Захлопнулась дубовая дверь. Уходя, мои враги забрали с собою факел. Я остался один в звенящей темноте.
Впрочем, скорее уж звенела от полученных ударов моя собственная голова. Я сел, прислонился к грязной стене и попытался успокоиться.
С тем же успехом я мог бороться с ураганом. Депрессия захлестнула меня, словно морской прилив. В сущности, я получил по заслугам.
Иметь дар волшебного зрения – и не воспользоваться им. Владеть гримуаром, запись в который меняет саму ткань бытия Церена – и не уметь защитить самого себя от побоев ничтожных простофиль.
Я едва не взвыл от отчаяния. Моя книга in-folio и письменные принадлежности остались на лужайке возле розария. В сущности, сгодилась бы любой пергамент и любое перо, пиво или даже ягодный сок вместо чернил – мои записи сделали бы гримуаром даже амбарную книгу пивного торговца.
Беда заключалась в том, что в подвале не было ни единого клочка пергамента, ни пива, ни ягод. Надписи пальцем по пыли на стене не помогли бы делу – в этом мне довелось убедиться давным-давно.
Я вернулся на свое место, в угол и попытался заснуть прямо на голой земле. Красавица, из-за которой я попал в переплет, кстати, напрочь вылетела у меня из головы…
Наверное, прошел остаток дня, ночь и большая часть следующего. Дверь темницы со скрипом отворилась, кто-то внес факел, незнакомые люди вошли под низкие своды. Я приготовился к худшей из развязок. Не думаю, что смерть в мире Церена, который выдуман мною же едва ли не на четверть, может оказаться фатальной для творца. Фатальной – нет.
Зато она может оказаться крайне болезненной.
Вид пришельцев мне совершенно не понравился. Они явно отличались от вчерашних слуг и очень походили на людей из общества, собравшихся развлечься. Черные одежды их украшало золотое шитье, на руках сверкали перстни. Лица были довольно молоды и весьма беззаботны.
Тот, что был чуть постарше, выступил вперед и оглядел меня, но не враждебно, но, скорее, с любопытством.
– Доброе утро, мессир странник. Как ваше здоровье? Голова не болит после вчерашнего?
Каким-то чудом я понял, что он имеет в виду попойку, а не побои. Голова болела неистово, но признаваться в этом не хотелось. Незнакомец между тем скрестил руки на груди и продолжал говорить со светской непринужденностью:
– Мне жаль, что наше знакомство началось так худо, однако, мессир, вы должны признать и собственную неправоту. Вы вторглись в мои родовые владения, чудом прошли через начиненный всевозможными ловушками лес, пробрались в комнату моей добродетельной престарелой матушки и напугали ее до полусмерти. Не ухмыляйтесь, любезный, у старухи с утра разыгралась желчь меланхолии, замковые лекари на ногах, побитые служанки в слезах… Вам еще повезло, что вы провели ночь в запертом подвале… Впрочем, вернемся к вашим прегрешениям. Они этим не ограничиваются. Будете ли вы отрицать, что пытались дерзко пробраться в покои моей сестры? О! Я вижу, любезный друг, вы молчите. Ни слова. Кстати, я не стану слушать оправданий. Моя сестра видела ваш подвиг любви из окна. Кстати, вы перепутали окна комнат моей матери и моей сестры, что не удивительно после обильных возлияний.
– Но… – Я не нашелся, что сказать. Поединок чести с крепким и тренированным рыцарем совершенно меня не прельщал – этот парень размазал бы Хрониста как муху по стене.
– Кстати, могу я поинтересоваться вашим именем? – спросил между тем мой хозяин.
– Вольф из Россенхеля. – не задумываясь, солгал я.
– Отменно. Меня зовут Отто фон Гернот. Так вот, мессир Волк, оскорбленная честь моей сестры требует удовлетворения.
– Но…
– Никаких “но”.
– Но…
– Увертки вам не помогут.
– Но я не могу драться! Я не здоров.
В данном случае я не солгал – голова и впрямь раскалывалась на части.
Гернот рассмеялся.
– Ну нет, любезный Волк, вы не отделаетесь так легко. Кто вам сказал, что я вызываю вас на поединок?
– Но…
– Нет, никаких поединков. Вы затронули честь моей сестры. Мессир, вам придется жениться.
Признаться, я замолчал, потрясенный до глубины души. Женитьба, разумеется, не входила в мои планы, однако я не чаял отделаться от провинциальных забияк так легко. Брак с красавицей Гернот я все равно мог аннулировать единственным росчерком в моем гримуаре, зато все выгоды от такого наказания представлялись мне достаточно ясно.
– Не будем терять времени. – заявил Отто. – Вас сейчас приведут в порядок, и – марш под венец… То есть, я хочу сказать, вам придется поучаствовать в некоторых брачных церемониях, принятых в наших местах. Обычаи, знаете ли, прежде всего.
Что-то не понравилось мне в словах Гернота. Выдавать красивую, родовитую и, несомненно, богатую девушку за темного бродягу лишь потому, что он влез в окно ее матери – все это решительно не вязалось со здравым смыслом. Открытое лицо Отто, впрочем, светилось дружелюбием, и я не посмел лезть с расспросами.
Меня извлекли из тюрьмы и отвели в комнату для гостей, ласковые служанки в большом медном чане отмыли гостя от пыли и плесени подвала и удалились, оставив новую одежду. Одежда смахивала на костюм хозяина и оказалась довольно удобной.
Я приободрился, хотя по-прежнему ощущал некий пробел в логике событий. Какая-то крошечная деталь все время коварно ускользала от моего внимания, между тем я был уверен, что она объясняет все.
Спустя короткое время явился Отто и любезно препроводил меня к месту основных событий. Слегка испуганная невеста, в роскошном платье иссиня-черного бархата, уже поджидала жениха. Как ни странно, священника поблизости не оказалось. Это опять удивило меня, но тоже не слишком. В некоторых провинциях Церена и закон, и обычай признают брак, заключенный простым оглашением перед достойными доверия свидетелями. Я решительно не помнил, относилось ли это к землям Гернот, но благоразумно решил не настаивать на венчании.
Свидетели – толстый старик с золотой цепью на шее, элегантный Отто, двое незнакомых юношей и худая грустная женщина средних лет молча выслушали наше “да”.
Компания дружно отправилась в соседнее помещение, которым оказалась большая, уже заполненная публикой, пиршественная зала. Меня усадили за стол рядом с молодой красавицей Гернот. Гости – все как один в черных камзолах и платьях, бойко подняли кубки с вином. Я мысленно ахнул – мой кубок оказался отлитыми из чистого золота и довольно тяжелым. Похоже, все прочие кубки были точно такими же. Блюда ломились от угощений, молчаливые рослые слуги щедро подливали дорогое вино.
Я захмелел опять, но все-таки не так сильно, как накануне, и почему-то с ужасом подумал, что не помню имени новобрачной жены. Девушка, впрочем, ничуть этим не смущалась, она ровными жемчужными зубами вовсю грызла чищенные орехи, предварительно раздавив их особыми инкрустированными щипцами. Личико ее все так же казалось мне прехорошеньким. Однако я, несмотря на опыт Хрониста, властителя умов, не мог заметить на нем никакого определенного выражения. Ее лицо не выражало ничего.
В назначенный час нас, по народному обычаю осыпая зерном, отвели в опочивальню. Комната эта весьма походила на комнаты старой Гернотихи, только на обивку стен пошел розовый, а не черный бархат.
Как только за нами закрылись двери, пепельноволосое существо повисло у меня на шее. Она болталась там, как звонкий колокольчик на упряжи осла, каким-то образом умудряясь одновременно раздеваться. Ничего не скажешь, девочка оказалась ладненькая и умелая.
Имени ее я так и не вспомнил.
Я проснулся, когда солнце стояло уже высоко и едва ли не начало клониться к закату. Новоиспеченная госпожа Россенхель почему-то лежала поперек моего торса и, по-видимому, крепко спала.
Я аккуратно придал ей более подобающую для скромной жены позу, встал и оделся. Солнце действительно стояло высоко. Угар праздника выветрился совершенно, и я с грустью подумал, что цель моего странствия все так же далека, перспективы неясны, а настоящее положение запутано невероятно.
Помню, я довольно долго стоял у окна в невеселых размышлениях.
Моя жена тем временем проснулась и что-то промурлыкала, она ползала среди шелка и шкур, поочередно отыскивая там какие-то повязки, шпильки, булавки, тонкую рубашку, пышную бархатную юбку и прочее хозяйство красавицы. Я некоторое время тупо смотрел, как она оперятся и хорошеет, уничтожая все отметины ночного кутежа. Тут меня, наконец, и осенило…
В тот злосчастный день, когда я беспечно расположился на отдых под окнами чудесного особняка Гернотов, на моей тогда еще не нареченной невесте было платье замужней женщины!
Должно быть дочь Гернотов прочла на моем лице эту догадку, она пискнула и метнулась в сторону, но я опередил эту чертовку, не дав ей выскочить из опочивальни. Я поймал и вывернул тонкую, но сильную женскую руку и мы вдвоем повалились на многострадальную постель, сцепившись, как враги. Муж зажимал ротик красавицы жены, мешая ей позвать на помощь, жена на совесть пыталась выцарапать мужу глаза. Наконец, она сдалась – я, сознавая, что речь идет о моей жизни, без зазрения совести начал ломать ей пальцы.
Какое-то время прекрасная Гернот поплакала, а потом безо всякого видимого перехода поменяла свое настроение. Я не сразу поверил, что могу без опаски выпустить ее. Растрепанная женщина, не обращая внимания на мое настойчивые вопросы, встала, прошлась по комнате и вытащила из сундука медную коробочку, а из нее – сухой шарик какого-то черного вещества. Должно быть, положенный за щеку наркотик успокоил ее.
Я вновь приступил к супруге с расспросами; услышанный в ответ рассказ пронял меня до глубины души.
Не стану растягивать свое повествование, ограничусь главным. Мой давнишний друг, Никлаус Макьявелли, церенский поэт, один из немногих людей, которым известно мое подлинное имя, еще несколько лет назад порадовал читателя поэмой “Бес, который женился”. Отголоски этого гекзаметром написанного шедевра в виде простой народной песенки “Тетка Мегера – теща дьявола” до сих пор гуляют по просторам Священной Империи.
Не знаю, был ли этот сюжет рожден волшебной проницательностью моего гениального друга, или вмешался его величество случай, но история семьи фон Гернотов изрядно совпадала с сюжетом поэмы.
Так или иначе, но некий демон-иллюзионист, побывав в этих краях, и впрямь умудрился сочетаться законным браком с красавицей фон Гернот, получив в шурины моего любезного Отто, а заодно – старую Гернотиху в тещи. Не знаю, как угораздило бедолагу попасть в такую историю, пил ли он вино среди темно-пунцовых роз, или нет. Во всяком случае, семейная жизнь ужасно тяготила несчастного демона. На беду, магический брачный контракт запрещал формальный развод до тех пор, покуда верна супруга. Отчаявшись получить свободу, черт вел жизнь самую разнузданную, и сделался истинным проклятием для местной секты демономанов. Не имея возможности удовлетворить разнообразные требования тоскующего беса-повелителя, Отто фон Гернот задумал отыскать сестре нового мужа, что и проделал с ловкостью, достойной этого предприимчивого рыцаря.
Нужно ли объяснять читателю, что этим мужем оказался я?!
Дама фон Бес, баронесса фон Россенхель, урожденная фон Гернот, плакала горькими слезами. Признаться, я, слабодушный, в тот момент пожалел ее в сердце своем.
Расслабившаяся от наркотика бесовка утерла покрасневший носик и мило улыбнулась:
– Теперь я свободна.
– А как же я?
– Клистерет…
– Что?!
– Мессир демон Клистерет, мой первый супруг, очень ревнив. Он сам был не прочь развестись со мною, но при том поклялся, что, возвращаясь в преисподнюю, прихватит с собой соперника. Тебя, конечно, отдадут Клису.
Я выглянул в окно – земля находилась в двадцати локтях ниже окна. Попытки закрыться в опочивальне пришлось оставить сразу же; на дверях изнутри попросту не было засова.
Попытки поискать хоть что-нибудь, что могло бы заменить оружие, кончились ничем.
– Где моя книга?!
Красавица котенком свернулась на кровати и снова норовила задремать
– Ее унесли… Ее сожгут… вместе с тобой.
В коридоре застучали твердые шаги, дверь распахнулась безо всяких церемоний, на пороге стоял Отто, его глаза блестели, ноздри уже ловили ветерок подозрительных развлечений. Шурин беса и не думал скрывать радостного волнения – еще бы, разом избавиться и от черта, и от зятя – такому раскладу позавидует любой.
К счастью, я был одет. Двое спутников фон Гернота едва ли не подхватили меня под руки.
– Пойдемте, любезный мой шурин Волк. У нас тут намечается еще один ритуал, чисто мужская вечеринка.
– Но моя жена…
– На этот раз обойдемся без жен.
Меня без церемоний поволокли на выход. Я с содроганием ждал, что придется выйти наружу и под вечереющим небом брести в ту самую черную цитадель, которую я приметил еще в первый день. К счастью, со мною решили покончить быстро и без лишней торжественности, прямо в особняке. Вчерашняя пиршественная зала, этажом ниже, оказалась свободной от столов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58