Но подслушанный разговор подействовал на неё, как шейкер на шампанское; её буквально распирало, и мозги на пару минут заклинило. Просветление наступило слишком поздно. Сначала знакомый звук из прихожей возвестил о том, что кто-то запирает внутреннюю, а за ней и внешнюю, металлическую, дверь на оба замка. Только тут Людмилу посетило страшное подозрение. Она бросилась в прихожую, ощупала карманы своего пальто — ключей не было! Схватила бабушкину сумочку, вытряхнула на тумбочку перед зеркалом, лихорадочно разгребла содержимое, но знакомого футлярчика не нашла. Обшарила карманы бабушкиной шубы, пальто, дедовой куртки — все тщетно.
И вот тогда её захлестнула ярость.
— Чтоб ты сдох! — прошипела она сквозь зубы. И громко позвала: — Ба! Нас посадили под домашний арест!
Часть третья
14
Надежда влюбилась в малыша с первого взгляда. Тугие темно-рыжие колечки волос, чёрные блестящие пуговки глаз, весёлая круглая мордашка в миг разворошили её память и выудили образ плюшевого медведя Мишутки, первого и горячо любимого Надиного друга. За шесть лет беззаветной дружбы медведь заметно облысел, потерял розовый язычок, темно-рыжая мордочка, благодаря Надиным попыткам накормить питомца, покрылась несводимыми пятнами, облезлое надорванное ухо, пришитое ярко-оранжевыми нитками, косило на сторону, чёрная пуговка носа держалась на честном слове, но ни одна самая роскошная новая игрушка не обладала и сотой долей его обаяния. Когда ненавистная бабка избавилась от «этого урода», Надя проревела несколько суток подряд и потом уже никогда не дружила с плюшевым зверьём.
Малыш, стоявший перед ней в кроватке, был похож на медвежонка и моментально завоевал сердце Надежды. А когда она наклонилась к нему и он, вскарабкался по ней с обезьяньей ловкостью, а потом обхватил за шею, доверчиво положил голову ей на плечо и сказал непонятно: «Ты собючи», — Надежда поняла, что никому его не отдаст.
До сих пор она была уверена, что обделена материнскими чувствами. Не то чтобы дети вызывали у неё отвращение, нет, они ей скорее нравились. Надежда с удовольствием возилась с чадами своих многочисленных приятельниц, придумывала для юных разбойников страшные и весёлые истории, затевала с ними буйные игры, но её отношение к малым сим больше напоминало привязанность старшей сестры, живущей собственной жизнью и лишь изредка снисходящей до возни с мелюзгой. Мысль обзавестись собственным потомством никогда её не посещала, несмотря на десять лет замужества. Впрочем, замуж она выходила как бы понарошку. У неё вообще был такой стиль жизни — как бы понарошку.
Знакомые, очарованные её беспечной, легкомысленной жизнерадостностью, все как один считали Надежду любимицей судьбы, избалованным созданием, ни разу не столкнувшимся с тёмной или хотя бы тяжёлой стороной жизни. Надя никогда не пыталась их разубедить, хотя не сомневалась, что по части знакомства с мрачной действительностью любому из них даст сто очков вперёд. Вряд ли на свете существует ещё одна бабка, садистка и психопатка, задавшаяся целью вытравить из душ дочери и внучки всякое представление о счастье и радости и имеющая такую власть над своими жертвами.
Замуж Надя вышла исключительно из-за бабки. Только так можно было добраться до пустующей квартиры, которую старуха держала на запоре, точно скупой рыцарь свои сундуки, и вырваться из филиала ада, устроенного этой ведьмой в их собственном — мамином и Надином — доме. Нет, существовал, конечно, и другой выход — перевести бабку в головное предприятие фирмы, к чертям и сковородкам. Но мама не пережила бы, если бы её Надюшку упекли за решётку. Из-за мамы — доброй, тихой и кроткой — был закрыт и самый простой путь — выселить ведьму на её территорию. Бабка искусно играла на дочернем чувстве долга и сострадания, прикидываясь больной немощной старухой. В короткие паузы между энергичными выволочками, которые устраивала перманентно. Когда Надя была молодой и глупой, она пыталась бунтовать, отстаивая свои и мамины права, честь и достоинство, но быстро поняла, что только усугубляет мамины страдания, делает их совсем уж невыносимыми. Бедная мамочка разрывалась между почтительным ужасом перед бабкой, опасением довести старуху до инфаркта и желанием защитить дочь. Робкие попытки примирить враждующие стороны обрушивали на её голову дополнительные мегатонны бабкиного гнева.
Однажды, после очередного катаклизма мама призналась сквозь слезы:
— Мне было бы гораздо легче, если бы ты жила отдельно, Надюшка.
Сперва Надя не поверила и обиделась. Потом подумала и поняла, что мама права. Пока бабка жива, мама к ней приговорена, и нет такой силы, что могла хотя бы облегчить наказание. Бабке прекрасно известно, что мама — идеальный объект для издевательств. Никого её оскорбления, брань, постоянные придирки и беспардонное вмешательство в личную жизнь не ранили так, как ранили маму. Любой другой на мамином месте послал бы полоумную старуху куда подальше или просто пропускал мимо ушей её злобные бредни. А мама перед ней беззащитна, потому что боится бабку с детства и, несмотря ни на что, к ней привязана — мать все-таки. Понимая это, старая ведьма никогда не отпустит дочь и не позволит, чтобы её функции хотя бы частично взял на себя кто-то другой. Поэтому Надино присутствие в доме для мамы не защита, а дополнительное орудие пытки. Скандаля с внучкой, бабка испытывает немыслимое удовольствие от терзаний дочери, и получает лишний повод наброситься на бедняжку с обвинениями.
Придя к этому выводу, Надежда решила отселиться. Естественно, она понимала, что добром бабка её в свою квартиру не пустит. Но если внучка объявит, что беременна и выходит замуж, и потребует освободить ей большую комнату (они с мамой ютились в десятиметровой конуре, а бабка под предлогом слабого здоровья занимала двадцатидвухметровую залу), старухе придётся либо переселиться в конуру, чего она, разумеется, не сделает, либо убраться восвояси, либо уступить молодожёнам свою роскошную двухкомнатную «сталинку». Идеальным вариантом, конечно, было бы, если бы она убралась, но на это Надя не особенно рассчитывала. Хотя мама наверняка послушно потрусила бы следом, однако у неё появилось бы пространство для манёвра — в ответ на традиционный бабкин вопль: «Ты мне не дочь! Прочь с глаз моих!» — она могла бы и впрямь развернуться и уехать, благо есть куда. Нет, такой лазейки бабка маме не оставит. Скорее уж, поступится собственной квартирой.
Для воплощения смелого замысла недоставало одного — кандидата в мужья. Беременность необязательна, на первых месяцах её все равно не разглядишь, а потом — мало ли что случилось? Выкидыш в наше время — обычное дело. А вот без «мужа» операцию не провернёшь. Только где его взять?
Поклонников у Надежды хватало, но предлагать поклоннику фиктивный брак не очень-то красиво. А нефиктивного брака Надя пока не хотела. Глупо вырваться из лап бабки-тирана и тут же попасть в зависимость от нового господина и повелителя. Оправдать такую глупость может только большая любовь, а единственный человек, которого Надежда готова была полюбить, не годился для семейной жизни. Нет, разумеется, Эдик не отказался бы по-дружески ей помочь и, возможно, даже сделал бы это с удовольствием, но освобождение от бабки не стоило потери самоуважения и разбитого сердца, а этим кончилось бы непременно, выйди Надежда за Эдика. В непосредственной близости от него ей просто не хватило бы сил контролировать свои чувства.
Кроме того, Надя старательно поддерживала имидж беззаботного мотылька, неотягощенного никакими проблемами, а потому никому не рассказывала о бабке. Вырываясь из ада, она жадно радовалась жизни, а для этого следовало напрочь забыть о бабкином существовании. Делиться своими горестями с Эдиком, рядом с которым Надежда веселилась особенно безудержно, значило бы замутить источник чистой радости.
В общем, Эдик на роль мужа не годился. Поклонники — тоже. Других кандидатов у Надежды не было. Она решила отсрочить исполнение своего плана, положившись на судьбу, и судьба её не подвела.
Долгожданное знакомство состоялось в троллейбусе. Чьи-то визгливые вопли оторвали Надю от книги, которую она читала. Богатырского вида тётка, нимало не стесняясь посторонних, во всю мощь гренадерских лёгких чихвостила своего сына. Перечень преступлений парня включал великое множество пунктов — от захребетничества и наплевательского отношения к матери до неразумного выбора друзей и нечистоплотности. Последний пункт иллюстрировался такими интимными деталями, что обвиняемый не знал, куда девать глаза. Однако ему каким-то образом удавалось сохранять молчаливое достоинство, что, на Надин взгляд, было высшим пилотажем. Другой на его месте либо прибил бы вздорную бабу с первых же слов, либо выглядел бы жалким червяком. Парень бабу не бил, а червяком все-таки не выглядел. Как ему удавалось сохранить лицо — непонятно.
Бросив напоследок: «Опоздаешь — пеняй на себя! Домой не пущу», — сердитая мамаша начала протискиваться к двери. Сообразив, что парень едет дальше, Надежда не без сожаления встала (шанса снова занять сидячее место не подвернётся уже до самого дома, это она знала точно) и вклинилась в толпу.
— Молодой человек, извините, пожалуйста, вы не уделите мне несколько минут? Думаю, мы с вами могли бы здорово выручить друг друга. Если вы согласитесь выйти со мной на ближайшей остановке, я обещаю изложить идею до прихода следующего троллейбуса.
По реакции парня Надежда поняла, что не ошиблась в нем. Мимолётное удивление, смущение и тут же — спрятавшая их иронически-вежливая улыбка и совсем уж иронический галантный полупоклон.
— Располагайте мной, прекрасная незнакомка.
Совсем недурно для мальчишки восемнадцати лет.
Надежде хватило пяти минут, чтобы обрисовать обстановку в семье и изложить свой план. Сашке понадобилось меньше трех, чтобы обдумать и принять её предложение. Вероятно, их пара стала абсолютным мировым рекордсменом на дистанции от первой фразы, сказанной одним из будущих супругов другому, до заключения брачного соглашения.
Они стали друзьями, добрыми и надёжными. Ради неё джентльмен Сашка безукоризненно сыграл свою довольно-таки сволочную роль при знакомстве с Надиной бабкой. («Вы ведь здесь не прописаны? Тогда вашего согласия на мою прописку не требуется. Елена Викторовна, вы же не захотите сломать жизнь единственной дочери, правда? Впрочем, если ваша матушка вынудит вас на такую подлость, мы дождёмся рождения ребёнка и разменяем эту квартиру по суду. Чтобы прописать ребёнка к матери, не требуется даже вашего согласия. Не смейте оскорблять мою жену, Тамара Тимофеевна! Её моральный облик — абсолютно не вашего ума дело. Так! Ещё одно слово, и я включаю диктофон. Пусть с вашим собственным моральным обликом разбирается суд. У вас пошаливает сердечко, Тамара Тимофеевна? У моей мамы есть хороший знакомый, директор дома престарелых, там хорошее отделение для инвалидов. Думаю, по блату он вас возьмёт.»)
Надежда не менее виртуозно окоротила его мамашу. («К счастью, вы не можете нам помешать, любезная Лидия Кирилловна. Саша уже совершеннолетний… Да я бы никогда и не позволила ему притронуться к деньгам женщины, попрекающей его каждым съеденным куском. Верно, на первом курсе ещё тяжеловато подрабатывать, но я-то уже на третьем! Перевожу с листа, печатаю десятью пальцами, так что мужа прокормлю. И при этом не буду тыкать ему в физиономию грязными носками и требовать вечной благодарности… Ну, без вашего благословения мы как-нибудь обойдёмся.»)
Они уважали личную свободу друг друга, делились радостями, неприятностями и даже подробностями своих романов. Они разыгрывали из себя ревнивых супругов, когда очередной роман партнёра себя исчерпывал, и прикрывали друг другу спину, когда Надина бабка или Сашкина мать вспоминали о существовании «свиней неблагодарных». Они вместе планировали свой скудный бюджет и бодро тащили в одной упряжке нехитрый воз студенческого быта. Они помогали друг другу советом, делом и просто участием. Иногда, в промежутках между своими романами, они засыпали в одной постели, но никому из них не приходило в голову, будто это даёт право требовать от партнёра большего.
Такой вот занятный был у них брак. Фиктивный, не фиктивный — бог разберёт. Ясно только, что детей при таких свободных отношениях заводить не принято. Они и не заводили. И правильно сделали, как выяснилось. В конце концов Сашка нашёл женщину своей мечты и женился по-настоящему. Им тогда пришлось здорово поднапрячься, чтобы скрыть истинное положение дел, но, кажется, Сашкина пассия так до конца и не поверила в чистый платонизм их отношений. Во всяком случае, видеться с Надеждой она мужу запретила. А родись ребёнок, все могло кончиться печально. Но ребёнка, к счастью, не было. Да и не нужен Надежде ребёнок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
И вот тогда её захлестнула ярость.
— Чтоб ты сдох! — прошипела она сквозь зубы. И громко позвала: — Ба! Нас посадили под домашний арест!
Часть третья
14
Надежда влюбилась в малыша с первого взгляда. Тугие темно-рыжие колечки волос, чёрные блестящие пуговки глаз, весёлая круглая мордашка в миг разворошили её память и выудили образ плюшевого медведя Мишутки, первого и горячо любимого Надиного друга. За шесть лет беззаветной дружбы медведь заметно облысел, потерял розовый язычок, темно-рыжая мордочка, благодаря Надиным попыткам накормить питомца, покрылась несводимыми пятнами, облезлое надорванное ухо, пришитое ярко-оранжевыми нитками, косило на сторону, чёрная пуговка носа держалась на честном слове, но ни одна самая роскошная новая игрушка не обладала и сотой долей его обаяния. Когда ненавистная бабка избавилась от «этого урода», Надя проревела несколько суток подряд и потом уже никогда не дружила с плюшевым зверьём.
Малыш, стоявший перед ней в кроватке, был похож на медвежонка и моментально завоевал сердце Надежды. А когда она наклонилась к нему и он, вскарабкался по ней с обезьяньей ловкостью, а потом обхватил за шею, доверчиво положил голову ей на плечо и сказал непонятно: «Ты собючи», — Надежда поняла, что никому его не отдаст.
До сих пор она была уверена, что обделена материнскими чувствами. Не то чтобы дети вызывали у неё отвращение, нет, они ей скорее нравились. Надежда с удовольствием возилась с чадами своих многочисленных приятельниц, придумывала для юных разбойников страшные и весёлые истории, затевала с ними буйные игры, но её отношение к малым сим больше напоминало привязанность старшей сестры, живущей собственной жизнью и лишь изредка снисходящей до возни с мелюзгой. Мысль обзавестись собственным потомством никогда её не посещала, несмотря на десять лет замужества. Впрочем, замуж она выходила как бы понарошку. У неё вообще был такой стиль жизни — как бы понарошку.
Знакомые, очарованные её беспечной, легкомысленной жизнерадостностью, все как один считали Надежду любимицей судьбы, избалованным созданием, ни разу не столкнувшимся с тёмной или хотя бы тяжёлой стороной жизни. Надя никогда не пыталась их разубедить, хотя не сомневалась, что по части знакомства с мрачной действительностью любому из них даст сто очков вперёд. Вряд ли на свете существует ещё одна бабка, садистка и психопатка, задавшаяся целью вытравить из душ дочери и внучки всякое представление о счастье и радости и имеющая такую власть над своими жертвами.
Замуж Надя вышла исключительно из-за бабки. Только так можно было добраться до пустующей квартиры, которую старуха держала на запоре, точно скупой рыцарь свои сундуки, и вырваться из филиала ада, устроенного этой ведьмой в их собственном — мамином и Надином — доме. Нет, существовал, конечно, и другой выход — перевести бабку в головное предприятие фирмы, к чертям и сковородкам. Но мама не пережила бы, если бы её Надюшку упекли за решётку. Из-за мамы — доброй, тихой и кроткой — был закрыт и самый простой путь — выселить ведьму на её территорию. Бабка искусно играла на дочернем чувстве долга и сострадания, прикидываясь больной немощной старухой. В короткие паузы между энергичными выволочками, которые устраивала перманентно. Когда Надя была молодой и глупой, она пыталась бунтовать, отстаивая свои и мамины права, честь и достоинство, но быстро поняла, что только усугубляет мамины страдания, делает их совсем уж невыносимыми. Бедная мамочка разрывалась между почтительным ужасом перед бабкой, опасением довести старуху до инфаркта и желанием защитить дочь. Робкие попытки примирить враждующие стороны обрушивали на её голову дополнительные мегатонны бабкиного гнева.
Однажды, после очередного катаклизма мама призналась сквозь слезы:
— Мне было бы гораздо легче, если бы ты жила отдельно, Надюшка.
Сперва Надя не поверила и обиделась. Потом подумала и поняла, что мама права. Пока бабка жива, мама к ней приговорена, и нет такой силы, что могла хотя бы облегчить наказание. Бабке прекрасно известно, что мама — идеальный объект для издевательств. Никого её оскорбления, брань, постоянные придирки и беспардонное вмешательство в личную жизнь не ранили так, как ранили маму. Любой другой на мамином месте послал бы полоумную старуху куда подальше или просто пропускал мимо ушей её злобные бредни. А мама перед ней беззащитна, потому что боится бабку с детства и, несмотря ни на что, к ней привязана — мать все-таки. Понимая это, старая ведьма никогда не отпустит дочь и не позволит, чтобы её функции хотя бы частично взял на себя кто-то другой. Поэтому Надино присутствие в доме для мамы не защита, а дополнительное орудие пытки. Скандаля с внучкой, бабка испытывает немыслимое удовольствие от терзаний дочери, и получает лишний повод наброситься на бедняжку с обвинениями.
Придя к этому выводу, Надежда решила отселиться. Естественно, она понимала, что добром бабка её в свою квартиру не пустит. Но если внучка объявит, что беременна и выходит замуж, и потребует освободить ей большую комнату (они с мамой ютились в десятиметровой конуре, а бабка под предлогом слабого здоровья занимала двадцатидвухметровую залу), старухе придётся либо переселиться в конуру, чего она, разумеется, не сделает, либо убраться восвояси, либо уступить молодожёнам свою роскошную двухкомнатную «сталинку». Идеальным вариантом, конечно, было бы, если бы она убралась, но на это Надя не особенно рассчитывала. Хотя мама наверняка послушно потрусила бы следом, однако у неё появилось бы пространство для манёвра — в ответ на традиционный бабкин вопль: «Ты мне не дочь! Прочь с глаз моих!» — она могла бы и впрямь развернуться и уехать, благо есть куда. Нет, такой лазейки бабка маме не оставит. Скорее уж, поступится собственной квартирой.
Для воплощения смелого замысла недоставало одного — кандидата в мужья. Беременность необязательна, на первых месяцах её все равно не разглядишь, а потом — мало ли что случилось? Выкидыш в наше время — обычное дело. А вот без «мужа» операцию не провернёшь. Только где его взять?
Поклонников у Надежды хватало, но предлагать поклоннику фиктивный брак не очень-то красиво. А нефиктивного брака Надя пока не хотела. Глупо вырваться из лап бабки-тирана и тут же попасть в зависимость от нового господина и повелителя. Оправдать такую глупость может только большая любовь, а единственный человек, которого Надежда готова была полюбить, не годился для семейной жизни. Нет, разумеется, Эдик не отказался бы по-дружески ей помочь и, возможно, даже сделал бы это с удовольствием, но освобождение от бабки не стоило потери самоуважения и разбитого сердца, а этим кончилось бы непременно, выйди Надежда за Эдика. В непосредственной близости от него ей просто не хватило бы сил контролировать свои чувства.
Кроме того, Надя старательно поддерживала имидж беззаботного мотылька, неотягощенного никакими проблемами, а потому никому не рассказывала о бабке. Вырываясь из ада, она жадно радовалась жизни, а для этого следовало напрочь забыть о бабкином существовании. Делиться своими горестями с Эдиком, рядом с которым Надежда веселилась особенно безудержно, значило бы замутить источник чистой радости.
В общем, Эдик на роль мужа не годился. Поклонники — тоже. Других кандидатов у Надежды не было. Она решила отсрочить исполнение своего плана, положившись на судьбу, и судьба её не подвела.
Долгожданное знакомство состоялось в троллейбусе. Чьи-то визгливые вопли оторвали Надю от книги, которую она читала. Богатырского вида тётка, нимало не стесняясь посторонних, во всю мощь гренадерских лёгких чихвостила своего сына. Перечень преступлений парня включал великое множество пунктов — от захребетничества и наплевательского отношения к матери до неразумного выбора друзей и нечистоплотности. Последний пункт иллюстрировался такими интимными деталями, что обвиняемый не знал, куда девать глаза. Однако ему каким-то образом удавалось сохранять молчаливое достоинство, что, на Надин взгляд, было высшим пилотажем. Другой на его месте либо прибил бы вздорную бабу с первых же слов, либо выглядел бы жалким червяком. Парень бабу не бил, а червяком все-таки не выглядел. Как ему удавалось сохранить лицо — непонятно.
Бросив напоследок: «Опоздаешь — пеняй на себя! Домой не пущу», — сердитая мамаша начала протискиваться к двери. Сообразив, что парень едет дальше, Надежда не без сожаления встала (шанса снова занять сидячее место не подвернётся уже до самого дома, это она знала точно) и вклинилась в толпу.
— Молодой человек, извините, пожалуйста, вы не уделите мне несколько минут? Думаю, мы с вами могли бы здорово выручить друг друга. Если вы согласитесь выйти со мной на ближайшей остановке, я обещаю изложить идею до прихода следующего троллейбуса.
По реакции парня Надежда поняла, что не ошиблась в нем. Мимолётное удивление, смущение и тут же — спрятавшая их иронически-вежливая улыбка и совсем уж иронический галантный полупоклон.
— Располагайте мной, прекрасная незнакомка.
Совсем недурно для мальчишки восемнадцати лет.
Надежде хватило пяти минут, чтобы обрисовать обстановку в семье и изложить свой план. Сашке понадобилось меньше трех, чтобы обдумать и принять её предложение. Вероятно, их пара стала абсолютным мировым рекордсменом на дистанции от первой фразы, сказанной одним из будущих супругов другому, до заключения брачного соглашения.
Они стали друзьями, добрыми и надёжными. Ради неё джентльмен Сашка безукоризненно сыграл свою довольно-таки сволочную роль при знакомстве с Надиной бабкой. («Вы ведь здесь не прописаны? Тогда вашего согласия на мою прописку не требуется. Елена Викторовна, вы же не захотите сломать жизнь единственной дочери, правда? Впрочем, если ваша матушка вынудит вас на такую подлость, мы дождёмся рождения ребёнка и разменяем эту квартиру по суду. Чтобы прописать ребёнка к матери, не требуется даже вашего согласия. Не смейте оскорблять мою жену, Тамара Тимофеевна! Её моральный облик — абсолютно не вашего ума дело. Так! Ещё одно слово, и я включаю диктофон. Пусть с вашим собственным моральным обликом разбирается суд. У вас пошаливает сердечко, Тамара Тимофеевна? У моей мамы есть хороший знакомый, директор дома престарелых, там хорошее отделение для инвалидов. Думаю, по блату он вас возьмёт.»)
Надежда не менее виртуозно окоротила его мамашу. («К счастью, вы не можете нам помешать, любезная Лидия Кирилловна. Саша уже совершеннолетний… Да я бы никогда и не позволила ему притронуться к деньгам женщины, попрекающей его каждым съеденным куском. Верно, на первом курсе ещё тяжеловато подрабатывать, но я-то уже на третьем! Перевожу с листа, печатаю десятью пальцами, так что мужа прокормлю. И при этом не буду тыкать ему в физиономию грязными носками и требовать вечной благодарности… Ну, без вашего благословения мы как-нибудь обойдёмся.»)
Они уважали личную свободу друг друга, делились радостями, неприятностями и даже подробностями своих романов. Они разыгрывали из себя ревнивых супругов, когда очередной роман партнёра себя исчерпывал, и прикрывали друг другу спину, когда Надина бабка или Сашкина мать вспоминали о существовании «свиней неблагодарных». Они вместе планировали свой скудный бюджет и бодро тащили в одной упряжке нехитрый воз студенческого быта. Они помогали друг другу советом, делом и просто участием. Иногда, в промежутках между своими романами, они засыпали в одной постели, но никому из них не приходило в голову, будто это даёт право требовать от партнёра большего.
Такой вот занятный был у них брак. Фиктивный, не фиктивный — бог разберёт. Ясно только, что детей при таких свободных отношениях заводить не принято. Они и не заводили. И правильно сделали, как выяснилось. В конце концов Сашка нашёл женщину своей мечты и женился по-настоящему. Им тогда пришлось здорово поднапрячься, чтобы скрыть истинное положение дел, но, кажется, Сашкина пассия так до конца и не поверила в чистый платонизм их отношений. Во всяком случае, видеться с Надеждой она мужу запретила. А родись ребёнок, все могло кончиться печально. Но ребёнка, к счастью, не было. Да и не нужен Надежде ребёнок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47