А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он спрятал ладони в рукава, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Какая она? Высокая? Печальная? Брюнетка? Бездетная? Андрей Борисович не знал эту женщину. Имя лишь: Марина Петровна… Он вздохнул. В бесконечном количестве вариантов она найдет его. Она летит к нему. А он ждет. Он привык ждать. А она находить. Или находиться…
* * *
– Ваше имя, – сказала сонная администратор. Андрей Борисович назвал его и протянул паспорт. – Не нужно, – отодвинула документ администратор, – не в Москве чай. Достаточно слов. Платить сразу будете?
– Сразу, – кивнул Андрей Борисович и вынул деньги.
Пять лет назад Андрей Борисович был просто Андреем. А теперь во как: по отчеству. В двадцать пять ты, получается, мальчик, а в тридцать – уже мужчина. И коллеги как-то быстро забыли, что он всего лишь Андрей. Борисович и Борисович. А потом вообще одно отчество останется – у стариков часто так – Петрович, Палыч. Сначала Андрейка, потом Андрюха, далее Андрей, Андрей Борисович и в конце незамысловато: Борисыч. А вне жизни – с фамилией – это для бумаг или поминок, например. Объективная данность, как пишут в учебниках.
Андрей решил, что сейчас уляжется в постель, будет спать, спать. В поезде разве выспишься? Хорошо, если б в номере не толклись, – он едва выносил присутствие незнакомых людей. А сходиться с ними он не умел. Зажимался, не знал что сказать и куда деть руки. Но, бывало, по вдохновению такое выдавал, что сам удивлялся. Точно парил над собой. И над зажатостью…
– За постель отдельно. – Женщина зевнула, и Андрей Борисович случайно увидел больной зуб.
– Отдельно? – удивился Андрей Борисович.
– А вы как думали, – подняла глаза администратор. – Многие со своей приезжают. Экономят. Поэтому, номер – отдельно, постель – отдельно. Не понятно, что ли?
– Все понятно, – миролюбиво сказал Андрей Борисович и взял квитанцию.
В номере оказалось холодно. За дверью свистел пылесос. Андрей Борисович сморщил нос: назойливо пахло пожилыми коврами. Не раздеваясь, он упал на кровать. Две соседние койки пустовали. Телевизор, три стула, по количеству предполагаемых постояльцев, низенький холодильник. «Богато», – подумал Андрей Борисович. Полежав с минуту, он поднялся и прошел к окну.
Издалека начинался очередной день. За стеклом кружило глупую рисовую крупу. Крупные зерна с разбегу плюхались на карниз, дробились, терялись в толпе себе подобных. Недобитый фонарь, склонив голову набок, дремал у табачного киоска. Взрезая девственную целину, одинокий прохожий крался к дороге. Андрей Борисович вздрогнул – в соседнем номере зашепелявило местное радио, где-то в трубах над головой пролилась вода. Он вернулся на кровать. Так и буду лежать до конца жизни, – подумал Андрей Борисович и повернулся на бок. – И пусть никто не ищет. Никогда. Ни за что. А через много-много лет в «Правде Снежина», на последней ее странице, в разделе «Происшествия» меленько-меленько напишут две строчки: иссохшая мумия мужчины, тридцати – тридцати пяти лет, обнаружена там-то, тогда-то. Имя неизвестно. И никто не вспомнит о человеке. Как будто и не было. А Марина Петровна и знать об этом не будет. Аминь и аллилуйя! Эх, Марина Петровна, Марина Петровна…
* * *
Соня опустила поскуливающую корзину на землю, сунула под мышку пластинку, вынула из сумочки карточку и прислонила ее к панели кодового замка. Цокнул языком электронный механизм. Соня взбежала на третий этаж, забренчала ключами, вошла в офис. Не снимая куртки, включила проигрыватель, опустила на него пластинку. Скрипнула игла, и помещение наполнилось Руслановой.
"По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах…"
Соня села на диван, расстегнула куртку. Вот он, кайф. Какой голос! А Сергей Арнольдович почему-то не жалует. Он вообще многое не жалует. И вкусы у него… «Ладно, не будем», – остановила себя Соня.
"Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбачью он лодку берет.
Унылую песню заводит,
Про Родину что-то поет…"
Вчера Соня рассказала Сергею Арнольдовичу о возникшей проблеме. Проблемка так себе, но из неприятных: собачка, которую Соня нашла на улице по требованию старушки, неожиданно оказалась не той. Нет, не породы – вообще не той. Мелочь, часть жизни, но неприятно. А Сергей Арнольдович целиком против старушки, со всеми ее проблемами, даже со всей ее жизнью: он халявщиков терпеть не может. Так и сказал. САБ, одним словом. И с собачкой пришлось распрощаться.
И вот она, то есть Соня, вторично отправилась к этой старушке – Соня вспомнила гремучую смесь запахов освежителя воздуха и нафталина – у стариков иногда такое бывает – бр-р! – и вновь внимательно выслушала старушку, после чего сделала подробную запись. И что? А ничего, нужно искать. Иначе старушка заболеет, сляжет, и родственники, возникшие на пороге офиса, обвинят Соню и Берггольца в черствости, халатности и прочая, и прочая, и прочая. Да, псина, в самом деле, не та. Поиски пришлось возобновить.
Утром она подобрала на улице другую, совпадающую с описанием, собачку. Ну, почти совпадающую.
Соня потрясла корзину.
– Молчишь? – Собачка высунула нос, к которому Соня приблизила губы и дистанционно чмокнула воздух. – Сейчас мыться будем. – Собачка заскулила, как будто поняла о чем идет речь. – Иди, иди. – Соня выпустила собачку на пол, пошла в ванную комнату: готовить необходимое. – Сиди здесь, – велела она собачке.
В ванной комнате зашумела вода. То ли от этого звука, то ли по другой причине, собачка растопырила лапы, приблизила живот к полу и… сделала лужу, оставив на ковре небольшой, но идеальный эллипс.
Приготовив таз, Соня вышла из ванной комнаты. Хвост собачки вилял так, что раскачивал обладательницу.
– Что же ты наделала! – возмутилась Соня. – Могла бы и в тазу.
Соня вынула из сумочки упаковку краски для волос. Цвет она подобрала что надо – в соответствии с описанием.
– Будем краситься, – обрадовала она собачку, и та вновь завиляла хвостом.
Соня выкупала повизгивавшую собачку в нескольких водах, нанесла на шерсть краску для волос и тщательно укутала на двадцать минут – следуя инструкции, содержащейся на упаковке. Через час, выкрашенная, высушенная и слегка подвитая феном собачка идеально совпадала с описанием. Ну, почти идеально.
В описании значился красный бантик. И об этом Соня позаботилась заблаговременно – приготовила. Соня развернула бумагу, на которой были записаны параметры собачки, пробежалась по нему глазами, перевела взгляд на собачку, снова в бумагу, улыбнулась: вроде учла все. Соне понравилась ее находчивая изобретательность.
– Девчонка с головой, – сказала она о себе.
* * *
Старушка, как и договорились, пришла во втором часу. Она развязала платок, тяжело опустилась на диван. Соня покосилась на войлочные ботинки, на подошве которых таял, стекая на ковер, нечистый городской снег. «Берггольц меня растерзает», – мелькнуло в голове, но Соня помолчала, решив оставаться максимально учтивой.
– Шубу снимите? – предложила Соня.
– Я на минутку, – отказалась старушка и посмотрела на девушку мутными глазами.
Старомодная шуба с потертым воротником, юбка времен Хрущевской оттепели – у Сони защемило сердце: она захотела сделать старушку счастливой.
– Может, чаю? – спросила Соня.
– Спасибо, – ответила старушка.
Отказывается, – сообразила Соня. Прелюдия затянулась, и нужно было показывать собачку. – А если она ее не примет? Примет. Ведь это ее собачка, – убедила себя Соня. Девушка жестом фокусника сорвала с корзины покрывало. Собачка вскочила.
– Жуля! – воскликнула старушка. – Жуля, милая… Иди ко мне. – Старушка протянула руки. Собачка завиляла хвостом, опрокинула корзину, выбежала к хозяйке. – Какая ты красивая, Жуля! – Старушка прижала собачку к груди и заплакала. – А это что у тебя? Я плохо вижу…
– Бант, – сказала Соня и опустила глаза.
– Бантик? Твой бантик? Милая моя. Как я рада, как я рада. Пойдем, пойдем… – Старушка направилась к выходу, но, сделав шаг, остановилась. – Чем я могу вас отблагодарить? Ведь у меня ничего нет.
– А ничего и не надо, – вздохнула Соня.
– Может… Может я все-таки напишу? У вас имеется книга отзывов?
– Книга отзывов? – переспросила Соня. Книги отзывов не было. Но Соне не хотелось разочаровывать старушку. Если уж делать хорошее, то до конца. – Да, сейчас подам.
Соня бросилась к столу, лихорадочно подыскивая что-нибудь похожее. Ежедневник!
– Вот, – протянула Соня ежедневник и ручку. – Садитесь здесь.
Старушка замялась:
– Вы знаете… Я ведь совсем не вижу… Может, я продиктую вам? А потом вы покажете, и я распишусь.
– Хорошо, – согласилась Соня, усаживаясь за стол.
Старушка опустила Жулю на ковер и принялась диктовать текст. Соня покосилась на Жулю: собачка растопырила лапы, опустила к ковру живот… Соня вздохнула, зашуршала по бумаге. Текст получился короткий, но добросердечный – старики это могут. Девушка передала ежедневник.
– Вот здесь, – показала Соня.
Хозяйка собачки расписалась, захлопнула ежедневник, и… на стол выпала фотография Берггольца.
– Ой, – сказала старушка, – фотография. – И близко-близко поднесла ее к глазам. – Кто это? – воскликнула старушка и повторила: – кто это?
– Сергей Арнольдович, – без интереса ответила Соня.
– Арнольдович? Боже, как похож на моего сына! – Старушка почему-то заплакала, и Соне вдруг захотелось заплакать вместе с ней. – Вы уверены, что это Сергей Арнольдович?
Соня удивилась:
– А как же.
– Простите, – сказала старушка и вернула фотографию, – простите. Слепая я… Жуля, пойдем!
* * *
Марина Петровна любила утопить педаль – скорость очень любила. И все у нее было на скорости: работа, любовь, скандалы. Все скоростное, опасное. И тридцать лет, и все не «еще спереди», а уже было, было! И сейчас она неслась… Она сама этого не знала, куда. А куда глаза глядят! Все надоело. Надоело все. До рвоты. «Я-вас-всех-не-на-ви-жу. И в ответ разрешаю ненавидеть меня!» Ей захотелось чего-то необычного, из ряда вон. Марина поправила темные непроницаемые очки, сжала руль, вдавила в коврик модным ботинком послушную педаль. «Божью коровку» вынесло на встречную полосу. Фары рассекли темноту, высветили стену леса. Кр-расота! Снег изо всех сил бил в лобовое стекло. Кр-расота! И тепло: шуба греет, печка работает. Кр-расота! И одна. Кр-расота! Она схватила с соседнего кресла неполную бутылку, пустила в себя глоток, поморщилась – кр-расота! – и тут же услышала телефонный звонок.
– Слуш-шаю, – ответила она и засмеялась.
– Прости меня, – сказал мужской голос. – Я, знаешь, не могу без тебя…
– Силантьев, пошел к… – Марина икнула, – к черту!
– Я тебя люблю… шепнул голос.
– А я тебя – нет! – Она нажала кнопку стеклоподъемника – в лицо ударил снежный воздух – швырнула телефон в окно. – Сволочь! – И потянулась к бутылке на соседнем кресле.
Впереди показался пост ГАИ. Офицер махнул жезлом. Марина сбросила скорость, обернулась назад:
– Спишь, кисочка? Ну спи, спи…
Офицер без приглашения полез в салон, повертел в руке бутылку, отбросил на заднее сиденье. Его внимание что-то привлекло.
– Кошка?! – настороженно бросил он – Мертвая?
– Не твое дело, лейтенант! – отрезала Марина и расхохоталась.
– Капитан, – сказал офицер, раскрывая водительское удостоверение.
– Значит, будешь… – пообещала Марина.
– Так, Глухова Марина Петровна… Техталон… – Он прищурил глаз. – А пройдемте-ка со мной.
– Вот это видел? – Марина показала средний палец.
– Много раз, – ответил офицер, ловко вынул ключи из замка зажигания и распахнул дверь.
Две минуты пьяного сопротивления, истерика с обещаниями сюда еще вернуться, имитация кино-драки…
– Садитесь вот сюда, – офицер предложил Марине стул и подсел рядом.
– Где я? – спросила Марина.
– Здесь, – ответил офицер.
– А именно? – Марина закрыла глаза.
– Вот тут. – Офицер вынул из портупеи карту, придвинулся к Марине, ткнул пальцем в черный кружок с надписью «Снежин».
– А именно? – повторила Марина сквозь сон и опустила голову офицеру на плечо.
– Я же говорю вам: вот тут…
* * *
– Странно, – сказал офицер, – мы проверили по картотеке – нигде не значится, ни она, ни ее машина. И вот что, – офицер закатал брюки, – видите? Это каблуком она меня. И вот здесь…
– Не нужно, не нужно, – остановил адвокат и полез в карман. – Возьмите еще.
Офицер спрятал купюру.
– Я могу ее забрать? – спросил адвокат.
– Можете. – Офицер кивнул на окно. – Машина на штрафной стоянке. Подать?
– Спасибо, мы сами.
Марина, безуспешно сдерживая дрожь, поджидала адвоката, прислонившись к столбу со знаком «40». Жизнь казалась еще более мерзкой, чем вчера. И не спасало яркое утреннее солнце, и не радовал красивый зимний пейзаж, и синие тени на снегу раздражали. Марина пошевелила иссохшим ртом:
– Ненавижу вас всех!
– Что? – спросил адвокат.
– Всех ненавижу, – повторила Марина и поцеловала адвоката в губы.
– Знаю, – сказал адвокат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов