело свежее, свободное дуновение моря.
В последних сполохах огня ведьма осмотрелась – в этом месте городская стена спускалась к воде отвесно. Стена была относительно невысока, скал у подножия не было, ленивые волны без гребней скрывали глубокое дно. Колдунья сбросила плащ, шмыгнула меж зубцов стены и, стараясь не переворачиваться плашмя, прыгнула в черную воду.
Вода приняла ее и укрыла с головой, Магдалена изо всех сил заработала здоровой рукой, пытаясь всплыть – в конце концов ей это удалось. Волнение, такое заметное, если смотреть сверху, теперь почти не ощущалось, только время от времени очередная волна заливала виски и уши. От соленой влаги разболелась рана на боку. Чародейка из последних сил поплыла к берегу, оставляя в воде кровавый след.
– Эфир и духи! Помогите!
Эфир угрюмо промолчал, духи куда-то умчались, добрые усталые чайки вернулись в свои бойницы. Только стайка мелких жадных рыбешек суетилась, распознав добычу по запаху крови. Ведьма не на шутку перепугалась, что этот запах привлечет какое-нибудь скользкое чудище – спрута глубин; от сандалий удалось избавиться с трудом, платье намокло и тянуло на дно.
Она перевернулась на спину и полежала на волне, всматриваясь в затянутое тучами, однако заметно посветлевшее небо, потом осторожно поплыла, работая ногами. Время шло, но ничего не менялось, в какой-то момент Магдалене показалось, что она, вместо того, чтобы приближаться к берегу, плывет в открытое море. Колдунья с трудом подавила страх, овладела собой и поплыла еще быстрее. Лицо то и дело заливала волна, пару раз тела коснулся скользкий купол медузы.
– Эфир, помоги!
Волна подхватила живую ношу и с силой метнула ее на прибрежные валуны, колдунья вскрикнула от боли, перевернулась на мелководье, и ползком выбралась на берег. Рука повисла и болела нестерпимо, рана обильно кровоточила, в ушах звенело от потери крови. Несчастная ведьма кое-как подобрала порванное платье и уныло поплелась прочь.
– Будь прокляты мужчины – все они свиньи и собаки, а не люди. И ты, Бретон, обещавший мне жизнь, ты такой же обманщик, как и все!
Под утренним ветерком шумела кипарисовая роща. Почти совсем рассвело, и маленький костер, разведенный между камней, выдавал не свет огня, а витая струйка дыма.
Магдалена принюхалась – к запаху прогоревших веток примешивался запах еды. У костра утроились двое – чернобородый здоровяк с объемистым брюшком любителя выпивки и коренастый рыжий малый плутоватого вида. Дешевый доспех – обшитые пластинами кожаные куртки – выдавал в них наемных пехотинцев императора. Рыжий пехотинец как раз обгладывал телячью кость, но это совсем не мешало ему говорить пакости:
– …А еще рассказывали, что в соседней деревне бес мальчонку из колыбели похитил и бесененком подменил. Тот вырос – бессловесный, ни речь сказать, ни молитву прочесть, только жрал, и, прости меня Господь, говном все пачкал. Хотели люди утопить его, потому что души в таких нет, одна плоть, да бес внутри. Но парень сам умер…
– Врешь ты все, брат Хайни, – лениво отозвался чернобородый.
– Не вру, клянусь питейным рогом святого Никлауса! А еще, слышал, знатная дама, из фон Вормсов, перед зеркалом стоя, в стекле том увидела не лицо свое благородное, а мерзкую задницу дьяволову, который оную за спиной баронессиной нагло обнажил и предъявил…
Чернобородый, не выдержав, захохотал. Ведьма подобралась поближе. Шум в ушах усилился, Магдалена посмотрела вниз и с ужасом обнаружила, что ее босые ступни покраснели от крови, которая стекала из вспоротого бока по ногам.
“Помогите!” – хотела крикнуть чародейка, но сумела только пробормотать что-то невнятное, колени ее ослабели и беглянка ничком рухнула в жесткие заросли, потеряв сознание.
Хайни Ладер попытался кинжалом расколоть кость уведенного с вечера теленка, но попытки его не увенчались успехом. Он с досадой отбросил начисто обглоданный мослак.
– Эй, Лакомка, ты слышал?
– Чего слышал?
– Разрази меня гром – здесь трещали кусты. Не профос ли наш идет?
– Едва ли. Пошли, посмотрим…
Друзья вломились в заросли. Среди камней и чахлых кустиков сухих трав, обняв руками крутобокий камень, ничком лежала женщина. Ее платье было порвано и испачкано кровью, густые длинные волосы разметались в беспорядке. Хайни перевернул незнакомку. Раскосые глаза оказались закрыты, бледное лицо с высокими скулами показалось ему красиво-скорбным.
– Помоги ее поднять, Лакомка.
– Что с ней?
– Рука вывернута.
– Муж побил, наверное.
– Это вряд ли. Ей проткнули бок ножом, платье мокрое, в волосах водоросли.
– Небесный Гром! Она, похоже, в одиночку переплыла залив.
– Отважная тетка. Это еретичка из Толоссы.
– Святой Регинвальд, спаси наши души от мерзких еретиков! Так чего ты возишься? Оставь ее! Или, может, отнесем к капеллану? За бретонистов должны давать награду.
Хайни помедлил.
– Не хочу я связываться со святыми отцами. Рог святого Никлауса, дружище, слишком жжет мою котомку. Обойдемся без наград, оставим ее, где лежала, да и дело с концом.
Женщина шевельнулась и открыла глаза. Они оказались черными-черными, как бездонное небо, с золотыми искрами.
– Я не еретичка…
– Слышь, Лакомка, она говорит, что, мол, не еретичка.
– Врет, конечно, не сомневайся.
– Ей, женщина, если ты не еретичка, скажи-ка, кто у нас первый человек перед лицом Господа? – коварно поинтересовался Хайни.
– Великий Император, государь Церена Гаген Справедливый! – набравшись сил, истошно взвизгнула колдунья.
Хайни подпрыгнул от неожиданности.
– А я-то думал – она вот-вот концы отдаст! Сильна еще. Такие слова ни один еретик даже на костре не выговорит.
– Эй, женщина, откуда ты здесь взялась? – осторожно поинтересовался Рихард Лакомка.
– Я бежала из крепости, от злодеев, которые носят пики, мечи и неправильно распевают искаженные псалмы, – довольно искренне ответила Магдалена.
– Праведная, должно быть, женщина! – прочувствованно произнес Хайни. – Помоги мне, друг, поднять ее с земли.
…Через некоторое время перевязанная и накормленная чародейка из Тинока, устроясь у дымного костерка, нянчила уложенную в лубок руку. Рана под повязкой подсохла, кровь унялась. Ладер, подрумянивая на огне очередной кусок украденного теленка, разглагольствовал:
– Слушай меня, Магда! Их еретические пехотные пики – видимость одна, и супротив конных латников не годятся…
– Угу, – отвечал Рихард, уплетая сочный кусок. – Толоссу обложили со всех сторон, как весеннюю кошку.
Он помахал в воздухе наполовину обглоданной костью.
– Скоро негодяям придется подтянуть пояса – подвоза больше не будет и все такое. Не сокрушайся, добрая женщина, наш капитан не промах, и скоро твои обидчики получат по заслугам.
Хайни запоздало и с некоторым сомнением поинтересовался:
– Эй, Магда, а сама ты каким ремеслом промышляешь?
– Лечу грыжу и прострел, гадаю по зернам и звездам, исцеляю скотину, принимаю роды! – довольно бодро ответила Магдалена.
– А патент от святых отцов у тебя есть?
– А как же!.
– А ну-ка, покажи!
– Он утонул в заливе, – как ни в чем не бывало заявила чародейка.
Проницательный Хайни внезапно загрустил:
– Скажи мне, добрая женщина, а ты, случаем, не ведьма?
– Да что же вы этакое скверное подумали-то, славные солдатики!
Лакомка на этот раз тоже оказался на редкость сообразительным:
– А пускай она себя знаком святым очертит! А иначе веры не будет.
Магдалена задумалась. Ведьмовство считалось несовместимым с подобными жестами, но что-то подсказывало чародейке, что на деле ограничение это не столь уж сурово. Она глубоко вздохнула, набравшись смелости, здоровой рукой осенила себя знаком треугольника и победно воззрилась на наемников:
– Вот так. Теперь верите?
Крыть было нечем и Ладер серьезно кивнул:
– Верим. А молитвы ты знаешь? – на всякий случай добавил он.
– Pater noster, qui es in caelis – нараспев затянула Магдалена.
Расчувствовавшийся Рихард налил из баклажки вина.
– Так выпьем же за посрамление твоих обидчиков-еретиков, Магда-красотка!
Друзья опрокинули по малой кружке. Солнце уже поднялось над горизонтом. Они поднялись и, прибрав в яму остатки теленка, закидали костер песком. Ведьма ковыляла в хвосте маленькой процессии, кутаясь в подаренный щедрым Ладером запасной плащ.
Лагерь императорских наемников представлял собою живописное зрелище. Склон холма, полого идущий к морю, покрывали костры и палатки. Ров охватывал прибежище пехотинцев, оберегая его от внезапного налета еретической конницы. Костры курились, трепетали яркие флажки на копьях, рубаки в толстых кожаных куртках чистили мечи. Кто-то спал, кто-то ел, кто-то играл в кости. Капитан Конрад – рослый здоровяк в отличных латах маячил у входа в собственный шатер.
Ладер, Лакомка и Магдалена устроились чуть поодаль, так, чтобы и негромкий разговор подслушать было нельзя, и вид не внушал подозрений. Для непристального взгляда чародейка в этот момент почти ничем не отличалась от солдатской женщины – выдавала ее разве что чрезмерно потрепанная одежда и отсутствие даже непритязательных украшений. Прекраснолицая Белинда, любовница профоса, издали пренебрежительно оглядела конкурентку:
– Prostituta…
Магдалена равнодушно проигнорировала оскорбление.
– …ну и что он дальше-то делал? – нетерпеливо переспросил Лакомка.
Ведьма устроила раненую руку на коленях и, предав скуластому лицу и раскосым глазам максимально возможное честное выражение, продолжила прерванный рассказ:
– Супруг мой, мэтр Адальберт, жизнь вел самую предосудительную, проиграв в кости не только сукновальное заведение, полученное в наследство от отца его, достопочтенного мэтра Альбрехта, но и те скромные средства, кои зарабатывала я тяжким ремеслом…
– Ослиная башка твой Адальберт! – возмутился Лакомка. – Не умеешь выигрывать – не берись. Вот я, например, имея баталию с нашим профосом…
Ладер незаметно пнул приятеля ногой. Магдалена попыталась сладко улыбнуться:
– Однажды я отправилась в Зильбервальдский лес, чтобы набрать шишек для растопки очага. На маленькой круглой поляне я увидела большой дуб, расколотый ударом молнии. Толстая ветвь его отвалилась, большое дупло раскололось, а спрятанное там сорочье гнездо выкатилось на мягкую травку…
– А я сорок не люблю – мясо у них горькое и яйца тоже так себе, – благодушно рявкнул Рихард.
– …Там, среди пуха, перьев и соломы обнаружила я изумруд великой чистоты, прекрасный как слеза девственницы…
При слове “девственница” Ладер подозрительно закашлялся, но Магдалена, увлеченная собственным враньем, не обратила на это никакого внимания.
– Изумруд сиял, как солнце, и мессир Анцинус по прозвищу Ящер, достойный нусбаумский ювелир, обещал за него целое состояние. Могу ли я описать горе, сразившее меня, когда, проснувшись поутру, обнаружила я, что муж мой Адальберт не только беззаконно бежал, покинув супружеское ложе, не только похитил изумруд, но и предался всей душой гнусному учению бретонистов?!
Разочарованный Рихард ударил кулаком по траве.
– Проклятый еретик!
– Я двинулась в путь, дабы усовестить мужа и спасти его душу от ада, – заявила ведьма, дивно сверкая на наемников смоляными очами. – Под солнцем и ветром, в кровь побив ноги о камни, не доедая и терпя бесчисленные опасности пути, шла я, чтобы вернуть супруга под семейный кров. Я явилась в Толоссу чуть жива от усталости. И – кто бы мог подумать?! Непутевый супруг мой набросился на меня с упреками и побоями, уверяя, что дал обет скромности и воздержания, а бесценный изумруд обязан отдать на нужды запутавшегося в ереси аббата Бретона!
– Обет воздержания дал, да еще и изумруд отдать?
– Всенепременно – отдать, – печально обронила ведьма.
Друзья трагически замолчали, увидев, что раненая женщина плачет. Магдалена, на минуту забыв о наемниках, вспоминала собственные беды – копоть, треск багрового огня, насмешки сержанта, клетку в подвале эбертальской тюрьмы, холодные беспощадные глаза и тихую, уверенную речь инквизитора, страх и бегство, мучительный путь через всю Империю, уцелевшего, насмехающегося (как ей казалось) Хрониста, предательство и обман Клауса Бретона. Она плакала настоящими слезами – крупные прозрачные капли, срываясь с ресниц, катились по щекам.
Хайни Ладер вздохнул.
– Ладно. Даже если ты лишь наполовину не соврала, дело стоит того. Как, говоришь, его зовут – Адальберт?
– Он принял имя Вольфа Россенхеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58