К тому же он намекнул, - если Грин-Грин решит
когда-нибудь вернуться на Мегапею, то его будет ждать здесь большой
сюрприз. Я подумал, что чувства и намерения его ученика, скорее всего,
аналогичны.
Как бы то ни было, это не играло никакой роли. Время моего пребывания
на Мегапее подошло к концу. Я забрался в "Модель-Т" и продолжил свой путь,
разгоняя корабль до тех пор, пока пространство и время не превратилось в
нечто неопределенное.
Я рассек средний палец своей левой руки, предварительно обезболив
место разреза, вложил в рану лазерный кристалл и несколько
пьезоэлектрических контуров, наложил швы и четыре часа держал палец в
заживляющем аппарате. Шрама не осталось. Пусть будет чертовски больно и
придется пожертвовать клочком кожи, но зато теперь луч лазера рассечет
надвое гранитную плиту толщиной в два фута, стоит мне лишь выставить этот
палец вперед, сжать остальные и повернуть руку ладонью вверх. В небольшой
рюкзак я упаковал концентраты и медикаменты, туда же я бросил и корни
глиттена. Компас и карты были мне ни к чему, а вот несколько динамитных
шашек, лист тонкой пленки и инфракрасные очки очень даже могут
пригодиться. Я положил в рюкзак все, что считал необходимым. О, если б
можно было упаковать туда и план будущей компании...
Я решил использовать для высадки на Иллирию небольшую космошлюпку, не
имеющую металлических частей, а "Модель-Т" оставить на орбите. Я посчитал,
что недели вполне должно хватить для решения всех проблем, и
запрограммировал "Модель-Т" по истечении этого срока зависнуть над самым
мощным узлом-энерговводом и затем возвращаться туда каждый день в
определенное время.
Я спал, ел, ждал и ненавидел.
Потом, в один прекрасный день, послышался гул, переходящий в вой.
Затем все стихло. Звезды вдруг посыпались огненным дождем, но вскоре
застыли в неподвижности. Одна, особенно яркая, горела прямо по курсу.
Я определил точные координаты Иллирии и двинулся к ней. Не два дня,
а, казалось, две жизни спустя я увидел ее: отливающую зеленью, словно
опал; со сверкающими морями и бесчисленными заливами, озерами и фьордами;
с буйной растительностью на трех континентах, расположенных в тропиках; с
прохладными лесами и многочисленными озерами четырех континентов умеренной
зоны; без особенно высоких гор, но с множеством холмов; с девятью
небольшими пустынями - так, для разнообразия. Имелись также - одна
извилистая река, длиной в несколько Миссисипи; система океанических
течений, которой я по праву гордился, и пятисотмильный скалистый
хребет-мост между двумя континентами, который я создал лишь потому, что
геологи ненавидят их не меньше, чем антропологи - обожают. Я наблюдал за
формированием штормового фронта в экваториальной зоне, потом - по грозовым
тучам - за его движением на север.
Один за другой, по мере моего приближения, на фоне планеты появились
три ее луны - Флопсус, Мопсус и Каттонталлус.
Я вывел "Модель-Т" на эллиптическую орбиту, оставаясь за пределами
самой далекой из лун и, как я надеялся, вне зоны чувствительности средств
обнаружения. Потом я занялся подготовкой шлюпки, а также программированием
последующего спуска самого корабля.
Затем я определил положение "Модели-Т" на настоящий момент и немного
подремал.
Проснувшись, я сходил в туалет, потом еще раз проверил космошлюпку и
стартовый механизм. Приняв ультразвуковой душ, я надел черные рубашку и
брюки из водоотталкивающей ткани, названия которой я никак не мог
запомнить, хотя компания по ее производству принадлежала мне, обулся в
тяжелые ботинки, которые называл армейскими (хотя все остальные называли
их туристскими) и заправил в них штанины брюк. Потом застегнул мягкий
кожаный ремешок.
Из него в случае необходимости можно было вытащить проволоку-удавку,
спрятанную в центральном шве. На бедро я повесил кобуру с ручным лазером,
а к поясу прикрепил гирлянду маленьких гранат. На шее у меня болтался
медальон с бомбой внутри, а на правое запястье я надел хронометр, который
извергал ровно в девять часов нервно-паралитический газ, если
предварительно был нажат рычажок. В карманы я положил носовой платок,
расческу и остатки кроличьей лапки тысячелетней давности. Теперь я был
готов ко всему.
Однако, следовало обождать. Я намеревался совершить спуск ночью -
черной пушинкой опуститься на континент Великолепия в точке, удаленной от
пункта назначения не менее, чем на сто, но и не более, чем на триста миль.
Я взвалил рюкзак на спину, закурил и отправился к отсеку шлюпки.
Заняв кресло пилота, я надвинул на кабину прозрачный колпак и сразу
почувствовал, как легкий ветерок начал обдувать мое лицо, а ноги сразу
обдала волна теплого воздуха. Потом я нажал кнопку, и створки внешнего
люка стали подниматься.
Наконец люк открылся, и я увидел вдали сияющий полумесяц моей
планеты. "Модель-Т" - должна была в нужный момент придать шлюпке начальное
ускорение. Мне оставалось лишь управлять спускающимся аппаратом, когда он
войдет в атмосферу. Вес машины вкупе с моим собственным, благодаря
антигравам, встроенным в корпус, составлял всего несколько футов. У шлюпки
имелись рули высоты, элероны, а также паруса и парашют. Однако, она была
гораздо меньше похожа на планер, чем это могло вам показаться из моего
описания. Скорее, это был парусник трехмерного воздушного океана. Итак, я
ждал, сидя в нем, и смотрел, как волна ночи смывает краски дня с лика
Иллирии. Показался Мопсус, а Каттонталлус исчез. У меня зачесалась правая
лодыжка.
Пока я ее чесал, над головой загорелся голубой огонек сигнала. Не
успел я пристегнуть ремни, как голубой огонек сменился красным.
Я расслабился, потом прожужжал зуммер, красный огонек потух и тут же
меня в спину будто лягнул мул. И вот - вокруг меня блестят звезды, подо
мной темнеет Иллирия, а люк остался далеко позади.
Потом был дрейф, только не вниз, а вперед. Не падение, а скольжение,
причем настолько незаметное, что я даже закрыл глаза. Планета казалась
бездонной ямой, черной дырой, которая постепенно увеличивалась в размерах.
В капсуле стало теплее, я слышал лишь свое учащенное дыхание, стук сердца,
да шипение воздуха, обдувающего лицо.
Когда я посмотрел назад, корабль уже скрылся из вида. Начало было
неплохим.
Давненько я не летал на дрифтере, кроме как для развлечения. И всякий
раз, когда я сажусь в его кабину, в моей памяти всплывает одна и та же
картина: серое предрассветное небо, волны, запах пота, горький привкус
драмамина во рту, первые "угх" артиллерийского огня, и наша десантная
баржа приближается к берегу. И сейчас, как и тогда, я вытер ладони о
колени и коснулся высохшей кроличьей лапки. У брата была точно такая же.
Ему понравились бы шлюпки-дрифтеры. Он, вообще, любил самолеты, парусники,
планеры. Любил кататься на водных лыжах и нырять с аквалангом, а еще -
акробатику. Поэтому он пошел в авиацию. Из-за чего, наверно, так рано и
встретил свою смерть. Да и многого ли можно ждать от какой-то паршивой
кроличьей лапки?
Звезды сияли, как благодать Господня - холодные и далекие. Вскоре я
надвинул на купол щиток фильтра, укрываясь от слепящих лучей солнца.
Мопсус сверкал отраженным светом, бросая лучи в бездонную яму планеты.
Флопсус вращался по более низкой орбите и в настоящее время находился по
другую сторону планеты. Благодаря наличию трех лун, моря на Иллирии были
относительно спокойными - лишь раз в несколько лет, когда все спутники
оказывались на одной линии, им удавалось изобразить солидную приливную
волну. Воды, вздыбившись зеленой горой, прокатывались вокруг планеты, и на
месте отхлынувших волн возникали оранжево-пурпурные пустыни с островками
кораллов. Камни, кости, рыбины и плавник оставались лежать на высыхающем
дне, словно следы легендарного Протея. Все это сопровождалось ураганами,
смерчами, резкими колебаниями температуры и скоплением грозовых туч. В
небе словно выстраивались соборы из облаков, пока, наконец, на землю не
обрушивался ливень. Водяные горы разбивались о берега, рушились сказочные
города, волшебные острова возвращались на дно морское, а Протей,
спрятавшийся неведомо где, каждый раз хохотал как безумный, когда
раскаленный трезубец Нептуна вонзался в отвечающие шипением волны. Удар -
шипение, удар - шипение. Потом долго приходилось тереть глаза.
А сейчас Иллирия лишь мягко светилась под тонкой кисеей облаков.
Скоро где-то там, внизу, пробудится ото сна похожее на кошку существо.
Проснувшись, оно потянется и примется, крадучись, обходить окрестности.
Немного погодя, оно бросит взгляд на небо. Затем ее мурлыканье разбудит
сонную долину, и зашелестят листья на деревьях. Они почувствуют. Все они,
родившиеся сперва в моем мозгу и получившие право на жизнь, лишь благодаря
моей Силе, несущие в клетках своих тел мои ДНК, почувствуют мое
приближение. Предчувствие... Да, дети мои, я иду к вам. Ибо Белион
осмелился появиться здесь, среди вас...
Скольжение...
Если бы там, на Иллирии, меня ждал обычный человек, все было бы проще
простого. В любом случае мое оружие - скорее бутафория. Если бы там был
обычный человек, я даже не стал бы с ним возиться. Но Грин-Грин не был
человеком, более того, он был не просто пейанцем, хотя и это было бы уже
достаточно неприятно, а кем-то гораздо более могущественным.
Он носил Имя, а Имя-носящий может оказывать влияние на живые существа
и даже на части их тел, неким образом взаимодействуя с тенью, стоящей за
Именем... Я вовсе не ударяюсь в теологию. Мне приходилось слышать вполне
наукообразные объяснения феномена Имени. Например, если вас это
интересует: автогенерированная шизофрения с комплексом божественного
величия и экстрасенсорными способностями. Выбирайте, что вам больше по
вкусу, но не упускайте из виду и то, сколько времени уходит на подготовку
мироформиста, и сколько учеников успешно заканчивают курс обучения.
Я чувствовал, что у меня все же есть некоторое преимущество -
Грин-Грин выбрал в качестве поля битвы мой собственный мир. Конечно, я и
понятия не имел, сколько лет он уродовал его. И меня сильнее всего
беспокоил вопрос - что же ему удалось с ним сделать? Приманку он выбрал
умело. Но так ли хороша сама ловушка? Какие, на его взгляд, у него есть
преимущества передо мной? В любом случае, в противоборстве с другим
Имя-носящим ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным. То же самое
относится и ко мне.
Вам никогда не доводилось видеть, как сражаются "бета спленденс" -
бойцовые рыбки? Это совершенно не похоже ни на петушиные бои, ни на драку
собак, ни на схватку кобры с мангустой. Двух самцов помещают в один
аквариум. Они начинают быстро плавать туда-сюда, словно
красно-сине-зеленые тени, расправив плавники и раздувая жабры, пока не
начинает казаться, что они значительно увеличились в размерах. Потом они
медленно сближаются и плывут бок о бок минут двадцать. Затем следует
выпад, настолько быстрый, что глаз не может уследить за ним. Потом они
снова плывут вместе, медленно и мирно. И внезапно опять сплетаются в
разноцветном вихре, затем снова замирают. Это повторяется несколько раз -
мелькание разноцветных плавников и вновь обманчивое спокойствие, вскоре их
уже окутывает красноватая дымка. Новая схватка. Рыбки замирают, сцепившись
пастями. Проходит минута, иногда - две. Один из самцов отплывает в
сторону. Другой - всплывает вверх брюхом.
Нечто подобное, мне кажется, произойдет вскоре между мной и
Грин-Грином.
Я оставил позади луну. Передо мной, заслоняя звезды, рос темный диск
планеты. По мере приближения к ней, космошлюпка скользила все медленнее и
медленнее. Включились тормозные двигатели и когда я, наконец, вошел в
верхние слои атмосферы, скорость посадки упала до минимума. Подо мной в
лунном свете сияли сотни озер, словно монеты на дне глубокого колодца.
Я попытался засечь огни искусственного происхождения, но ничего не
обнаружил. Еще одна луна - Флопсус - показалась над горизонтом,
присоединившись к своим сестрам. Примерно через полчаса я уже различал
смутные очертания континентов. Я сравнил их с теми, что хранились в моей
памяти, и впервые взялся за рули шлюпки-дрифтера.
Словно лист с дерева в безветренный день, кружась и заваливаясь на
крыло, я планировал к поверхности планеты. По моим прикидкам выходило, что
озеро Ахерон, посреди которого находится Остров Мертвых, находится
примерно в шестистах милях к северо-западу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
когда-нибудь вернуться на Мегапею, то его будет ждать здесь большой
сюрприз. Я подумал, что чувства и намерения его ученика, скорее всего,
аналогичны.
Как бы то ни было, это не играло никакой роли. Время моего пребывания
на Мегапее подошло к концу. Я забрался в "Модель-Т" и продолжил свой путь,
разгоняя корабль до тех пор, пока пространство и время не превратилось в
нечто неопределенное.
Я рассек средний палец своей левой руки, предварительно обезболив
место разреза, вложил в рану лазерный кристалл и несколько
пьезоэлектрических контуров, наложил швы и четыре часа держал палец в
заживляющем аппарате. Шрама не осталось. Пусть будет чертовски больно и
придется пожертвовать клочком кожи, но зато теперь луч лазера рассечет
надвое гранитную плиту толщиной в два фута, стоит мне лишь выставить этот
палец вперед, сжать остальные и повернуть руку ладонью вверх. В небольшой
рюкзак я упаковал концентраты и медикаменты, туда же я бросил и корни
глиттена. Компас и карты были мне ни к чему, а вот несколько динамитных
шашек, лист тонкой пленки и инфракрасные очки очень даже могут
пригодиться. Я положил в рюкзак все, что считал необходимым. О, если б
можно было упаковать туда и план будущей компании...
Я решил использовать для высадки на Иллирию небольшую космошлюпку, не
имеющую металлических частей, а "Модель-Т" оставить на орбите. Я посчитал,
что недели вполне должно хватить для решения всех проблем, и
запрограммировал "Модель-Т" по истечении этого срока зависнуть над самым
мощным узлом-энерговводом и затем возвращаться туда каждый день в
определенное время.
Я спал, ел, ждал и ненавидел.
Потом, в один прекрасный день, послышался гул, переходящий в вой.
Затем все стихло. Звезды вдруг посыпались огненным дождем, но вскоре
застыли в неподвижности. Одна, особенно яркая, горела прямо по курсу.
Я определил точные координаты Иллирии и двинулся к ней. Не два дня,
а, казалось, две жизни спустя я увидел ее: отливающую зеленью, словно
опал; со сверкающими морями и бесчисленными заливами, озерами и фьордами;
с буйной растительностью на трех континентах, расположенных в тропиках; с
прохладными лесами и многочисленными озерами четырех континентов умеренной
зоны; без особенно высоких гор, но с множеством холмов; с девятью
небольшими пустынями - так, для разнообразия. Имелись также - одна
извилистая река, длиной в несколько Миссисипи; система океанических
течений, которой я по праву гордился, и пятисотмильный скалистый
хребет-мост между двумя континентами, который я создал лишь потому, что
геологи ненавидят их не меньше, чем антропологи - обожают. Я наблюдал за
формированием штормового фронта в экваториальной зоне, потом - по грозовым
тучам - за его движением на север.
Один за другой, по мере моего приближения, на фоне планеты появились
три ее луны - Флопсус, Мопсус и Каттонталлус.
Я вывел "Модель-Т" на эллиптическую орбиту, оставаясь за пределами
самой далекой из лун и, как я надеялся, вне зоны чувствительности средств
обнаружения. Потом я занялся подготовкой шлюпки, а также программированием
последующего спуска самого корабля.
Затем я определил положение "Модели-Т" на настоящий момент и немного
подремал.
Проснувшись, я сходил в туалет, потом еще раз проверил космошлюпку и
стартовый механизм. Приняв ультразвуковой душ, я надел черные рубашку и
брюки из водоотталкивающей ткани, названия которой я никак не мог
запомнить, хотя компания по ее производству принадлежала мне, обулся в
тяжелые ботинки, которые называл армейскими (хотя все остальные называли
их туристскими) и заправил в них штанины брюк. Потом застегнул мягкий
кожаный ремешок.
Из него в случае необходимости можно было вытащить проволоку-удавку,
спрятанную в центральном шве. На бедро я повесил кобуру с ручным лазером,
а к поясу прикрепил гирлянду маленьких гранат. На шее у меня болтался
медальон с бомбой внутри, а на правое запястье я надел хронометр, который
извергал ровно в девять часов нервно-паралитический газ, если
предварительно был нажат рычажок. В карманы я положил носовой платок,
расческу и остатки кроличьей лапки тысячелетней давности. Теперь я был
готов ко всему.
Однако, следовало обождать. Я намеревался совершить спуск ночью -
черной пушинкой опуститься на континент Великолепия в точке, удаленной от
пункта назначения не менее, чем на сто, но и не более, чем на триста миль.
Я взвалил рюкзак на спину, закурил и отправился к отсеку шлюпки.
Заняв кресло пилота, я надвинул на кабину прозрачный колпак и сразу
почувствовал, как легкий ветерок начал обдувать мое лицо, а ноги сразу
обдала волна теплого воздуха. Потом я нажал кнопку, и створки внешнего
люка стали подниматься.
Наконец люк открылся, и я увидел вдали сияющий полумесяц моей
планеты. "Модель-Т" - должна была в нужный момент придать шлюпке начальное
ускорение. Мне оставалось лишь управлять спускающимся аппаратом, когда он
войдет в атмосферу. Вес машины вкупе с моим собственным, благодаря
антигравам, встроенным в корпус, составлял всего несколько футов. У шлюпки
имелись рули высоты, элероны, а также паруса и парашют. Однако, она была
гораздо меньше похожа на планер, чем это могло вам показаться из моего
описания. Скорее, это был парусник трехмерного воздушного океана. Итак, я
ждал, сидя в нем, и смотрел, как волна ночи смывает краски дня с лика
Иллирии. Показался Мопсус, а Каттонталлус исчез. У меня зачесалась правая
лодыжка.
Пока я ее чесал, над головой загорелся голубой огонек сигнала. Не
успел я пристегнуть ремни, как голубой огонек сменился красным.
Я расслабился, потом прожужжал зуммер, красный огонек потух и тут же
меня в спину будто лягнул мул. И вот - вокруг меня блестят звезды, подо
мной темнеет Иллирия, а люк остался далеко позади.
Потом был дрейф, только не вниз, а вперед. Не падение, а скольжение,
причем настолько незаметное, что я даже закрыл глаза. Планета казалась
бездонной ямой, черной дырой, которая постепенно увеличивалась в размерах.
В капсуле стало теплее, я слышал лишь свое учащенное дыхание, стук сердца,
да шипение воздуха, обдувающего лицо.
Когда я посмотрел назад, корабль уже скрылся из вида. Начало было
неплохим.
Давненько я не летал на дрифтере, кроме как для развлечения. И всякий
раз, когда я сажусь в его кабину, в моей памяти всплывает одна и та же
картина: серое предрассветное небо, волны, запах пота, горький привкус
драмамина во рту, первые "угх" артиллерийского огня, и наша десантная
баржа приближается к берегу. И сейчас, как и тогда, я вытер ладони о
колени и коснулся высохшей кроличьей лапки. У брата была точно такая же.
Ему понравились бы шлюпки-дрифтеры. Он, вообще, любил самолеты, парусники,
планеры. Любил кататься на водных лыжах и нырять с аквалангом, а еще -
акробатику. Поэтому он пошел в авиацию. Из-за чего, наверно, так рано и
встретил свою смерть. Да и многого ли можно ждать от какой-то паршивой
кроличьей лапки?
Звезды сияли, как благодать Господня - холодные и далекие. Вскоре я
надвинул на купол щиток фильтра, укрываясь от слепящих лучей солнца.
Мопсус сверкал отраженным светом, бросая лучи в бездонную яму планеты.
Флопсус вращался по более низкой орбите и в настоящее время находился по
другую сторону планеты. Благодаря наличию трех лун, моря на Иллирии были
относительно спокойными - лишь раз в несколько лет, когда все спутники
оказывались на одной линии, им удавалось изобразить солидную приливную
волну. Воды, вздыбившись зеленой горой, прокатывались вокруг планеты, и на
месте отхлынувших волн возникали оранжево-пурпурные пустыни с островками
кораллов. Камни, кости, рыбины и плавник оставались лежать на высыхающем
дне, словно следы легендарного Протея. Все это сопровождалось ураганами,
смерчами, резкими колебаниями температуры и скоплением грозовых туч. В
небе словно выстраивались соборы из облаков, пока, наконец, на землю не
обрушивался ливень. Водяные горы разбивались о берега, рушились сказочные
города, волшебные острова возвращались на дно морское, а Протей,
спрятавшийся неведомо где, каждый раз хохотал как безумный, когда
раскаленный трезубец Нептуна вонзался в отвечающие шипением волны. Удар -
шипение, удар - шипение. Потом долго приходилось тереть глаза.
А сейчас Иллирия лишь мягко светилась под тонкой кисеей облаков.
Скоро где-то там, внизу, пробудится ото сна похожее на кошку существо.
Проснувшись, оно потянется и примется, крадучись, обходить окрестности.
Немного погодя, оно бросит взгляд на небо. Затем ее мурлыканье разбудит
сонную долину, и зашелестят листья на деревьях. Они почувствуют. Все они,
родившиеся сперва в моем мозгу и получившие право на жизнь, лишь благодаря
моей Силе, несущие в клетках своих тел мои ДНК, почувствуют мое
приближение. Предчувствие... Да, дети мои, я иду к вам. Ибо Белион
осмелился появиться здесь, среди вас...
Скольжение...
Если бы там, на Иллирии, меня ждал обычный человек, все было бы проще
простого. В любом случае мое оружие - скорее бутафория. Если бы там был
обычный человек, я даже не стал бы с ним возиться. Но Грин-Грин не был
человеком, более того, он был не просто пейанцем, хотя и это было бы уже
достаточно неприятно, а кем-то гораздо более могущественным.
Он носил Имя, а Имя-носящий может оказывать влияние на живые существа
и даже на части их тел, неким образом взаимодействуя с тенью, стоящей за
Именем... Я вовсе не ударяюсь в теологию. Мне приходилось слышать вполне
наукообразные объяснения феномена Имени. Например, если вас это
интересует: автогенерированная шизофрения с комплексом божественного
величия и экстрасенсорными способностями. Выбирайте, что вам больше по
вкусу, но не упускайте из виду и то, сколько времени уходит на подготовку
мироформиста, и сколько учеников успешно заканчивают курс обучения.
Я чувствовал, что у меня все же есть некоторое преимущество -
Грин-Грин выбрал в качестве поля битвы мой собственный мир. Конечно, я и
понятия не имел, сколько лет он уродовал его. И меня сильнее всего
беспокоил вопрос - что же ему удалось с ним сделать? Приманку он выбрал
умело. Но так ли хороша сама ловушка? Какие, на его взгляд, у него есть
преимущества передо мной? В любом случае, в противоборстве с другим
Имя-носящим ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным. То же самое
относится и ко мне.
Вам никогда не доводилось видеть, как сражаются "бета спленденс" -
бойцовые рыбки? Это совершенно не похоже ни на петушиные бои, ни на драку
собак, ни на схватку кобры с мангустой. Двух самцов помещают в один
аквариум. Они начинают быстро плавать туда-сюда, словно
красно-сине-зеленые тени, расправив плавники и раздувая жабры, пока не
начинает казаться, что они значительно увеличились в размерах. Потом они
медленно сближаются и плывут бок о бок минут двадцать. Затем следует
выпад, настолько быстрый, что глаз не может уследить за ним. Потом они
снова плывут вместе, медленно и мирно. И внезапно опять сплетаются в
разноцветном вихре, затем снова замирают. Это повторяется несколько раз -
мелькание разноцветных плавников и вновь обманчивое спокойствие, вскоре их
уже окутывает красноватая дымка. Новая схватка. Рыбки замирают, сцепившись
пастями. Проходит минута, иногда - две. Один из самцов отплывает в
сторону. Другой - всплывает вверх брюхом.
Нечто подобное, мне кажется, произойдет вскоре между мной и
Грин-Грином.
Я оставил позади луну. Передо мной, заслоняя звезды, рос темный диск
планеты. По мере приближения к ней, космошлюпка скользила все медленнее и
медленнее. Включились тормозные двигатели и когда я, наконец, вошел в
верхние слои атмосферы, скорость посадки упала до минимума. Подо мной в
лунном свете сияли сотни озер, словно монеты на дне глубокого колодца.
Я попытался засечь огни искусственного происхождения, но ничего не
обнаружил. Еще одна луна - Флопсус - показалась над горизонтом,
присоединившись к своим сестрам. Примерно через полчаса я уже различал
смутные очертания континентов. Я сравнил их с теми, что хранились в моей
памяти, и впервые взялся за рули шлюпки-дрифтера.
Словно лист с дерева в безветренный день, кружась и заваливаясь на
крыло, я планировал к поверхности планеты. По моим прикидкам выходило, что
озеро Ахерон, посреди которого находится Остров Мертвых, находится
примерно в шестистах милях к северо-западу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25