"Господи, когда он только вошел, он выглядел стариком, покрытым
морщинами и усохшим! А теперь, когда подошел ближе, кажется человеком
среднего возраста; иллюзия преклонного возраста возникает из-за того, что
он ходит на прямых ногах, не сгибая колен, словно боится упасть и
разбиться, как хрупкая статуэтка".
Приблизившись к нему, Николас позвал:
- Мистер Лантано.
Человек, которого сопровождала свита железок, занявшихся теперь
распаковкой свертков, чтобы распределить их содержимое, взглянул на
Николаса с усталой мимолетной улыбкой, заменявшей приветствие.
Блэр потянул Николаса за рукав:
- Не занимай у него много времени, не забывай - он болен. Из-за
ожогов. Он должен побыстрее возвратиться на виллу, чтобы прилечь. -
Темнокожему человеку Блэр сказал: - Правда же, мистер Лантано?
Темнокожий пришелец кивнул, пристально глядя на Николаса.
- Да, мистер Блэр. Я болен. В противном случае я бы почаще приходил
сюда.
Лантано отвернулся от них, чтобы удостовериться, что его железки
распределяют свой груз как можно быстрее и ловчей. На Николаса он уже не
смотрел.
- О_н _б_ы_л _и_с_т_я_з_у_е_м_ и _с_т_р_а_д_а_л_, - сказал Николас.
Лантано снова повернулся и пристально посмотрел на него; его глаза,
черные, глубоко посаженные, прожигали Николаса насквозь, словно Лантано
накопил столько энергии, что она стала просто опасна и грозила испепелить
его собственные органы зрения. Николас почувствовал страх.
- Так что же, мой друг... О чем вы меня просили? Вам нужна постель?
- Так точно, мистер Лантано, - нетерпеливо вмешался в разговор Блэр.
- Нам не хватает коек, мистер Лантано; нам нужен еще по крайней мере
десяток, чтобы создать хотя бы маленький резерв, потому что каждый день
появляется кто-нибудь, как вот, например, сегодня Ник Сент-Джеймс. С
каждым днем все больше.
- Возможно, - сказал Лантано, - мираж постепенно рассеивается. То
тут, то там допускаются ошибки. Слабый видеосигнал в виде помехи... Вы
поэтому поднялись наверх, Ник?
- Нет, - сказал Николас, - мне нужна искусственная поджелудочная
железа. У меня есть двадцать тысяч долларов.
Он протянул руку к лохмотьям, оставшимся от его куртки после встречи
с железками. Но бумажник исчез. Он выпал, когда железки схватили его, или
тогда, когда они тащили его, или когда он несколько часов добирался до
Чейенна. Он мог потерять его когда угодно, а где именно, он и понятия не
имел. Язык прилип у него к гортани, он даже не знал, что сказать и молча
смотрел на Лантано.
Выдержав паузу, Лантано сказал:
- Я бы все равно не смог раздобыть ее вам.
В его тихом голосе Николас услышал сочувственные нотки. Но его глаза!
Они все еще пылали. Пламенем, которое свидетельствовало о чем-то почти
сверхъестественном; казалось, оно ниспослано свыше и превосходит понимание
обыкновенного человека как биологического существа. Николас даже не
представлял, что могло бы являться источником этого пламени. Никогда
прежде он не видел ничего подобного.
- Я же уже говорил тебе, - напомнил ему Блэр, - Броз присвоил...
Лантано вдруг сказал:
- Ваша цитата была не совсем точна. "_И _л_ю_д_и _п_р_е_з_р_е_л_и_ и
о_т_в_е_р_г_л_и _е_г_о_". Вы имели в виду меня? - Он показал на свиту
железок, которые уже закончили распределять припасы среди бывших подземных
жителей. - У меня сорок железок, для начала совсем неплохо. Особенно если
принять во внимание тот факт, что формально это всего лишь "горячая зона",
а не поместье.
- Но цвет вашей кожи... - начал было Николас.
- Ради Бога! - прорычал сквозь зубы Блэр, оттаскивая Николаса
подальше от Лантано. Затем тихо, но очень зло сказал Николасу на ухо: - Ты
что, хочешь обидеть его? Он и без тебя знает, что обожжен, сам подумай, он
приходит к нам, и только благодаря ему мы умудряемся здесь выжить, а ты
являешься сюда и...
- Вовсе не обожжен, - сказал Николас. Он индеец, сказал он про себя,
чистокровный чероки, судя по форме носа. А он объясняет цвет своей кожи
ожогами. Но почему? Интересно, существует ли какой-нибудь закон, который
мог бы помешать ему... он не мог вспомнить юридический термин. Йенсенист.
Один из правящей касты, один из приближенных. Может быть, в эти сферы
допускают только белых, как когда-то в старину, в те времена, когда
существовали расовые предрассудки.
Лантано сказал:
- Мистер Сент-Джеймс, Ник, я сожалею, что у вас произошла сегодня
столь неприятная встреча с моими слугами. Те двое железок были очень
агрессивны.
Он говорил совершенно спокойно, слова Николаса его совершенно не
смутили и не вывели из себя - он не принимал близко к сердцу цвет своей
кожи, Блэр был совершенно не прав.
- Владельцы других поместий, - говорил Лантано, - граничащих с этой
"горячей зоной", хотели бы присоединить ее к своим поместьям. Они посылают
своих железок, чтобы те измеряли здесь уровень радиации при помощи
счетчиков Гейгера. Они надеются, что радиация здесь очень высокая и
прикончит меня, а участок снова станет ничейным. - Он грустно улыбнулся.
- Разве радиация здесь такая уж высокая? Что показывают их счетчики
Гейгера?
- Ничего не показывают, потому что им не удается отсюда выбраться.
Мои металлические слуги уничтожают их, а какая здесь радиация - это мое
дело. Но поэтому, Ник, мои железки опасны. Мне пришлось подобрать себе тех
железок, которые принимали участие в войне. Мне были нужны их подготовка,
знания и умение сражаться. Йенсенисты, - понимаете, о ком я говорю? -
высоко ценят новых, непоцарапанных, неповрежденных железок, которых
штампуют внизу. Но мне приходится защищаться.
Он говорил чарующе мелодичным голосом, как бы напевая, выговаривая
слова только до половины, и Николасу приходилось внимательно вслушиваться,
чтобы понимать, что тот говорит. Ощущение такое, думал он, что Лантано
становится все менее реальным и постепенно исчезает.
Когда он опять взглянул на своего темнокожего собеседника, то снова
увидел на его лице морщины, свидетельствующие о возрасте. На этот раз
Лантано показался ему старым знакомым, словно, старея, он превращался в
кого-то другого.
- Ник, - тихо спросил Лантано, - так что вы сказали о моей коже?
Николас хранил молчание.
- Ну говорите же, - сказал Лантано.
- Вы... - Он пристально посмотрел на Лантано и снова увидел перед
собой юношу, молодого подвижного человека, намного моложе его, Николаса.
Может быть, все дело в радиации, подумал Николас, она съедает его до мозга
костей, она разрушает стенки клеток, он действительно болен - Блэр был
прав.
И все же этому человеку удалось вылечиться. По крайней мере, на
первый взгляд. Как будто он все время меняется - сначала уступает
радиации, в которой проводит двенадцать часов в сутки, а затем, когда она
съедает его, он снова заряжается энергией - и все начинается сначала.
Время кружило над ним, методично совершая вылазки, чтобы нарушить
обмен веществ в его теле. Но ему не удалось победить его. Нанести ему
полное поражение.
- "_Б_л_а_ж_е_н_н_ы _м_и_р_о_т_в_о_р_ц_ы_", - сказал Николас и снова
замолчал. Больше он ничего сказать не мог. Не мог же он рассказать о том,
что долгие годы его хобби было изучение культуры и религии
североамериканских индейцев! И поэтому он увидел то, что не смогли
заметить все эти бывшие обитатели убежищ, им помешала радиофобия, которой
они заболели еще в убежищах; теперь их страх перед радиацией стал еще
сильнее и скрыл от их глаз то, что лежало прямо перед ними.
И все же его удивляло, что Лантано явно не пытался раскрыть им глаза
и не возражал против того, что они считают его калекой, страдающим от
радиационных ожогов. Он и в самом деле казался обожженным, только обожжена
была не кожа его, а душа. И поэтому, в широком смысле слова, бывшие
обитатели убежищ были правы.
- Почему, - спросил Лантано, - блаженны миротворцы?
Вопрос застал Николаса врасплох. А ведь он сам произнес эти слова.
Но он сам не знал, что, собственно, хотел сказать. Мысль эта пришла
ему в голову, когда он рассматривал Лантано, добавить ему было нечего. А
минуту назад в голове у него мелькнула еще одна мысль о человеке, который
был истязуем и страдал. А человек этот был. Ну да ладно, он-то знал, кем
был этот человек, хотя большинство жителей "Том Микс" посещали воскресные
богослужения только для проформы. Он, однако, воспринимал все всерьез, он
и в самом деле верил. Так же как верил и в то, а точнее, не верил, а
боялся, что когда-нибудь им придется на своем собственном опыте узнать
жизнь американских индейцев. Придется овладеть навыками дубления звериных
шкур, и искусству обработки кремня, чтобы делать из него наконечники для
стрел, и...
- Приходите ко мне в гости, - сказал Лантано, - на виллу. Несколько
комнат уже готово, и я могу жить в комфорте, пока мои металлические слуги
забивают бетонные сваи, строят подсобные помещения, подводят к вилле
дорогу, сооружают пандусы...
Николас прервал его:
- И я могу жить там, а не здесь?
Помолчав, Лантано сказал:
- Разумеется. Ты сможешь проследить за тем, чтобы моя жена и дети
чувствовали себя в безопасности от посягательств железок из четырех
соседних поместий, пока я нахожусь в Агентстве в Нью-Йорке. Ты возглавишь
моих малочисленных полицейских.
Он отвернулся от Николаса и подал знак своей свите - железки стали
покидать подвал.
- Ого, - завистливо сказал Блэр, - ты пошел в гору.
Николас сказал:
- Извини.
Он не понимал, почему Лантано вызывал у него благоговейный страх и
почему ему захотелось уйти вместе с ним. Человек этот, подумал он, окутан
какой-то тайной, поскольку на первый взгляд кажется стариком, затем
человеком среднего возраста, а когда подойдешь к нему совсем близко, то
видишь перед собою юношу. Жена и ребенок? Значит, он не такой молодой,
каким кажется. Потому что Лантано, шагавший перед ним к выходу из убежища,
двигался как молодой человек, которому едва перевалило за двадцать и
который еще не изведал бремени обязанностей отца и мужа, одним словом,
семейной жизни.
Время, подумал Николас. Это сила, перед которой мы совершенно
беспомощны. Оно нас побеждает полностью. Но на него эта сила не действует.
Он существует вне времени; более того, он может использовать его в своих
целях.
Вслед за Лантано и его железками он вышел из подвала и оказался в
сумеречном свете уходящего дня.
- Закаты здесь красочны, - сказал Лантано, повернувшись к нему. - Это
хоть как-то компенсирует тусклое дневное небо. Вы бывали в Лос-Анджелесе,
когда над ним еще висел смог?
- Я никогда не жил на Западном побережье, - отозвался Николас. И
подумал: с 1980 года смога над Лос-Анджелесом уже не было. Я тогда еще
даже не родился.
- Лантано, - спросил он, - сколько вам лет?
Человек, шагавший впереди него, ничего не ответил.
В небе, очень высоко, что-то медленно двигалось. С востока на запад.
- Спутник! - восторженно воскликнул Николас. - О Боже, за все эти
годы я ни разу не видел спутника!
- Это спутник-шпион, - сказал Лантано, - он ведет съемку, он вошел в
атмосферу, чтобы сделать более отчетливые фотографии. Интересно, для чего?
Что и кому здесь нужно? Может быть, это дело рук владельцев соседних
поместий? Они хотели бы увидеть мой труп. Но разве я похож на труп,
Николас? - Он помолчал. - Ответь мне, Ник, здесь я или перед тобою труп
мой? Что ты скажешь? Разве плоть, что покрывает... - Он отвернулся,
замолчал и зашагал еще быстрее.
Николас, несмотря на усталость после четырехчасового пути в Чейенн,
умудрился не отставать, он надеялся, что им не придется идти очень далеко.
- Ты ведь раньше не бывал в поместьях? - спросил Лантано.
- В глаза их никогда не видел, - ответил Николас.
- Я покажу тебе несколько поместий, - сказал Лантано, - мы полетим на
аэромобиле. Тебе понравится вид сверху, тебе покажется, что ты летишь над
парком - ни дорог, ни городов. Очень красиво, только совсем нет животных.
И не будет. Никогда.
Они шли все дальше. Спутник почти исчез за горизонтом в сером,
напоминающем смог тумане, который будет висеть, подумал Николас, еще
долгие-долгие годы.
23
Зажав правым глазом монокль, Ценцио рассматривал пленку.
- Два человека, - сказал он, - десять железок. Идут через развалины
Чейенна в направлении недостроенной виллы Лантано. Хотите увидеть это
шествие крупным планом?
- Да, - сразу же согласился Уэбстер Фут. И в самом деле стоило дать
распоряжение спутнику войти в атмосферу, теперь у них фильм отменного
качества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
морщинами и усохшим! А теперь, когда подошел ближе, кажется человеком
среднего возраста; иллюзия преклонного возраста возникает из-за того, что
он ходит на прямых ногах, не сгибая колен, словно боится упасть и
разбиться, как хрупкая статуэтка".
Приблизившись к нему, Николас позвал:
- Мистер Лантано.
Человек, которого сопровождала свита железок, занявшихся теперь
распаковкой свертков, чтобы распределить их содержимое, взглянул на
Николаса с усталой мимолетной улыбкой, заменявшей приветствие.
Блэр потянул Николаса за рукав:
- Не занимай у него много времени, не забывай - он болен. Из-за
ожогов. Он должен побыстрее возвратиться на виллу, чтобы прилечь. -
Темнокожему человеку Блэр сказал: - Правда же, мистер Лантано?
Темнокожий пришелец кивнул, пристально глядя на Николаса.
- Да, мистер Блэр. Я болен. В противном случае я бы почаще приходил
сюда.
Лантано отвернулся от них, чтобы удостовериться, что его железки
распределяют свой груз как можно быстрее и ловчей. На Николаса он уже не
смотрел.
- О_н _б_ы_л _и_с_т_я_з_у_е_м_ и _с_т_р_а_д_а_л_, - сказал Николас.
Лантано снова повернулся и пристально посмотрел на него; его глаза,
черные, глубоко посаженные, прожигали Николаса насквозь, словно Лантано
накопил столько энергии, что она стала просто опасна и грозила испепелить
его собственные органы зрения. Николас почувствовал страх.
- Так что же, мой друг... О чем вы меня просили? Вам нужна постель?
- Так точно, мистер Лантано, - нетерпеливо вмешался в разговор Блэр.
- Нам не хватает коек, мистер Лантано; нам нужен еще по крайней мере
десяток, чтобы создать хотя бы маленький резерв, потому что каждый день
появляется кто-нибудь, как вот, например, сегодня Ник Сент-Джеймс. С
каждым днем все больше.
- Возможно, - сказал Лантано, - мираж постепенно рассеивается. То
тут, то там допускаются ошибки. Слабый видеосигнал в виде помехи... Вы
поэтому поднялись наверх, Ник?
- Нет, - сказал Николас, - мне нужна искусственная поджелудочная
железа. У меня есть двадцать тысяч долларов.
Он протянул руку к лохмотьям, оставшимся от его куртки после встречи
с железками. Но бумажник исчез. Он выпал, когда железки схватили его, или
тогда, когда они тащили его, или когда он несколько часов добирался до
Чейенна. Он мог потерять его когда угодно, а где именно, он и понятия не
имел. Язык прилип у него к гортани, он даже не знал, что сказать и молча
смотрел на Лантано.
Выдержав паузу, Лантано сказал:
- Я бы все равно не смог раздобыть ее вам.
В его тихом голосе Николас услышал сочувственные нотки. Но его глаза!
Они все еще пылали. Пламенем, которое свидетельствовало о чем-то почти
сверхъестественном; казалось, оно ниспослано свыше и превосходит понимание
обыкновенного человека как биологического существа. Николас даже не
представлял, что могло бы являться источником этого пламени. Никогда
прежде он не видел ничего подобного.
- Я же уже говорил тебе, - напомнил ему Блэр, - Броз присвоил...
Лантано вдруг сказал:
- Ваша цитата была не совсем точна. "_И _л_ю_д_и _п_р_е_з_р_е_л_и_ и
о_т_в_е_р_г_л_и _е_г_о_". Вы имели в виду меня? - Он показал на свиту
железок, которые уже закончили распределять припасы среди бывших подземных
жителей. - У меня сорок железок, для начала совсем неплохо. Особенно если
принять во внимание тот факт, что формально это всего лишь "горячая зона",
а не поместье.
- Но цвет вашей кожи... - начал было Николас.
- Ради Бога! - прорычал сквозь зубы Блэр, оттаскивая Николаса
подальше от Лантано. Затем тихо, но очень зло сказал Николасу на ухо: - Ты
что, хочешь обидеть его? Он и без тебя знает, что обожжен, сам подумай, он
приходит к нам, и только благодаря ему мы умудряемся здесь выжить, а ты
являешься сюда и...
- Вовсе не обожжен, - сказал Николас. Он индеец, сказал он про себя,
чистокровный чероки, судя по форме носа. А он объясняет цвет своей кожи
ожогами. Но почему? Интересно, существует ли какой-нибудь закон, который
мог бы помешать ему... он не мог вспомнить юридический термин. Йенсенист.
Один из правящей касты, один из приближенных. Может быть, в эти сферы
допускают только белых, как когда-то в старину, в те времена, когда
существовали расовые предрассудки.
Лантано сказал:
- Мистер Сент-Джеймс, Ник, я сожалею, что у вас произошла сегодня
столь неприятная встреча с моими слугами. Те двое железок были очень
агрессивны.
Он говорил совершенно спокойно, слова Николаса его совершенно не
смутили и не вывели из себя - он не принимал близко к сердцу цвет своей
кожи, Блэр был совершенно не прав.
- Владельцы других поместий, - говорил Лантано, - граничащих с этой
"горячей зоной", хотели бы присоединить ее к своим поместьям. Они посылают
своих железок, чтобы те измеряли здесь уровень радиации при помощи
счетчиков Гейгера. Они надеются, что радиация здесь очень высокая и
прикончит меня, а участок снова станет ничейным. - Он грустно улыбнулся.
- Разве радиация здесь такая уж высокая? Что показывают их счетчики
Гейгера?
- Ничего не показывают, потому что им не удается отсюда выбраться.
Мои металлические слуги уничтожают их, а какая здесь радиация - это мое
дело. Но поэтому, Ник, мои железки опасны. Мне пришлось подобрать себе тех
железок, которые принимали участие в войне. Мне были нужны их подготовка,
знания и умение сражаться. Йенсенисты, - понимаете, о ком я говорю? -
высоко ценят новых, непоцарапанных, неповрежденных железок, которых
штампуют внизу. Но мне приходится защищаться.
Он говорил чарующе мелодичным голосом, как бы напевая, выговаривая
слова только до половины, и Николасу приходилось внимательно вслушиваться,
чтобы понимать, что тот говорит. Ощущение такое, думал он, что Лантано
становится все менее реальным и постепенно исчезает.
Когда он опять взглянул на своего темнокожего собеседника, то снова
увидел на его лице морщины, свидетельствующие о возрасте. На этот раз
Лантано показался ему старым знакомым, словно, старея, он превращался в
кого-то другого.
- Ник, - тихо спросил Лантано, - так что вы сказали о моей коже?
Николас хранил молчание.
- Ну говорите же, - сказал Лантано.
- Вы... - Он пристально посмотрел на Лантано и снова увидел перед
собой юношу, молодого подвижного человека, намного моложе его, Николаса.
Может быть, все дело в радиации, подумал Николас, она съедает его до мозга
костей, она разрушает стенки клеток, он действительно болен - Блэр был
прав.
И все же этому человеку удалось вылечиться. По крайней мере, на
первый взгляд. Как будто он все время меняется - сначала уступает
радиации, в которой проводит двенадцать часов в сутки, а затем, когда она
съедает его, он снова заряжается энергией - и все начинается сначала.
Время кружило над ним, методично совершая вылазки, чтобы нарушить
обмен веществ в его теле. Но ему не удалось победить его. Нанести ему
полное поражение.
- "_Б_л_а_ж_е_н_н_ы _м_и_р_о_т_в_о_р_ц_ы_", - сказал Николас и снова
замолчал. Больше он ничего сказать не мог. Не мог же он рассказать о том,
что долгие годы его хобби было изучение культуры и религии
североамериканских индейцев! И поэтому он увидел то, что не смогли
заметить все эти бывшие обитатели убежищ, им помешала радиофобия, которой
они заболели еще в убежищах; теперь их страх перед радиацией стал еще
сильнее и скрыл от их глаз то, что лежало прямо перед ними.
И все же его удивляло, что Лантано явно не пытался раскрыть им глаза
и не возражал против того, что они считают его калекой, страдающим от
радиационных ожогов. Он и в самом деле казался обожженным, только обожжена
была не кожа его, а душа. И поэтому, в широком смысле слова, бывшие
обитатели убежищ были правы.
- Почему, - спросил Лантано, - блаженны миротворцы?
Вопрос застал Николаса врасплох. А ведь он сам произнес эти слова.
Но он сам не знал, что, собственно, хотел сказать. Мысль эта пришла
ему в голову, когда он рассматривал Лантано, добавить ему было нечего. А
минуту назад в голове у него мелькнула еще одна мысль о человеке, который
был истязуем и страдал. А человек этот был. Ну да ладно, он-то знал, кем
был этот человек, хотя большинство жителей "Том Микс" посещали воскресные
богослужения только для проформы. Он, однако, воспринимал все всерьез, он
и в самом деле верил. Так же как верил и в то, а точнее, не верил, а
боялся, что когда-нибудь им придется на своем собственном опыте узнать
жизнь американских индейцев. Придется овладеть навыками дубления звериных
шкур, и искусству обработки кремня, чтобы делать из него наконечники для
стрел, и...
- Приходите ко мне в гости, - сказал Лантано, - на виллу. Несколько
комнат уже готово, и я могу жить в комфорте, пока мои металлические слуги
забивают бетонные сваи, строят подсобные помещения, подводят к вилле
дорогу, сооружают пандусы...
Николас прервал его:
- И я могу жить там, а не здесь?
Помолчав, Лантано сказал:
- Разумеется. Ты сможешь проследить за тем, чтобы моя жена и дети
чувствовали себя в безопасности от посягательств железок из четырех
соседних поместий, пока я нахожусь в Агентстве в Нью-Йорке. Ты возглавишь
моих малочисленных полицейских.
Он отвернулся от Николаса и подал знак своей свите - железки стали
покидать подвал.
- Ого, - завистливо сказал Блэр, - ты пошел в гору.
Николас сказал:
- Извини.
Он не понимал, почему Лантано вызывал у него благоговейный страх и
почему ему захотелось уйти вместе с ним. Человек этот, подумал он, окутан
какой-то тайной, поскольку на первый взгляд кажется стариком, затем
человеком среднего возраста, а когда подойдешь к нему совсем близко, то
видишь перед собою юношу. Жена и ребенок? Значит, он не такой молодой,
каким кажется. Потому что Лантано, шагавший перед ним к выходу из убежища,
двигался как молодой человек, которому едва перевалило за двадцать и
который еще не изведал бремени обязанностей отца и мужа, одним словом,
семейной жизни.
Время, подумал Николас. Это сила, перед которой мы совершенно
беспомощны. Оно нас побеждает полностью. Но на него эта сила не действует.
Он существует вне времени; более того, он может использовать его в своих
целях.
Вслед за Лантано и его железками он вышел из подвала и оказался в
сумеречном свете уходящего дня.
- Закаты здесь красочны, - сказал Лантано, повернувшись к нему. - Это
хоть как-то компенсирует тусклое дневное небо. Вы бывали в Лос-Анджелесе,
когда над ним еще висел смог?
- Я никогда не жил на Западном побережье, - отозвался Николас. И
подумал: с 1980 года смога над Лос-Анджелесом уже не было. Я тогда еще
даже не родился.
- Лантано, - спросил он, - сколько вам лет?
Человек, шагавший впереди него, ничего не ответил.
В небе, очень высоко, что-то медленно двигалось. С востока на запад.
- Спутник! - восторженно воскликнул Николас. - О Боже, за все эти
годы я ни разу не видел спутника!
- Это спутник-шпион, - сказал Лантано, - он ведет съемку, он вошел в
атмосферу, чтобы сделать более отчетливые фотографии. Интересно, для чего?
Что и кому здесь нужно? Может быть, это дело рук владельцев соседних
поместий? Они хотели бы увидеть мой труп. Но разве я похож на труп,
Николас? - Он помолчал. - Ответь мне, Ник, здесь я или перед тобою труп
мой? Что ты скажешь? Разве плоть, что покрывает... - Он отвернулся,
замолчал и зашагал еще быстрее.
Николас, несмотря на усталость после четырехчасового пути в Чейенн,
умудрился не отставать, он надеялся, что им не придется идти очень далеко.
- Ты ведь раньше не бывал в поместьях? - спросил Лантано.
- В глаза их никогда не видел, - ответил Николас.
- Я покажу тебе несколько поместий, - сказал Лантано, - мы полетим на
аэромобиле. Тебе понравится вид сверху, тебе покажется, что ты летишь над
парком - ни дорог, ни городов. Очень красиво, только совсем нет животных.
И не будет. Никогда.
Они шли все дальше. Спутник почти исчез за горизонтом в сером,
напоминающем смог тумане, который будет висеть, подумал Николас, еще
долгие-долгие годы.
23
Зажав правым глазом монокль, Ценцио рассматривал пленку.
- Два человека, - сказал он, - десять железок. Идут через развалины
Чейенна в направлении недостроенной виллы Лантано. Хотите увидеть это
шествие крупным планом?
- Да, - сразу же согласился Уэбстер Фут. И в самом деле стоило дать
распоряжение спутнику войти в атмосферу, теперь у них фильм отменного
качества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35