Туман начал рассеиваться, но небо по-прежнему затягивали багровые в лучах
восходящего солнца тучи. Порывами налетал холодный ветер. Я думал о бывшем
шпионе, который заключил союз с Белионом и повелевал теперь вулканами.
Пришло время нанести удар, пока он еще опьянен обретенной мощью. Если б
только его можно было выманить с острова в неиспорченный Грин-Грином район
Иллирии, где все живое будет на моей стороне. Но он явно не попадется на
эту удочку. Еще мне хотелось по возможности отделить его от остальных, но
как это сделать, я пока не знал.
- И долго ты загаживал эту местность? - спросил я.
- Этот район я начал изменять лет тридцать назад, - ответил
Грин-Грин.
Я сокрушенно покачал головой, потом встал и забросал костер комьями
земли.
- Пошли. Нам лучше поторопиться.
Как считали древние скандинавы, на заре времен в центре мироздания
находился остров Гиннунга, погруженный в вечный полумрак. Его северная
часть была закована во льды, а южная - пылала в огне. Тысячелетия лед
сражался с пламенем, в результате чего потекли реки, а в бездне
затеплились первые искорки жизни. Согласно шумерскому мифу, Ип-ки вступили
в схватку с морским драконом и одолел его, тем самым отделив море от суши.
Сам Ип-ки был чем-то вроде языка пламени. Ацтеки были убеждены в том, что
первые люди были сделаны из камня, а пламенеющее небо знаменует начало
новой эры. В разное время люди по-разному представляли себе конец света:
Судный День, Геттердаймерунге, расщепление ядра. Что же касается меня, то
я видел рождение и смерть миров и людей, как в прямом, так и в переносном
смысле. И всегда одно и тоже - огонь и вода.
Вне зависимости от вашей ученой степени, в глубине души вы всегда
остаетесь алхимиком. Вы живете в мире жидкостей, твердых тел и теплового
обмена, который сопровождает изменение состояние вещества. Эти процессы вы
понимаете и ощущаете. Однако все, что вам известно об их подлинной
природе, хранится где-то в глубинах памяти. И когда речь идет о таких
повседневных занятиях, как приготовление кофе или запуск воздушного змея,
вы имеете дело с четырьмя стихиями древних философов: землей, воздухом,
огнем и водой.
Скажем прямо, в воздухе нет ничего интригующего. Конечно, без него
долго не протянешь, но поскольку его не видно, то пока он ведет себя
спокойно, ты принимаешь его существование за должное и не обращаешь на
него никакого внимания. Земля? Все дело в том, что она практически вечна.
Все твердые тела тяготеют к неизменной упорядоченности.
Но вода и огонь - совсем другое дело. Они не имеют ни формы, ни
постоянного цвета и все время находятся в движении. Предрекая возмездие
богов, пророки очень редко грозят землетрясением или ураганом. Нет, за
многочисленные прегрешения обычно наказывают пожаром или потопом.
Первобытный человек встал на верный путь, когда, научившись разжигать
костер, он всегда держал под рукой достаточно воды, чтобы при надобности
быстро погасить его. Разве случайно мы заполняем океан чудовищами, а
преисподнюю - пламенем? Мне кажется, нет.
Огонь и вода подвижны, а движение - свойство, присущее всему живому.
То и другое загадочно, может легко искалечить или даже убить.
Неудивительно, что и другие разумные существа относятся к огню примерно
так же. Все это - подход алхимика.
И в наших отношениях с Кати было нечто подобное, - что-то грозное,
подвижное, загадочное, полное разрушительной силы, способное и дать жизнь,
и отобрать ее. Она была моей секретаршей почти два года, прежде чем мы
поженились. Это была маленькая темноволосая девушка с красивыми руками,
которой шли яркие платья. Она любила кормить крошками птиц. Я нанял ее
через агентство на Маеле. Во времена моей молодости люди были довольны,
принимая на работу сообразительную девушку, которая умела печатать на
машинке, стенографировать и вести переписку. Однако, в наш задыхающийся в
потоке информации век агентство рекомендовало мне ее, поскольку она имела
диплом доктора секретарского дела, полученный в Маельском Университете.
Боже! Первое время дела шли хуже некуда. Она перепутала все, что только
возможно перепутать. Из-за этой неразберихи переписка стала запаздывать на
полгода. Наконец, за солидную плату мне по индивидуальному заказу
изготовили пишущую машинку двадцатого века, и я научил ее печатать на ней,
а так же дал ей несколько уроков стенографии. И она стала справляться со
своими обязанностями на уровне выпускницы колледжа со специальностью
бухгалтера моего времени. Вскоре все пришло в норму и, кроме того, лишь мы
с ней могли разобрать каракули Грегга - что было совсем неплохо с точки
зрения секретности и как-то сближало нас. Она была маленьким ярким
огоньком, а я - ушатом холодной воды, и в течение первого года нашей
совместной работы я нередко доводил ее до слез. Но вскоре я уже не мог
обходиться без нее и понял, что дело не только в том, что она хорошая
секретарша. Мы поженились и счастливо прожили шесть лет - почти шесть с
половиной... Она погибла во время пожара в Майамском Космопорту, куда
приехала, чтобы встретить меня. У нас было два сына, один жив до сих пор.
Огонь преследовал меня, так или иначе, всю жизнь. Вода, напротив, всегда
была добра ко мне.
И хотя вода мне гораздо ближе, чем огонь, мои миры порождены ими
обеими. Кокутас, Новая Индиана, Св.Мартин, Бунинград, Милосердная, Иллирия
и все прочие планеты появились на свет, пройдя через нагрев, остывание,
испарение и обводнение. И вот я пробирался сквозь леса Иллирии - мира,
задуманного как курортный рай - рядом со мной шел враг, который купил ее,
отобрав у людей, для которых я ее создал: влюбленных пар, просто
отдыхающих - людей, которым еще нравились деревья, озера и горы,
соединенные между собой тропами. Все очарование исчезло: стволы деревьев,
среди которых мы шли, были искривлены; озеро, к которому мы направлялись -
осквернено. Эта земля была покрыта ранами, ее огненная кровь сочилась из
вздымающейся впереди горы. Огонь, как всегда, угрожал мне. Над головой
нависли тучи, и из их сероватой белизны на черную землю продолжали
сыпаться хлопья пепла - бесконечный поток приглашений на похороны. Иллирия
понравилась бы Кати, если бы она попала не в это место и не в это время.
Одна мысль о том, что она сейчас находится там, где Шендон правит бал,
вызывала у меня боль. Продвигаясь все дальше, я тихо слал ему проклятия.
Вот, что я думаю об алхимии.
Мы шли молча примерно часа полтора, потом Грин-Грин начал хныкать,
что у него болит плечо и вообще он устал. Я сказал, что он может
рассчитывать на мое милосердие лишь до тех пор, пока передвигаются ноги.
Удовлетворенный таким ответом, он заткнулся. Где-то через час я позволил
ему перевести дух, а сам залез на дерево, чтобы посмотреть, что нас ждет
впереди. Мы уже прошли немало и скоро должен был показаться холм, по
склону которого нам предстояло спуститься к озеру. Стало немного светлее,
и туман практически рассеялся. Это был самый жаркий день с момента моего
приземления. Карабкаясь на дерево, я весь вспотел и ободрал ладони,
которые в последние годы не подвергались таким испытаниям, о жесткую кору.
Кроме того, все ветви были покрыты толстым слоем пепла и пыли, которые
клубами взвивались в воздух при малейшем прикосновении. Глаза у меня
горели и слезились. Я несколько раз чихнул.
Мне удалось разглядеть скалистые утесы острова, возвышающиеся над
вершинами деревьев. Чуть дальше и немного левее я увидел дымящийся конус
новорожденного вулкана. Я снова выругался и слез с дерева.
Примерно часа через два мы стояли на берегу Ахерона.
В маслянистой воде озера не отражалось ничего, кроме языков пламени.
Лава и раскаленные камни громко шипели, падая в воду. Глядя на то, что
стало с делом рук моих, мне казалось, будто меня самого вываляли в грязи.
Ленивые волны выбрасывали на берег хлопья пены и кусочки пемзы. Целые
островки подобной грязи плыли в направлении берега. На мелководье, белея
брюхом, покачивалась на волнах дохлая рыба, жутко воняло тухлыми яйцами. Я
сел на камень и закурил, глядя на все это.
В миле от нас возвышался мой Остров Мертвых. Он нисколько не
изменился, оставаясь похожим на мрачную и величественную тень чего-то
скрытого от наших глаз. Я наклонился и кончиками пальцев попробовал воду.
Она была горячей, очень горячей. К востоку от острова тоже что-то
полыхало. Похоже там рос еще один конус.
- Я выбрался на берег примерно в четверти мили к западу отсюда, -
сказал Грин-Грин.
Я кивнул и продолжал свои наблюдения. Все равно было еще слишком
рано, а мне было над чем подумать. Чуть ниже утесов южного берега острова
- той части, что была обращена к нам - лежала узенькая полоска песчаного
пляжа, оканчивающаяся небольшой, примерно футов двести в поперечнике,
бухточкой. От нее к высоким остроконечным пикам острова вела извилистая,
казавшаяся естественной тропинка.
- Как ты думаешь, где он сейчас? - спросил я.
- В домике на этой стороне острова, - ответил Грин-Грин, - примерно в
двух третях пути наверх. Там у меня была лаборатория. Я расширил
естественные пещеры в скале.
План наших дальнейших действий был очевиден, поскольку берега острова
со всех сторон, кроме обращенной к нам, отвесно вздымались к небу прямо из
воды.
Однако, все было не так просто.
Я сомневался, что Грин-Грин, Шендон или кто-либо другой знали о том,
что можно проникнуть на остров и с севера. На вид северная стена казалась
совершенно неприступной, как и было задумано, но на самом деле все было не
так. Я люблю на всякий случай иметь, кроме парадного, еще и черный ход.
Если мы решим воспользоваться этим путем, то нам придется вскарабкаться на
самый верх скалы, но потом мы сможем подобраться к убежищу с тыла.
Я решил, что так мы и сделаем. Но этот план я буду держать при себе
до последней минуты, поскольку вся поведанная Грин-Грином история могла
оказаться кучей дерьма, поверьте моему богатому опыту, и они с Шендоном
вполне могли быть заодно. А Грин-Грин был телепатом... А может никакого
Шендона не было и в помине. Я не верил Грин-Грину ни на грош, впрочем, ими
давным-давно уже перестали пользоваться.
- Двинули, - сказал я, поднимаясь и бросая сигарету в сточную канаву,
которая некогда звалась Ахероном. - Покажи мне где ты оставил лодку.
Мы пошли вдоль берега влево - туда, где по его словам, он пристал к
берегу. Однако, лодки там не оказалось.
- Ты уверен, что это то само место?
- Да.
- А где же лодка?
- Возможно, ее столкнул в воду один из подземных толчков и она
уплыла.
- Сможешь доплыть до острова с больным плечом?
- Я пейанец, - ответил он с таким видом, будто мог спокойно переплыть
Ла-Манш с оторванными руками, а затем повернуть и пересечь его в обратном
направлении. Я специально задал этот вопрос, чтобы поддеть его.
- ...Но мы не доберемся до острова вплавь, - тут же добавил он.
- Это почему же?
- Из-за вулкана вода слишком горяча. И чем ближе к острову, тем хуже.
- Значит, надо построить плот, - сказал я. - Я буду срезать лазером
деревья, а ты пойди и найди что-нибудь, чем можно будет связать бревна.
- Например? - поинтересовался он.
- Ты загадил этот лес, - огрызнулся я, - тебе и карты в руки.
Впрочем, я заметил довольно прочные с виду лианы.
- Мне понадобится нож, - сказал он.
Какой-то миг я колебался.
- Ладно. Держи.
- Вода будет заливать плот. А она очень горячая.
- В таком случае ее придется охладить.
- Каким образом?
- Скоро пойдет дождь.
- Но вулканы...
- Дождь не будет настолько силен.
Он пожал плечами, кивнул и пошел срезать лианы. Я принялся валить
деревья, стараясь выбирать экземпляры примерно одной высоты и толщины, не
забывая при этом следить за тем, что происходит у меня за спиной.
В течение следующих нескольких часов непрерывно моросил мелкий
холодный дождик, который промочил нас до нитки и частично смыл пыль и
пепел с прибрежной растительности. Я выстругал два широких весла и пару
длинных шестов, дожидаясь Грин-Грина, который должен был набрать
достаточно лиан, чтобы связать бревна. Вдруг земля сильно вздрогнула и
жуткого вида трещина рассекла надвое ближайший конус вулкана. Река лавы
цвета закатного неба хлынула из нее, а у меня в ушах еще долго звенело эхо
взрыва. Потом поверхность озера вздыбилась и миниатюрное цунами
устремилось в мою сторону. Я бросился бежать, не чуя под собой ног, и
вскарабкался на самое высокое дерево из тех, что были неподалеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25