А там и платная медицина и платное образование. Но они всё равно не выйдут на улицы. Они действительно бараны.
Но ведь есть же среди них те, кто, как пел Высоцкий «…хочет жить, кто весел, кто не тля». И вот ради них… Ради нас, – поправил себя Михеев, – стоит бороться.
И мы просто уйдём, оставив все баранам и волкам. Пусть владеют, пусть подавятся. Я знаю, оставленное нами не пойдёт им впрок. Но мы не подряжались спасать денационализированное быдло, не нашедшее в себе воли стать Нацией.
«А вы Крысолов, батенька… – прошелестело в голове. – Помните такую сказочку?»
Отлично помню и очень люблю. Мне не жаль жлобов, которые сами по жадности и тупости лишили себя своего будущего. Крысолов увёл их детей в новый город. Город юности и свободы. И я не думаю, что им там было хуже, чем со старыми жадными дураками. Только вырвав таких, как тот же Леха из этой обречённой страны, их можно спасти. Только так. Иного пути я не вижу. Простите, коллега Михайлов, но вы идеалист. Вы неправильно поставили задачу.
Задача состоит в том, чтобы спасти таких как Кондор, Алхимик, Граф, и такую, как Танька, в конце концов. Но кто сказал, что спасать их можно только здесь. Это ложный посыл. А потому ваш проект, коллега Михайлов столь экзотичен и маловероятен.
Тогда удачи тебе… Крысолов.
Глава 2
Опять звонок. Да что они издеваются что ли. Кому нужен полубезработный усталый человек, которому остался только шаг до хронического алкоголизма.
– Fedor?
– Yes, it is me.
– It is Kornelius.
Как здорово! Вот это новость!
– Glad to hear you!
– Guess more.
– Guess more.
Михеев не говорил на африкаанс, но знал несколько расхожих выражений и любил вставлять их в разговор со своим бурским другом, показывая, таким образом, уважение и симпатию к нему.
– I will come to Russia in july.
– I will very glad to meet you in Russia.
Боги, великие духи народов, выполняющих Божий замысел, при жизни стремятся воплотить в материальном мире идеальное. Однако, попадая на небеса, они обставляют своё пребывание в тонком мире атрибутами, соответствующими реалиям их земной жизни. Им так удобнее и сподручнее. Ведь их настроение должно быть наилучшим. Они не должны отвлекаться на второстепенное. Но при этом не должны и терять связи со своими детьми и внуками.
Конечно же, на небесах молот – это отнюдь не земной молот, и на небесную скамью не присядет парашютист – экстремал, решивший отдохнуть и хлебнуть мёда из ковша своих великих предков. И всё же…
Сварог, Тор и Кова сидели на пороге кузницы и, отдыхая после трудового дня, пили мёд. Они частенько заходили в эту небесную кузницу и ковали победы и судьбы своих народов. Бывало, они и спорили, при этом, случалось, и довольно сердито. Вот и сейчас они пребывали в не лучшем расположении духа. Дела белых людей Земли шли всё хуже и хуже. Мастера почти полностью уступили место интриганам, спекулянтам и бандитам.
– Творец в гневе, – меланхолично заметил Кова. Он смотрел на товарищей пронзительными голубыми глазами, арийский цвет которых поразительно сочетался с восточной меланхолией взгляда. Такие глаза бывают у жителей высокогорий Таджикистана, афганского Нуристана и глухих деревень в иранской глубинке.
– Двести тридцать четыре крупных астероида в ближайшие десять лет пройдут в опасной близости от Земли. Как бы всё человечество, и наших внуков в том числе, Он не решил вразумить так же сильно, как когда-то динозавров, – продолжил он.
– Уж твоих-то точно стоило бы, – ворчливо заметил Тор.
– Мужики, кончайте лаяться, а? – с тоской сказал Сварог. – Нам надо думать, как вразумить их своими силами, чтобы Творец не грохнул их, как в своё время марсиан. А вы опять сцепились.
– А что, твои не смогли реализовать, как её… дорогу номер один? – спросил Тор.
– Нельзя самого себя вытащить за волосы, – с досадой сказал Сварог.
– Дружище, если бы мы в то время, когда искали тайну железа, рассуждали так, то были бы до сих пор в рабстве у семито-кавказоидов, – сказал Тор.
– А ваши и так у них в рабстве, – заметил Кова.
– На своих-то посмотри, – раздражённо бросил Сварог. – Одна их семитская арабская религия чего стоит. Где же твои огнепоклонники, а?
– Коллеги, все, к делу, – прервал их Тор. – Как я понял, Сварог, твои наиболее близки к пониманию замысла Творца, но не могут толком собраться. Так или не так?
– Пожалуй, что так.
– Ладно, значит надо привлечь моих на помощь.
– Только не так, как в 1941, – усмехнулся Сварог.
– Ну, тогда мы все напороли чуши. Но Боги мы, или нет?! Надо уметь преодолевать собственные… – Он хотел сказать, ошибки, но германская гордость не позволила произнести ему это слово. Впрочем, собеседники поняли его.
– Тор, – сказал Кова, – среди твоих надо только выбрать наименее самодовольных. Таких, что готовы вспомнить, что они мастера, труженики, а не «начальники над всем миром». А это будет трудно. Твой корень сейчас как раз и ведёт дело к полному исчезновению наших белых внуков, ошибочно полагая, что правит миром как раз от их имени.
– Есть у меня в запасе одна младшая ветвь, – сказал Тор. – Ребята очень надёжные, хотя недавно дали слабину. Попали под власть чёрных. Но может, это даже лучше. Поняли они после этого очень многое. И запал не утратили. Готовы бороться. Их бы свести с твоими, Сварог, они бы показали всему миру, как надо воплощать Божий Замысел.
– Далековато они друг от друга, – понял его с полуслова Сварог.
– Да ведь сейчас и не дни нашей юности. Что для нас было далеко, для них всего несколько часов полёта. Эх, нам бы с тобою тогда их возможности…
Он прикрыл глаза и мысленно представил себе облик своей давней любви, землячки Сварога. Она слегка повернула голову и ободряюще улыбнулась ему. Височные кольца, украшающие причёску, слегка качнулись… Как далеко она была тогда, и как далеко сейчас!
– Ну, тогда не будем откладывать, – прервал его раздумья Сварог. – Пойдём ковать их судьбу.
– Друзья, лучше завтра, – заметил Кова. – После такого мёда, боюсь, мы накуем такое…
– И то верно, – согласились они.
Цивилизационные прорывы, вопреки мнению иного обывателя, по большей части совершаются не в гигантских империях, а на окраинах, т. н. «цивилизованного» мира. Железо, которое дало название нынешнему «железному» веку стали плавить и ковать в совершенно глухих по тем временам местах. Тогда, когда все Средиземноморье расцветало изысканной культурой, политическими интригами и усложнёнными религиями, вдумчивые мужики в болотах Восточной и Центральной Европы нашли способ получать металл из красноватой грязи. И не было у этих мужиков никаких государств, никаких пирамид, никаких храмов, никакого «искю-ю-юства». А вот, получили новый металл, который до наших дней является основным в нашей цивилизации!
И так во многом. Где вы думаете, впервые начали освещать улицы электричеством. В Лондоне? Нет, вы ошибаетесь, это согласно официальной истории в Лондоне. А в действительности на 4 года раньше Лондона электрическое освещение улиц было организовано в Йоханнесбурге в Южной Африке.
А где и когда впервые было введено всеобщее среднее образование? Никогда не догадаетесь. В Парагвае, в середине XIX века.
Однако не любят империи, когда цивилизационные прорывы случаются за их пределами. Ох, не любят! Научились с древних времён, что сегодня – цивилизационный прорыв, а завтра – господам имперцам будут на изделия из нового металла кишки наматывать. Благо, есть за что!
Вот и давят они прогресс, как могут.
Так, кстати, было и в Парагвае. Навалились на него Бразилия, Аргентина и Великобритания. Сил у врагов было раз в сорок больше.
Но…, но Парагвай сопротивлялся более 30 лет! В конце войны из примерно миллионного населения, где мужчин, способных носить оружие, было около 300 тысяч, в строю осталось чуть больше 20 тысяч. И те были неоднократно ранены.
Их не победили. Просто они выронили оружие из израненных рук. Да, это – люди. Люди!… А не скоты. За тридцать лет войны не более двухсот предателей.
Боже, ну почему?!! Почему не они, не такие оставляют многочисленное потомство. Почему сгоревшие мальчики на крыше Белого Дома в 1993 году, которые, смеясь в телеобъективы многочисленных фотокамер, стояли с флагами среди моря огня, не оставили детей. Детей оставили те недочеловеки, которые в них, безоружных, стреляли за деньги.
А вот они – нет…
И вы хотите, чтобы я считал этих генетических ублюдков, потомков бесчисленных палачей и баранов, составляющих большую часть говорящих со мной на одном языке, своим народом?!!
Вот уж х… вам!
«Мой народ – это те, кто может, как эти мальчики стать среди огня, – подумал Михеев. – Кто может и хочет сопротивляться. Кто готов на риск и нестандартные решения. Кто готов за эти решения отвечать.»
В голове сами собой прозвучали стихи ещё одного неизвестного барда Белого дома
И если вам непонятно, почему не сдаёмся мы,
Спросите у подснежника, расцветшего среди зимы.
У моего товарища, ставшего среди огня,
Спросите, если сумеете, у убитого, у меня
Ты был прав, брат, мы не сдаёмся. Но этого мало. Мы обязаны победить! Любой ценой…
Он вспомнил семейную легенду. Его дед был в 1928 году председателем сельсовета. При этом – весьма крепким хозяином. Кулаком. Когда в деревню приехал комиссар, который должен был организовать колхоз, он, разумеется, остановился в доме деда. И посвятил председателя сельсовета в планы партии и народа.
Дед изрядно подпоил комиссара. А когда тот уснул, схватил жену и шестерых детей, и, не обременяя себя лишним барахлом, погрузив их на телегу, погнал в Москву. На окраине телегу бросил и пошёл наниматься в чернорабочие на стройке.
Чего всё это стоило крестьянину, нажившему своё добро непомерным трудом, трудно себе представить. Но верное решение было принято и воплощено в жизнь. Дед не дал крестьянской жадности и тупости взять верх над собой.
Как потом прочитал Михеев, так смогли поступить немногие. Только 700 тысяч кулаков и членов их семей нашли в себе решимость вовремя бросить все. А 10 или 15 миллионов ждали и надеялись чёрт знает на что. Такая вот статистика. Считать умеете, господа? Среди землячков, дай Боже, один из десяти заслуживает милости Богов.
Да, эта способность к принятию решения характеризует кровь почище любого дворянского титула. Про таких сказал Киплинг:
И если ты способен то, что стало,
Тебе привычным, выложить на стол.
Все проиграть, и вновь начать сначала,
Не пожалев того, что приобрёл…
Когда началась Отечественная война, дед, уже вышедший из призывного возраста, пошёл на фронт добровольцем. Как рассказывала бабка, дед шёл на войну весело. И это веселье было искренним. Не наигранным. Он был создан явно для большего в этой жизни, и не боялся расстаться с ней. Такой…, такой не соответствующей его размаху.
С поистине шекспировским масштабом он сказал близким: «Не переживайте. Меня убьют ещё до Нового года, но все наши мальчики останутся живы». Он погиб под Москвой в конце ноября. Но все его сыновья ту войну пережили. Как он и сказал, уходя на фронт.
Глядя на фотографию деда Михеев всегда испытывал восхищение и… неловкость. Он прекрасно понимал, насколько дед выше его, масштабнее. Несмотря на то, что дед был крестьянином и чернорабочим, а Михеев профессором. Если бы дед был жив, он, конечно же, радовался бы успехам внука. Но не было у Федора Михеева такого, поистине княжеского, отношения к жизни, как у деда.
Впрочем, Михеев хотя бы понимал, где и в чём он не дотягивает. Чего нельзя сказать о подавляющем большинстве его земляков.
– Знаешь, Теодор, – сказал однажды Корнелиус, когда они гуляли по Саратову, – когда я воевал в спецназе, нас учили оценивать моральный дух противника по косвенным признакам. Например, по тому, как люди курят. К сожалению, многие ваши молодые люди курят как побеждённые.
Наши, к сожалению, тоже, – добавил он после короткой паузы.
Глава 3
Корнелиус Химскирк, ровесник Михеева, выглядел заметно старше. Это был высокий крупный мужчина. В молодые годы Корнелиус был типичным блондином, но к своим пятидесяти с лишним годам поседел. Только усы светло-медового цвета позволяли судить о том, какие волосы у него были в юности.
На загорелом докрасна лице ярко выделялись голубые глаза. Михеев знал немногих иностранцев. Но, тем не менее, все они, и американцы, и европейцы чем-то неуловимым отличались от русских.
Поразительно, но Корнелиус смотрелся типичным пожилым грузным русским мужиком. Их даже однажды остановил милиционер на вечерней московской улице, приняв за группу алкашей. Федору большого труда стоило убедить стража порядка, что Корнелиус южно-африканский мультимиллионер.
И то верно, Корнелиус был поразительно прост в одежде. Когда знакомые Федора поехали в ЮАР, и Корнелиус их там встретил, они были удивлены его видом. В аэропорту их ждал типичный русский работяга в запылённой брезентовой куртке, старых джинсах и красной футболке. Ещё больше они удивились, когда Корнелиус усадил их в свой автомобиль, трофейный советский УАЗ из Анголы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Но ведь есть же среди них те, кто, как пел Высоцкий «…хочет жить, кто весел, кто не тля». И вот ради них… Ради нас, – поправил себя Михеев, – стоит бороться.
И мы просто уйдём, оставив все баранам и волкам. Пусть владеют, пусть подавятся. Я знаю, оставленное нами не пойдёт им впрок. Но мы не подряжались спасать денационализированное быдло, не нашедшее в себе воли стать Нацией.
«А вы Крысолов, батенька… – прошелестело в голове. – Помните такую сказочку?»
Отлично помню и очень люблю. Мне не жаль жлобов, которые сами по жадности и тупости лишили себя своего будущего. Крысолов увёл их детей в новый город. Город юности и свободы. И я не думаю, что им там было хуже, чем со старыми жадными дураками. Только вырвав таких, как тот же Леха из этой обречённой страны, их можно спасти. Только так. Иного пути я не вижу. Простите, коллега Михайлов, но вы идеалист. Вы неправильно поставили задачу.
Задача состоит в том, чтобы спасти таких как Кондор, Алхимик, Граф, и такую, как Танька, в конце концов. Но кто сказал, что спасать их можно только здесь. Это ложный посыл. А потому ваш проект, коллега Михайлов столь экзотичен и маловероятен.
Тогда удачи тебе… Крысолов.
Глава 2
Опять звонок. Да что они издеваются что ли. Кому нужен полубезработный усталый человек, которому остался только шаг до хронического алкоголизма.
– Fedor?
– Yes, it is me.
– It is Kornelius.
Как здорово! Вот это новость!
– Glad to hear you!
– Guess more.
– Guess more.
Михеев не говорил на африкаанс, но знал несколько расхожих выражений и любил вставлять их в разговор со своим бурским другом, показывая, таким образом, уважение и симпатию к нему.
– I will come to Russia in july.
– I will very glad to meet you in Russia.
Боги, великие духи народов, выполняющих Божий замысел, при жизни стремятся воплотить в материальном мире идеальное. Однако, попадая на небеса, они обставляют своё пребывание в тонком мире атрибутами, соответствующими реалиям их земной жизни. Им так удобнее и сподручнее. Ведь их настроение должно быть наилучшим. Они не должны отвлекаться на второстепенное. Но при этом не должны и терять связи со своими детьми и внуками.
Конечно же, на небесах молот – это отнюдь не земной молот, и на небесную скамью не присядет парашютист – экстремал, решивший отдохнуть и хлебнуть мёда из ковша своих великих предков. И всё же…
Сварог, Тор и Кова сидели на пороге кузницы и, отдыхая после трудового дня, пили мёд. Они частенько заходили в эту небесную кузницу и ковали победы и судьбы своих народов. Бывало, они и спорили, при этом, случалось, и довольно сердито. Вот и сейчас они пребывали в не лучшем расположении духа. Дела белых людей Земли шли всё хуже и хуже. Мастера почти полностью уступили место интриганам, спекулянтам и бандитам.
– Творец в гневе, – меланхолично заметил Кова. Он смотрел на товарищей пронзительными голубыми глазами, арийский цвет которых поразительно сочетался с восточной меланхолией взгляда. Такие глаза бывают у жителей высокогорий Таджикистана, афганского Нуристана и глухих деревень в иранской глубинке.
– Двести тридцать четыре крупных астероида в ближайшие десять лет пройдут в опасной близости от Земли. Как бы всё человечество, и наших внуков в том числе, Он не решил вразумить так же сильно, как когда-то динозавров, – продолжил он.
– Уж твоих-то точно стоило бы, – ворчливо заметил Тор.
– Мужики, кончайте лаяться, а? – с тоской сказал Сварог. – Нам надо думать, как вразумить их своими силами, чтобы Творец не грохнул их, как в своё время марсиан. А вы опять сцепились.
– А что, твои не смогли реализовать, как её… дорогу номер один? – спросил Тор.
– Нельзя самого себя вытащить за волосы, – с досадой сказал Сварог.
– Дружище, если бы мы в то время, когда искали тайну железа, рассуждали так, то были бы до сих пор в рабстве у семито-кавказоидов, – сказал Тор.
– А ваши и так у них в рабстве, – заметил Кова.
– На своих-то посмотри, – раздражённо бросил Сварог. – Одна их семитская арабская религия чего стоит. Где же твои огнепоклонники, а?
– Коллеги, все, к делу, – прервал их Тор. – Как я понял, Сварог, твои наиболее близки к пониманию замысла Творца, но не могут толком собраться. Так или не так?
– Пожалуй, что так.
– Ладно, значит надо привлечь моих на помощь.
– Только не так, как в 1941, – усмехнулся Сварог.
– Ну, тогда мы все напороли чуши. Но Боги мы, или нет?! Надо уметь преодолевать собственные… – Он хотел сказать, ошибки, но германская гордость не позволила произнести ему это слово. Впрочем, собеседники поняли его.
– Тор, – сказал Кова, – среди твоих надо только выбрать наименее самодовольных. Таких, что готовы вспомнить, что они мастера, труженики, а не «начальники над всем миром». А это будет трудно. Твой корень сейчас как раз и ведёт дело к полному исчезновению наших белых внуков, ошибочно полагая, что правит миром как раз от их имени.
– Есть у меня в запасе одна младшая ветвь, – сказал Тор. – Ребята очень надёжные, хотя недавно дали слабину. Попали под власть чёрных. Но может, это даже лучше. Поняли они после этого очень многое. И запал не утратили. Готовы бороться. Их бы свести с твоими, Сварог, они бы показали всему миру, как надо воплощать Божий Замысел.
– Далековато они друг от друга, – понял его с полуслова Сварог.
– Да ведь сейчас и не дни нашей юности. Что для нас было далеко, для них всего несколько часов полёта. Эх, нам бы с тобою тогда их возможности…
Он прикрыл глаза и мысленно представил себе облик своей давней любви, землячки Сварога. Она слегка повернула голову и ободряюще улыбнулась ему. Височные кольца, украшающие причёску, слегка качнулись… Как далеко она была тогда, и как далеко сейчас!
– Ну, тогда не будем откладывать, – прервал его раздумья Сварог. – Пойдём ковать их судьбу.
– Друзья, лучше завтра, – заметил Кова. – После такого мёда, боюсь, мы накуем такое…
– И то верно, – согласились они.
Цивилизационные прорывы, вопреки мнению иного обывателя, по большей части совершаются не в гигантских империях, а на окраинах, т. н. «цивилизованного» мира. Железо, которое дало название нынешнему «железному» веку стали плавить и ковать в совершенно глухих по тем временам местах. Тогда, когда все Средиземноморье расцветало изысканной культурой, политическими интригами и усложнёнными религиями, вдумчивые мужики в болотах Восточной и Центральной Европы нашли способ получать металл из красноватой грязи. И не было у этих мужиков никаких государств, никаких пирамид, никаких храмов, никакого «искю-ю-юства». А вот, получили новый металл, который до наших дней является основным в нашей цивилизации!
И так во многом. Где вы думаете, впервые начали освещать улицы электричеством. В Лондоне? Нет, вы ошибаетесь, это согласно официальной истории в Лондоне. А в действительности на 4 года раньше Лондона электрическое освещение улиц было организовано в Йоханнесбурге в Южной Африке.
А где и когда впервые было введено всеобщее среднее образование? Никогда не догадаетесь. В Парагвае, в середине XIX века.
Однако не любят империи, когда цивилизационные прорывы случаются за их пределами. Ох, не любят! Научились с древних времён, что сегодня – цивилизационный прорыв, а завтра – господам имперцам будут на изделия из нового металла кишки наматывать. Благо, есть за что!
Вот и давят они прогресс, как могут.
Так, кстати, было и в Парагвае. Навалились на него Бразилия, Аргентина и Великобритания. Сил у врагов было раз в сорок больше.
Но…, но Парагвай сопротивлялся более 30 лет! В конце войны из примерно миллионного населения, где мужчин, способных носить оружие, было около 300 тысяч, в строю осталось чуть больше 20 тысяч. И те были неоднократно ранены.
Их не победили. Просто они выронили оружие из израненных рук. Да, это – люди. Люди!… А не скоты. За тридцать лет войны не более двухсот предателей.
Боже, ну почему?!! Почему не они, не такие оставляют многочисленное потомство. Почему сгоревшие мальчики на крыше Белого Дома в 1993 году, которые, смеясь в телеобъективы многочисленных фотокамер, стояли с флагами среди моря огня, не оставили детей. Детей оставили те недочеловеки, которые в них, безоружных, стреляли за деньги.
А вот они – нет…
И вы хотите, чтобы я считал этих генетических ублюдков, потомков бесчисленных палачей и баранов, составляющих большую часть говорящих со мной на одном языке, своим народом?!!
Вот уж х… вам!
«Мой народ – это те, кто может, как эти мальчики стать среди огня, – подумал Михеев. – Кто может и хочет сопротивляться. Кто готов на риск и нестандартные решения. Кто готов за эти решения отвечать.»
В голове сами собой прозвучали стихи ещё одного неизвестного барда Белого дома
И если вам непонятно, почему не сдаёмся мы,
Спросите у подснежника, расцветшего среди зимы.
У моего товарища, ставшего среди огня,
Спросите, если сумеете, у убитого, у меня
Ты был прав, брат, мы не сдаёмся. Но этого мало. Мы обязаны победить! Любой ценой…
Он вспомнил семейную легенду. Его дед был в 1928 году председателем сельсовета. При этом – весьма крепким хозяином. Кулаком. Когда в деревню приехал комиссар, который должен был организовать колхоз, он, разумеется, остановился в доме деда. И посвятил председателя сельсовета в планы партии и народа.
Дед изрядно подпоил комиссара. А когда тот уснул, схватил жену и шестерых детей, и, не обременяя себя лишним барахлом, погрузив их на телегу, погнал в Москву. На окраине телегу бросил и пошёл наниматься в чернорабочие на стройке.
Чего всё это стоило крестьянину, нажившему своё добро непомерным трудом, трудно себе представить. Но верное решение было принято и воплощено в жизнь. Дед не дал крестьянской жадности и тупости взять верх над собой.
Как потом прочитал Михеев, так смогли поступить немногие. Только 700 тысяч кулаков и членов их семей нашли в себе решимость вовремя бросить все. А 10 или 15 миллионов ждали и надеялись чёрт знает на что. Такая вот статистика. Считать умеете, господа? Среди землячков, дай Боже, один из десяти заслуживает милости Богов.
Да, эта способность к принятию решения характеризует кровь почище любого дворянского титула. Про таких сказал Киплинг:
И если ты способен то, что стало,
Тебе привычным, выложить на стол.
Все проиграть, и вновь начать сначала,
Не пожалев того, что приобрёл…
Когда началась Отечественная война, дед, уже вышедший из призывного возраста, пошёл на фронт добровольцем. Как рассказывала бабка, дед шёл на войну весело. И это веселье было искренним. Не наигранным. Он был создан явно для большего в этой жизни, и не боялся расстаться с ней. Такой…, такой не соответствующей его размаху.
С поистине шекспировским масштабом он сказал близким: «Не переживайте. Меня убьют ещё до Нового года, но все наши мальчики останутся живы». Он погиб под Москвой в конце ноября. Но все его сыновья ту войну пережили. Как он и сказал, уходя на фронт.
Глядя на фотографию деда Михеев всегда испытывал восхищение и… неловкость. Он прекрасно понимал, насколько дед выше его, масштабнее. Несмотря на то, что дед был крестьянином и чернорабочим, а Михеев профессором. Если бы дед был жив, он, конечно же, радовался бы успехам внука. Но не было у Федора Михеева такого, поистине княжеского, отношения к жизни, как у деда.
Впрочем, Михеев хотя бы понимал, где и в чём он не дотягивает. Чего нельзя сказать о подавляющем большинстве его земляков.
– Знаешь, Теодор, – сказал однажды Корнелиус, когда они гуляли по Саратову, – когда я воевал в спецназе, нас учили оценивать моральный дух противника по косвенным признакам. Например, по тому, как люди курят. К сожалению, многие ваши молодые люди курят как побеждённые.
Наши, к сожалению, тоже, – добавил он после короткой паузы.
Глава 3
Корнелиус Химскирк, ровесник Михеева, выглядел заметно старше. Это был высокий крупный мужчина. В молодые годы Корнелиус был типичным блондином, но к своим пятидесяти с лишним годам поседел. Только усы светло-медового цвета позволяли судить о том, какие волосы у него были в юности.
На загорелом докрасна лице ярко выделялись голубые глаза. Михеев знал немногих иностранцев. Но, тем не менее, все они, и американцы, и европейцы чем-то неуловимым отличались от русских.
Поразительно, но Корнелиус смотрелся типичным пожилым грузным русским мужиком. Их даже однажды остановил милиционер на вечерней московской улице, приняв за группу алкашей. Федору большого труда стоило убедить стража порядка, что Корнелиус южно-африканский мультимиллионер.
И то верно, Корнелиус был поразительно прост в одежде. Когда знакомые Федора поехали в ЮАР, и Корнелиус их там встретил, они были удивлены его видом. В аэропорту их ждал типичный русский работяга в запылённой брезентовой куртке, старых джинсах и красной футболке. Ещё больше они удивились, когда Корнелиус усадил их в свой автомобиль, трофейный советский УАЗ из Анголы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52