– Жаль уничтожить здесь что-либо. Дом утратил бы свой демонический стиль, который удивительно выдержан. В этом надо отдать справедливость строителю его, – заметил Михаил Дмитриевич.
– Принадлежи остров мне, я снес бы дом, – спокойно сказал Ведринский, – а на его месте построил бы часовню.
– Варвар! Уничтожать нечто столь своеобразное? Я не отрицаю, что все здесь выглядит зловеще, но тем не менее – в высокой степени стильно и художественно. Это – облеченная в мрамор и гранит мечта какого-нибудь «сатаниста» средних времен.
За разговором они посетили бывший кабинет Вячеслава и наконец вошли в спальню Маруси. На широкой по стели с фиолетовыми бархатными занавесями и балдахином лежали еще подушки и одеяло, а в ногах стояла колыбель; но во всей комнате был большой беспорядок.
– Смотрите, можно подумать, что отсюда спасались бегством, – заметила Надя.
На полу валялись детские рубашонки и отделанная кружевами подушечка, а на стуле был брошен батистовый пеньюар. Здесь, как и в остальных комнатах, густой слой пыли одевал все своим серым саваном.
– Вероятно, отсюда действительно бежали после смерти Марии Петровны и унесли ребенка, а все остальное бросили. Так надо полагать, ибо я, – признаюсь, – вовсе не занимался малюткой, – заметил адмирал.
Из спальни они прошли в маленькую круглую залу без окон и совершенно темную. Когда принесли свечи и осветили, зала оказалась пустой, но в глубине находилась узкая резная, дубовая, стрельчатая дверь. Тщетно пытались они отпереть ее, да и самый замок, скрытый в украшавших дверь арабесках, с большим трудом удалось наконец найти; но затем оказалось, что к замку не подходит ни один ключ. Любопытство было возбуждено; решились взломать дверь, и лишь после долгих усилий замок был взломан, и дверь отворилась, скрипя на ржавых петлях. Очутились они в библиотеке, по-видимому; комната была большая и освещалась двумя высокими и узкими окнами с разноцветными стеклами, а стены отделаны были темным деревом. Столы, стулья с высокими стенками, шкафы и стенные полки были из старого, почерневшего дуба. Вокруг виднелась масса книг, свитков пергамента и старинных книг в кожаных переплетах. На столе, посреди залы, лежала открытая большая книга, прикованная к столу чугунной цепью; подле нее стояли серебряный жбан и кубок, наполовину наполненный вином, а рядом – корзина с различными фруктами, только что сорванными, по-видимому.
Посетители были ошеломлены открытием и молча осматривали эту комнату, столь непохожую на все остальное в доме. Нигде не видно было ни паутины, ни пылинки; стекла в окнах были чисты и светлы, пол выметен, а вино и свежие фрукты довершали тайну этой запертой и покинутой, подобно всему в доме, комнаты в течение более двадцати лет.
– Черт возьми! Можно подумать, что наш приход вспугнул какого-то таинственного обитателя этой библиотеки, мирно изучавшего книгу, попивая вино и кушая фрукты.
– В таком случае, это может быть только призрак, так как дверь была крепко заперта и другого выхода здесь не видно, – заметил Михаил Дмитриевич, смеясь над собственной выдумкой поселить в этой комнате «духа».
Один Георгий Львович подметил загадочную усмешку, скользнувшую по лицу адмирала, когда тот заглянул в открытые страницы книги, а потом осмотрел вино и фрукты. Но Масалитинов тем временем уже нашел иной предмет, занявший его, и кричал со смехом:
– Скорей сюда! Посмотрите, какой великолепный здесь камин и, вместо зеркала, портрет таинственного здешнего жильца.
Все поспешили к нему и с удивлением стали разглядывать огромный камин из черного мрамора, на котором красовалась высокая, тоже мраморная доска с высеченной в натуральную величину фигурой сидевшего козла; в каждой лапе его было по факелу и над головой возвышались длинные изогнутые рога, а между ними горело точно красное пламя.
– Козел Мендеса, царя шабаша, – хмуро заметил адмирал.
Ведринский нагнулся, чтобы рассмотреть внутренность камина, и тихонько тронул его за руку.
– Посмотрите-ка, Иван Андреевич. Этот камин – словно бездонная пропасть, и там, на стенках, какие-то странные рисунки. А может быть, эти два красные демона на корточках, одной рукой указывающие вглубь, а другой делающие знак большим пальцем вниз, – тоже скульптура. Что бы это могло означать?
– Оставьте всех этих дьяволов в покое, Георгий Львович, и уйдем отсюда. Мне страшно здесь и я насмотрелась достаточно, – вскрикнула Надя, бледнея и дрожа.
Ничего не слушая, она схватила жениха за руку и потащила прочь. Чуть не бегом бросилась Надя из дома и, только очутившись на свежем воздухе, среди людей, старательно чистивших сад, успокоилась и к ней вернулось хорошее расположение духа.
– Брр!.. Ну, я не буду частой гостьей у m-me Морель и Милы. Это действительно зловещее место и я полагаю, что они тоже убегут, когда побывают здесь. Впрочем, это их дело, а теперь пойдемте смотреть развалины монастыря. Если ты знаешь дорогу, веди нас, крестный.
– Я был там всего один раз с покойной Марией Петровной, но остров невелик и заблудиться на нем нельзя, – ответил адмирал.
Осмотревшись, он решительно направился в густой лес. За долгие годы запустения растительность сильно развилась; кустарник и валежник буквально заполонили дорогу и путники подвигались с большим трудом. Монастырские строения были, вероятно, очень обширны, судя по тому, что развалины тянулись во все стороны. Кое-где уцелели куски стен и своды монастыря; сохранился даже флигель без крыши, но с устоявшим все же коридором, в который выходили кельи без дверей и окон. Наконец, все вышли на площадку, и перед ними оказались стены старинной церкви. Деревья здесь были реже; небольшая часть сводов еще держалась, но плит почти не было видно, настолько пол зарос травою; а в глубине, на высоте двух каменных и уже затянутых мхом ступеней, виднелся покосившийся престол и обломки разбитого креста. Стены были покрыты надгробными плитами, изображавшими большей частью монахов; а вокруг церкви в старину было, вероятно, кладбище, потому что сквозь кустарник выглядывали кое-где покосившиеся могильные кресты и даже памятники с лежавшими или коленопреклоненными фигурами мужчин и женщин в богатых одеждах.
Бродя между старыми могилами и стараясь разобрать почти стертые надписи, Георгий Львович наткнулся на скрытый за густой зарослью довольно странного вида памятник. Состоял он из трех больших камней, – два стоймя, а третий сверху, – в роде долменов,[7] и на этом как бы столе, точно на корточках, стояла удивительная статуя: какой-то уродец, – не то обезьяна, не то человек, – державший в руках цепь от колокола, висевшего на врытом подле столбике. Ведринский позвал спутников, показал им странную фигуру, и все с неприятным чувством стали осматривать ее. Адмирал казался удивленным.
– Я не помню, чтобы видел здесь этот символ шабаша, в то время, когда мы осматривали развалины. Читал я, что в средние века сатанисты собирались на кладбищах и других тайных местах для своих кощунственных обрядов; но для меня является загадкой, как попала сюда эта поганая образина.
– Воображаю, как здесь страшно ночью! – воскликнула Надя. – Я за миллион не хотела бы остаться ночевать на острове.
– Что здесь происходит нечто, – это несомненно. Отец Тимон рассказывал, будто пастухи видят, что по дому иногда бегают огни, или слышат, как на острове рычат собаки, когда тут ничего не может быть живого, кроме птиц.
Михаил Дмитриевич принялся подсмеиваться над доверчивостью невесты, а потом прибавил многозначительно:
– Жаль, что мы не можем добыть какого-нибудь Шерлока Холмса, или сыщика вообще, чтобы осмотреть весь остров. «Дьявольский» будто бы дом построен на месте монастыря, а кто не знает, что за преподобными отцами всегда водились делишки, которые не любят света. Копались они всегда, как кроты. Кто знает, – может быть, и теперь есть подземелья, где бравые контрабандисты завели склады, пряча здесь все, что приносят с собою, и ни один таможенный не станет, конечно, искать контрабанду в месте, находящемся во «власти дьявола». Не забывайте, что здесь мы – в двух шагах от австрийской границы, и что подземелья, – если они только существуют, – бесценное убежище для сокрытия товаров. Я думаю, что мое предположение проще и ближе к истине, нежели привидения и всякая «чертовщина», придуманная народным суеверием… Допустим даже, что существуют «сверхъестественные» явления, но они составляют, однако, редкое исключение, а ввиду этого нельзя слепо верить болтовне трусов. Не раз сам я убеждался, что разного рода «странные», и «таинственные» случаи, рассмотренные при дневном свете, теряли всякий ужас и разоблачались, будучи простыми и естественными до смешного. Надя рассмеялась.
– Насчет контрабандистов догадка крайне остроумна. Надо в самом деле поискать, нет ли подземелий? Может быть, мы найдем там сокровища.
Все пошли обратно к дому, так как Михаил Дмитриевич непременно хотел еще раз осмотреть и внимательно обыскать библиотеку.
– Не знаю почему, комната эта кажется мне подозрительной; может быть, в ней-то именно и проживает глава контрабандистов, да еще лакомится вином и фруктами.
Однако осмотр библиотеки не дал ничего нового, или хотя бы подозрительного. Масалитинов перелистал открытую на столе книгу и с огорчением объявил:
– Не понимаю ни слова. Текст писан на незнакомом языке, не то турецком, не то персидском, да и рисунки тоже совершенно непонятны. Черт знает, что означают, например, эти треугольники, вилы и черные руки с растопыренными пальцами, или эти опрокинутые кресты?
Подошел Ведринский и тоже с любопытством рассматривал странные рисунки, из которых одни были черные, другие красные или коричневые.
– Текст, несомненно, арабский, и в этом ты убедишься, если сравнишь его с тем, которым писан находящийся в моей шкатулке пергамент. А рисунки – магические символы. Это, должно быть, очень древняя магическая книга, – заметил Георгий Львович.
– Да, конечно, это – знаки черной магии, и «атаман контрабандистов», как вы говорите, оказывается колдуном высшего полета, – сказал адмирал, взглянувший через плечо Масалитинова, и в голосе его прозвучала скрытая насмешка.
Так как приближался час обеда, то все сели в лодку и вернулись домой.
Замятин с женой ожидали их на террасе и стали с любопытством расспрашивать, что они открыли. Выслушав рассказ Нади и остальной молодежи, Замятин сказал:
– По-видимому, совершенно невозможно привести в два-три дня виллу в порядок; надо у нас приготовить две комнаты для госпожи Морель и Милы. Пусть они пробудут здесь, пока все будет готово на острове.
После обеда Надя с женихом отправились гулять в парк. Им все никак не удавалось поговорить наедине, а у влюбленных всегда найдется, что сказать друг другу. Прогулка была продолжительная. Молодые люди рисовали планы будущего, толковали о предстоявшем браке, обсуждая устройство квартиры и маршрут свадебного путешествия. Занятые таким животрепещущим, интересным разговором, они не заметили, как надвинулась ночь и взошла луна. Они вышли из аллеи и перед ними открылась серебрившаяся гладь озера. На берегу, в тени старого дуба, стояла скамья и они сели отдохнуть, завороженные действительно чудным видом. Молча и задумчиво смотрели они на тихо дремавшее и окутанное голубоватой дымкой озеро.
– Хорошо здесь! Как жаль, что такое дивное место приносит несчастье тем, кто здесь поселяется, точно над ним тяготеет проклятие, – задумчиво сказала Надя, склонив головку на плечо жениха, обнявшего ее стройный стан.
– Ну, да не принимайте же к сердцу такой вздор, милая Надя. Как может быть проклято место, и каким образом оно будет приносить несчастье ни в чем не повинным людям? Это нелепо. Мне Горки очень нравятся, и я всегда с удовольствием буду приезжать сюда.
– Нет, нет! Жить здесь я ни за что не хочу, – это зловещее место. Вы сами испугались бы, знай вы все, что нам рассказывал крестный. Я только вкратце передала историю бедной Маруси, а вы еще не знаете, Мишель, что Вячеслав Тураев, отец Милы, которая едет сюда, вовсе не настоящий Вячеслав, а просто аватар. Колдун Красинский, то есть душа его вселилась в тело Вячеслава.
Михаил Дмитриевич смутил ее громким хохотом, и только через несколько минут ему удалось сдержать свой веселый смех.
– Надя, милая, не сердитесь на меня; но несомненно, что у вашего крестного голова не в порядке. В здравом рассудке нельзя рассказывать такие сказки.
– Нет, здесь даже в воздухе веет чем-то ужасным. С тех пор, как мы сюда приехали, я утратила свое прежнее спокойствие. Я боюсь чего-то, что не могу даже определить; мне все кажется, что должно разразиться какое-нибудь несчастье и я вздрагиваю при всяком неожиданном шуме…
– Все это очень понятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64