В одно такое утро широко открылись ворота загона. Зубрицы, зубрята, а за ними и две бизонки вышли на свободу. Их погнали выше по склону. Прошло двадцать или тридцать секунд, и звери исчезли из виду.
С отчаянной решимостью Лидия Васильевна махнула рукой:
— Пускай себе! На то они и звери…
Глава шестая
Три письма Зарецкому. В глухие места — к зубрам. Вести с фронта. Странные директорские заботы. За беглянкой. Бычки — дети Кавказа. Два больших боя. Парашютисты. Военная судьба Кожевникова.

1
Три письма пришли на имя А.М.Зарецкого в октябре сорок первого.
Лидия Васильевна сообщала о трагических событиях, случившихся после приема бизонов из Московского зоопарка: как пали они, как погиб Журавль и о своем решении выпустить зубров на волю, подальше от зараженной зоны. Она просила Андрея Михайловича приехать до зимы на Кишу.
— Вот оно, последствие глупой акции! — Старший Зарецкий не находил слов в адрес людей, которые отправили бизонов на Кавказ. — Мы заскользили вниз. Кто заменит утраченного Журавля? Где возьмешь нового быка? Лида говорит, что в будущем году родятся… А вдруг опять телочки? На годы отодвигается создание чистопородного стада!
— Хоть бы этих удалось сохранить, — вздохнула Данута Францевна. — Как подумаю о Лиде, голова кругом. В лесу, в глуши, а скоро холод, метели. Как она справится? Не пора ли нам, Андрей?..
Зарецкий выхаживал по комнате с письмами в руке. Он раскраснелся от переживаний. Первый укол войны, точнее, удар из-за угла! Первый ли? Нет сомнения, что зубры в Крыму и Аскании тоже под угрозой. Кавказское стадо снова единственное. Тем оно дороже.
— Ты права, надо ехать. Подыматься — и скорее на Кишу, — решительно произнес он.
А опасность возрастала. Не прошло и четырех месяцев, как фашистские армии с боями, но и с огромными потерями одолели сотни и сотни километров по нашей земле, они у Брянска, Киева, в Крыму. Они вышли на междуречье Днепра и Дона, взяли Харьков, создали угрозу Ленинграду, даже Москве! Ростов под ударом. Старый воин сознавал, что это значит: враг рвался к Волге и Кавказу.
Сам он уже дважды просился на фронт. И очень переживал, получив после очередной комиссии очередной отказ: не тот возраст, не то здоровье.
— Да, надо ехать в заповедник, — повторил он и, посмотрев на два других письма, вскрыл конверт со штампом Краснодара.
Перед глазами синели четыре машинописные строки: «Прошу срочно явиться в штаб обороны Кавказа для переговоров, касающихся неотложных решений». И аккуратная подпись заместителя начальника штаба, комбрига…
Зарецкий протянул письмо жене. Данута Францевна только ахнула: все непонятное было для нее страшным.
А он уже разрывал третий конверт, московский. В письме лежал приказ Макарова о назначении А.М.Зарецкого на должность хранителя-зубровода в Кавказском заповеднике с правами заместителя директора.
В следующий час он уже собирался, надевал старую бекешу егеря, знаком попросил жену присесть, сел рядом с ней. Помолчали. Он встал, поцеловал ее и шагнул за порог.
В Краснодаре его принял дежурный командир, со второго этажа спустился военный с одной шпалой в петлицах и повел наверх.
Комбриг, человек уже не молодой, пожал руку, подвинул стул и, когда Зарецкий сел, сказал:
— Из Майкопа мне сообщали о вашем настойчивом желании идти на фронт. Но для вас есть дело не менее серьезное в самом заповеднике. Мы готовим в горах силы для отражения возможного наступления немцев, создаем базы, собираем группы, способные вести бои в сложных горных условиях, даже во вражеском тылу.
— Неужели они решатся?..
— Есть очень веские основания. Немцы нацелены на кавказскую и бакинскую нефть. Дорогу им преграждает не только Красная Армия, но и Кавказ, горы. Возможны бои в горах.
Андрей Михайлович побледнел. Мысль о сражении в местах, где удалось поселить первых зубров, повергла его в ужас.
Они подошли к карте Западного Кавказа. Разговор длился более двух часов. Зарецкий получал особые полномочия: советовать командирам, где и как строить базы, указать им егерские тропы, побывать в отрядах, которые формировались из районных активистов. Он должен был передать этим отрядам опыт войны двадцатых годов в горах, определить и закрыть самые уязвимые пути к перевалам.
— Вот ваш район. — Комбриг показал на предгорья от Хадыженска до Псебая во всю глубину меж Передовым хребтом и Главным Кавказом. — Действуйте. И пусть ни одна душа не узнает об этой вашей деятельности. Вы работник заповедника, не более.
— Не совсем понимаю, почему я должен скрывать?
— В составе немецкой южной группы армий действуют части генерала Шкуро. Старый волк собрал за рубежом немало здешних казаков, удравших после революции. Они знают горы, у них есть знакомые, родные. Зачем вам, командиру партизанских групп, подвергать себя опасности?.. И соблюдение военной тайны, конечно. Где вы думаете устроиться?
Зарецкий ответил не сразу. Майкоп? Нет. Киша, Псебай? Нет. Сказал:
— Вблизи Даховской. Там начало многих дорог в горы.
— Хорошо, товарищ Зарецкий. У вас будут связные. Информируйте обо всем, что случится. Не давайте заповедник в обиду. И ни пуха ни пера!
— Я должен съездить на Кишу. Получил приказ о назначении на должность хранителя зубров. Распоряжусь делами в заповеднике, подыщу и возьму в помощники двух-трех егерей. А по пути заеду в Майкоп к жене.
— Вы не считаете, что для нее лучше перебраться в более спокойное место? Ну, скажем, глубже в горы.
Андрей Михайлович удивился. Значит, и Майкоп может стать зоной военных действий? Но не высказал этой мысли.
— Да, пожалуй, это так. Думаю, ей лучше перебраться на кордон Киша. Правда, сейчас туда очень тяжелая дорога. Но ближе к лету…
— Желаю вам успеха! — Комбриг проводил Зарецкого до дверей.
Из Краснодара Андрей Михайлович написал жене, что задержится, и сразу поехал в Хадыженск, Апшеронск, где имел несколько встреч с командирами будущих отрядов. Продвигаясь по реке Курджипсу, Зарецкий достиг Мезмая, а оттуда попал к Даховской. На одном из лесных кордонов он облюбовал место для связных. Тут складывалась большая партизанская группа.
Проехав до Майкопа, он встретился, наконец, с обеспокоенной Данутой Францевной. Стало очевидным, что война у их порога.
— Когда приедешь за мной? — спросила она.
— В июне — июле. Сейчас поеду на Кишу, все там подготовлю, помогу Лиде. Очень нуждаюсь в Кожевникове. Вот когда недостает мне Алексея Власовича! А ты готовься. При первой же возможности будешь со мной.
2
Шел январь сорок второго. Суровая зима выбелила горы и долины, сровняла тропы. Великого труда стоило доехать до Хамышков и кордона Лагерный, откуда можно было переправиться на правый берег Белой.
Путь до кишинского поселка Зарецкий проделал в одиночестве, Кожевникова не нашел.
Поселок ученых, заваленный сугробами, выглядел покинутым. Лишь из одной трубы ветер рвал и уносил клочья дыма. Здесь он нашел ребятишек. За ними присматривали Веля Альпер и Евгения Жаркова. Как обрадовались они гостю! Не знали, куда посадить, чем потчевать. У них еще была картошка, мука и сухие фрукты.
— Все остальные около зубров, — сказала Веля, опережая вопрос Зарецкого. — В караулке на Сулиминой. Или дежурят в землянках около стада, там новый загончик. Зима! Только сделают сюда тропу — и уже замело. Третьего дня была Лида, мы баню устроили. Худющая стала! Что там на фронте, где наши, как они?
— От Москвы немцев отогнали. — Зарецкий в первую очередь объявил эту радостную весть, она согревала и его.
— Они были у Москвы?! — Жаркова ужаснулась. Как же так?..
— Они сейчас недалеко от Ростова-на-Дону. Очень серьезное положение. И все-таки… Кто еще с вами?
— Две недели, как здесь Кожевников. Еще егеря Павел Кондрашов, Ксенофонт Тушников. Вырвались из Гузерипля, чтобы помогать зубрам. Директор держал их при своей особе.
Зарецкий огляделся. На столе лежали бумаги. Альпер работала над монографией: «Кормовые ресурсы высокогорья», Жаркова готовила гербарий, приводила в порядок рукописи мужа. Все шло своим чередом.
Переночевав на Кише, Андрей Михайлович утром поехал выше. На лугах стелилась поземка.
Из железной трубы домика наблюдателей на Сулиминой поляне вился дымок. Перед дверью, неумело размахивая топором, колола дрова жена еще одного солдата, зоолога Теплова. Бросила топор, обняла, расплакалась. И сразу — за расспросы. Где, да кто, да как.
Они вошли в караулку. Там спали два зубровода. С дежурства. Поднялись, закурили.
— Лида у загона, — сказала Теплова. — Строит с мужчинами хату. Очень тяжело бегать сюда по пять километров. Она здорова, за все берется сама, молодчина. Вы надолго?
Зарецкий чуть погрелся и начал одеваться. Коня он оставил. Пошли пешком, трое мужчин. В сгустившейся темноте тропа чуть проглядывалась. Рощи, грушовники, луга, черные ручьи. По левой стороне на хребте качались, скрипели сосны, скалы нависали над тропой. Декорация к лермонтовскому «Демону». В нынешнем положении чем глуше место, тем лучше для зубров. Не отыщут, если кто поискать захочет.
— Что в Гузерипле? — спросил он у Кондрашова.
— Кого там только нету! Набилось людей… Директор спит и видит, как бы за перевалом укрыться. Боится он — страсть! В лесах есть и которые укрылись. Из Псебая человек пять в бега ударились, дезертиры. Мы обходим леса, следы ищем. Лихие люди и зубра не пожалеют.
Зубров он увидел прежде, чем караульщиков. Стадо сбилось внизу на укрытой от ветра поляне. Их черные тела выделялись на белом фоне. Услышав скрип шагов, звери резво вскочили. Зарецкий привычно подсчитал: восемь с малышами. Восемь… И ни одного быка.
Зубры потоптались и опять легли.
Впереди открылся костер. У огня сидели люди. Заметив тени, поднялись, винтовки на руке. Раздался крик:
— Кто такие?
Клацнул затвор.
— Свои, Васильич, — отозвался Кондрашов, узнав по голосу Кожевникова.
Обнимая седого егеря, Зарецкий сказал:
— Вы как в разведке, со строгостями. Ну, здравствуйте, люди добрые!
Кожевников запихнул бороду глубже в полушубок. Глаза его блестели. Обрадовался, что снова встретились.
Из-за кустов лещины вышли — полушубки на плечах — Лидия Васильевна и жена Задорова. Лида прижалась к Андрею Михайловичу, укрыла лицо.
— Ну-ну, дочка, будь крепкой. Все хорошо. Ты молодцом. Одобряю твои действия.
— Что о Мише слышно? — Она заглядывала ему в глаза.
— Никаких пока вестей. Их под Ростов отправили. А вообще на юге плохо. Зато от Москвы фашистов отогнали. Километров на двести.
Женщины переглядывались. Если плохо на фронте, то их мужьям тоже… Чай пили невесело. Положение хуже, чем они думали. Беседа расклеилась. Лидия Васильевна вдруг сказала:
— Мужчины, спать! Мы посидим, покараулим. Утром вам работать. Марш в землянки!
Землянки построили с умом, удобно. Стены забрали жердями, потолок из бревен, лавки, столик. И конечно, печурки из камней и глины, только трубы железные.
Так началась и до самой весны продолжалась служба наблюдения за восьмеркой зубров. Звери бродили вольно, далеко не уходили и к ночи непременно заявлялись в загончик, где им разбрасывали резаный топинамбур и мороженый картофель. Ночевали кучно, в глубоком снегу. Вопреки опасениям, маленькие переносили эту метельную зиму неплохо.
Раз в неделю зуброводы ходили в поселок, отогревались в бане, ласкали детишек. Киша стояла незаметной, дорог из мира сюда не топтали. Зарецкий не раз ловил себя на мысли — а не сделать ли тут военную базу, но отгонял эту мысль: рискованно для зубров. Он трижды за это время отлучался, побывал с командиром одного из отрядов в двух горных станицах, на склонах горы Тхач и выбрал удобные места для обороны — прикрытие заповедника с севера.
В конце февраля Андрей Михайлович поехал к связным узнать новости, а уже оттуда в Майкоп. Лида напросилась с ним. Возле зубров оставались Кожевников и еще два егеря. Ей так хотелось получить весточку от Михаила, письма от других солдат, чьи жены находились вместе с ней в зубропарке.
Письма были. Их тотчас подала обрадованная, истомившаяся в одиночестве Данута Францевна, едва прибывшие переступили порог.
— Жив, жив наш дорогой, все живы, у них там затишье, хотя в перестрелках уже бывали. Вы читайте, читайте!..
Это были скупые, сдержанные солдатские весточки. Да, воюем, не отступаем, Ростов за нами, настроение, сами понимаете… И далее следовали вопросы, вопросы о здоровье близких, обращение к Лиде с любовью, с озабоченностью; конечно, о зубрах, о кордоне, приписка о Жаркове и Теплове, хотя тут же были их письма женам. Задоров? С первого дня отпросился в разведку, уже представлен к награде. Отменный воин.
Андрей Михайлович добрался до газет, послушал по радио сводку Совинформбюро и схватился за голову. Фронт нависал над всем югом.
Данута Францевна все приготовила для переезда: ящички, мешки, тюки. Она терпеливо ждала лета. Зарецкий с невесткой решили не задерживаться в Майкопе, боялись распутицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88