- Люди в убежищах, - сказала Кэрол, - под землей. Как и мы. А вот
когда ты обращаешься к ним и просишь искусственную поджелудочную железу,
тебе говорят, что они есть только в военных госпиталях, которые, вероятно,
находятся на поверхности.
- Я не знаю, - ответил он, - да меня и не интересует, где они
находятся. Я знаю только, что они имеют право на их получение, а мы нет.
- Если войну ведут железки, то кто же лечится в военных госпиталях?
Железки? Нет. Потому что получивших повреждение железок отправляют на
заводы, на наш, например. А железки сделаны из металла, поджелудочные
железы им ни к чему. Разумеется, некоторые люди на поверхности все-таки
живут; наше правительство в Ист-Парке, а в Нар-Паке - советское. Разве
поджелудочные железы предназначаются для них?
Он молчал - она совершенно сбила его с толку.
- Что-то здесь не так, - продолжала она. - Какие могут быть
госпитали, если там нет ни солдат, ни гражданских, которые могли бы
получить тяжелое ранение и нуждались бы в искусственной железе? А нам они
ее не дают. Мне, например, отказали в железе для Соузы, хотя они и знают,
что без нее нам не выжить. Подумай об этом, Николас.
- Хм, - задумчиво ответил Николас.
- Тебе придется придумать что-нибудь поубедительнее, чем "хм", Ник, и
довольно скоро.

4
На следующее утро, едва открыв глаза, Рита спросила его:
- Я видела вчера, как ты вышел из зала вместе с этой... как ее там?
Ах да, Кэрол Тай. Но почему?
Николас, еще не успевший умыться холодной водой, почистить зубы и
привести себя в порядок, небритый и выбитый из колеи, растерянно
пробормотал:
- Я должен был подписать свидетельство о смерти Соузы. Дела.
Он поплелся в ванную и обнаружил, что она заперта.
- Ну ладно, Стью, - попросил он, - заканчивай бриться, мне нужно в
ванную.
Дверь открылась, и в самом деле там оказался его младший брат,
старательно брившийся перед зеркалом.
- Не обращай на меня внимания, - сказал Стью, - заходи и...
Из соседней комнатушки раздался резкий голос его жены, Эдит:
- Сегодня мы умываемся первыми, Ник, ведь твоя супруга вчера вечером
целый час принимала душ, так что будь добр, подожди.
Он согласился с доводом Эдит и, пошаркивая ногами, поплелся на кухню,
которую им не приходилось делить ни с теми соседями, что жили справа от
них, ни с теми, что слева, и стал разогревать на плите кофе. Этот кофе он
заварил еще вчера вечером, готовить свежий у него не было сил. И к тому же
искусственных зерен им дали совсем мало, и их наверняка не хватит до конца
месяца. И тогда ему придется выпрашивать, одалживать и выменивать у других
жителей убежища, на сахар - ни он, ни Рита не злоупотребляли сахаром -
хотя бы горсть этих эрзац-бобов.
Я бы выпил целое море кофе, подумал он, если бы нам давали вдоволь
этих зерен. Однако норма их выдачи (как, впрочем, и всем остального) была
строго ограничена. Рассудком, за годы, проведенные под землей, он с этим
примирился, но организм его жадно требовал еще и еще кофе. Он еще помнил
вкус настоящего кофе, который пил до того, как поселился в убежище. Мне
было тогда девятнадцать, вспомнил он, и я был на первом курсе колледжа, я
тогда только-только начал пить кофе, вместо солодовых напитков, которые
дают детям. Я только начал взрослеть, когда это произошло...
Но как частенько говаривал Талбот Йенси, сияя от радости или хмурясь
как туча в зависимости от обстоятельств: "По крайней мере, они не сожгли
нас дотла, потому что мы успели подготовиться. Потому что в нашем
распоряжении был целый год для того, чтобы обосноваться под землей, и об
этом мы никогда не должны забывать". И Николас не забывал, и даже сейчас,
подогревая вчерашний искусственный кофе, он думал о том, что его могли
сжечь дотла пятнадцать лет назад или уничтожить холин, содержащийся в его
теле, при помощи ужасного американского нервно-паралитическом газа, самого
опасного из всех когда-либо придуманных этими свихнувшимися идиотами из
правительства, находившегося в существовавшем некогда Вашингтоне, округ
Колумбия. О себе-то они тогда позаботились, приняли противоядие, атропин,
и чувствовали себя в безопасности. В безопасности от
нервно-паралитического газа, изготовленного на химическом заводе в
Западной Индиане по заказу печально известной фирмы "Эф-Эм-Си". Но не в
безопасности от советских ракет. И Николас понимал зго, и радовался, что
находится в убежище и пьет этот кофе, пусть он и горький.
Дверь ванной наконец открылась, и Стью сообщил: "Я закончил". Николас
направился в ванную, но в этот момент кто-то постучал в дверь. Ему
пришлось уступить обстоятельствам - положение обязывает, ведь его избрали
Президентом. Николас открыл дверь - и сразу понял, что перед ним не просто
гости, а депутация. К нему опять пришли Йоргенсон, Холлер, Фландерс,
активисты убежища, а за ними Петерсон, Граци, Мартино, Гиллер и
Христиансен, их помощники. Он вздохнул и впустил их.
Они бесшумно, наученные горьким опытом, проскользнули внутрь, и сразу
в ем комнате стало тесно. Как только входная дверь закрылась, Йоргенсон
сказал:
- Мы придумали, как выйти из создавшегося положения, Президент. Мы не
ложились спать до четырех утра и все обсудили.
- Что вы обсудили? - спросил Николас, хотя знал, о чем они говорят.
- Мы берем политкомиссара на себя, этого Нюнса. Мы устроим драку на
двадцатом этаже, добраться до него не так-то просто, потому что лестница
завалена ящиками с деталями для железок. На то, чтобы разнять дерущихся,
ему потребуется не меньше получаса. А это даст вам, Президент, достаточно
времени.
- Кофе? - спросил Николас, возвращаясь на кухню.
- И сегодня же, - ответил Йоргенсон.
Николас молча пил кофе. Ему хотелось оказаться в ванной. И запереться
там от жены, брата, невестки и членов этого комитета, чтобы они не могли
добраться до него. И от Кэрол, подумал он. Ему очень хотелось запереться
от них всех. И просто побыть в ванной одному, чтобы никто не мешал. Просто
побыть.
И тогда, если бы он сумел там просто побыть, может, ему удалось бы
подумать. И стать самим собой. Не Николасом Сент-Джеймсом; Президентом
убежища "Том Микс", но самим собой, человеком, и тогда он бы сообразил,
действительно сообразил, - прав ли комиссар Нюнс, и законам следует
подчиняться, или права Кэрол, и происходит что-то подозрительное и
странное. На что натолкнулась Кэрол Тай, собирая записи речей Йенси,
произнесенных им в прошлом году? "Coup de grace", подумал он, "это
смертельный удар по мне, чтобы отправить меня в мир иной".
Он повернулся лицом к активистам; в руке у нею все еще была чашка
кофе:
- Сегодня, - сказал он, передразнивая Йоргенсона, которого
недолюбливал - у Йоргенсона была бычья шея, выдававшая любителя пива и
соленого печенья.
- Мы знаем, что нужно спешить, - раздался хриплый голос Холлера - его
раздражало, что Рита присутствовала при этом разговоре и к тому же, не
обращая внимания на гостей, продолжала причесываться перед зеркалом.
Разумеется, они боятся этого полицейского, политкомиссара, и все же
решились сюда прийти.
- "Позвольте проинформировать вас о том, что нам потребовалась
искусственная поджелудочная железа..." - начал было Николас, но его тут же
прервал Фландерс.
- Нам все это известно. Все, что нам нужно, мы знаем. Послушайте,
Президент, _м_ы _з_н_а_е_м_, _ч_т_о _о_н_и _п_л_е_т_у_т _з_а_г_о_в_о_р_.
Шестеро или семеро членов комитета пристально посмотрели на него, и в
их взглядах Николас прочитал одновременно и гнев и безысходность, нервы у
них были напряжены до предела. Его крошечная - вернее, "стандартного
размера" - комнатенка, казалось, до отказа заполнилась мучившим их
беспокойством.
- Кто это "они"? - спросил он.
Йоргенсон ответил ему:
- Шишки из Ист-Парка. Те, кто всем заправляет. А осуществят их планы
такие мелкие сошки, как Нюнс, разумеется, по приказу.
- И что же это за заговор?
- Заговор, - ответил Фландерс, немного заикаясь от нервного
напряжения, - заключается в том, что им мало продовольствия. И они ищут
предлог, чтобы закрыть некоторые убежища (сколько именно убежищ они хотят
закрыть, нам не известно), и вынудить их обитателей выйти на поверхность и
умереть - может быть, из многих убежищ, может быть, всего лишь из
нескольких. Это зависит от того, насколько серьезны трудности, которые они
испытывают с продовольствием.
- И поэтому, - жалобно и довольно громко заговорил Холлер, стоявший
рядом с ним человек толкнул его в бок, и он перешел на шепот, - им нужен
предлог, и они получат его, как только мы не сможем выполнить наш месячный
план по производству железок. А вчера вечером после фильма о разрушении
Детройта Йенси объявил об увеличении квот. Именно поэтому мы и решили, что
они намерены увеличивать плановые задания. И все убежища, которые не
смогут выполнять эти новые планы, будут закрыты. Как наше. И тогда -
наверх... - Он показал на потолок. - Мы погибнем.
Рита, все еще стоявшая у зеркала, неожиданно вмешалась в разговор:
- Как Николас, если отправится по вашей просьбе за искусственной
поджелудочной железой.
Холлер повернулся к ней:
- Миссис Сент-Джеймс, он наш Президент, мы выбрали его - именно
потому мы и выбрали его, как вам известно. Помогите нам.
- Ник не ваш отец, - ответила Рита, - не волшебник, не винтик в
правительстве Ист-Парка. Он не может сделать искусственную поджелудочную
железу. Он не может...
- Вот деньги, - сказал Йоргенсон. Он вручил Николасу пухлый белый
конверт. - Пятьсот запдемовских банкнот по сорок долларов каждая. Двадцать
тысяч запдемовских долларов. Сегодня ночью, пока Нюнс спал, мы собирали
эти деньги по всему убежищу.
Такую сумму могла бы заработать половина обитателей убежища за...
нет, за сколько, Николас сейчас сообразить не мог, потому что обстановка
была очень нервозная, но за очень долгий период. Члены комитета поработали
на славу.
Рита довольно резко сказала, обращаясь к членам комитета:
- Тогда вы сами доведите работу до конца, вы же собирали деньги.
Бросьте жребий, не втягивайте в это дело моего мужа! - Затем, уже более
спокойным тоном, она продолжила: - Нюнсу будет труднее заметить, что не
хватает одного из вас, Ник ведь все время у него на виду. Может быть, он
несколько дней не будет устраивать проверку, но стоит Нику уйти, Нюнс
сразу же это заметит и...
- И что же, миссис Сент-Джеймс, - решительно, но в то же время
вежливо сказал Холлер, - что сможет сделать Нюнс, когда Президент
Сент-Джеймс уже выйдет из шахты на поверхность?
- Когда он возвратится, Нюнс расправится с ним, - ответила Рита.
Николас подумал, что все это не имеет никакого значения. Вернуться,
скорее всего, не удастся.
Йоргенсон с явной неохотой пошарил в кармане своего комбинезона и
вытащил что-то плоское, напоминающее портсигар:
- Господин Президент, - объявил он официальным, важным тоном законно
избранного спикера, - известно ли вам, что это?
- Разумеется, - ответил Николас, - самодельная бомба.
И если я не уйду, причем сегодня же, вы установите ее где-нибудь в
моей комнате или в конторе, выберете подходящее время, и она взорвется и
разорвет меня на куски и, вероятно, и мою жену, и моего младшего брата с
женой. Или того, кто окажется в моей конторе. А вы, ребята, достаточно
хорошо разбираетесь в электричестве. Вы ведь профессиональные электрики и
сборщики, как, впрочем, и все мы, в той или иной степени. Так что вы
знаете, как ее установить, и осечки не будет.
И поэтому, соображал он, если я не выйду на поверхность, ваш комитет
наверняка прикончит меня и, кроме того, погибнут мои ни в чем не повинные
близкие. А если я все же пойду, на меня донесет какой-нибудь стукач,
завербованный Нюнсом среди тысячи пятисот жителей убежища, и Нюнс
застрелит меня, когда я буду еще на середине пути. И будет прав, потому
что идет война, действуют законы военного времени, а выходить на
поверхность запрещено.
Фландерс заговорил:
- Президент, послушайте, я понимаю - вы думаете, что вам придется
попытаться выйти из убежища через шахту, возле которой всегда или почти
всегда околачиваются железки, ожидая, что с поверхности им сбросят
поврежденном железку, но это не так, послушайте!
- Тоннель, - сказал Николас.
- Да, мы прорыли его сегодня, рано утром, как только включили ток и
заработали автоматические фабрики, заглушив шум наших землечерпалок и
другого подручного хлама. Он абсолютно вертикальный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35